От собирателя

Часть первая

У ЯКУТОВ, БУРЯТ И ТУНГУСОВ

Материалы к мифологии

урало-алтайских племен

в Северной Азии

С 1921 г., состоя членом Восточно-Сибирского Отдела Русского Географического Общества, пишущий эти строки принимал посильное участие в общей работе иркутских этнографов по изучению старой и быстро исчезающей культуры туземных племён Восточной Сибири. Все активные работники по этнографии объединялись в Этнографической секции ВСОРГО и обычно к началу каждого рабочего сезона сообща разрабатывали общую программу предстоящих исследовательских работ по тем или другим вопросам туземной этнографии, стараясь согласовывать частную инициативу своих сочленов. Иногда намеченная программа вопросов и тем проводилась протокольными постановлениями на общих собраниях секций, но чаще общий план создавался сам по себе путем неофициальных обсуждений, бесед и взаимо-информации, так как все работники с их излюбленными районами и научными темами были известны наперечет и находились в постоянном общении друг с другом.

До организации самостоятельной Якутской секции ВСОРГО мне пришлось некоторое время работать почти в единственном числе в деле добывания новых научных материалов по якутскому краю (имею в виду конечно только иркутский круг этнографов). Поэтому и не было особой необходимости каждый раз беспокоить своих товарищей предложением обсудить ту или другую программу предстоящих работ. Отдаленность края, трудность и дороговизна совершения туда научных поездок, невозможность предварительного расчёта и общей ориентировки в новой обстановке поневоле вызывали личное усмотрение, универсализм и широту обхвата, как в выборе тем, так и в определении исследуемых районов, что всегда характерно для всякой провинции, в том числе и научной. Система работы германских этнографов с узкой специализацией, с точно разработанными маршрутами для исследователя отдалённого Якутского края, была бы непозволительной роскошью. Приходилось самому на месте, применяясь к обстановке, намечать как точную программу работ, так и направление своих поездок. Но, тем не менее, я не могу и не имею права то немногое, что удалось выполнить по мере сил и понимания в деле изучения якутов, считать своим личным делом. Все затронутые за время моих поездок вопросы так или иначе вызваны условиями совместной работы с моими товарищами по Этнологической секции ВСОРГО. Коллектив обычно не нуждается в словах благодарности, называть же отдельных лиц, оказавших прямое, обратное или косвенное воздействие на мою работу, было бы излишним загромождением дела мелкими частностями.

Настоящее маленькое собрание сырых материалов пред­ставляет выборки из дорожных дневников, которые я вел при совершении отдельных научных поездок по якутам и тунгусам зимою 1925 года, от января по май включительно, и к буря­там Эхирит-Булагатского аймака в ноябре 1926 года. При подборе материала мне не удалось выдержать строгие рамки одной определенной темы, в виду нежелательности разрыва цельных показаний отдельных лиц. Но, в общем и целом я имел в виду представить те части своих записей, которые ка­сались личности шамана, как центральной фигуры шаманистических представлений. В данное собрание вошло не все то, что записано мною на данную тему среди якутов разных на­слегов, но вместе с тем я старался отразить все более или менее примечательные повторения общих мест в разных райо­нах, чтобы дать понятие о степени распространенности, одно­типности, или, наоборот, индивидуальной разрозненности тех или других понятий и представлений. Для вдумчивого иссле­дователя каждый малейший фактический штрих может пред­ставить тот или другой научный интерес.

Все содержание сборника — простая протокольная запись показаний стариков и рядовых якутов, тунгусов и бурят на задаваемые им общие вопросы. Вернее, это были не расспросы и не допросы по детально и заранее измышленным пунктам «ученой программы», но простые беседы на намечаемые мною общие темы. Беседу и запись я вел обычно до тех пор, пока у собеседника чувствовался живой интерес к разговору. Как только у рассказчика иссякало свободное и непринужденное вдохновение, я ставил себе строгим методическим правилом тотчас же прекращать беседу, если не удавалось заинтересовать его другими темами. На мой взгляд, всякий инквизиторский допрос по пунктам от «а» до «б» никогда не даёт надежного научного материала. У каждого опрашиваемого, кем бы он ни был, всегда имеется налицо множество мотивов для личного творчества и разного рода измышлений, смотря по тому – с кем, когда и при какой обстановке он имеет дело.

