Фантастический рассказ 1 страница

Тётя Атиса

У Петуховых с вечера забарахлил телефон — сперва к ним звонил кто попало, потом они попадали неведомо куда. Утром вызвали мастера. Он явился и всё наладил. Когда младший Петухов, внук Ваня, шустрячок одиннадцати лет, вернул­ся из школы, дома уже никого не было — все разошлись по своим делам. Не садясь обедать, Ваня первым делом кинулся звонить своему закадычному другу Ваське Щукину, или просто Щуке. И тут на столике с телефоном обнаружил телефонную трубку, за­бытую, очевидно, мастером. Она была с куцым витым проводом и с наборным диском на ручке. Вещь редкая и привлекательная. Ваня взял её и автоматически прижал к уху — что другого можно было сделать с телефонной трубкой. И слегка кашлянул. И вдруг в трубке раздалось:

— Я к вашим услугам, владыка!

— Ой! — вырвалось у Вани. Он икнул от удивления и прове­рил, не соединена ли трубка с сетью и не разыгрывает ли его кто-нибудь. Нет, концы проводков с маленькими металлически­ми прищепками свободно болтались в воздухе. Но даже если и соединена, то какой дурак ответит так загадочно — владыка! Кто владыка? Он, Ванька, что ли? Ой, не смешите! Единственное' чем он действительно владеет, это кот Пепел, который вон, соскучившись, трётся о ноги. И мальчик, развеселившись и осмелев, спросил:

— Куда это я попал? — хотя ничьего номера и не набирал.

— Куда надо, туда и попал! Я к вашим услугам, владыка! - бесстрастно повторил голос и, словно почувствовав замеша­тельство мальчишки, его неловкость от этого возвышенного об­ращения, смягчил свою манеру: — Як твоим услугам, хозяин!

И, в самом деле, от упрощённого обращения Ване стало спо­койнее, и он деловито уточнил:

— А что это значит «я к вашим услугам»?

— Это значит, что я выполню любую вашу просьбу и жела­нье.

— Правда?

— Правда.

— Любую?

— Любую.

— Значит, ты волшебная трубка?

— Значит!.. Вернее, я волшебный абонент, а трубка обыкно­венная, она просто моё ухо. Итак, я слушаю тебя!

— Значит, ты теперь моя?

—Твоя!

— Здорово!.. Но погоди-ка, погоди,— вдруг спохватился Ваня.— Ведь эту трубку у нас кто-то оставил!.. Мастер по ремон­ту телефонов! Ага! Он может вернуться и взять её, так ведь?

— Так! От такой трубки просто так не отказываются! — со­гласился далёкий таинственный голос.

— Ещё бы! Конечно! Я понимаю!.. Тогда первое моё желание такое! Первое, что я хочу, это чтобы человек, который оказался растяпой и оставил тебя у нас, начисто забыл бы про тебя и не вернулся за тобой! Понятно?

— Не дура! Кстати, очень своевременное желание! Этот че­ловек уже поднимается к вам на лифте!

— Скорей действуй! Сможешь успеть?

— Что за вопрос! Уже исполнено! Бывший мой властелин уже не связист, а сантехник, и у него совсем другие инструменты, и он направился в другую квартиру, где засорился унитаз.

— Молодец! А можно тебя спрятать? — вдруг спросил Ваня, отстраняя трубку от уха, спросил не как у трубки, а как у живого существа. Но ответа не последовало, то есть он не расслышал его и понял, что с трубкой надо разговаривать именно как с трубкой — прижав её к уху и губы направив к мембране, что он и сделал и повторил вопрос: — Можно тебя спрятать?

— Можно, если я тебе не нужна. Ведь спрятав меня, ты бу­дешь не в состоянии отдавать приказания, а на расстоянии я не

слышу.

— Ах, так! В таком случае сделайся поменьше и в каком-ни­будь красивом футлярчике!

Едва он это вымолвил, как трубка исчезла из его рук и на столике появилась аккуратная кожаная сумочка с ремешком. Ваня схватил сумочку и открыл её— там лежала та же самая трубка, только уменьшенная раз в пять. Он нежно взял её двумя пальчиками и сказал:

— Спасибо!

