ТОМ III 6 страница

Когда я придерживаюсь подлинного идеала, я слышу свой собственный внутренний глас Божий, и откровения этого голоса даруют мне успокоение и воодушевление и направляют меня в моей жизни и деятельности. Даже если двое или трое иногда вмещаются под моим именем, Я ЕСМЬ всегда остается центральным среди них. Как правдивы эти слова, ибо Я ЕСМЬ всегда в человеке.

Я жажду развиваться, я должен работать и упорствовать — без колебаний и без уныния. Я есмь Христос, идеал Бога, в котором Его благоволение, единорожденный сын Бога, Отца. Я единственный, кто знает, видит и сотрудничает с Отцом; единственный отпрыск, ведомый Богу — а Богу ведомо все, — ибо каждый может объявить: "СОВЕРШИЛОСЬ!"»

Глава 10

На следующее утро, пока мы ожидали Настоятеля, посланник принес нам известие о том, что в два часа пополудни мы вновь должны предстать перед Далай-ламой. Мы отправились на поиски Настоятеля и увидели его выходящим из зала для аудиенций.

Лицо его сияло; в руках он держал наше разрешение на посещение этой страны в любое время по собственному желанию. Прочитав приказ, который доставил нам посланец, он сказал: «Это не приказ, а просьба. Аудиенция назначена, чтобы официально огласить это разрешение». Те­перь все мы были в сборе, и было предложено немедленно взглянуть на записи. Вся наша группа отправилась в хранилище.

Там нас ожидал приятный сюрприз. В хранилище были тысячи гли­няных табличек и записей на медных и бронзовых листах, а также вели­колепно отделанные таблички тонкого белого мрамора. Поскольку это была первая возможность исследования записей подобного рода, мы ре­шили сразу же взглянуть на них.

Настоятель сказал нам, что эти таблички ему незнакомы, хотя он слышал, что они были сделаны в Персии. Он сказал также, что попытается найти ламу, которому многое известно об этих записях, и вышел, а мы начали рассматривать мраморные таблички. Символы были неизвестны

ни одному из нашей группы. Таблички были сделаны из двух листов чистого белого мрамора тол­щиной в четверть дюйма, скрепленных чем-то вроде цемента, происхож­дение которого мы не смогли распознать. Края были аккуратно обтесаны, а двухдюймовые поля вокруг текста были украшены резными выпуклыми фигурами. Многие из этих фигур были инкрустированы чистым золотом, равно как и заголовки табличек, которые, впрочем, не были выпуклыми. Все таблички были пронумерованы в пределах набора, а каждому набору был присвоен порядковый номер. Даты обозначались гирляндами цветов, переплетенных с лозой и листьями. Если бы мы хотели отобразить, таким образом, дату 1 января 1894 года, то первый месяц го да был бы представлен стеблем цветка, еще не образовавшего бутона, инкрустированным чистым нефритом. Первый день месяца изображался бы золотой инкрустацией цветка, бутон которого только начал образовываться. Единица в числе 18 описывалась бы цветком с чуть приоткрывшимся бутоном, в котором едва виднелся пестик. Лепестки цветка были бы инкрустированы ляпис-лазурью, а пестик представлялся бы золотом с крошечным бриллиантом внутри.

Восьмерка представляет собой цветок в полном расцвете с восемью тычинками, выложенными золотом вокруг пестика, с небольшим бриллиантом в центре каждой.

Девятка рисуется пышной розой с девятью лепестками, один из которых инкрустирован ляпис-лазурью, другой — нефритом, третий — халцедоном, и такая последовательность повторяется три раза. Это указывает на то, что изображается последняя из цифр. Таким образом, создатели использовали цифры от 0 до 9.

Четверка являет собой распускающуюся лилию с обозначенными пестиком и тремя тычинками. Чаша лилии инкрустирована бледным нефритом, тычинки отделаны огненным опалом с четырьмя крохотными бриллиантами, а пестик изображен ляпис-лазурью и также украшен четырьмя бриллиантами.

Область текста окаймлена нитевидной лозой в золоте, а ее листья инкрустированы зеленым нефритом; все эти элементы отделаны с совершенством мельчайших деталей. Каждая табличка сама по себе представляет идеальную драгоценность. Вид табличек и подобная форма датировки указывают на ранних атлантов. Каждая стоила бы королевского состояния, если бы была выставлена на продажу.

