Джон Стейнбек. На Восток От Эдема 43 страница

показалось, что ктото шарил в его вещах. Бред, ничего он тут не прячет, а

все равно боязно. Джо старался разобраться в том, что услышал от Элфа.

В дверь постучали, вошла Тельма с распухшими от слез глазами и

покрасневшим носом.

- Что это на Кейт нашло?

- Болеет она.

- При чем тут болеет? Взяла я кувшин из-под сока, коктейль молочный

делаю, а она врывается на кухню и, как тигра, на меня.

- Может, ты бурбону в коктейль подмешала.

- Ни капельки! Только ванильного экстракта добавила. Не имеет она права

на меня орать.

- Мало ли что не имеет.

- Я не потерплю...

- Еще как потерпишь, дорогуша. И вообще вали отсюда!

Тельма посмотрела на него своими красивыми темными задумчивыми глазами

и, собрав все свое женское достоинство, сказала:

- Джо, ты взаправду форменный сукин сын или только притворяешься?

- Тебе-то что?

- Мне - ничего, - ответила Тельма. - Сукин ты сын.

Джо порешил действовать осторожно, не спеша, хорошенько поразмыслив.

Раз выпал шанс, надо им как следует воспользоваться, твердил он себе.

Вечером, как обычно, Джо пошел к Кейт, чтобы получить от нее

распоряжения. Распоряжения он получил и заодно выведал кое-что из того, что

было у хозяйки на уме. Кейт сидела за бюро, надвинув на глаза защитный

зеленый козырек, и даже не оглянулась, когда он вошел. Она коротко и четко

перечислила, что надо сделать, и продолжала:

- Послушай, Джо, ты не очень-то за домом присматривал, пока я болела.

Теперь вот поправилась, можно сказать, совсем поправилась.

- Случилось чего?

- Возьми Тельму. По мне, пусть лучше она виски побалуется, чем

ванильным экстрактом. А вообще-то я не хочу, чтобы девушки пили. Распустил

ты их.

Джо лихорадочно соображал, что бы сказать.

- Занят я был.

- Занят?

- Ну да. Ваше дело раскручивал.

- Дело? Какое дело?

- Как какое? Насчет этой, как ее... Этель.

- Да хватит о ней!

- Хватит так хватит, - буркнул Джо, и вдруг у него вырвалось, сам не

ожидал: - Вчера случайно встретил одного, видел он ее.

Если бы Джо не изучил Кейт, он не придал бы никакого значения

внезапному, напряженному молчанию, длившемуся ровно столько, сколько

требуется, чтобы сосчитать до десяти. Потом Кейт негромко спросила:

- Где?

- У нас в городе.

Кейт медленно повернулась с креслом к нему.

- Да, Джо, напрасно я заставила тебя вслепую работать. Кому хочется

признаваться в собственных ошибках, правда? Но, выходит, обязана. Ты ведь

помнишь, это я устроила, чтобы ее из округа выгнали. Я думала, что она меня

обворовала. - Голос у Кейт сделался грустный. Так вот, я ошиблась. Я потом

нашла эту вещь. С тех пор меня совесть мучит. Не сделала она мне ничего

плохого. Поэтому я хочу разыскать ее и попросить прощения. Тебе, наверное,

странно это слышать.

- Да нет, мэм.

- Разыщи ее, Джо, пожалуйста. Мне самой лучше станет, если я

отблагодарю ее, бедняжку.

- Постараюсь, мэм.

- И смотри, Джо... если деньги понадобятся, не стесняйся. Когда

найдешь, передай ей мои слова. Если вдруг не захочет сама прийти, узнай,

куда ей позвонить, хорошо? Деньги нужны?

- Пока нет. Только мне придется почаще из дому отлучаться.

- Не возражаю. Ну, а теперь ступай, Джо.

Джо хотелось обнять самого себя. Выйдя в коридор, он схватился за локти

от переполнявшей его радости. Ему уже начинало казаться, что он сам всю эту

штуку подстроил. Он прошел полутемную гостиную - тут и там вспыхивали и

угасали негромкие разговоры: час был ранний, вышел на крыльцо и поглядел на

косяки звезд, плывущие сквозь гонимые ветром облака.

Джо вспомнил своего вечно ворчащего отца и то, что однажды старик

сказал. "Следи, которые суп носят, говорил он.- Ежели дамочка с супом к

одному и тому же ходит, значит, добивается чевой-то. Зарубку на память

сделай".