— Не за что! Кстати, благодарить меня не принято! Я испол­няю свой долг, не больше того, а за исполнение долга не благо­дарят. Я получаю за это зарплату.

— И всё же спасибо! Теперь стало удобнее! — И Ваня пере­кинул ремень через плечо.— Можно вопрос?

— Хоть десять!

— Пока один!

— Як вашим услугам!

— Кто ты? Вас можно на «ты»?

— Можно! Я — АТС! Но не ваша Автоматическая телефонная станция, а Автономная Трансцендентная Субстанция!

— У-у! Все слова непонятные! И не выговоришь!

— Это неважно! Зови просто — АТС!

— Хорошо, АТС! И второй вопрос: ты мужского или женского пола?

— А какое это имеет значение?

— Большое! Мне же надо знать, тётя ты или дядя, чтобы веж­ливо обращаться. А может, бабушка или дедушка, а?

— Право, сама не знаю! — вздохнули где-то в пучине космоса Ваню как бы прошиб озноб от этого вздоха, но он не потерял присутствия духа.

А-а, раз «сама», — значит, женского! Иначе бы сказала, не знаю»! — рассудил мальчик.

— Возможно, — согласилась АТС.

— Женского лучше! Как мама или как наша учительница Зи­наида Николаевна! Да и по голосу ты — женщина!

— Неужели? Пусть будет так! Значит, я — женщина? Это что-то новенькое в моей жизни! Ну, да пусть!

— Да, ты тётя Атиса! Я хочу видеть перед собой Щуку! — Ц тотчас на полу возле столика появилась цинковая ванна, в кото­рой шевелилась большая щука, из-под воды кося на мальчишку злым взглядом.

— Не такую щуку! — в испуге воскликнул Ваня.— Не такую, а Ваську Щукина, моего друга из двадцатой квартиры!

— Ах, вот оно что! Прошу прощения, хозяин! Не так поняла. Это я мигом исправлю! Три-четыре!

Щука взметнулась вдруг на дыбы да так и замерла в верти­кальном положении, стоя на хвосте, прямо на глазах у Вани на­чав терять рыбьи черты и обретать человечьи. Началось с того, что раздвоился хвост, превратившись в ноги, затем поджаберные плавники превратились в руки и так далее. Дольше всего и, кажется, труднее всего поддавалась преобразованию щучья голова, точнее — пасть. Костистые и хрящевые сочленения с какой-то мучительной неуверенностью и даже с неохотой раз­мягчались, формируя нос, губы и подбородок. Но когда и вся эта сложная трансформация наконец завершилась и образовалась вполне узнаваемая Васькина физиономия, в её выражении всё же что-то неуловимо осталось щучье — может быть, слишком выдающиеся вперёд губы, что впрочем, присуще и натурально­му Ваське, так что Ваню не смутила остаточная деформация.

Васька ойкнул, торопливо вышагнул из ванны и потряс по­очерёдно ногами, рассеивая вокруг брызги. После этого ванна исчезла, а в руках Васьки появилась пластмассовая модель са­молёта.

— Привет, Вано! — сказал он, еле шевеля как бы одереве­невшими губами.

— Привет, Щука! — невозмутимо ответил Ваня.

— Знаешь, у меня такое ощущение, как будто я только что из воды вылез, — ощупывая штанины свободной рукой, таинствен­но признался Щука.

- Это не ощущение, это так и есть! — заверил Ваня.

- То есть как это так и есть?

- Ты только что вылез из воды!

- Из какой воды?

- Которая была в ванне.

- В какой ванне?

- Которая вот тут стояла, а потом исчезла.

— Как исчезла? Какая ванна? Слушай, Вано, не морочь мне голову, она и так у меня сегодня что-то с бульканьем! Я только что сидел дома за своим столом и склеивал вот эту модель, а потом что-то помутилось... Я где? У вас, что ли?

— У нас.

- А зачем это меня к вам принесло?

— Не знаю, тебе видней!

— Может, в шахматы сыграть, а? Я не обещал? — спросил он и сам же ответил: — Да нет, я вроде не собирался сегодня играть в шахматы. У меня сегодня по расписанию самолётостроение. Во — смотри! Как модель, ничего?

— Ничего!