Пока мы размышляли над ними, вернулись Настоятель и Жрец и привели с собой старого ламу, в ведении которого находились записи. Мы были настолько увлечены его изложением исторических знаний, что Настоятелю потребовалось напомнить нам о том, что скоро близится время нашей встречи с Далай-ламой, а нам необходимо еще облачиться в накидки.

Когда мы вернулись в свои квартиры, мы обнаружили, что накидки для каждого уже приготовлены, однако попытки одеть их стали для нас неожиданным испытанием. Время летело так быстро, что мы решили предпринять дерзкую попытку и нацепить их как получится. Впоследствии выяснилось, что у одних они оказались вывернутыми наизнанку, у других — одетыми задом наперед, и лишь немногим удалось одеть их как полагается.

Прибыв в приемную, мы узрели Далай-ламу, входящего в зал для аудиенций через огромную дверь в сопровождении стража. Не было сомнений в том, что на его лице промелькнула лукавая улыбка.

Мы расположились в приемной, ожидая, пока откроется предназначенная для нас боковая дверь, ведущая в зал. Вскоре она отворилась, и нас ввели внутрь, где царило самое роскошное убранство из всего, какое нам только доводилось видеть в своей жизни.

Потолок комнаты переходил в центре в огромный купол. В его своде было три отверстия, через которые проникали мощные лучи солнечного света, освещавшие комнату блеском и сиянием, великолепие которых не поддается описанию.

Стены были сплошь покрыты гобеленами, сотканными из золотых нитей, перемежавшимися портретами, вышитыми серебром. В центре комнаты, на возвышении, украшенном кружевным золотом, восседал Далай-лама в шитой золотом мантии, отделанной пурпурными и серебряными тканями.

Настоятель и Верховный Жрец подвели нас к Далай-ламе и, как в прошлый раз, заняли места по краям. После приветственных слов, Далай-лама сошел с возвышения и встал прямо перед нами. Он поднял руки; мы склонились на колени и приняли его благословение.

Когда мы встали, он приблизился к нашему Руководителю и, прико­лов к его груди какую-то брошь, или знак, промолвил следующие слова, переведенные нашим переводчиком: «Знак обеспечит вам и вашим друзь­ям свободу перемещения по этим землям. Вы можете входить и покидать ее по собственной воле, и вместе с этим знаком я дарую вам письменное разрешение, согласно которому вам присваивается статус граждан Тибета. Я посвящаю вас в сан Владык Великой Гоби». Затем он подошел к каждому из нас и прикрепил на грудь каждому меньший про размерам, но похожий знак. «Носите их как знак моего уважения. Они пропустят вас в любое место Тибета. Они послужат вам пропуском, куда бы вы ни пришли». Он принял свиток с разрешением из рук Настоятеля и вручил его нашему Руководителю. Броши были прекрасны — сделанные из золота, с филигранным и удивительно живым рельефом Далай-ламы, выгравированным в нефрите и помещенном в центре, как камея. Для нас они являли бесценную драгоценность. Далай-лама и все остальные были самой милостью. Мы смогли лишь произнести: «Благодарим вас».

Вошел старый лама, ответственный за хранилище записей, и нам сообщили, что сегодня Далай-Лама разделит с нами трапезу.

По окончании ужина разговор перешел к замечательным табличкам, Далай - Лама и старый лама, говорящие с помощью переводчика, подробно описали нам историю этих табличек, и мы тщательно записали все ее подробности.

По их рассказу, таблички были найдены скитающимся буддистским монахом в подземных хранилищах руин старого храма в Персии. Монах утверждал, что был приведен к ним мелодичным голосом, исходящим из руин, который он услышал, когда сидел неподалеку в самадхи. Пение было настолько приятным, а голос — столь чистым, что в конце концов монах заинтересовался им, последовал в том направлении, откуда слышался голос, и оказался в разрушенном хранилище. Голос, казалось, исходил из его глубин. После тщательного осмотра, монах обнаружил небольшое отверстие, и тогда он исполнился решимости найти источник голоса.

