Факторные веса ЭЭГ показателей 3 страница

Группа двигательных методик, достаточно широко применявшихся для изучения свойств нервной системы и ранее, видимо, может быть значительно расширена за счет разработки новых приемов исследования моторной функции с помощью электромиографических, хронометрических и, возможно, некоторых других ее индикаторов. При разработке этих приемов следует только остерегаться излишнего их усложнения, неизбежно приводящего к значительным затруднениям при попытках содержательной интерпретации получаемых данных.

Хотя арсенал конкретных методик, разработанных и применяемых в настоящее время в лаборатории психофизиологии, довольно велик, их все еще недостаточно, чтобы полностью удовлетворить потребности исследователей, особенно когда речь заходит об определении некоторых «трудных» свойств нервной системы или об изучении этих свойств в практических целях. В самом деле, мы до сих пор не располагаем необходимым набором методик для определения силы нервной системы по отношению к торможению, хотя принципиальные пути их создания достаточно ясны, а потребность в широком их применении назрела уже очень давно. Точно так же практически нет отработанных и надежных методических приемов для диагностики такого существенного с психологической точки зрения свойства нервной системы, как ее подвижность по отношению к возбуждению и по отношению к торможению. Разработка тестовых процедур для определения этих свойств нервной системы остается одной из важнейших и насущных задач, подлежащих решению в возможно более короткие сроки. Столь же актуальна и проблема создания кратких методик, для решения которой кое-что сделано, но гораздо больше предстоит сделать; а без ее решения сколько-нибудь широкое практическое использование достижений, имеющихся в области изучения свойств нервной системы человека, едва ли возможно.

Наряду с задачей разработки новых конкретных методических приемов и тестовых процедур существенную важность приобрела сейчас общеметодическая проблема, заключающаяся в статистическом исследовании применяемых приемов и показателей. Внутри этой проблемы выделяются, по крайней мере, две ждущие разрешения задачи. Одна из них заключается в исследовании характера статистического распределения количественных показателей, получаемых с помощью каждой из применяемых методик. Решение этой задачи необходимо для выбора адекватной данному показателю техники биометрической обработки, поскольку имеются основания предполагать, что распределения различных показателей свойств нервной системы не всегда совпадают и не всегда описываются функцией нормального распределения, в расчете на которое строится обычно применяемая статистика. Другая – и весьма важная – задача заключается в определении характеристик статистической надежности каждого из разработанных индикаторов. Единственным способом определения надежности испытания является повторное его проведение в той же самой и репрезентативной выборке. Эта работа, как, впрочем, и работа по установлению характера распределений, требует много усилий и времени, не принося как будто прямых содержательных результатов. Однако выполнение ее способствует получению статистически обоснованных данных исследования, а потому необходимо.

* * *

Методические стороны проблематики свойств нервной системы сплошь и рядом неотделимы от вопросов собственно содержательных. Так, разработка методики определения какого-нибудь свойства производится, исходя из заранее определенных теоретических представлений относительно его содержания, а обнаружение группы коррелирующих между собой показателей может привести к идентификации нового свойства нервной системы с содержанием, изоморфным функциональному смыслу примененных испытаний.

Выше уже говорилось о необходимости разработки методов определения таких свойств нервной системы, как подвижность и сила по отношению к торможению. Но разработка соответствующих методов будет одновременно означать и значительный шаг вперед в определении сущности и природы этих свойств, а это уже собственно содержательная задача – одна из центральных в комплексе теоретических вопросов, ждущих своего анализа и разрешения.

Следует заметить, что эта задача представляет собой лишь часть более широкой проблемы, касающейся структуры, организации и соотношений основных свойств нервной системы в целом. То. что было сказано по этому вопросу в гл. II настоящей работы, следует, конечно, рассматривать как предварительный опыт анализа указанной проблемы, основанный, в частности, на допущении ортогональности факторов, представляющих свойства нервной системы. Однако истинная структура комплекса основных факторов нервной деятельности, т. е. соотношение основных свойств нервного субстрата в системе их взаимосвязей, взаимозависимостей и взаимовлияний, в сущности, остается еще не определенной. Отдельные сведения на этот счет (вроде данных о зависимости между силой и подвижностью) недостаточны и противоречивы и к тому же получены подчас не совсем адекватными средствами. Вероятно, отношения между свойствами нервной системы в общем случае действительно близки к ортогональным, т. е. индивидуальные вариации каждого из этих свойств возникают независимо от вариаций каждого другого свойства, однако это предположение нуждается в самой строгой проверке, которая станет возможна после того, как для каждого из свойств будут разработаны вполне надежные индикаторы.