"Суп носит, - повторил про себя Джо. - Я думал, похитрее она". Он еще

раз перебрал слова, произнесенные Кейт, припомнил, как она их говорила,

чтобы не пропустить чего-нибудь важного. И тут же ему на ум пришло сказанное

Элфом: "Вдруг она выпить мне предложит или куличиком угостит..."

Кейт сидела за бюро. Она слышала, как шумит на дворе ветер в высоком

кустарнике, и в беспокойной, ветреной тьме мерещилась ей повсюду неряшливая,

расплывчатая, как медуза, Этель. Ее охватила бессильная досада.

Она пошла в серую камору, закрыла за собой дверь и долго сидела там,

чувствуя, как снова заныли пальцы и стучит в висках. Она дотронулась до

цилиндрика с капсулой, висящего на цепочке на груди, - он был теплый от

тела, - потерла им о щеку, и к ней вернулось самообладание. Кейт сполоснула

лицо, попудрилась, покрасила губы и взбила волосы. Потом она вышла в коридор

и, как обычно, остановилась перед дверью в гостиную и прислушалась.

В уголке справа от двери две девушки болтали с каким-то мужчиной. Едва

Кейт переступила порог, разговор сразу же прекратился.

- Елена, - сказала она, - мне нужно поговорить с тобой, если ты не

занята.

Девушка, светлая блондинка с гладким, словно фарфоровым личиком,

последовала за Кейт в ее комнату.

- Что-нибудь случилось, мисс Кейт?- спросила она боязливо.

- Нет, ничего особенного. Сядь. Скажи, ты на похронах Негры была?

- А разве нельзя?

- Не о том речь. Была?

- Да, мэм, была.

- Расскажи, как это было.

- Что рассказать?

- Все, что запомнила. Как это было.

- Как было?- Елена ужасно волновалась.- Ну, страшно, конечно, и...

красиво.

- Что значит "страшно" и "красиво"?

- Что значит? Ну... ни цветов, ни молитвы, ничего, а все равно так

прилично все, торжественно. Негра лежит себе, гроб черный, из черного

дерева, а ручки серебряные, огромные, черт, сроду таких не видела. И от

всего этого ты вроде... как бы это сказать... нет, словами не опишешь.

- Ладно, уже описала. Что на ней было надето?

- Надето?

- Ну да, надето. Не голая же она лежала, верно? По лицу Елены было

видно, что она изо всех сил старается припомнить, но напрасно.

- Н-не знаю, - выдавила она наконец.- Не помню.

- А на кладбище ходила?

- Нет, мэм. Кроме него, никто не пошел.

- Кроме кого?

- Кроме ее мужа.

Кейт быстро спросила, может, даже слишком быстро:

- У тебя сегодня постоянные есть?

- Нет, мэм, народу мало. Завтра же День благодарения.

- Ах, да, я чуть не позабыла, - сказала Кейт.- Ну ступай! - Она

проводила Елену глазами и быстро вернулась к бюро. Глаза ее смотрели на

длинный счет от водопроводчика, а рука сама потянулась к груди и дотронулась

до цепочки. Цепочка на шее успокаивала и придавала силы.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

Ли и Кейл пытались отговорить Адама от намерения встречать Арона на

вокзале. Тот должен был приехать ночным экспрессом "Жаворонок", курсирующим

между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом.

- Пусть Абра одна на вокзал пойдет, - говорил Кейл.- Он все равно

первым делом ее захочет увидеть.

- И я думаю, что остальных он просто не заметит, вторил ему Ли. - Зачем

идти без толку?

- А мне хочется посмотреть, как он из вагона выходить будет, - стоял на

своем Адам.- Он, должно быть, сильно переменился. Хочу поглядеть, какой он

теперь.

- Да его всего два месяца не было, - сказал Ли. За это время не

очень-то переменишься и старше не станешь.

- И все-таки он переменился. Новое окружение и вообще.

- Если ты пойдешь, нам тоже придется, - сказал Кейл.

- Ты что, не хочешь поскорее повидаться с братом? - строго спросил

Адам.

- Я-то хочу, это он не захочет... то есть со мной с первым.

- Захочет, - сказал Адам.- Ты плохо Арона знаешь.

Ли примирительно поднял ладони кверху.