Сделав грубые орудия, он начал раскапывать обломки и наткнулся на сплошную плиту, которая представлялась частью пола разрушенного хранилища. Его сердце погрузилось в отчаяние, ибо до сих пор он считал, что мелодия, пробивающаяся сквозь руины, ведет его правильным путем.

Прежде чем покинуть это место, он решил провести некоторое время в медитации, и, как только он сел на землю, голос стал намного чище и отчетливее, и его слова завершились призывом к продолжению поисков. Почти сверхчеловеческими усилиями монаху удалось сдвинуть большую плиту и открыть отверстие, ведущее в глубину. Когда он спустился в проход, какая-то незримая сила немедленно осветила его путь. Перед ним воссиял яркий свет, и монах последовал за ним I проходу в огромное хранилище, прикрытому огромными каменными дверьми. Монах на мгновение остановился перед ними; древние петли заскрипели, и гигантский камень медленно отъехал в сторону, открывая проход. Когда монах переступил через порог, голос зазвучал еще яснее и мелодичнее, как будто хозяин принимал в своем доме гостя. Луч света сместился к центру подземелья, полностью осветив его. Таблички, покрытые многолетней пылью, покоились в нишах в стенах хранилища.

Монах осмотрел несколько из них, проникся осознанием их красоты и ценности и решил подождать возможности посовещаться с двумя-тремя доверенными товарищами о перемещении табличек в безопасное место. Он покинул подземелье, вернул плиту на место и вновь прикрыл ее обломками, после чего отправился на поиски товарищей, которые поверили бы в эту историю и обладали бы достаточным мужеством и средствами, чтобы помочь ему в выполнении его плана.

Поиски длились более трех лет. Почти каждый, кому он поверял эту историю, посчитал его окончательно обезумевшим. Наконец он отправился в паломничество и встретился с тремя жрецами, с которыми был знаком по прошлым своим путешествиям; он рассказал им свою историю. Поначалу они отнеслись к ней скептически, но однажды вечером, ровно в девять часов, когда они сидели у костра, раздался голос, поющий об этих записях. На следующий день они вчетвером оставили остальных попутчиков и отправились в путешествие к руинам. С того времени голос всегда пел им в девять часов вечера, и если они были усталыми и опечаленными, голос становился еще более мягким и мелодичным.

К концу путешествия, когда они приближались к руинам, около часа пополудни перед ними возникла хрупкая фигура мальчика, который начал петь и указывать им путь к хранилищу. Плита, прикрывавшая отверстие, была уже приподнята, и монахи немедленно спустились в подземелье. Двери сами открылись перед ними, и все вошли внутрь. Краткий осмотр убедил жрецов в ценности и подлинности находки. Более того, они были настолько захвачены табличками, что провели без сна целых три дня. Затем они изо всех сил поспешили в ближайшую деревню, которая распо­лагалась в семидесяти милях от руин, чтобы нанять верблюдов и запастись провизией, необходимой для того, чтобы перевезти таблички в более безопасное место.

Наконец, они пришли к хранилищу с двенадцатью верблюдами, заг­рузили их и вернулись назад. Таблички были упакованы таким образом, чтобы избежать случайного повреждения. Наняв еще трех верблюдов, они отправились в долгий путь через Персию и Афганистан в Пешавар.

Близ Пешавара монахи надежно спрятали свою поклажу в уединен­ной пещере, в которой она хранилась пять лет. Один из жрецов все время сидел перед пещерой в позе самадхи, охраняя таблички. Затем они были перевезены из Пешавара к Лахнде в Пенджабе. Там таблички покоились еще десять лет. Затем, небольшими партиями, их перенесли сюда и раз­местили во дворце Великого Ламы; это заняло сорок лет.

Из этого дворца их надлежит перенести в Шамбалу. Иными словами, мы застали их в процессе передачи.

Повествование было прервано появлением служителя, который внес в комнату четыре таблички и осторожно возложил их на возвышение, служившее нам столом, так что мы прекрасно их видели. Как только стрелки часов указали девять, из ниоткуда возник живой голос, бесконечно мелодичный, хотя и звучащий как высокий и незрелый дискант мальчика.

