Беспомощность педагогического руководства 3 страница

Приемы детского анализа 363

и уверяет меня вместе с тем, что другие дети охотно спят с ней в одной комнате. Потом она рассказывает мне сон наяву, кото­рый она неожиданно увидела во время отдыха. Она будто бы не знала, что она его создает. «Однажды жил маленький заяц, с которым его родные обращались плохо. Они хотели послать его к резнику, чтобы тот зарезал его. Зайчик узнал об этом-У него был совсем старенький автомобиль, на котором все-таки можно было ехать. Он достал его ночью, сел в него и уехал. Он приехал к красивому дому, в котором жила девочка (здесь она называет свое имя). Она услышала его плач, сошла вниз и впу­стила его, и он остался у нее жить». В этом сне наяву отчетливо сквозит, таким образом, чувство, что она лишняя и нежеланная, которое она хотела скрыть при анализе от меня и даже от себя. Она сама дважды фигурирует в этом сновидении: с одной сто­роны, в образе нелюбимого маленького зайчика, а с другой сто роны, в виде девочки, которая отнеслась к зайчику так, как она хотела бы, чтобы обращались и с ней.

Вторым, более сложным типом, является сон наяву с про­должением.

С детьми, создающими такие сны наяву, «continued stories»-, часто бывает легко уже в самый первоначальный период ана­лиза войти в настолько тесный контакт, что они ежедневно рас­сказывают продолжение своего с-на наяву, исходя из которого можно судить о теперешнем внутреннем состоянии ребенка.

В качестве третьего примера я привожу анализ девятилет­него мальчика. Хотя в его снах наяву фигурируют разные люди и разные ситуации, однако, они воспроизводят один и тот же тип переживаний во всевозможных вариациях. Он качал свой анализ рассказом о многочисленных накопившихся у него фан­тазиях. Во многих из них главными действующими лицами были герой и король. Король угрожает герою пытками и убий­ством, герой избегает этого всевозможными способами. Все технические достижения, особенно воздушный флот, играют большую роль при преследовании героя. Большое значение имеет также режущая машина, выпускающая при движении серповидные ножи в обе стороны. Фантазия кончается тем, что герой побеждает и делает королю все то, что тот хотел сделать герою.

364 Раздел VI. Техника детского психоанализа

В дру1 'ом сне наяву он изображает учительницу, которая бьет и наказывает детей. В итоге все дети окружают ее, побеж­дают и бьют ее до тех пор, пока она не умирает.

В третьем сне наяву фигурирует машина, которая наносит удары. В конце концов в нее вместо пленника, для которого она предназначена, попадает сам мучитель.

У мальчика был целый запас таких фантазий с бесконечны­ми вариациями. Совершенно не зная ребенка, мы догадываем­ся, что в основе всех этих фантазий лежит защита и месть за угрозу кастрации или, иными словами, во сне наяву кастрация производится над теми, кто первоначально угрожал ему. Вы должны согласиться, что при таком начале анализа можно со­здать себе целый ряд представлений, существенных для даль­нейшего течения анализа.

Другим техническим вспомогательным средством, которым я пользовалась в некоторых из моих анализов, наряду со снови­дениями и снами наяву было рисование. В трех приведенных мною случаях рисование заменило мне на некоторое время почти все другие вспомогательные приемы. Так, например, та девочка, которой снился огонь, в период, когда она была заня­та своим кастрационным комплексом, беспрерывно рисовала страшные человекоподобные чудовища с чрезмерно длштым подбородком, длинным носом, бесконечно длинными волоса­ми и страшными зубами. Имя этого, часто встречающегося в ее рисунках чудовища было «кусак». Его занятием было, очевид­но, откусыванне члена, который был изображен на его теле столь различным образом. Содержанием целого ряда других рисунков, которые она создавала во время сеансов, сопровож­дая ими свои рассказы или же молча, были разнообразные су­щества, дети, птицы, змеи, куклы — все с бесконечно вытяну­тыми в длину руками, ногами, клювами и хвостами. На другом рисунке, относящемся к тому же периоду, она с быстротой мол­нии изобразила все то, чем она хотела бы быть: мальчика (для того, чтобы иметь член), куклу (чтобы стать самой любимой), собачку (которая была для нее представителем мужского пола) и юнгу, позаимствованного ею из фантазии, в которой она одна сопровождает в виде мальчика своего отца в кругосветном пу­тешествии. Над всеми этими фигурами находился еще рисунок