При организации комплексного эксперимента по проверке этого предположения следует соблюдать ряд условий, направленных на исключение в самом эксперименте возможности того нежелательного взаимодействия факторов, которое может дать артефакт в виде корреляции между свойствами нервной системы там, где их в действительности не существует. Так, при определении отношений между силой – чувствительностью нервной системы и любыми другими параметрами нервной деятельности более «чистые» результаты могут быть получены, если при определении других параметров стимуляция будет предъявляться испытуемому в единицах его индивидуального порога и, стало быть, влияние фактора силы нервной системы будет элиминировано.

Таким образом, исследование соотношений и возможных зависимостей между свойствами нервной системы представляется сейчас одним из центральных вопросов дифференциальной психофизиологии.

Одной из частных, но теоретически существенно важных задач в рамках этого вопроса является пересмотр и уточнение основных моментов учения о свойствах нервной системы в свете новейших достижений современной нейрофизиологии. За последние 15 – 20 лет подверглись коренному пересмотру представления физиологов о механизмах ориентировочного рефлекса, образования временной связи, бодрствования и сна, о взаимодействии коры с нижележащими, образованиями, о функциях многих микро- и макроструктур головного мозга. Однако накопление столь большого количества новых фактов и обобщений практически еще очень мало отразилось на представлениях специалистов, занимающихся вопросами свойств нервной системы, относительно нейродинамической природы этих свойств. Обстоятельная и заслуживающая всякого внимания попытка английского автора Дж. Грэя (J.A. Gray, 1964) «ре-интерпрети-ровать» результаты лаборатории Б.М. Теплова по проблеме силы нервной системы с точки зрения новейших данных относительно функций ретикулярной формации неизбежно носит умозрительный характер, так как аргументация автора опирается не на прямые экспериментальные, а только на косвенные литературные данные. Это же относится и к нашей попытке (В.Д. Небылицын, 19646) истолковать баланс нервных процессов по динамичности как функцию кортико-ретикулярного взаимодействия.

Но если в отношении функций ретикулярной формации и введения соответствующих понятий в контекст проблематики свойств нервной системы можно заметить хотя бы небольшие положительные сдвиги, то многие другие факты и концепции современной нейрофизиологии до сих пор еще никак не осмыслены с целью использования их в сфере теории основных свойств нервной системы. Такой консерватизм ничем не оправдан. Он может привести лишь к отставанию учения о свойствах нервной системы от общего уровня нейрофизиологии и учения о высшей нервной деятельности, достигших за последние годы немалых результатов именно за счет обращения к новым фактам и к новым идеям, объясняющим эти факты. Чтобы этого отставания не произошло, должна быть налажена интенсивная экспериментальная работа, направленная на создание такой теории свойств нервной системы, которая исходила бы из представлений о целостности функции мозговых кортикальных и субкортикальных механизмов и учитывала все новейшие достижения современной науки о мозге.

В более отдаленной перспективе необходимо начать разработку и такой «глубинной» проблемы, как биохимические основы индивидуальных различий, обусловленных свойствами нервной системы. Ведь в конце концов различия между сильными и слабыми или подвижными и инертными системами должны определяться характером процессов, протекающих на клеточном уровне, на уровне микрообразований, и всякая физиологическая индивидуальность есть в конечном счете биохимическая индивидуальность. Рано или поздно в повестку дня научного исследования войдут вопросы индивидуальной микродинамики процессов клеточной работоспособности, распространения нервного импульса, пороговых реакций, адаптации и привыкания и еще целого ряда других нейрофизиологических феноменов, составляющих фактическую основу индивидуальных вариаций по свойствам нервной системы. Решение этих вопросов будет означать познание сущности физиологической индивидуальности и даст чрезвычайно много как для расшифровки тех ее аспектов, которые имеют непосредственные проекции в поведении индивида, так и, возможно, для их регулирования и изменения фармакодинамическими и биофизическими средствами.