Вот его слова, переведенные настолько точно, насколько мы способны были сделать это:

«То, что существует всемудрый, разумный Дух, то, что этот разум Божественен и бесконечен и проникает все сущее, невозможно оспорить. Ибо этот разум воистину пронизывает все сущее, он бесконечен и являет собой источник всего. Он Божественен, и его Божественность привносит­ся в мыслительную или видимую форму, в факты и истины всего сущего.

Можете именовать сей всемудрый, разумный Дух Богом, или Добром, или как вам заблагорассудится, ибо человеку свойственно давать всему именования. Лишь только он именует вещь, он обретает власть приводить ее к существованию. Если человек именует нечто с истинным благоговением, почтением и восхвалением, он способен стать и воистину становится тем, что именует.

Так можете увидеть, что человек по собственному выбору способен стать Богом или же животным. Он становится идеалом, который выдвигает для себя, дабы следовать ему. Размышляя далее, легко понять, что человек может быть единорожденным Сыном Божием или единорожденным сыном зверя. Потому по собственному выбору человек может стать злом или дьяволом, если глаз его видит дурное; или же он способен стать Богом, если очи его созерцают Бога.

Пребывающий в бесформенности, всемудрый, разумный Дух был молчалив и созерцателен; но разум был там и осознавал себя как создателя, равно как и наблюдателя, всего одушевленного и неодушевленного. В этом состоянии молчания всемудрый, разумный Дух узрел, что не происходит никаких изменений; и, решившись испустить, или породить, вселенную, разум сформировал образ того, какой она будет. Не имея ничего, кроме этого совершенного образа, или Божественного плана, которому надлежало следовать, вселенная с готовностью приняла форму, указанную разумом.

Образ Божественного Идеала расширялся, пока не перешел к совершенной отчетливости. Это Вселенная, которую мы видим сегодня развивающаяся согласно совершенному плану, придерживающаяся его, дабы исполнить его.

Разум всегда занят постижением и управлением ее совершенством, планом Божественного Идеала.

Разуму было известно, что необходимо породить одушевленную форму и наделить ее всеми потенциальными возможностями, посредством которых она сможет полностью выразить себя. Это то, что именуют бессмертным человеком. Божественный Идеал, проявляющейся на всех стадиях и во всех направлениях, являет собой бессмертие в каждом современном человеке. Поскольку человек был сотворен в Божественном Идеале всемудрого Разума, Духа, он является Сыном Принципа, владеющим каждым атрибутом и всеми состояниями. Сын означает единение, а не подчинение. Необходимо было, чтобы Сын был полностью свободен в своем выборе и ни в коем случае не превратился в раба или послушную куклу.

Бессмертный идеал всегда должен нести в себе частицу, или искру, центрального огня того, что вызвало его к существованию. Этим порождением была первая клетка, которая в результате стала человеческим телом и является той самой неугасимой и неумирающей искрой жизни. Именно эта клетка есть Христос. Хотя она делится и воспроизводится миллионы раз, клепка сохраняет образ Божественного Духа, привнесенного и вселенногоo в нее, неподвластного искажениям со стороны человеческого мыш­ления. Потому человек всегда Божественен.

Клетка привносит свою Божественность в каждую клетку, возникающую при приумножении самой себя, если она не извращается человечес­ким мышлением. Совокупность таких клеток в конце концов образует вокруг себя вместилище, или покров, именуемый человеческим телом. Дух, или сущность, все еще пребывающий в неизменной форме, обладает разумом, позволяющим наблюдать изменения вокруг. Пребывая извечно в своих высших владениях, человек являет Дух, а Дух есть Бог.

Должно мыслить, размышлять, поклоняться и благословлять за пре­бывание непосредственно в самом человеке это высшее «Я».

В первую очередь, должна быть вера в то, что оно существует. Она приводит к знанию того, что оно существует в человеке; затем приносимые благословения и благодарности выводят его в пределы видимости. Сам человек является своим высшим «Я». Это путь к обретению полного знания.

Мозг, на первый взгляд, представляется воспринимающим, посколь­ку является скоплением более чувствительных клеток; эти клетки первыми принимают вибрации и усиливают их, с тем чтобы они могли быть восп­риняты человеком. Затем вибрации распределяются и рассылаются всем остальным органам, и каждая из них, если пребывает в божественной согласованности, отсылается именно к тому органу, к которому относится.