Приемы детского анализа 365

из сказки, которую она частью слышала, частью выдумала сама:

ведьма, вырывающая великану волосы, т. е. опять-таки изобра­жение кастрации, в которой она в то время обвиняла свою мать. Удивительное впечатление производила серия картин из гораз­до более позднего периода, где в противоположность этому королева дает маленькой принцессе, стоящей перед ней, пре­красный цветок на длинном стебельке (очевидно, опять символ penisa).

Совсем иными были рисунки маленькой девочки, страдав­шей неврозом навязчивости. Она иногда сопровождала иллю­страциями рассказы о своих анальных фантазиях, которые за­полняли первую часть ее анализа. Так, например, она нарисо­вала сказочную страну, где все обильем дышит, в которой люди вместо того, чтобы проесть себе дорогу через горы каши и пи­рогов, как они это делают в сказке, должны съедать огромные кучи навоза. Кроме того, у меня есть целый ряд ее рисунков, которые изображают в нежнейших тонах цветы и сады и вы­полнены с величайшей тщательностью, чистотой и аккуратно­стью. Рисунки эти относятся к тому именно периоду, когда она рассказывала мне свои отвратительные анальные сны наяву.

Я боюсь, что я нарисовала вам до сих пор слишком идеаль­ную картину соотношений при детском анализе. Члены семьи охотно дают необходимые сведения; ребенок сам оказывается усердным толкователем сновидений, рассказывает нам свои многочисленные дневные фантазии и доставляет нам, кроме того, целые серии интересных рисунков, на основании которых можно сделать те или иные выводы о его бессознательных по­буждениях. После всего вышеизложенного, казалось бы, не со­всем понятно, почему детский анализ до сих пор считается осо­бенно трудной областью аналитической техники и почему многие аналитики заявляют, что они не знают, как приступить к лечению детей.

Ответить на это нетрудно. Все описанные мною преимуще­ства аннулируются благодаря тому, что ребенок отказывается давать нам свободные ассоциации. Он ставит аналитика в за­труднительное положение вследствие того, что основной прием, на котором построена собственно аналитическая техника, им почти совершенно неприменима. Требования, предъявляемые

366 Раздел VI. Техника детского психоанализа

к взрослым пациентам, как то: удобное лежачее положение, со­знательное решение не подвергать критике приходящие ему в голову мысли, сообщать аналитику все без исключения и обна­жать, таким образом, то, что скрывается под поверхностью его со­знания, находятся в явном противоречии с сущностью ребенка.

Разумеется, совершенно верно, что ребенка, которого вы привязали к себе вышеописанным образом и который испыты­вает необходимость в вас, можно заставить сделать многое. Он согласится иногда на ваше предложение дать свободные ассо-; циацин, но только на короткое время и в угоду аналитику. По­лученные таким образом свободные ассоциации могут оказать­ся очень полезными, и в случае затруднительной ситуации при­носят нам иногда неожиданное объяснение. Однако они всегда имеют характер однократного вспомогательного момента, а не прочного базиса, на который должна опираться вся аналити­ческая работа.

Находясь в затруднительном положении и не зная, что пред­принять дальше, я иногда предлагала одной маленькой девоч­ке, которая была особенно послушна при анализе и охотно ис­полняла мои желания и которая при больших способностях к рисованию отличалась прекрасной зрительной памятью, «ви­деть какие-нибудь картины». Тогда она садилась на корточки с закрытыми глазами и прислушивалась к тому, что происходи­ло в ней.

Таким образом она действительно дала мне объяснение дли-тельяой ситуации, обусловленной сопротивлением. Темой на­ших бесед была тогда борьба с онанизмом и освобождение от няни, к которой она относилась с удвоенной нежностью для того, чтобы защитить себя от моих попыток уничтожить ее при­вязанность. Я предложила ей «увидеть какую-нибудь картину», и первая картина, которая ей представилась, была: «няня уле­тает через море». В дополнение она сообщила, что вокруг меня танцевало много чертей и это означало, что я заставлю няню уйти, но тогда у нее не будет защиты от онанистического иску­шения, и я сделаю ее «гадкой».