Якутские показания записывались по-якутски, тунгусские – по-русски через переводчиков, а несколько бурят вели беседы по-русски на ломаном жаргоне, лишь изредка прибегая к помощи случайных и малонадёжных переводчиков. За время своей постоянной практики в якутском письме, я имел возможность протоколировать нормальную размеренную речь якута, говорящего «с толком и расстановкой», почти не прерывая своего собеседника. Лишь очень редко приходилось прибегать к мнемоническим сокращениям при фиксировании мимолетных разговоров в дороге и в других случаях крайней спешки.

Якутские показания переведены на русский язык мною же с возможной точностью в передаче мыслей, а не слов. В тех местах, где перевод представлялся мне трудным или спорным, обычно привожу якутский текст, или же даю параллельно буквальное значение тех или других слов и выражений. Свои пояснительные замечания к отдельным местам даю для удобства читателя в скобках внутри текста, или же в особых примечаниях, приложенных в конце, если эти замечания выливаются в более подробные разъяснения. Наконец, чтобы облегчить пользование материалами, каждое показание, носящее цельный и самостоятельный характер, снабжено мною особым заголовком. Само собой разумеется, что строгий читатель, желающий исключить то, что носит печать авторского субъективизма и, может быть, отзвуки скороспелых выводов, легко может игнорировать эти заголовки.

Также я счёл необходимым в конце сгруппировать в одно место все данные, касающиеся личности моих собеседников – их лета, административную приписку, места жительства, главное занятие, общественное положение и общее впечатление, производимое им на собирателя.

На издаваемые материалы собиратель смотрит как на научную разведку и общую программу для работ следующих, более счастливых исследователей, которые смогут работать при лучших условиях как в смысле общественной поддержке, так и сочувствия научных органов.

Под набором быстро надвигающихся факторов крупного фабрично-заводского хозяйства и разных достижений усовершенствованной техники – автомобилей, аэропланов, радио и неослабной иммиграции более культурных элементов из центра в окраины, старая вера туземцев Сибири дала основательную трещину и тает не по дням, а, можно сказать, по часам. Казалось бы, и незачем тужить по поводу этих отрадных фактов оздоровления народной психики, но иногда под види­мым прогрессом кроется более опасное явление — проникно­вение в гущу туземного населения устойчивых и разработан­ных культов, так называемых великих религий. Как магоме­танство окончательно вытравило у западных турецких племен следы древнего язычества, так и надвигающийся с юга ламаизм и изнутри русского народа — христианство — грозят теми же последствиями. Следовательно, спасение для науки хотя бы жалких остатков религиозных представлений «естест­венного человека» седой Азии, этой прародительницы всех из­вестных религиозных систем, для немногочисленных научных работников советской Сибири становится боевой и неотлож­ной задачей переживаемого переломного момента.

Отдельные якутские слова и предложения, встречающиеся в тексте, за отсутствием в местной типографии знаков приня­той в науке академической транскрипции, написаны обыкно­венными буквами русского алфавита. Чтение их для каждого знакомого с якутской письменностью вряд ли представит за­труднение. Долгие гласные передаются удвоением, сложные звуки сочетанием соответственных букв, как например, — «нг», «дн» и т. п. Что касается транскрипции бурятских слов, то здесь следует оговориться, что в виду их малочисленности я не обращался к специалистам с просьбой проредактировать мои записки, поэтому возможны неточности в передаче от­дельных звуков.

Издаваемые материалы являются частью запоздавшего об­щего отчета о моих этнографических работах за 1925 и 1926 г.г. перед товарищами — членами Восточно-Сибирского Отдела Географического О-ва, а также перед Правительст­вом Якутской Автономной Республики, оказавшим мне мате­риальную поддержку во время моих поездок к якутам и тун­гусам.

Общее теоретическое освещение шаманского мировоззрения кочевых племен Урало-Алтайской семьи народов дано мною в докладе Научно-Методической Секции Центрального Совета Безбожников в Москве 10 марта с. г. Важнейшие краткие тезисы этого доклада напечатаны в 1-2 № «Бурятиеведения» за 1928 г. Издаваемые материалы были подготовлены мною для фактической иллюстрации указанного доклада,

в пределах узкой темы «Средиземноморские культы и шаманизм». Отчасти этим объясняется неполнота материалов во многих отношениях. Ныне, получив предложение Якутской Секции ВСОРГО — опубликовать их в ее очередном сборнике, я не имел возможности по недостат­ку места расширить их дополнительными переводами из своих дневников всех тех записей, которые обнимаются принятым общим заголовком.

г. Иркутск.

Август 1928 г.

ГЛАВА I

Дата добавления: 2015-06-26