- Я вижу, мы все идем.

- Вы только представьте, как много нового он узнал!- увлеченно

продолжал Адам.- Я не удивлюсь, если он и говорит теперь по-другому. Ты

знаешь. Ли, учащиеся на Востоке привыкают изъясняться так, как принято в их

учебном заведении. Гарвардского студента, например, сразу отличишь от

принстонского. Так по крайней мере утверждают.

- Что ж, послушаем, - сказал Ли. - Интересно, на каком диалекте

изъясняются в Станфорде? - Он, улыбаясь, подмигнул Кейлу.

Адам не видел в этом решительно ничего смешного.

- Ты поставил ему в комнату фрукты? - спросил он.- Арон обожает фрукты.

- Конечно, поставил, - ответил Ли. - Груши, яблоки и виноград "мускат".

- Да-да, он любит "мускат", я хорошо помню.

Адам так торопился и торопил других, что они пришли на вокзал за

полчаса до прибытия поезда. Абра была уже там.

- Обидно, но я завтра не поспею к обеду, - сказала она Ли. - Отец

хочет, чтобы я дома была. Попозже приду, как только освобожусь.

- Что-то ты запыхалась, - заметил Ли.

- А вы?

- Я, наверное, тоже. Погляди-ка на пути, может, там уже "зеленый" дали?

Почти для всех нас железнодорожное расписание является предметом

гордости и причиной постоянного беспокойства. Когда вдали на светофоре

вместо красного света зажегся зеленый, когда из-за поворота полоснул длинный

тонкий луч паровозного прожектора и ярко осветил вокзал, мужчины разом

посмотрели на часы и удовлетворенно сказали: "Точно приходит".

Точность не только придает нам гордость, но и приносит облегчение. Мы

теперь уже склонны считать доли секунды. Все плотнее переплетаются и

соединяются в одно дела человеческие, и появляется необходимость мерить

время десятой долей секунды, потом придется придумывать название для сотой

доли, тысячной, и так далее, пока в один прекрасный день мы не воскликнем:

"Какого черта? Чем плох час?" - хотя я лично в это не верю. Но наше внимание

к ничтожно малым единицам времени - отнюдь не глупая прихоть. Случись

что-нибудь чуточку раньше или чуточку позже, расстроится весь порядок вещей,

одна поломка вызовет другую, потом третью, и они будут расходиться кругами,

как волны от камня, брошенного в спокойный пруд.

"Жаворонок" влетел на станционные пути с такой скоростью, что казалось,

будто он вообще проскочит мимо.

Уже промелькнул локомотив и багажные вагоны, и лишь потом раздалось

шипенье и скрежет тормозов, и состав, дергаясь и дребезжа, начал сбавлять

ход и наконец остановился.

Из вагонов высыпала немалая по салинасским меркам толпа. Люди приехали

домой или погостить на праздник, в руках у них были картонки и пакеты в

яркой подарочной бумаге. Наши герои искали глазами Арона, а когда увидели

его, он показался им солиднее, чем раньше.

На нем была модная, с плоским верхом и узкими полями шляпа. Заметив их,

он сорвал шляпу и кинулся бегом навстречу, и они увидели, что его пышные

волосы коротко подстрижены и торчат ежиком. Глаза его сияли, и все

засмеялись от радости, глядя на него.

Арон бросил чемодан и одним махом поднял Абру. Потом поставил ее на

землю и подал Адаму и Кейлу руки.

Он так сильно обнял Ли, что у того кости захрустели.

По пути домой говорили без умолку и все разом: "Ты-то как?", "Прекрасно

выглядишь", "Абра, ты так похорошела!"

- Какое там похорошела. Ты зачем постригся?

- Да все так носят.

- Жалко, у тебя такие замечательные волосы.

Они быстро вышли на Главную улицу, через квартал свернули на

Центральный проспект, прошли мимо булочной Рейно, в витринах которой

красовались батоны французского хлеба, и черноволосая миссис Рейно помахала

им белой, в муке рукой, и вот они - дома.

- Как насчет кофе, Ли? - спросил Адам.

- Я еще до ухода заварил. На медленном огне стоит.

На столе уже были расставлены чашки. И тут все поняли, что они вместе:

Арон и Абра на диване, Адам в кресле у стоячей лампы, Ли разливает кофе,

Кейл прислонился к дверному косяку. Настала минута, когда первая радость от

встречи уже прошла и еще рано начинать другие разговоры. Нарушил молчание

Адам.