Иногда на помощь нам приходят нечаянные и невольные ассоциации — и даже чаще, чем ассоциации, возникающие по нашему предложению и по желанию пациента. Здесь я опять

Приемы детского анализа 367

привожу в пример случай с маленькой девочкой, страдавшей неврозом навязчивости. В наиболее важный период анализа нужно было ясно показать ей, что она испытывает к своей ма­тери ненависть, от которой она до сих пор ограждала себя со­зданием своего «черта», безличного олицетворения всех по­буждений ненависти. Хотя она до сих пор охотно следовала за мной в анализе, в этом месте она начала проявлять сопротив­ление. Одновременно с этим она проявляла в домашней обста­новке на каждом шагу упрямство и злость, и по этому поводу я доказывала ей ежедневно, что вести себя так плохо можно толь­ко по отношению к человеку, которого ненавидишь. В итоге она внешне как будто уступила под влиянием приведенных мною новых и новых доказательств, но теперь она хотела узнать у меня также и причину чувства ненависти к якобы очень люби­мой матери. Я отказывалась дать ей об этом дальнейшие сведе­ния, так как я тоже не знала этой причины. После минутного молчания она сказала: «Я всегда думаю, что причиной этого является сновидение, которое я видела когда-то (несколько не­дель назад) и которого мы так и не поняли». Я прошу ее повто­рить содержание этого сновидения, что она охотно исполняет:

«Там были все куклы, и мой зайчик тоже был там. Тогда я ушла, а зайчик начал горько плакать. Мне стало так жаль зайчика. Мне кажется, что я теперь всегда подражаю зайчику и плачу поэтому так, как он». В действительности было, конечно, обрат­ное: не она подражала зайчику, а зайчик подражал ей. Она сама представляет в этом сновидении мать и обращается с зайчиком так, как мать обращалась с ней. Ассоциируя это сновидение с вопросом о причине ненависти к матери, она находит наконец тот упрек, которого ее сознание не хотело сделать матери: мать постоянно уходила именно тогда, когда ребенок больше всего нуждался в ней.

Несколько дней спустя она еще раз повторяет этот процесс. Я настойчиво стараюсь привести ее вновь к этой теме после того, как ее грустное настроение, прояснившееся на минуту, опять овладевает ею. Она ничего не отвечает, но вдруг говорит с глубокой задумчивостью: «В Г. очень красиво, вот туда я хотела бы опять поехать». При ближайших расспросах выясняется, что во время пребывания в этой дачной местности она пережила

368 Раздел VI. Техника детского психоанализа

один из наиболее тяжелых периодов своей жизни. Ее старший брат заболел коклюшем и был отвезен к родителям в город, а она с няней и двое младших детей были изолированы. «Няня всегда сердилась, когда я отнимала у маленьких детей игруш­ки», — говорит она вдруг. Таким образом, к мнимому пред­почтению, которое отдавали якобы родители брату, присо­единилось еще фактическое предпочтение, которое няня дей­ствительно отдавала маленьким детям. Она чувствовала себя покинутой всеми и реагировала на это по-своему. Следователь­но, на этот раз воспоминание о красивой местности привело ее к одному из самых тяжелых упреков против матери.

Я не ответила бы на эти три случая поразительных ассоциа­ции, если бы аналогичные ситуации не встречались часто при детском анализе. Вы знаете, что с такими же проявлениями мы обычно встречаемся и у взрослых.

. Отсутствие у ребенка готовности к ассоциациям побужда­ло всех занимающихся до настоящего времени вопросами дет­ского анализа найти что-нибудь, чем можно было бы заменить этот технический прием. Д-р Гуд-Гельмут пыталась заменить данные, получаемые с помощью свободных ассоциаций у взрос­лого человека, играми с ребенком, посещением его в домашней обстановке, подробным изучением всех обстоятельств его жиз­ни. Мслания 1(ляйн заменяет (согласно сделанным ею сообще­ниям) технику свободных ассоциаций, применяемую у взрос­лых пациентов, техникой игры у детей. Она исходит из того предположения, что действие более свойственно маленькому ребенку, нежели речь. Она предоставляет ему массу мелких иг­рушек, целый мир в миниатюре, и дает ему, таким образом, воз­можность действовать в этом игрушечном мире. Все действия, совершенные ребенком в такой обстановке, она сравнивает со свободными ассоциациями взрослого и сопровождает их тол­кованиями подобно тому, как мы это обычно делаем у взрослых пациентов. На первый взгляд может показаться, что мы безуп­речно восполняем этим ощутимый пробел в технике детского анализа. Однако я оставляю за собой право в следующей лек­ции рассмотреть теоретические основания этой техники игры и привести их в связи с последним вопросом нашей темы, с ро­лью перенесения в детском анализе.