— Отличная модель!.. Нет, а зачем всё же я припёрся к вам?.. Интересно! Если в шахматы играть, то лучше у нас играть, мои­ми шахматами.

— А чем это мои хуже? — обиделся Ваня.

— Сам знаешь, мои новей! А у твоих лак облез, и у коней морды отломились, пипочки на головах ферзей и королей кто-то отгрыз, и вообще они из разных партий собраны, — перечислял Щука недостатки Ваниных шахмат, и всё это было, к сожалению, правдой, ибо это были старенькие фамильные шахматы — и в них ещё дед в детстве играл, потом отец и сейчас вот Ваня играет- — Если хочешь играть, то пошли к нам!

— Да не хочу я играть в шахматы! — отрезал раздоса­дованный повелитель телефонной трубки.— Ни в наши, ни в ваши!

- Тогда зачем же я, дубина, примчался, не пойму! — терялся в догадках Щука.

— Да не дрыгайся ты, Щука-карась! Это не ты примчался, это я тебя примчал!

— Как это — ты?

— А вот так: чики-брики — и ты здесь!

— Не сочиняй!

— Я не сочиняю.

— Ой, Вань, прибежать-то я прибежал, а клей-то, кажется забыл закрыть. Он улетучится, он на эфире!— и навострился было стрекануть назад, но Ваня остановил его:

— Не суетись! Во-первых, ты не сам прибежал, а я тебя пере­нёс! А во-вторых...

— То есть как это ты меня перенёс?

— Секрет! А во-вторых, чтобы закрыть пузырёк с клеем, не надо убегать! — Он отвернулся и отдал в трубку распоряже­ние.— Всё в порядке. Эфир не улетучится! — У Васьки отвисла и мигом пересохла мясистая нижняя губа.

— Отныне мы с тобой, Щука, необыкновенные люди! Точнее так: я — необыкновенный, а поскольку ты — мой лучший друг, то и ты необыкновенный!

— Как это понимать — друг мой необыкновенный?— осто­рожно спросил Васька.

— Не всё сразу, Щука-карась! Пошли обедать!

— Не хочу!

— Хочешь!

— Нет!

— Хочешь, я тебе говорю!

— Да нет же, я тебе говорю!

— Ах, так! — Ваня шагнул за кухонный косяк и распорядился насчёт Васькиного аппетита.

Тотчас Щука ворвался на кухню, схватил с хлебницы чёр­ствый кусок и остервенело принялся рвать его зубами, со сто­ном нажёвывая.

— Ну, то-то! А то — не хочу!

— Да не хотел я, честное слово! Я только что пообедал дома, и довольно плотно!

— А что же накинулся на хлеб?

— Не знаю! Ослаб вдруг! — скорбно признался Васька и с хрустом откусил опять.

— Не спеши, у мамы наверняка суп имеется!

- И суп давай! И вообще открывай холодильник и вали всё на стол! Я, кажется, сам себя готов слопать! Никогда так жрать не хотел. Прямо ужас какой-то! Угощай давай! Проявляй госте­приимство! — прямо-таки ревел Васька.

— Да ничего в холодильнике нет, нечего валить! — ответил Ваня.

- Давай-давай, не жмись! — наседал Щука и, видя, что друг не собирается добровольно угощать, сам подскочил к холодиль­нику и дёрнул за ручку. Дверца распахнулась, но, к сожалению, все пять решёток холодильника были действительно пусты, если не считать, что на верхней лежала полуразвёрнутая початая пачка маргарина да в дверце торчала поллитровая бутылка ке­фира или простокваши, да в ячейках для яиц угнездилась пара проросших луковиц.

— У-у-у! — раздосадовано протянул Васька, однако выхва­тил из обёртки остатки маргарина, с трудом, оставляя на губах маргариновые стружки, засунул его в рот и энергично замолол челюстями, раздувая щёки, потом вытряс в рот кислятину из бу­тылки и всё это зажевал обеими луковицами, даже не содрав с них шелухи. И всё глотал, глотал, судорожно и с наслаждени­ем. Расправившись с этими припасами, Щука заглянул и в мо­розильник, обнаружил там скрюченную рыбину минтая, оторвал её, примёрзшую, от камеры и вцепился зубами в спинку, но тут же зашвырнул обратно — рыбина оказалась промороженной до окаменелости.— И это всё?.. У-у, у нас и то больше!

