Структура методологического знания. 21 страница

раздражительностью, злобой…); и мысли о занятии сельскохозяйственным трудом («…брат собирался, -- приводит Клод Давид[164] слова сестры Ф. Кафки Оттлы, -- … купить себе небольшой клочок земли, чтобы заниматься выращиванием картофеля…»); и увлечение философией[165]; и попытки найти спасение в психоанализе[166], (кстати, напомним еще раз, что Кафка, как и Фрейд, в то время – в начале XX века – оба жили в одном городе); и мысли (так неудачно воплощавшиеся в жизнь) о браке. Быть может даже «увлечение» театром (а он, как помним, одно время, быть может, даже «слишком часто» посещал приезжавшие в Прагу театральные труппы)[167]. Периодические, «и внезапные»,-- поездки за город (иногда выливавшиеся в целые мини-путешествия)[168].

И, что уже бесспорно и несомненно – его литературное творчество, в котором он по праву (и мы это постараемся обосновать в следующей части – 4. 2.) искал спасение от

своего невроза. Литературное творчество, -- одной из форм (или способов, возможностей) которого, был дневник.

«Одно из преимуществ ведения дневника состоит в том, что с успокоительной ясностью осознаешь перемены, которым ты непрестанно подвержен и в которые ты, в общем и целом, конечно веришь, догадываешься о них и признаешь их, но всякий раз

именно тогда невольно отрицаешь, когда дело доходит до того, чтобы из этого признания почерпнуть надежду или покой. В дневнике находишь доказательства того, что даже в

состояниях, которые сегодня кажутся невыносимыми, ты жил, смотрел вокруг и записывал свои наблюдения, что таким образом, вот эта правая рука двигалась, как сегодня, когда ты благодаря возможности обозреть тогдашнее состояние, правда,

поумнел, но с тем большим основанием ты должен признать бесстрашие своего тогдашнего стремления, сохранившегося, несмотря на полное неведенение»[169].

Однако, вернемся к неврозу. Фрейд видел образование симптома невроза в том, что «какой-то душевный процесс не прошел до конца нормальным образом, так что он не мог

стать сознательным. Симптом представляет собой заместитель того, что не осуществилось»[170]. Другими словами, в основе нервных заболеваний, лежат некие психические процессы, не доходящие до сознания. А значит, «смысл симптомов всегда

бессознателен»[171]. И уже как следствие – эти психические процессы были когда-либо пережиты человеком (Кафкой?), и после чего – благополучно забыты. Или, если быть

точнее, -- намеренно забыты им. Впоследствии того, что, как писал Волошинов[172]: «…его сознание, по каким-либо причинам, или боится, или стыдиться самого воспоминания о них. Не проникая в сознание, эти забытые переживания не могут быть

нормально изжиты и отреагированы (разряжены); они-то и вызывают болезненные

симптомы…».

Вероятно, можно предположить, что нечто схожее мы наблюдаем и у Кафки. По крайней мере, подобное объяснение может быть проецировано и на его личность еще и по той причине (одной из?), что у Кафки был классический (прямо

таки «Фрейдовский») случай взаимоотношения с отцом, Германом Кафкой.

Ничуть не желая повторять то, что мы уже упоминали на страницах данного исследования (и в том числе части 1.1), заметим, сославшись на работу Иоахима Холя «Невротический конфликт»[173], что: «Невротический симптом является попыткой разрешения ключевого конфликта…Согласно Фрейду ключевой

конфликт в жизни индивида происходит в детском возрасте… Фрейд назвал этот конфликт «Эдиповым комплексом» и считал его… «конфликтом, лежащим в основе

невроза…».

«Этот конфликт оборачивается неврозом[174], -- пишет далее Холь, -- в том случае, если под давлением возросших потребностей… отказывают некогда эффективные

приемы психологической переработки переживаний… выражением этого состояния являются те или иные симптомы, а на уровне переживаний – душевные муки и страдания». К которым, заметим, Кафка был предрасположен на протяжении всей жизни. И в конечном итоге все это (наряду с существовавшим у него неврозом) могло вылиться

в его последующую болезнь (туберкулез, -- и приведший к летальному исходу), в возникновении которой он сам видел психосоматическую причину. «Кровохарканье, начавшееся в августе, писал Макс Брод[175], -- Франц считал вызванным психическим расстройством. Я нашел в моем дневнике записи, которые, без сомнения, подтверждают это: «24 августа 1917. Признаки болезни Кафки. Он настаивает на том, что это нервное, появившееся для того, чтобы спасти его от женитьбы»…болезнь была… результатом многолетнего стресса, усилий,

направленных на то, чтобы дать возможность развернуться своему

писательскому дару вопреки затруднениям, которые были вызваны нелюбимой

работой и неудавшимися планами женитьбы».

Ко всему уже вышеперечисленному, на наш взгляд, можно

добавить, что именно скрытность Кафки, его глубокая погруженность исключительно вглубь себя, препятствовали тому, чтобы поместить его страх и т. п. симптомы развивавшейся истерии в тяжелое душевное изгнание. «Найти выход из этого изгнания, -- писал Волошинов[176], -- такое изолированное

переживание не может: ведь нормальным выходом для него было бы какое-нибудь действие, поступок или хотя бы слова и разумные доводы сознания. Все эти выходы закрыты. Сдавленное со всех сторон… изолированное переживание начинает искать выходов на ненормальных путях, где оно может остаться не

Дата добавления: 2015-06-04