Теория свойств нервной системы исторически есть последняя и наиболее прогрессивная концепция физиологических факторов индивидуальности, основными своими чертами, как уже говорилось в предисловии, выгодно отличающаяся от большинства прежних попыток объяснить физиологическую природу личностных особенностей. Вместе с тем представляет огромный интерес сопоставление павловских параметров – свойств нервной системы – с другими, наиболее существенными конституциональными особенностями организма, и в особенности с морфологическими и эндокринными его характеристиками. Возможно, именно на этом пути будет сделан решающий шаг в сторону создания унитарной синтетической теории природных факторов личности, объясняющей все неисчислимое многообразие индивидуальных картин поведения с его динамической стороны. Задача эта, конечно, весьма обширна и для своего решения требует соединенных усилий специалистов различных направлений, однако усилия эти должны быть предприняты, если мы хотим получить детальные знания относительно тонкой природы тех параметров, которые мы изучаем.

Учение о свойствах нервной системы, хотя и представляет несомненный самостоятельный научный интерес как один из аспектов нейрофизиологической теории, все же, видимо, не служит самоцелью, особенно когда речь идет о свойствах нервной системы человека и когда их исследование – пусть собственно физиологического характера – находится в руках психологов. Одним из центральных моментов проблематики свойств нервной системы является вопрос о той роли, которую эти свойства играют в различных сторонах человеческого поведения. Однако такая постановка вопроса, вероятно, слишком обща.

Следует иметь в виду, что прямое проявление особенностей нервной системы в динамике повседневного поведения является скорее исключением, чем правилом: динамическая сторона (темп и интенсивность) человеческих реакций и поступков, имеющих место в привычных жизненных ситуациях, судя по многим данным, лишь в малой степени выступает функцией свойств нервной системы, а обусловлена в значительно большей степени воспитательными влияниями и регулирующими воздействиями социального окружения.

Положение существенно меняется, когда мы от рассмотрения повседневных жизненных ситуаций переходим к анализу человеческого поведения в таких возникающих иногда условиях, которые вызывают подлинное напряжение психофизиологических возможностей индивида и которые мы обозначаем термином «экстремальные». Эти условия большей частью представляют собой предельные, крайние значения тех элементов ситуации, которые в средних своих значениях служат оптимальным рабочим «фоном» или, по крайней мере, не ощущаются как источники дискомфорта. Экстремальность обладает одним существенным свойством: ее возникновение и особенно углубление приводят к более или менее выраженной редукции выработанных способов поведения и как бы обнажают закрытые наслоениями опыта природные качества индивидуальной нервной организации, среди которых на первом месте по значению для динамической стороны поведения и стоят, очевидно, основные свойства нервной системы. (Здесь следует иметь в виду, что динамический аспект поведения в условиях экстремальности неразрывным образом связан с собственно содержательным его аспектом, поскольку от темпа, быстроты, уверенности совершаемых в экстремальных условиях действий прямым образом зависит их конечная результативность.)

Таким образом, проблема свойств нервной системы в ее функционально-поведенческом значении переводится в план проблемы факторов оперативной надежности человека, сталкивающегося с экстремальной ситуацией и решающего в условиях значительной напряженности достаточно сложные и ответственные задачи (В.Д. Небылицын, 1961б). Говоря об оперативной надежности, мы имеем в виду ту характеристику индивида, которая выражается в способности его к устойчивому сохранению оптимальных рабочих параметров (работоспособности, «бдительности», «помехоустойчивости» и т. д.) в течение заданных промежутков времени и при всевозможных усложнениях обстановки. Разумеется, свойства нервной системы составляют только одну из групп «человеческих факторов» надежности, но имеются серьезные основания полагать, что роль их в обеспечении этой существенно важной оперативной характеристики достаточно велика.

В разработке концепции оперативной надежности, базирующейся на теории основных свойств нервной системы, видится нам одна из главных перспектив этой теории в ее психологическом применении. В этом направлении сделаны сейчас лишь первые шаги, и большинство относящихся сюда вопросов даже не поставлено. Между тем среди них есть вопросы весьма существенные, в том числе имеющие и важное общетеоретическое значение. Вот один из них.

Субъективные реакции, возникающие у людей в условиях экстремальности, обычно описываются как эмоциональные: они сопровождаются рядом субъективных переживаний (например, чувствами страха, неуверенности, напряжения и т. д.) и выражаются объективно в комплексе соответствующих висцеральных соматических изменений. Однако, пытаясь интерпретировать характеристики эмоциональной реактивности в терминах учения о свойствах нервной системы, мы убеждаемся, что это учение в его настоящем виде фактически не предусматривает никакого места для параметров эмоциональности, оперируя почти исключительно категориями замы-кательной функции. И это, вообще говоря, не удивительно, так как учение о свойствах нервной системы до сих пор ориентировано только на корковые функции, в то время как и сам И.П. Павлов не раз указывал именно на подкорку как субстрат эмоциональной активности.