- Ну, рассказывай обо всем по порядку. Баллы-то какие получаешь

высокие?

- Экзамены только в следующем месяце, отец.

- Ах, да. Ну, ничего, все сдашь прекрасно. Я уверен.

По лицу Арона промелькнуло неудовольствие.

- Я вижу, ты устал, - сказал Адам.- Хорошо, завтра поговорим.

- А я вижу, что не устал, - возразил Ли. - Я вижу, ему одному хочется

побыть.

Адам поглядел на Ли и сказал:

- Ну, да, конечно, конечно. Тогда мы пошли спать?

Спасла положение Абра.

- Я не могу долго засиживаться, - сказала ома. Арон, может, ты

проводишь меня? Завтра я опять приду.

На улице Арон прижал к себе ее руку. Он весь дрожал.

- Мороз будет.

- Ты рад, что приехал? - спросила Абра.

- Еще бы! Нам надо о многом поговорить.

- О хорошем?

- Думаю, тебе понравится.

- Очень уж ты серьезный сегодня.

- Это на самом деле серьезно.

- Когда тебе нужно возвращаться?

- В воскресенье вечером.

- Ну, тогда у нас масса времени. Я тоже хочу кое-что рассказать тебе. У

нас, значит, есть завтра, пятница, суббота и почти все воскресенье. Слушай,

ты не рассердишься, если я не приглашу тебя зайти сейчас к нам?

- Почему?

- Потом скажу.

- Скажи сейчас.

- У отца очередной бзик.

- Из-за меня дуется?

- Да, из-за тебя. Я к вам завтра на обед не смогу прийти. Но дома много

есть не буду, у вас поем. Скажи Ли, чтобы оставил мне индюшки.

Абра чувствовала, что Арона одолевает робость. Его рука на ее руке

разжалась, он молча поднял на нее глаза.

- Напрасно я тебе сегодня сказала.

- Нет, не напрасно, - отозвался он медленно. - Скажи, только честно: ты

не передумала? Ты выйдешь за меня?

- Выйду.

- Тогда все в порядке. Я пошел. Завтра поговорим.

Абра стояла на крыльце, чувствуя на губах след легкого поцелуя. Ей было

обидно, что Арон так быстро согласился и ушел, потом она невесело

рассмеялась: что просила, то и получила - чего же обижаться. Она смотрела,

как он быстрыми широкими шагами проходит круг света от фонаря на углу.

Совсем с ума сошла, подумала она. Неизвестно что выдумываю.

Пожелав всем спокойной ночи, Арон пошел к себе, сел на краешек кровати

и, зажав между коленями сцепленные руки, уставился на них. Тщеславные

отцовские планы относительно его будущего спеленали его, как младенца, не

давали распрямиться, вызывали досаду. До сегодняшнего вечера он не

представлял, как сковывает чрезмерная родительская забота, и не знал, хватит

ли у него сил вырваться из-под этой нежной и неусыпной опеки. Мысли его

разбегались. Он поежился; в доме, казалось, было холодно и сыро. Арон встал,

тихонько вышел в коридор. Из-под двери в комнату брата пробивался свет. Он

постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

Кейл сидел за своим новым письменным столом и над чем-то колдовал,

шурша папиросной бумагой. Тут же стояла катушка красной тесьмы. Как только

Арон вошел, он быстро прикрыл что-то большим блокнотом.

Арон улыбнулся:

- Подарки готовишь?

- Ага, - ответил Кейл, не вдаваясь в подробности.

- Можно с тобой поговорить?

- А почему нет? Давай. Только тише, а то отец придет. Знаешь, какой он

любопытный.

Арон сел на кровать. Кейл долго ждал, пока брат заговорит, но тот

молчал, и тогда он спросил сам:

- Чего молчишь? У тебя неприятности?

- Нет, все нормально. Поговорить вот надо... Знаешь, Кейл, не хочу я

больше учиться в колледже.

Кейл резко повернулся.

- Не хочешь учиться? Почему?

- Не нравится и все.

- Ты хоть отцу еще не сказал? Расстроится он. Мало того, что я не

учусь, теперь вот ты. И чем же ты хочешь заняться?

- Попробую на ферме хозяйствовать.

- А как Абра?

- Она давно сказала, что согласна.