— Я же говорил! — смиренно ответил Ваня.— У мамы каждое утро болит голова; чем нас кормить? Сегодня на завтрак глазунью из последних яиц съели!

— Ой, а не осталось?

— Чего?

— Глазуньи?

— Что ты! Самим не хватило! — и Ваня захлопнул дверцу. — Может, с работы чего-нибудь принесут! Они всегда приносят из буфета!

— А я сейчас хочу! — прорычал Щука.— В конце концов ты дашь мне поесть или нет? Ещё лучший друг называется! Человек волком воет с голоду, а ему — хоть бы хны! О! Нашёл! — Увидев сидевшего на полу возле радиатора кота Пепла, Щука бросился к нему с воплем: — Хочешь, я этого кролика съем?

— Стой, балда! Во-первых, это не кролик, а наш кот Пепел! Не узнаёшь, псих? Брысь! — прогнал Иван своего любимца.— Брысь! — Пепел нехотя улизнул в коридор, туда же, плотоядно потирая ладони, бросился Щука, но Ваня задержал его за руба­ху.

— Угомонись, рыбина, это кот!

— А если и кот, тебе что, кота жалко для лучшего друга? — взревел Васька.

— Котов не едят! — пытался урезонить друга Ваня.— Это во-вторых!

— Я ем всё и всех! — заявил, горя глазами, Васька.

— В-третьих, если и есть, то давай кота пустим на жаркое! А на первое вот рыбный суп, хочешь?

— Конечно, хочу! А хочешь, я вот этот цветок сжую? — не унимался в Ваське дух всепожирательства.

— Нельзя, это алоэ, он колючий!

— Пустяк!

— Нет, цветок пусти на десерт, а пока — суп! Да успокойся ты, зверь. Щука-карась!

— Ой, не могу! Ой, жрать хочу! Да не грей ты суп, давай хо­лодный! — и продолжил схватку с чёрным сухарём.— Скорей, а то подавлюсь!

Гремя кастрюлей, Ваня шепнул в трубку:

— Слышь, тётушка Атиса, убавь-ка Ваське аппетит, а то он рехнётся от обжорства!

— Слушаюсь, хозяин!

Щука с явной неохотой положил кусок на хлебницу, подобрал смоченным слюной пальцем крошки со стола, слизнул их и ска­зал извинительно:

— Что это я как сумасшедший сегодня?

— Так холодный суп будешь есть или подогреть?

— Подогрей! А вообще-то никакого супа мне не надо! — Вась­ка отрешённо плюхнулся на табуретку и остался неподвижен до того момента, когда Ваня налил всё же супа, якобы себе, но поставил его нарочно как раз между ними и положил рядом две ложки. Приступ аппетита Щуки был настолько велик, что, даже сбитый, он продолжал мучить мальчишку, и Васька покусывал за нос свою недоклеенную модель всё не выпуская её из рук, но при виде супа резко вдруг отшвырнул её, так что она доскользила на брюхе, ещё без шасси, до самого края стола, схватил ложку, рывком, расплескав жижу, придвинул к себе тарелку и давай жадно хлебать.

— Нет, со мной сегодня точно что-то ненормальное творит­ся, — виновато пришёптывал он.— Извини, Вань!

— Пустяк, Щука! Ешь на здоровье, брюхо коровье, как гово­рит моя бабушка. С тобой всё нормально! Это я ненормальный, то есть необыкновенный! Веришь?

— Не-е, — облизнув ложку и опустив её в опустошённую та­релку, плутовато отозвался друг.

— Как это не-е? Разве ты не понял, что это я напустил на тебя зверский аппетит?

— Ты?

— А кто же?

— Ой, не смеши!..

— И я же убавил!.. Хочешь, опять напущу?

— Не надо! — глубоко вздохнув и помяв живот, сдался Щука.— Напустить на меня аппетит— это пара пустяков, раз плюнуть. Не обязательно быть необыкновенным человеком!.. Слушай, Вано, а что это, собственно, означает— необыкновен­ный человек? У тебя что, зубы в носу есть? Или третья нога? Так что-то незаметно! В чём твоя необыкновенность? Нет, Вано, серьёзно, в чём?