Включение «измерений» эмоциональности в контекст теории свойств нервной системы оправдано стремлением учесть все наиболее существенные психофизиологические факторы индивидуальности, не упустив ни одного из них, и по этой причине весьма актуально именно в настоящий момент, когда вопросы структуры свойств нервной системы приобрели особенную важность. Быть может, как раз через разработку этой проблемы нам удастся вплотную подойти к решению упомянутого вопроса о роли подкорковых образований в проявлениях свойств нервной системы и – шире – об учете достижений современной нейрофизиологии в теории этих свойств.

Решение этой же проблемы, возможно, позволит наконец сформулировать физиологически наиболее полные и обоснованные гипотезы относительно природного фундамента такой популярной психологической категории, как темперамент с его достаточно запутанной в настоящее время структурой, с его основными типами и вариациями.

Действительно, за последние годы стала почти общепринятой идущая от И.П. Павлова тенденция к более или менее полному отождествлению понятий «тип нервной системы» и «темперамент». Но поскольку, как уже говорилось, в понятии «тип нервной системы» фактически не представлены обусловленные в значительной степени свойствами подкорки (и специально, видимо, «лимбического мозга») особенности эмоциональной сферы, а темперамент почти всегда мыслился психологами прежде всего как эмоциональная категория, между этими понятиями существует весьма заметный разрыв. Этот разрыв может быть ликвидирован, и понятие темперамента может получить надлежащее обоснование в рамках теории свойств нервной системы лишь в том случае, если эта теория будет дополнена и расширена путем внесения в нее представлений о роли и функциях субкортикальных структур в их отношениях друг с другом и с вышележащими образованиями.

Таким образом, и при анализе значения проблемы свойств нервной системы для психологической теории снова возникает задача исследования механизмов целого мозга, а не одной только коры больших полушарий.

Существует, правда, один раздел психологии личности, для разработки которого определяющее значение имеет исследование именно кортикального аспекта теории свойств нервной системы. Это раздел о природных основах интеллектуальной и художественной одаренности. Обосновывать точку зрения о ведущей роли именно кортикальных параметров для проблемы природных основ одаренности, очевидно, нет необходимости, однако это сформулированное в общем виде утверждение мало что дает для конкретных заключений по проблеме основных свойств нервной системы как нейрофизиологической основы способностей.

До сих пор исследователи свойств нервной системы по существу даже не подошли к позитивной постановке вопроса о зависимости между параметрами нервной системы и одаренностью, и объясняется это, конечно, слишком неоднозначной связью между этими категориями индивидуальности. Не только «способность» как таковую в целом (музыкальную, математическую или, скажем, шахматную), но и простейшие, элементарные ее компоненты пока не представляется возможным непосредственно свести к отдельным свойствам нервной системы или их комбинациям. Человеческие способности складываются и развиваются по специфическим психологическим закономерностям, а не заложены изначально в особенностях организации нервной системы.

Поэтому, возможно, более правильной является такая постановка вопроса о соотношении между свойствами нервной системы и одаренностью, которая не связывает прямо обе эти категории, а рассматривает свойства нервной системы лишь как физиологические – способствующие или ограничивающие условия для развития тех или иных видов одаренности. Таким образом, высокая динамичность нервной системы, вероятно, еще не служит непременным залогом высокоразвитой способности к обучению, так же как высокая подвижность нервных процессов, видимо, еще не является решающим фактором одаренности полководца или организатора, хотя и тот и другой параметры, как можно полагать, составляют существенные и необходимые условия для развития указанных видов способностей. Строить сколько-нибудь детализированные гипотезы относительно связи между свойствами нервной системы и способностями или даже их элементами, видимо, еще преждевременно; для этого нужно Знать больше и о свойствах нервной системы, и о самих способностях. Однако проблема эта – одна из самых увлекательных и интересных в дифференциальной психофизиологии, и решение ее обещает дать чрезвычайно много не только для раскрытия физиологических механизмов одаренности, но и для разрешения в теоретическом плане общей проблемы соотношения нервного и психического.