Кейл испытующе посмотрел на брата.

- Ферма-то в аренду сдана.

- Как раз об этом я и думаю.

- На земле много не заработаешь, - сказал Кейл.

- Мне много не надо. А на жизнь хватит.

- "На жизнь хватит" - нет, мне это не подходит. Мне нужно много денег,

и я их заработаю.

- Каким образом?

Кейл почувствовал себя гораздо старше, чем его брат, и опытнее в

житейских делах. Ему захотелось подбодрить, поддержать его.

- Пока ты учишься, я бы начал зарабатывать и копить деньги. Потом,

когда окончишь колледж, можем партнерами стать. Я буду чем-нибудь одним

заниматься, а ты - другим. Думаю, у нас дело пойдет.

- Не хочу я возвращаться в колледж. Не обязан я.

- Отец хочет, чтобы ты учился.

- Мало ли что он хочет.

Теряя терпение, Кейл пристально вглядывался в брата, в его словно бы

выгоревшие волосы, в его широко поставленные глаза, и вдруг со всей

отчетливостью понял, почему отец так любит Арона.

- Иди лучше спать, - сказал он как отрезал.- Закончи хоть семестр, а

там видно будет. Ничего пока не решай.

Арон встал и пошел к двери.

- Кому же подарок? - спросил он.

- Отцу. Завтра увидишь после обеда.

- Не Рождество ведь.

- Знаю, что не Рождество. Но, может, еще лучше праздник.

Когда Арон ушел к себе, Кейл откинул блокнот со своего подарка

пятнадцать новеньких, хрустящих от малейшего прикосновения банковских

билетов и тщательно пересчитал их еще раз. Монтерейский окружной банк

специально посылал за ними человека в Сан-Франциско, хотя согласился на

такую операцию только после того, как были представлены убедительные доводы.

Управляющий был ошарашен, он отказывался верить, что, во-первых, владельцем

такой крупной суммы является семнадцатилетний юнец и что, во-вторых, тот

желает получить ее наличными. Финансисты не любят, когда живые деньги

переходят из рук в руки с такой легкостью, даже если это делается из

родственных чувств. Уиллу Гамильтону пришлось представить банку

поручительство в том, что деньги действительно принадлежат Кейлу, заработаны

честным путем и, следовательно, тот имеет право распоряжаться ими по

собственному усмотрению.

Кейл завернул билеты в бумагу, обмотал красной тесьмой и завязал

каким-то немыслимым узлом, который отдаленно напоминал бантик. По виду в

пакете мот лежать носовой платок или какая-нибудь другая пустячная вещица.

Кейл сунул пакет в комод под рубашки и улегся, но сон не шел. Он был

возбужден и робел, как мальчишка. Поскорее бы пришел и прошел завтрашний

день, поскорее бы избавиться от злосчастного подарка. Он ломал голову, ища,

что сказать отцу.

"Это - тебе".

"Что это?"

"Подарок".

Что последует дальше, Кейл не представлял. Он ворочался с бока на бок

до тех пор, пока не забрезжил рассвет, потом встал, оделся и потихоньку

выскользнул из дома.

На Главной улице Старый Мартин прохаживался метлой по мостовой.

Городской совет никак не мог решить вопрос о приобретении подметальной

машины. Старый Мартин рассчитывал сам сесть на эту машину, но жаловался:

самые сливки молодым достаются. Мимо проехал мусорный фургон Бачигалупи, и

Мартин завистливо посмотрел ему вслед. Вот оно, настоящее дельце.

Наживаются, итальяшки паршивые.

Главная улица была пустынна, только два-три бродячих пса обнюхивали

подворотни да у ресторации "Сан-францискские мясные блюда" наблюдалось

кое-какое сонное движение. У входа стоял новенький таксомотор Пета Булена,

поскольку его с вечера позвали отвести уильямсовских девиц к утреннему

поезду в Сан-Франциско.

- Эй, парень, сигаретки не найдется? - окликнул Кейла Старый Мартин.

Кейл остановился и достал коробку "Мюратов".

- Ишь ты, шикарные!- сказал Мартин.- И уж огоньку пожалуй.

Кейл чиркнул спичкой и осторожно поднес ее Мартину, чтобы не опалить

ему усы и бороду.