Каждый орган и нервный центр является обителью, или усиливаю­щим центром, обеспечивающим централизацию истинного человека. Когда они пребывают в гармонии и должном согласии, человек возвышается во всей своей власти и во всех своих владениях. Он породил Святой Дух, цельность всемудрого, разумного Духа в творческой деятельности, Это душа и тело, приведенные к одному фокальному центру. Человек неспособен достичь чего-либо, если он, сознательно или бессознательно, не приводит все свои способности к этому единому центру. Это область силы, Христос в человеке, место, где человек становится высшим.

Тогда каким образом человек может допустить разногласия, дисгар­монию, грех или болезни, кроме как идеализируя их и порождая их к существованию? Если он всегда и вечно возвышается как всемудрый, разумный Дух и не знает ничего иного, он не может осознавать чего-либо другого. Вечно удерживая этот высший идеал в чистых водах разумного человеческого мышления, человек становится Богом. Воистину, сей внутренний голос в нем всегда откликнется человеку.

За волей скрывается желание. Воля, в своей истинной сущности, является чистой неокрашенной силой, приводимой в действие желанием. Если воле не задана окраска или направление, она пребывает в бездействии. Разместите желание в гармонии с силой воли, и последняя немедленно перейдет к действию и призовет легионы для исполнения своих указаний — единственным же условием является то, что эти указания согласуются с Божественным планом.

Существуют мириады миров, но все они исходят из единственного мышления. Его законом является неуклонная упорядоченность. Его творения свободны в своем выборе. Лишь они способны создавать беспорядок, который сам по себе есть страдание и горе, ненависть и страх. Лишь его творения способны порождать их.

Великий Принцип возвышается как Золотой Свет. Это не далекий свет, он светит внутри каждого. Удерживайтесь в его сиянии, и вы ясно узреете все сущее.

Прежде всего, всем своим существом знайте следующее: ваше собственное мышление едино с тем мышлением, которое породило целые миры.

Из мрака беспорядочности и его порождения, человеческой нищеты, должен вырасти порядок, который есть покой. Когда человек постигает, что он един с этим мышлением, которое само по себе исполнено всей красы, власти и покоя, он узнает также, что его брат не способен отнять у него сердечное желание. Он восстанет в Свете и притянет его к себе.

Сын мой, допускай в свой разум лишь свое стремление, которое есть Истина. Медитируй только на подлинном желании своего сердца, зная, что оно наиболее благородно и никому не причинит вреда. Ныне оно принимает земную форму и становится твоим. Это закон, согласно которому ты исполняешь свое сердечное желание.

Напомни тому, кто протягивает руку, чтобы призвать молнии на главу своего брата, что сквозь его собственную душу и тело пройдет этот разряд».

Дальнейшее исследование этих табличек может показать, что они являются копиями более ранних записей, сделанными ради сохранения оригиналов. Если это копии, то они были изготовлены в течение ранней Индо-Арийской Эпохи. Насколько известно, сегодня не существует ничего, подобного им. Из какого источника, кроме Единого, могли они воз никнуть? Потому они могут повторяться в песнях и стихах многие тыся­челетия.

О, человече, где твой венец?

Он перешел из вечности.

Где твоя душа! она растет

лишь из Бесконечности.

Всегда и во веки веков

ты волен выбирать сам.

Перед нами лежали четыре таблички, каждая из которых стоила королевского состояния...

Глава 11

Надеюсь, мои читатели простят ту вольность, с которой я отклонился от основного повествования. Это было необходимо, чтобы наиболее точным образом представить вам некоторые из многочисленных и об­ширных областей, где были найдены записи, непосредственно указующие на древние цивилизации, их искусство и культуру, а также то четкое мышление и побудительные мотивы, которые поддерживали эти цивили­зации на самом высоком уровне достижений.

Небольшие группы людей все еще достигают подобных свершений. Представляя остальным эти достижения, они становятся своего рода нап­равляющим маяком для всего рода человеческого, который сейчас нап­равляется к новой вершине прогресса цивилизации. Однако нам все еще предстоит узнать, смогут ли ошибки меньшинства, принятые большинс­твом, вновь овладеть широкими массами и повергнуть их в забвение на огромный период времени.