Роль перенесения в детском анализе 369

Роль перенесения в детском анализе¹

Я позволю себе повторить вкратце содержание последней лек­ции.

Мы рассмотрели приемы детского анализа и узнали, что мы вынуждены составлять историю болезни на основании анам­нестических сведений, полученных от членов семьи больного, вместо того чтобы положиться исключительно на сведения, которые дает нам пациент; мы узнали, что ребенок является хорошим толкователем сновидений, и оцепили значение снов наяву и свободных рисунков как технического приема. Кроме того, я должна была разочаровать вас сообщением, что ребенок не склонен давать свободные ассоциации, и что это вынуждает нас искать, чем можно было бы заменить этот важнейший вспо­могательный прием при анализе взрослых пациентов. Мы за­кончили нашу лекцию рассмотрением методов, которыми пы­тались заменить технику свободных ассоциаций, и отложили теоретическую оценку их до следующей лекции.

Разработанная Меланией Кляйн техника игры, несомненно, очень ценна для наблюдения ребенка. Вместо того чтобы вести трудное и связанное с большой затратой времени наблюдение над ребенком в его домашней обстановке, мы сразу переносим весь знакомый ему мир в комнату аналитика и предоставляем ребенку свободу действий в нем, на глазах у аналитика, но без вмешательства с его стороны. Таким образом мы изучаем раз­личные реакции ребенка, степень его агрессивности или стра­дания, а также его установку в отношении к различным пред­метам и людям, представленным с помощью игрушечных фи­гур. Преимущество в сравнении с наблюдением в условиях реальной жизни заключается еще и в том, что игрушечный мир удобен и подчинен воле ребенка; таким образом ребенок может совершать в нем все те действия, которые осуществляются в реальном мире, исключительно в пределах фантазии вслед­ствие того, что ребенок обладает крайне недостаточной силой

' Третья лекция, прочитанная в Венском университете и включенная в работу «Введение в технику детского психоанализа» (1927). Текст дан по изданию:

Фрейд А., Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. СПб., 1997. С. 184-193.

370 Раздел VI. Техника детского психоанализа

и властью. Все эти преимущества диктуют нам необходимость применения метода игры, разработанного Меланией Кляйн при изучении маленьких детей, которые не умеют еще облекать свои мысли в словесную форму.

Мелания Кляйн делает еще один важный шаг в применении этой техники. Она придает каждой свободной игре ребенка та­кое же значение, как и свободной ассоциации взрослого паци­ента, и расшифровывает последовательно каждое действие, произведенное ребенком в такой обстановке, облекая его в фор- i му соответствующих мыслей, т. е. она старается найти в каж­дом действии, связанном с игрой, символическое значение, лежащее в его основе. Если ребенок опрокидывает фонарный столб или какую-нибудь игрушечную фигуру, то она объясня­ет это, например, агрессивным действием, направленным про­тив отца. Игру ребенка, заключающуюся в том, что он устраи­вает столкновение двух повозок, она учитывает как символи­ческое выражение наблюдения половых сношений родителей. Работа Меланин Кляйн заключается прежде всего в том, что она сопровождает действия ребенка расшифровыванием и тол­кованием, которое, в свою очередь, предуказывает направление дальнейших процессов у пациента, подобно тому как это име­ет место при толковании свободных ассоциаций у взрослых людей.