— В том, балда осиновая, что я — почти волшебник! Стоит мне шевельнуть пальцем, вернее — языком, как...

— Что случится?

— Всё, что хочешь! Называй любое желание, и я его исполню!

—Ну, если так... Ну, если так... — с нарастающей угрозой втягивая шею в плечи и как бы надуваясь, заприговаривал Васька, но споткнулся, ибо ничего существенного в голову не приходило, и начал снова: — Если ты... Вот если бы ты был...

- Ну, что? Давай-давай, не стесняйся, называй любое же­лание!

— Любое?

— Да любое же, рыбья твоя кровь, как медленно ты сообра­жаешь!

— Значит, любое?

— Любое! Я всё могу! Я всемогущий!

В это время послышался гул самолёта, заходящего на по­садку на расположенный неподалёку от Энергетика аэродром. В Щуке вдруг созрела какая-то дерзкая мысль, он дёрнулся, как настоящая щука, заглотившая блесну, дотянулся до своей модели, взял её, провёл брюхом по столу, урча губами, как мо­тором, потом поднял глаза к потолку, к нарастающему звуку и заявил;

— Любое, значит? Ну, берегись, Вано! Сейчас ты погоришь со своим всемогуществом!— Для затравки пригрозил он и встал: — Если ты действительно необыкновенный человек и всё можешь, то пусть этот самолёт, который гудит над нами, а это ТУ-154, приземлится сейчас вот на этот кухонный стол!

— Как это на стол?

— А вот так: на стол — и всё! Что, слабо?

— Не знаю, но ты сам посуди: тут же короткая посадочная полоса. Ты же будущий лётчик, должен понимать такие штуки — короткая! Он сорвётся и разобьётся!

— Вообще-то да, — вяло согласился Васька, оценив разме­ры стола, и в глазах его полыхнула новая каверза.— Тогда пусть приземлится на пол! Смотри: из кухни в твою комнату какой длинный коридор ведёт— хватит для торможения и пол глад­кий. Давай сади самолёт, чудодей!

— Попробую, только давай под стол залезем, чтобы он нас не зацепил! И форточку надо открыть, а то он стёкла все повыби­вает и сам потерпит аварию! — Ваня распахнул форточку, ныр­нул под стол, затянул туда за штанину Ваську, который выпучил удивлённые глаза и даже спросил испуганно:

— Вань, ты это серьёзно?

— Абсолютно! Не трепыхайся, раз заварил такую кашу! — осадил Ваня друга, приоткрыл футляр и в щель прошептал же­лание, закончив его мягким уточнением: — Сможешь, тётя Атиса, или отменить?

Ответа не последовало. Последовал нарастающий и всё сокрушающий рёв двигателей, задрожали и зазвенели стёкла кухонного окна, потом в форточку ворвался серебристый кры­латый снаряд, просвистел над столом, опустился на пол малого коридорчика и стремительно заскользил, руля в Ванину комна­ту.

И тут наперерез самолету из сумрака большого коридора

боком, выгнув спину, устрашающе фыркая, с занесённой для удара лапой, вынесся Пепел. Неизвестно, за кого принял кот летательный аппарат, но, считая себя полновластным хозяином квартиры, не мог вытерпеть вторжения чужака. Будучи по своей природе домашним животным, современная городская кошка является вдвойне домашней, так как улицы не знает почти сов­сем. Вся их улица — это балкон да выезды на дачу, вся осталь­ная жизнь — это дом, дом, дом.

На даче Пепел познакомился с собаками и навсегда про­никся к ним неприязнью и отвращением, а на балконе впервые увидел птиц и одну из них, доверчивую синичку-дурочку, даже поймал и съел, и с тех пор к птицам у кота привилось стойкое и страстное влечение. Очевидно, именно за птицу, пусть большую и грозную, но за птицу принял Пепел ворвавшийся самолёт, по­этому и кинулся в атаку, ибо с птицами у кота разговор был ко­роток: цап-царап — и перья по ветру!.. К удивлению кота, птица не выказала ни страха, ни паники, она не рванулась в сторону от его когтей, не взмыла вверх, а равнодушно прошмыгнула мимо воинственно вздыбившегося Пепла и заскользила себе дальше. И куда бы вы думали? В святая святых Пепловых владений — в комнату его юного хозяина, где был у кота свой санитарный уго­лок и свой спальный матрасик возле отопительной батареи.