Мартин оперся на ручку метлы и, попыхивая сигаретой, досадливо изрек:

- Самые сливки молодым достаются. - И добавил: - Не, не дадут мне на

машину сесть.

- Вы о какой машине? - спросил Кейл.

- Как о какой? О подметальной! Или не слышал? Ты, парень, видать, с

луны свалился. - Мартин пребывал в убеждении, что всякий, кто мало-мальски

наслышан о городских новостях, должен знать о подметальной машине. Он

пустился в рассуждения, совершенно позабыв про Кейла. Может, у Бачигалупи и

для него местечко найдется. Они, видать, сами деньги печатают. Три конных

фургона уже и грузовик новый.

Кейл повернул на Алисальскую улицу, зашел на почту и заглянул в

окошечко 632. Там ничего не было, и он отправился домой.

Ли был уже на нотах и готовил начинку для огромной индейки.

- Всю ночь бродил? - спросил Ли.

- Да нет, только что пройтись вышел.

- Волнуешься?

- Есть немного.

- На твоем месте я бы тоже волновался. Дарить подарки трудно. Хотя

получать, наверное, еще труднее. Чудно, правда? Кофе хочешь?

- Не откажусь.

Ли вытер руки, налил чашку себе и Кейлу.

- Как тебе Арон?

- По-моему, нормально.

- Поговорить удалось?

- Пока нет, - соврал Кейл. Сейчас проще соврать. Иначе Ли начнет

расспрашивать, а ему не хотелось говорить об Ароне. Сегодня его день. Он

долго готовился к этому дню, ждал его, как праздника. Это будет его

праздник.

Вошел заспанный Арон.

- Ли, ты на когда обед намечаешь?

- На полчетвертого или на четыре.

- А если в пять сделать?

- Можно и в пять, если Адам не против. А в чем дело?

- Абра только к пяти прийти может. Одну идею отцу собираюсь изложить и

хочу, чтобы при ней.

- Ну что ж, в пять так в пять.

Кейл вскочил и поднялся к себе. Там он включил настольную лампу и сел.

В нем кипела обида и досада. Арон отнимает у меня мой день, и как легко это

у него получается. Мой праздник хочет своим сделать. И вдруг Кейлу стало

невыносимо совестно. Он уронил голову на руки и начал твердить себе: "Я

просто завидую. Да, я завистливый, в этом все дело. Я завидую, завидую. Но я

не хочу никому завидовать". Он повторял снова и снова: "Завидую... завидую",

- как будто признаваясь в этом чувстве, он хотел избавиться от него. От

покаяния он перешел к самобичеванию: "Зачем я дарю отцу деньги? Разве я это

ради него делаю? Нет, ради себя. Уилл Гамильтон правильно сказал - я пытаюсь

купить его любовь. Нехорошо это, нечестно. Я вообще нехороший и нечестный.

Исхожу завистью к Арону. Надо называть вещи своими именами".

Кейл продолжал хриплым шепотом: "Надо смотреть правде в глаза. Я знаю,

почему отец любит Арона. Потому что он похож на нее. Отец все еще переживает

из-за нее. Он, может, не сознает этого, но все равно переживает. А может,

сознает? Поэтому я и ей тоже завидую. А что, если забрать деньги и уехать?

Никто по мне плакать не будет. Скоро они вообще забудут, что я есть на

свете. Все забудут, кроме Ли. Интересно, любит он меня? Может и нет". Кейл

прижал кулаки ко лбу. "Неужели Арон тоже так мучается? Вряд ли. Хотя откуда

я знаю. Спросить? Да не скажет он".

Кейл то злился на себя, то жалел. И вдруг услышал какой-то голос,

который говорил холодно, даже презрительно: "Если ты такой честный, почему

не признаешься, что тебе нравится заниматься самобичеванием? Ведь это же

правда. Так почему же не быть самим собой, почему не делать то, что

хочется?" Кейл прямо-таки остолбенел от этой простой мысли. Конечно же, ему

это нравится. Он ругал себя для того, чтобы не ругали другие. В нем крепла

решимость. Надо отдать отцу деньги, но сделать это как бы между прочим. Не

придавай этому значения, ни на что не рассчитывай, не строй никаких планов.

Отдай и дело с концом. И хватит думать. Надо отдать... надо уметь отдавать.

Пусть это будет Аронов день. Да, конечно! Кейл вскочил со стула и быстро

спустился в кухню.