Рассмотрим еще раз, вправе ли мы сопоставлять такие дей­ствия ребенка, совершенные во время игры, с ассоциировани­ем взрослого человека. Хотя ассоциация взрослого «свободна», т. е. при возникновении ее пациент выключает всякую созна­тельную направленность и воздействие на течение своих мыс­лей, но вместе с тем у него существует определенное целевое представление: он, ассоциирующий таким образом, подверга­ется анализу. У ребенка отсутствует это целевое представле­ние. Вначале я уже изложила вам, каким образом я стараюсь познакомить маленького пациента с конечной целью пред­принимаемого анализа. Но дети, для которых Мелания Кляйн выработала свою технику игры, и прежде всего дети, находящие­ся в начальных стадиях либидозного развития, слишком малы, чтобы на них можно было воздействовать таким образом. Мела­ния Кляйи считает одним из важных выигрышных моментов

Роль перенесения в детском анализе 371

своего метода еще и то обстоятельство, что при нем предвари­тельная подготовка ребенка становится излишней. Таким об­разом, отсутствие у ребенка целевого представления является возражением против сделанного Меланией Кляйн сопоставле­ния игры со свободным ассоциированием. Если свободная игра ребенка не детерминирована тем же целевым представлением, что и свободные ассоциации взрослого человека, то мы, пожа­луй, не вправе рассматривать их всегда как таковые. Вместо символического толкования они часто допускают невинное объяснение. Ребенок, опрокидывающий фонарный столб, мог накануне видеть нечто подобное во время прогулки; столкно­вение повозок могло также быть воспроизведением виденного им на улице происшествия, а ребенок, бегущий навстречу по­сетительнице и открывающий ее сумочку, вовсе не должен, как думает Мелания Кляйн, символически выражать таким обра­зом свое любопытство, нет ли в гениталиях матери нового брат­ца; ребенок действует скорее под впечатлением недавнего пере­живания, когда кто-нибудь из посетителей принес ему подарок в такой же сумочке. И у взрослого мы тоже не считаем себя вправе придавать всем его действиям и свободным ассоциаци­ям символический смысл, а только тем из них, которые возни­кают под влиянием аналитической ситуации.

Однако возражение, приведенное нами против аналитиче­ского применения техники, выработанной Меланией Кляйн, может быть, с другой стороны, аннулировано. Совершенно вер­но, конечно, что игра ребенка допускает такое невинное толко­вание. Но почему он воспроизводит именно эти позаимство­ванные из его переживаний сцены с фонарем или двумя повоз­ками? Не является ли символическое значение, скрытое за этими наблюдениями, тем фактором, который заставляет ре­бенка отдавать им предпочтение и воспроизводить их теперь, во время аналитического сеанса? Верно и то, что у ребенка, со­вершающего те или иные действия, отсутствует представление цели, связанное с аналитической ситуацией и детерминирую­щее свободные ассоциации взрослых пациентов. Но, может быть, он в нем и не нуждается. Взрослый пациент должен вы­ключить сознательным напряжением воли руководство своими мыслями и совершенно предоставить их течение воздействию

372 Раздел VI. Техника детского психоанализа

живущих в нем бессознательных побуждений. Ребенок же не нуждается, может быть, в таком произвольном изменении сво­ей ситуации. Может быть, он всегда и во время всякой игры находится под влиянием своей бессознательной сферы.

Вы видите, что вопрос о правильности или неправильности сопоставления детской свободной игры со свободной ассоциа­цией взрослого пациента нелегко решить с помощью теорети­ческих доводов и возражений. Поэтому то или иное решение данного вопроса необходимо проверить на практике.

Подвергнем критике еще один пункт техники Меланин Кляйн. Кроме действий, которые производит ребенок с предо­ставленными ему игрушками, Мелания Кляйн подвергает тол­кованию все действия, совершаемые ребенком по отношению к находящимся в ее комнате предметам и по отношению к ней самой. И в этом она строго придерживается прототипа анали­тической ситуации взрослого пациента. Мы считаем себя впра­ве подвергать анализу поведение пациента во время сеанса, равно как и все его произвольные и непроизвольные действия, совершаемые им в нашем присутствии. Обоснование этого мы находим в состоянии перенесения, в котором находится паци­ент и которое может придавать определенное символическое значение обычно маловажным действиям.