Раздел второй. Избранные статьи

К вопросу об общих и частных свойствах нервной системы [36]

Данная статья посвящена одному из наиболее актуальных вопросов теории свойств нервной системы (СНС). Этот вопрос возник как экспериментально установленный факт и одновременно с этим как теоретическая проблема постоянно вызывает немалые затруднения при попытках уяснить его место и значение в системе основных представлений теории СНС. Речь идет о феномене парциальности, или региональности, проявлений основных свойств нервной системы, выражающемся в несовпадении результатов измерений одних и тех же свойств при определении их в различных участках, зонах и отделах большого мозга. Впервые эту проблему теоретически рассмотрел Б.М. Теплов. Он отмечал в 1956, что «у человека менее всего можно ожидать полного совпадения типологических параметров в разных анализаторах, а также в первой и второй сигнальных системах» (с. 478). Экспериментальные данные целого ряда проведенных впоследствии работ полностью подтвердили эту мысль, особенно в отношении разных анализаторов. Наиболее детально были изучены в экспериментах с людьми – случаи расхождений по уровню сил нервных клеток и абсолютной чувствительности между зрительным, слуховым и кожным анализаторами (Ф.В. Ипполитов, 1966, 1967; В.И. Рождественская и др., 1960; В.М. Русалов, 1967; К.В. Судаков, 1962; Б.М. Теплов, 1963; З.Г.Туровская, 1963). При этом было показано, в частности, что значения попарных коэффициентов корреляции между анализаторами по их силовым характеристикам, хотя и остаются всегда положительными, редко бывают выше 0,30 – 0,40, откуда коэффициент детерминации составляет всего лишь около 0,10–0,15. Это означает, по-видимому, что собственная (специфическая) изменчивость характеристик отдельных анализаторов значительно более высока', чем их ковариация, хотя и следует указать, что обычно «ответственными» за низкие значения связи являются только 15–20 % испытуемых, участвующих в сопоставлении.

Получается, таким образом, что экспериментальная работа, нацеленная на выявление свойств нервной системы, в точном смысле этого термина, т. е. общих, унитарных нейрофизиологических параметров, характеризующих мозг как целое, на самом деле слишком часто вскрывает лишь явление парциальности. Вместо того чтобы приносить информацию о факторах нервной деятельности, единых для всей мозговой массы, применяемые методы в сущности дают возможность получить характеристики лишь отдельных мозговых структур, в частности (в случае использования сенсорных методик) специфических сенсорных систем. Эти характеристики далеко не всегда совпадают, что, видимо, обусловлено глубокими причинами биохимического характера, рассмотрение которых выходит за рамки психофизиологического анализа.

Так или иначе мы стоим сейчас перед ситуацией, вызывающей немало недоумений и отнюдь не являющейся мнимой, как склонны думать некоторые авторы (Я. Стреляу, 1966). Основная теоретическая и методическая трудность создавшегося положения заключается в возникшей в связи с проблемой парциальных проявлений неопределенности самого понятия «свойство нервной системы». В самом деле, если различные мозговые структуры могут по своим свойствам резко отличаться одна от другой, если поэтому распространение функциональных характеристик, полученных для одной или нескольких структур, на остальные структуры мозга оказывается едва ли возможным, то как быть в этом случае с фундаментальным представлением о свойствах нервной системы как неделимых параметрах целого мозга, лежащих в основе целостных личностных особенностей? Возможно ли вообще такое представление в свете упомянутых выше экспериментальных данных, убедительно свидетельствующих о существовании феномена парциальности? Должны ли мы теперь рассматривать СНС как параметры лишь узкого представительства, способные характеризовать только те мозговые структуры, к которым адресуются применяемые стимулы, или все-таки существуют такие, хотя бы относительно общие «сверханализаторные» характеристики мозга, которые могут служить основой для нейрофизиологической интерпретации целостных особенностей индивидуального поведения? Вот вопросы, которые в теории свойств нервной системы стоят сейчас достаточно остро.

Основу для ответов на эти вопросы мы находим в упоминавшейся работе Б.М. Теплова, в которой он выдвигает среди многих других идею различения общих и частных Типологических параметров. «При изучении типов высшей нервной деятельности человека нельзя забывать о том, что наряду с общими типологическими свойствами, характеризующими нервную систему в целом, существуют парциальные, частные типологические свойства, характеризующие работу отдельных областей коры» (Б.М. Теплов, 1961, с. 479). В то время эта идея не могла быть раскрыта более детально ввиду недостаточной еще разработанности ряда понятий, относящихся к функциональной морфологии головного мозга. В частности, оставалось без надлежащей конкретизации понятие нервной системы в целом, ассоциируемое, по мысли Б.М. Теплова, с понятием общих типологических свойств. Задача, таким образом, заключается в том, чтобы, исходя из сформулированного Б.М. Тепловым различения общих и частных свойств нервной системы, физиологически конкретизировать оба эти понятия, уяснить относительное значение общих и частных СНС как нейрофизиологических параметров поведения и твердо установить наконец место проблемы парциальности в теории основных свойств нервной системы.