Арон держал индейку, а Ли начинял ее фаршем. Духовка постреливала от

жара.

- Имеем восемнадцать фунтов. По двадцать минут на фунт...- бубнил Ли

себе под нос.- Восемнадцать на двадцать - это будет триста шестьдесят минут,

ровно шесть часов. Сейчас одиннадцать часов... Двенадцать, час.., -считал

он, загибая пальцы.

- Арон, кончишь - давай пройдемся, - сказал Кейл.

- Куда? - спросил Арон.

- Никуда, просто так. Мне нужно у тебя кое-что спросить.

Братья вышли, и Кейл направился наискосок через улицу в магазин Бержеса

и Гаррисьера, которые торговали заграничными винами.

- Послушай, Арон, я вот о чем подумал... Ты не хочешь купить вина к

обеду? Деньги я дам, я тут немного заработал.

- А какого вина?

- Надо как следует отметить праздник. Давай шампанского, а? Пусть это

будет вроде как твой подарок.

- Нет, дорогие юноши, - сказал Джо Гаррисьер, - вы возрастом не вышли.

- Почему, мы же к семейному обеду берем.

- Понимаю, но продать вам вино права не имею.

- Тогда мы вот как сделаем, -сказал Кейл.- Мы заплатим, а вы пришлете

вино отцу, идет?

- Идет!- обрадовался Джо Гаррисьер.- Могу предложить вам Oeil de

Perdrix.- Он причмокнул губами, как будто пробуя вино на вкус.

- А что это такое? - деловито осведомился Кейл.

- Куропачий глаз, сорт шампанского. Очень тонкое, и цвет особый, как

глаз куропатки... Знаете, нежный такой, розовый, вернее темно-розовый.

Сухое. Четыре пятьдесят бутылка.

- А это не дорого? - встревожился Арон.

Кейл рассмеялся:

- Конечно, дорого! Хорошо, Джо, пришлите, пожалуйста, три бутылки. Это

будет твой подарок отцу, - обернулся он к брату.

Кейлу казалось, что день тянется бесконечно долго. Ему хотелось

пройтись, но какая-то сила удерживала его дома. Часов в одиннадцать Адам

отправился на призывной пункт посмотреть списки очередной партии молодых

людей.

Арон внешне был совершенно спокоен. Он сидел в гостиной, разглядывая

карикатуры в старых номерах "Обозрения обозрений". Из кухни по всему дому

разливались сочные запахи поджариваемой индейки.

Кейл пошел к себе, достал из комода подарок и положил его на стол. Он

хотел прикрепить к пакету карточку с надписью "Отцу от Кейла". Нет, лучше

так: "Адаму Траску от Кейлеба Траска". Он порвал карточки на мелкие кусочки

и спустил их в уборную.

Почему именно сегодня? - думал он. Не лучше ли вручить подарок завтра?

Просто пойти к нему, сказать спокойно: "Это тебе" и уйти. Так проще. "Нет,

сказал он вслух.- Я хочу, чтобы остальные тоже видели". Только так. Но страх

теснил Кейлу грудь, у него повлажнели ладони - как у молодого актера перед

выходом на сцепу. И тут ему вспомнилось то утро, когда отец пришел за ним в

полицейский участок. Взаимная близость, тепло и, главное, отцовское доверие

- такие вещи не забываются. Отец поверил ему. Он ведь даже сказал: "Я верю в

тебя, сын". Да, тогда ему было куда как легче.

Около трех часов Кейл услышал, что вернулся отец, и из гостиной

донеслись негромкие голоса. Он пошел вниз, там беседовали отец и Арон.

- Времена переменились, - говорил Адам.- Теперь молодому человеку надо

иметь специальность, иначе он ничего не добьется. Поэтому я рад, что ты

учишься в колледже.

- Последнее время я как раз об этом думаю, - отвечал Арон. -

Засомневался я, честно говоря.

- Нечего тут думать и сомневаться. Ты правильно решил. Возьми, к

примеру, меня. Я о многом знаю, но все понемногу, а этого совсем

недостаточно, чтобы в наше время зарабатывать на жизнь.

Кейл тоже присел. Адам не обратил на него внимания. Он был целиком

занят своими мыслями.

- Это же естественно, когда человек хочет, чтобы его сын добился

успеха, - продолжал Адам.- И вообще мне, наверное, виднее.

Дата добавления: 2015-06-26