Однако теперь возникает вопрос, находится ли вообще ре­бенок в таком состоянии перенесения, как взрослый пациент, каким образом и в какой форме проявляется его перенесение и как оно может быть использовано для толкования? Итак, мы подходим к четвертому и самому важному пункту нашей темы, к роли перенесения как технического вспомогательного приема при детском анаяизе. Решение этого вопроса даст нам в то же время новый материал для опровержения или подтверждения выводов Меланин Кляйн.

Вы помните из первой лекции, сколько усилий я приложи­ла, чтобы добиться прочной привязанности ребенка ко мне и поставить его в состояние зависимости от меня. Я не стреми­лась бы к этому с такой энергией и с помощью стольких раз­нообразных приемов, если бы считала возможным провести дет­ский анализ без такого перенесения. Но нежная привязанность, положительное перенесение (по аналитической терминологии),

Роль перенесения в детском анализе 373

является предварительным условием для всей дальнейшей ра­боты. Разумеется, ребенок еще больше, чем взрослый пациент, верит только любимым людям и только тогда исполняет что-нибудь, если он делает это из любви к известному лицу.

Для детского анализа эта привязанность необходима в го­раздо большей мере, нежели для анализа взрослого пациента. Первый преследует кроме аналитических целей отчасти и вос­питательные, на которых мы впоследствии остановимся более подробно, успехи же воспитания всегда (а не только при детс­ком анализе) колеблются в зависимости от чувства привязан­ности воспитанника к воспитателю. Мы не можем также ска­зать, что при детском анализе достаточно одного лишь пере­несения для наших целей независимо от того, имеет ли оно положительный или отрицательный характер. Мы знаем, что у взрослых мы можем в течение долгого периода времени ми­риться с отрицательным перенесением, которое мы использу­ем для наших целей, подвергая его систематическому толкова­нию и отыскивая его первоисточники. При детском же анализе отрицательные побуждения, направленные против аналитика, являются прежде всего неудобством, как бы много материала для выводов они нам ни давали. Мы стремимся разрушить и уничтожить их по возможности скорее. Настоящая плодотвор­ная работа может быть осуществлена только при положитель­ной привязанности.

Возникновение такой нежной привязанности мы описали подробно при рассмотрении введения в анализ. Проявления ее в фантазиях, в мелких и крупных поступках почти ничем не отличаются от таких же поступков у взрослых пациентов. Про­явления отрицательного перенесения мы встречаем во всех тех случаях, когда мы освобождаем из бессознательного часть вы­тесненного материала и навлекаем на себя благодаря этому со­противление со стороны <<Я». В этот момент мы кажемся ребен­ку самым опасным и страшным искусителем и навлекаем на себя все проявления ненависти и протеста, которые прежде относились к его собственным запрещенным побуждениям.

В нижеследующем я подробно привожу фантазию перенесе­ния, рассказанную мне неоднократно упоминавшейся здесь ма­ленькой девочкой, страдавшей неврозом навязчивости. Внешний

374 Раздел VI. Техника детского психоанализа

повод к возникновению этой фантазии был, очевидно, дан мной, так как я навестила ее накануне в ее домашней обстановке и присутствовала при ее вечерней ванне. На другой день она на­чала свой сеанс словами: «Ты посетила меня в то время, когда я принимала ванну; в следующий раз я навещу тебя, когда ты будешь принимать ванну». Несколько позже она рассказала мне сон наяву, который она выдумала после моего ухода, лежа в постели перед тем, как заснуть. Ее собственные пояснения и примечания я привожу в скобках:

«Все богатые люди не могли тебя терпеть. Твой отец, кото­рый был очень богат, тоже не мог тебя терпеть. (Это значит, что я сердита на твоего отца, знаешь ли ты это?) И ты никого не любила и ни с кем не проводила сеансов. Мои родители тоже ненавидели меня; и Ганс, и Аня, и Вальтер тоже ненавидели меня, все люди во всем мире ненавидели нас, даже люди, кото­рые не знали нас, даже мертвые люди. Итак, ты любила только меня, а я — только тебя, и мы всегда были вместе. Все другие люди были очень богаты, а мы обе были очень бедны. Мы ни­чего не имели, даже платьев не было у нас, потому что они все отняли у нас. Только диван остался в комнате, и мы обе спали на нем. Но мы были очень счастливы друг с другом. И тогда мы • подумали, что у нас должен быть маленький бэби. Но потом мы подумали, что некрасиво делать из этого бэби. И мы начали смешивать лепестки цветов и другие вещи, и это дало мне бэби, потому что бэби был во мне. Он оставался во мне довольно дол­го (моя мама рассказывала мне, что бэби остаются очень долго в своих матерях), а потом пришел доктор и вынул его, но я вовсе не была больна (обыкновенно матери болеют, так сказа­ла моя мама). Бэби был такой славный и милый, и мы подума­ли, что и мы хотели бы быть такими милыми, и мы преврати­лись в совсем маленьких людей. Я была такая маленькая Т, а ты была такая большая Т. (Это происходит, мне кажется, оттого что мы выяснили, что я хотела бы быть такой маленькой, как Вальтер и Лнн.) И так как мы не имели ничего, то мы начали строить дом из розовых лепестков, и кровати из розовых лепе­стков, и подушки, и матрацы — все было сшито из розовых ле­пестков. Там, где оставались маленькие отверстия, мы вставля­ли какие-то белые кусочки. Вместо обоев у нас было тончайшее

Роль перенесения в детском анализе 375

стекло, а на стенах были вырезаны разные узоры. Кресла тоже были вырезаны из стекла, но мы были такими легкими, что кресла не ломались, и мы не были слишком тяжелыми для них. (Я думаю, что моя мать потому не участвует в этом сновидении, что я вчера была на нее сердита.)» Затем следует еще подроб­ное описание мебели и домашней утвари. Она продолжала раз­вивать, очевидно, в этом направлении свой сон наяву до тех пор, пока не уснула. При этом она придает большое значение тому, что наша бедность, о которой она говорила вначале, совершен­но исчезла под конец, и что мы имели гораздо более красивые вещи, чем богатые люди, о которых она упоминала.

Однако эта же пациентка рассказывает мне в другой раз, что внутренний голос предостерегает ее относительно меня. Он говорит: «Не верь Анне Фрейд. Она лжет. Она тебе не поможет, она сделает тебя еще более гадкой. Она внесет перемену даже в твою внешность так, что ты станешь некрасивой. Все, что она ' говорит тебе, неправда. Скажи, что тебе нездоровится, оставай­ся в постели и не ходи к ней сегодня». Она заставляет этот го­лос умолкнуть и говорит, что она должна будет рассказать все это во время сеанса.

Другая маленькая пациентка в период, когда мы обсуждаем вопрос о ее онанизме, видит меня во всевозможных унизитель­ных положениях, нищенкой, бедной старухой, а однажды она увидела меня одну, стоящей посреди комнаты, и множество чертей, танцующих вокруг меня.

Таким образом, вы видите, что мы становимся, как и при анализе взрослых, мишенью, на которую устремляются, смот­ря по обстоятельствам, положительные или отрицательные побуждения пациентов. После этих примеров мы могли бы ска­зать, что при детском анализе перенесение осуществляется в достаточной мере. Тем не менее нам предстоит разочарование именно в этой области аналитической работы. Хотя ребенок под­держивает очень оживленную связь с аналитиком, хотя он обна­руживает при этом очень много реакций, выработавшихся у него в результате взаимоотношений со своими родителями, хотя в смене, интенсивности и выражении своих чувств он дает нам важнейшие указания относительно формирования своего харак­тера, невроз перенесения как таковой у ребенка не возникает.

376 Роздел VI. Техника детского психоанализа

Все вы знаете, что я понимаю под этим. Взрослый невротик во время аналитического лечения постепенно видоизменяет симптомы, по поводу которых он предпринял лечение. Он от­казывается от своих старых объектов, с которыми были связа­ны его фантазии, и фиксирует заново свой невроз вокруг лич­ности аналитика. Мы говорим, что он заменяет существовавшие до настоящего времени симптомы симптомами перенесения, переводит свой невроз, каков бы он ни был, в невроз перенесе­ния и направляет теперь все свои анормальные реакции на но­вый объект перенесения, на аналитика. На этой новой, привыч­ной для аналитика почве, на которой он может вместе с паци­ентом проследить возникновение и рост отдельных симптомов, на чищенном таким образом операционном поле происходит затем окончательная борьба, постепенное осознание болезни и раскрытие ее бессознательного содержания.

Дата добавления: 2015-06-04