Наши представления заключаются в том, что настоящее содержит в себе будущее; ничто не препятствует тому, чтобы достижения настоящего придали форму будущему. Потому у человечества есть лишь один путь; если настоящее будет исполняться совершенно, то и будущее станет со­вершенным. Это не означает, что совершенство настоящего ОТКЛАДЫ­ВАЕТСЯ до совершенства будущего; именно сознательное усовершенс­твование настоящего порождает сознание совершенного будущего.

Куда бы мы ни отправились, мы можем встретить людей, которые некогда жили исключительно настоящим. Их будущее было в полном согласии с достижениями настоящего, и потому не могло отклониться от выбранного направления. Из этого следует: «Не беспокойся о будущем». Единственной их заповедью было: «Полнокровно живи настоящим, и будущее станет таким, каким было твое настоящее». Эту мысль отражает их фольклор, их песни, их молитвы — даже молитвы, записанные на вращающихся колесах. Танец дьявола, так широко распространенный среди тибетцев, первоначально предназначался для отпугивания того зла, которое разрушило концепцию, или сознание их расы. Позже он выродился в обычный ритуал изгнания злых духов. Люди настолько увлеклись духами, что забыли о всеобъемлющей духовности.

Эти соображения не ограничиваются лишь одной расой или одним вероучением; они справедливы для всех рас и религий. Первичный вариант танца отражал красоту и чистоту, настолько твердо укрепившиеся на престоле, что не возникало даже предположений о том, что какое-либо зло сможет низвергуть их.

Кроме того, мы исследовали легенды о гоблинах «песчаного моря», как называют пустыню Гоби в Китае. Во многих местах люди слышали странные голоса; много раз нам самим доводилось слышать, как произносятся наши имена. Слышали мы также и гул, который, казалось, производит огромная приближающаяся толпа людей. Часто вокруг нас раздавались звуки разнообразных музыкальных инструментов и мелодичных поющих голосов. Мы наблюдали много миражей и слушали пение зыбучих песков.

Мы убеждены, что на определенной высоте над пустыней существуют особые слои воздуха настолько чистого, что временами, когда согласуются все необходимые для того условия, они действуют как звуковые мембраны, отражающие вибрации, некогда возникшие. Таким образом, мы верим, что события средневековья могут воспроизводиться посредством вызванных ими вибраций. Особые воздушные слои становятся звуковыми мембранами, вбирающими и отражающими вибрации, точно так же, как они вбирают и отражают вибрации миражей.

Мы так глубоко погрузились в свою работу, что время, казалось, обрело крылья. Работая под руководством старого ламы, мы сделали копии и чертежи множества табличек и других записей.

Утро нашего ухода выдалось ясным и чистым. Мы засвидетельствовали свое почтение всем обитателям дворца Далай-Ламы; улицы были сплошь заполнены людьми — настолько сильным было их стремление пожелать нам счастливого пути. Повсюду были видны прощальные взмахи рук, и со всех сторон доносились защищающие молитвы. Несколько миль нас сопровождала группа жителей города с длинными шестами, на которых вращались молитвенные колеса. Около пятидесяти человек проводили нас к Шигацзе, расположенному в верховьях реки Брахмапутра. Когда мы приблизились к этому второму по величине городу Тибета, мы узрели стоящий в миле от него монастырь Ташилунпо. Делегация от этого монастыря встретила нас в трех милях от него и предложила нам стать их гостями и остановиться на ночлег. Повсюду нам оказывали самый радуш­ный прием.

Когда мы вошли в ламаистский монастырь, мы ощутили пронизыва­ющие его залы мир и спокойствие, как если бы в нем царило присутствие кого-то великого. Действительно, это место было идеальным для отдыха перед продолжением нашего пути к озеру Долма и Сансравару. Нам не терпелось, к тому же, осмотреть записи этого монастыря. Мы хотели выдвинуться отсюда как можно скорее, поскольку договорились о встрече с Мастером Бхагаванзи в Храме Пора-тат-санга.