Это было таким вызывающим оскорблением, что кот решил незамедлительно наказать нахала, вырвав у него хотя бы часть хвоста.

— Пепел, брысь! Нельзя!— прикрикнул Ваня из кухни, но куда там — котом уже владели бешенство и охотничий азарт.

Двумя метровыми прыжками он нагнал самолёт и сунулся носом к его хвосту, собираясь вцепиться зубами в гузку, но из хвоста дерзкого чужака ударило вдруг таким рёвом и пламенем, что кота оглушило и опалило ему всю морду, а ноздр_и забило копотью. От неожиданности кот реванул что было духу, упал, на миг потеряв сознание, но тут же очнулся, вскочил на все четыре лапы, двумя новыми прыжками обогнал огнедышащую птицу и смело, как живая баррикада, встал на её пути, вздыбив и распушив для пущего устрашения свой великолепный хвост. Благо, что к этому моменту скорость почти погасла и самолёт остановился сам собой, лишь слегка уткнувшись носом в мягкий кошачий бок. «Ну, то-то, знай наших, а то ишь — разбежался!» — такая, похоже, мысль мелькнула в грозных зрачках Пепла.

Мальчишки на четвереньках бежали следом, вдыхая аромат выхлопных газов, такой сладостный мальчишеским ноздрям. К самолёту они уже подползали на животах, разгорячёнными ще­ками касаясь холодного пола, а у самолёта замерли бездыхан­но. Это был настоящий воздушный лайнер ТУ-154, из двигателей ещё курился лёгкий дымок.

— Что творится! — прошептал зачарованно Щука. — Что тво­рится! Чудеса! Смотри, Вань, и пилоты в кабине, и что-то кричат нам!

Ребята прямо прилипли лбами к пилотской кабине и замети­ли испуг и растерянность на лицах пилотов, сменившихся вдруг выражением ужаса в тот момент, когда между мальчишеских го­лов просунулась кошачья морда и тоже заглянула внутрь кабины и даже скребанула по стёклам когтистой лапой.

Пилоты отшатывались, отмахивались, заслоняя ладонями глаза, и, крестясь и что-то нашёптывая, отворачивались, думая, наверное, что это всё им мерещится.

Ваня понял их испуг и ещё раз пристрожился:

— Брысь, Пепел! — и оттолкнул кота подальше. Да кот и сам, ощутив, что эта птичка ему не по зубам, вдруг потерял к ней ин­терес и лениво побрёл прочь.

— Чудеса! — повторил Васька, пожирая глазами самолёт.

— О, смотри, и люк открылся! Жаль, трапа нет!

— Подать трап! — скомандовал Ваня в футлярчик. Из-под дивана выехал автомобильный трап и пристыковался к борту самолёта, откуда тотчас по пояс высунулась стюардесса, ойкну­ла и громко спросила:

Граждане великаны, мы где?

__ Не волнуйтесь, вы дома! — ответил Ваня.

__- А где дома-то? Дом у нас большой! Где именно?

— В Братске!

— Да? Как быстро и странно обстроили аэропорт!

— А это не аэропорт!

— А что это?

— Это квартира!

— Ещё чего не хватало! — Стюардесса исчезла, люк закрыл­ся - там, очевидно, принялись совещаться.

— Ну, теперь-то ты веришь в моё всемогущество? — спросил

Ваня.

— Верю! Ещё бы!.. Ой, Вань, а как это ты?

— А, сразу — как? А то — не-е!.. А вот с помощью этой штуч­ки! — Ваня вынул трубку и повертел её перед скошенными гла­зами друга.

— Ну-ка, ну-ка! — занукнукал тот, от любопытства высовы­вая язык.— А можно мне поиграть?

— Это не игрушка, Щука! — отрезал хозяин.— Это инстру­мент всемогущества!

— Да ну-у?.. Ну дай хоть подержать!

— Подержи, только молча, а то ляпнешь чего-нибудь не по­думавши — весь мир перевернётся! Надо выбирать спокойные, разумные желания, а не такие вот сумасшедшие, как это при­земление.