Свойства нервной системы могут определяться синтезом функциональных характеристик подкорки и коры, в котором существенную роль играют параметры общеактивирующих ретикулярных механизмов (В.Д. Небылицын, 1966). Сейчас, однако, кажется очевидным, что это предположение, хотя и идет, вероятно, в нужном направлении, все же имеет слишком общий характер и к тому же не проводит с надлежащей четкостью различий между нейрофизиологическими механизмами общих и частных свойств нервной системы. Между тем современные нейропсихологические данные, касающиеся работы мозга как единой и цельной, но в то же время строго дифференцированной системы с четким разделением функций, позволяют высказать ряд достаточно обоснованных предложений о различии физиологических «ролей», выполняемых общими и частными СНС, и провести между этими понятиями достаточно определенную нейроанатомическую грань.

Рассмотрим кратко современные сведения относительно функциональной организации большого мозга, имея в виде возможное использование их для ответов на поставленные выше вопросы.

Поверхность коры больших полушарий может быть с достаточными основаниями разделена на две обширные области, границей между которым служит центральная борозда. Как явствует из новейших нейропсихологических работ (А.Р. Лурия, 1962, 1963, 1966; Ю.Ф. Поляков, 1966; К.Н. Pribram, 1960), задняя, или ретро-центральная, область, включающая теменную, затылочную и височную доли, отличается от передней, или антецентральной, области (лобной доли) целым комплексом структурно-морфологических, коммуникационных и функциональных признаков, позволяющих говорить о совершенно различном значении этих областей в приспособительной деятельности организма.

В состав ретроцентральной коры входят так называемые первичные, вторичные и третичные (по терминологии А.Р. Лурия) поля ядерных зон анализаторов, перерабатывающих зрительные, слуховые, кожные и кинестетические раздражения. Вызываемые последними биоэлектрические импульсы достигают корковых анализаторных зон, следуя по специфическим афферентным путям с переключениями в области зрительного бугра и коленчатых тел. Если первичные поля связаны с функцией первоначального различения и тонкой дискриминации стимулов, а вторичные – с анализом и синтезом более сложных комплексов раздражений, то третичные поля (зоны перекрытия корковых концов анализаторов) служат целям комплексного отражения действительности через взаимодействие различных сенсорных систем. Выполнение этих функций обеспечивается широко развитым комплексом межнейронных связей, являющихся морфологической основой внутрикорковых проекций и межанализаторных ассоциаций.

Таким образом, ретроцентральная кора вместе с проекционными путями от рецепторов и некоторыми подкорковыми переключательными ядрами представляют собой цельную внутримозговую систему, функцию которой во всем эволюционном ряду, не исключая и человека, составляют переработка и обобщение первичной физической информации, доставляемой органами чувств, и превращение ее в образы внешней (по отношению к мозгу) действительности. Производящиеся здесь синтезы возбуждений служат нефрофизио-логической основой восприятий, представлений, образов памяти и всех тех элементов и сторон психической жизни, которые базируются в конечном счете на функции сенсорных механизмов.

Важность мозговой деятельности, обеспечивающей генерацию образов внешнего мира и тем самым ориентировку в окружающей среде, трудно переоценить. В то же время должно быть очевидно, что эта деятельность необходима живому организму лишь постольку, поскольку она обеспечивает его информацией для активного целенаправленного действования, для успешной реализации актов адекватного приспособительного поведения. Но, как показывают экспериментальные и клинические данные, рецептивная система (обозначим этим термином ретроцентральную кору вместе с подходящими к ней подкорковыми путями проведения специфических сенсорных возбуждений) не в состоянии одна, сама по себе, обеспечить осуществление высших форм активного взаимодействия со средой. Ни внутренние ее коммуникации, ни система ее «выходов» для реализации этой задачи не приспособлены. Современная функциональная морфология связывает выполнение такого рода задач с деятельностью другого, по-иному организованного и имеющего совершенно иную систему связей мозгового субстрата – комплекса формаций антецентральной (лобной) коры – филогенетически позднейшего и структурно наиболее развитого отдела мозга (Г.И. Поляков, 1962, 1966).

Дата добавления: 2015-06-26