После ужина с ламами монастыря, мы говорили о множестве прекрасных храмов. Затем беседа перешла к разнице религиозных представлений. Один очень старый лама сказал: «Ламы и йоги не разделяют верований друг друга. Йог не верит, что учение какого-либо человека может быть окончательным; он знает, что каждое человеческое существо обладает доступом ко всем знаниям непосредственно в самом себе, тогда как ламы являются приверженцами одного лишь Будды. По всей вероятности, каждое человеческое существо раскроет и осознает свое могущество. Христи­анин достигнет сознания Христа, буддист обретет уровень Будды и так далее. У каждого есть свой бог, и со всех сторон доносится, что Бог сотворил человека по своему образу. У каждого народа и нации есть свой бог.

Одни поклоняются богу огня, другие — богу урожая и так далее. Каждый имеет Бога лучшего, чем Бог его брата. Я мог бы понять, что Бог сотворил человека по образу своему, если бы не такое обилие разных богов; я сказал, скорее, что каждый сотворяет себе Бога по своему собственному, человеческому подобию».

Мы узнали, что в монастыре живут шесть лам, возглавляющих группу, известную как Странствующие Ламы, которые скитаются повсюду без кошелька и сумы. Они никогда не просят подаяния и не принимают ни от кого ни еды, ни денег. Они пребывают в постоянной связи друг с другом и с шестью ламами в монастыре. Так, они образуют три ветви, у каждой из которых есть свой глава, так что в целом у них существует девять руководителей. Три главы ветвей могут находиться в трех разных странах. Каждый из странствующих лам поддерживает прямую связь с главой своей ветви, который, в свою очередь, поддерживает связь с шестью ламами в монастыре. Способ, который они используют для этой связи, можно было бы, за неимением лучшего наименования, назвать передачей мыслей, однако нам известно, что на самом деле эта сила намного более тонка и отчетлива. Они называют ее Атмой, душой, сообщающейся с душой без каких-либо посредников. Итак, на следующий день мы встретились с этими шестью ламами и отужинали с ними.

Старый лама сообщил нам, что он может провопить нас в храм Пора-тат-санга, когда мы завершим свою работу здесь. Мы приняли его предложение, тем более что он был другом Муни, нашего проводника и переводчика. Оба они ежедневно помогали нам в работе с записями.

В одной из бесед старый лама невзначай упомянул: «Двое из ваших товарищей, с которыми вы расстались прошлым летом, прибудут сегодня в половине второго в Калькутту, так что, если вы хотите передать им сообщение, не стесняйтесь». Наш Руководитель написал сообщение, предписывающее нашим друзьям отправляться прямо в Дарджилинг, позаботиться о деловых вопросах, требующих решения, и ожидать нашего прибытия к 24 августа. Он поставил на этой записке дату, снял с нее копию и вручил оригинал ламе. Тот перечел записку, аккуратно свернул лист бумаги и отложил его в сторону.

Наши товарищи действительно встретили нас в Дарджилинге 24 августа. Они показали нам письменное сообщение, которое им вручили всего лишь через двадцать минут после их прибытия в Калькутту. Они считали, что тот человек был посланцем, отправленным с этим сообщением задолго до того. Так мы стали обладателями физического доказательства способностей некоторых лам, и если эти способности могли применяться в таком направлении, то что противоречит возможности их использования во множестве направлений?

Нам не терпелось поскорее отправиться в Пора-тат-санга, ибо многие должны были собраться в этом храме в то время года, и это был чрезвычайно благоприятный момент для подобного визита. Мы выдвинулись в путь к Джангдзе, и нам сказали, что нас встретит молодой чела, известный как «смеющийся чела». Смех и пение помогли ему и его товарищам преодолеть множество трудных мест, и многие исцелялись, когда он пел.

Когда мы вошли во внутренний двор ламаистского монастыря, изящный и стройный молодой человек с сердечными приветствиями приблизился к нам и сказал, что они хотели бы, чтобы монастырь стал нашим домом на время нашей остановки в деревне. Мы ответили, что торопимся и хотели бы отправиться к перевалу Пхари тем же вечером.

«Да, — ответил он, — нам известно, что вы спешите в Пора-тат-санга. Я возвращаюсь туда завтра утром и был бы счастлив сопровождать вас, если вы не против».

Мы согласились с этим предложением, и, заразительно смеясь, он проводил нас в нашу квартиру в большом зале монастыря. Убедившись,

Дата добавления: 2015-06-26