И лишь после такого инструктажа Ваня передал трубочку, которую тот взял со всею возможной аккуратностью и для по-рядка продул её. Но даже и на продувку раздался ответ:

— Я вас слушаю!

Щука поражение дёрнул губами и хмыкнул, потом спросил, отведя трубку в сторону:

Вань, а можно хоть одно пожелание высказать?

— Какое?

— Малюсенькое!

— Ну, какое? Давай обсудим!

- Я хочу, чтобы самолёт навсегда стал моим!

— Ничего себе малюсенькое! Это же огромное, можетбыть, даже несбыточное желание!.. Дай-ка я сам выясню! — Ваня пе­рекатился на спину, взял трубку и осторожно, с придыханием пе­редал просьбу «наверх».

— Прости, хозяин, но это невозможно, — мягко, но решитель­но ответила тётушка Атиса.— Дело в том, что это настоящий са­молёт, он совершает настоящий рейс № 142 «Москва — Братск», на его борту настоящие пассажиры, которых ждут и встречают в аэропорту друзья и близкие. А я вдруг возьму и подарю всё это какому-то заполошному мальчишке! Нет и нет, хозяин. Изви­ни! Есть вещи, которые даже волшебники не вправе творить! То есть физически я могу, конечно, всё это проделать, но совесть не позволяет. Кстати, наша космическая совесть острее и чище вашей, земной!.. Настоящий самолёт для мальчика — это очень рискованно! Он может бед всяких натворить! Ты согласен?

— Вообще-то да! — поддержал Ваня. — Но что делать, если мой лучший друг мечтает стать лётчиком и хочет настоящий са­молёт, а, тётя Атиса?.. А если настоящий, но игрушечный? Ну, чтобы...

— Я понимаю! Такой, пожалуй, можно! Уже есть! На кухон­ном столе! Та самая недоклеенная модель стала действующей моделью-автоматом!

— Ну, что там, Вано? — нетерпеливо затормошил друга Щука. — Что?

— Будет тебе самолёт, но не этот, а другой, ещё лучше! Без людей!

— Ой, спасибо! Когда?

— Уже есть! На кухонном столе! Иди бери! — Щуку как вы­дуло из комнаты, а в трубке раздался серьёзный голос тёти Атисы:

— А теперь попрошу освободить взлётную полосу! И даю старт! Рейс и так задерживается на полчаса по вашей милости! И вообще я объявляю перерыв на обед!

— Минуточку, тётя Атиса! Ты ещё не умираешь с голоду?

— С минуточку ещё не умру!

— Тогда сделай, пожалуйста, так, чтобы Щука убрался домой вместе со своей моделью, а то я что-то устал от него. Я вообще устал и, кажется, спать хочу! Пусть уберётся!

- Немедленно?

_ Только дай ему посмотреть старт самолёта. Он же буду­щий лётчик, ему это важно видеть!

- Хорошо, хозяин!

— Слушай, тётя Атиса, не зови меня хозяином!

— Почему?

— Это не наше слово!

— Хорошо, я подыщу эквивалент!

— Что подыщешь?

— Эквивалент, подходящий синоним... Ну, с дороги, куриные ноги!

— Щука, ложись! — крикнул Ваня появившемуся из кухни другу, и тот послушно рухнул на пол, бахнувшись при этом лок­тем, но бережно удерживая урчащую модель.

Трап от ТУ-154 отъехал, люк дёрнулся и закрылся плотнее, моторы взревели. Ваня отполз в сторону. Лайнер развернулся, вырулил на самую длинную и цельную, без стыков, половицу, побежал, оторвался от пола, взмыл над кухонным столом, мель­кнул в форточке, и рёв его, замирая, удалился и затих.

Щука поднялся и направился к Ване, держа перед собой за шасси рвущуюся из рук модель и восклицая:

— Ну, спасибо, Вано! Ну, спасибо! — сыпал благодарностями Васька, столько уже отпустив «спасиб» за эти полчаса, сколько не сказал, наверное, за всю свою жизнь, причём отпускал легко, вдохновенно, с явным удовольствием:— Ну, спасибо, чудодей ты, необыкновенный человечище! Аладдин! Старик Хоттабыч!.. Век не забуду твоего подарка! Спасибо, дружище!.. А вообще-то знаешь бы что?

— Что ещё? — почти раздражённо отозвался Ваня. — Ещё желание?

- Да, если честно! Даже не новое желание, а поправка к первому желанию. Можно?

— Поправка? Валяй!

— Знаешь, Вано, самолёт для домашнего пользования — это слишком хлопотно и непрактично. Ему нужен простор. Это у вас хоромы — разбегайся в любую сторону, а у нас-то всего две комнаты, тесный коридор, маленькая кухня — шибко-то не разбежишься!

— Вась, что ты хочешь? Ты отказываешься от подарка? — в лоб спросил Ваня.

— Что ты! — воскликнул Щука, плотнее ухватывая вибрирующий фюзеляж.— Что ты! Что ты, Ваня! Я не отказываюсь!

— Тогда что? Говори яснее, быстрее и короче! Там обеден­ный перерыв! — и Ваня указал пальцем наверх.— Ну!

— Лучше бы не самолёт, а вертолёт! — выпалил Щука и при­кусил язык, робко глядя на модель, не исчезнет ли она безвозв­ратно. Она не исчезала, и мальчишка смелее пояснил: — Пони­маешь, вертолётом проще управлять в квартире. Его и садить легче куда угодно, хоть деду на лысину! Вот! Ты можешь об этом попросить? — И Васька сдержанно кивнул на потолок. — Это последнее желание, честно!

— Ладно, Щука, попробую! — И Ваня передал просьбу фут­лярчику.

И тотчас рёв самолётных двигателей заглох, но тут же возоб­новился, но это был уже не пронзительный свист, а тарахтенье, и в руках Щуки трепыхал уже вертолёт, образовав своими враща­ющимися лопастями сплошной горизонтальный диск.

— Вот спасибо! — воскликнул Васька, разжал ладони, осво­бождённая модель взмыла и зависла над головой хозяина.— Вот здоровски! Ну, спасибо, чудодей! Слушай, а закажи себе такую же штуку, и мы будем вместе... — не договорив, Щука исчез, как и было условлено.

Снова вызывать друга, чтобы дослушать его мысль, у Вани не было ни желания, ни сил. В самом деле он ужасно устал. Приподнявшись на колени, он еле дополз до дивана, последним сознательным жестом сунул заветный футлярчик под подушку, ткнулся в неё лицом и погрузился в мертвецкий сон.

В дверях появился встревоженный чем-то Пепел, увидел хозяина, успокоенно шевельнул опалёнными усами, подошёл к дивану, запрыгнул и свернулся клубочком под тёплым челове­ческим боком. По привычке он затянул было своё мур-мур, но тотчас же умолк, спохватившись, что его песня сейчас пока ни­кому не нужна.

Весь вечер Ваню так и подмывало связаться с тётушкой Атисой и что-нибудь у неё выпросить, какой-нибудь пустячок, например, вазу фруктов на кухонный стол во время ужина, когда вся семья Петуховых единственный раз за день собирается месте: дедушка, бабушка, папа, мама и старшая сестра. Дело бы для тети Атисы облегчилось тем, что ваза уже была, почти всегда пустующая, несокрушимо возвышалась на холодильни­ке.

То-то был бы сюрприз, то-то было бы радости и восторгов,

появись вдруг в вазе горка яблок, груш, персиков и винограда!..

Но какое-то колючее чувство настораживало и мешало мальчишке выйти на связь, и, подумав, он понял, что это была боязнь слишком обременить космическую волшебницу, бо­язнь лишний раз озаботить её и этим доставить ей неудоволь­ствие, а может быть, даже и озлобление. Ведь, думал Ваня, и волшебнику наверняка его фокусы даются не просто так, шутя-нарочно, и ему надо как-то трудиться, напрягаться. Даже для себя-то часто не хочется и пальцем шевельнуть, а тут вка­лывай на какого-то случайного дядю! Эка радость! Должна же быть совесть у этого дяди! Не эксплуататор же он, не рабов­ладелец, а пионер, который, впрочем, не против тоже иногда прокатиться на чужой шее, но хоть крохи совести у него всё же остались!

Дата добавления: 2015-06-26