Структура методологического знания. 19 страница

подобных отношений) дают нам все основания говорить даже скорее о некой… бисексуальности Кафки. (Хотя это уже и больше вопрос формы, нежели сути).

К тому же, на самом деле, достаточно трудно предположить, чего же в Кафке было больше: гомо-, или гетеросексуальности?! Ведь, по всей видимости, гетеросексуальность тоже может быть достаточно скрытной… Но уже так или иначе можно сделать вывод, что характер взаимоотношений (если иметь ввиду сексуальный контекст) Кафки с Фелицией, Гретой, Юлией, Миленой и Дорой (все ли это его девушки?! По крайней мере, если не считать нескольких – эпизодических и достаточно странных «связей» с проститутками – пожалуй, и все), был более чем странным.

Тем более, вполне можно сделать предположение, что на самом деле, самих сексуальных связей со всеми ними, по всей видимости, было немного. (Если они еще и были?!). Например известно, что с Гретой, за год «общения» он вообще виделся только три раза[131].

Но ведь и с другими, ненамного больше. Лишь быть может, с последними любимыми женщинами в его жизни, Миленой и Дорой, возникает какие никакие, но сексуальные отношения. И то, за исключением некоторых известных моментов, все остальное на уровне предположения.

Милена Есенская.

Кафке было тридцатьчетыре года, когда он встретился с 23-летней Миленой[132]. «Любви к Милене не суждено было угаснуть, -- пишет Клод Давид[133], -- но период всепоглощающей страсти длиться лишь несколько месяцев… Эта любовь озарит мощным светом жизнь, утратившую надежду, но оставит ее затем еще более опустошенной чем когда бы то ни было».

Действительно, вполне можно предположить, что с Миленой Кафку захлестнула – а быть может и была основной побуждающей силой к «общению» с ней – страсть. «Всепоглощающая страсть», -- как отмечает Давид.

И это вполне возможно, учитывая личность Милены. «Бесстрашная, щедрая, властная, увлеченная, -- пишет о ней Клод Давид[134], -- мало обращающая внимание на условность и правила», Милена не только внешне была похожа на подростка, но

и из-за ее слишком близкого общения с одной из своих подруг, ей приписывали лесбийские наклонности[135]. А ведь к тому же, она была замужем за приятелем Кафки – Эрнстом Поллаком[136]. Причем, по всей видимости, только Кафка не желал видеть эфемерности их брака. «Поллак, -- пишет Давид[137], -- все больше и больше становится завсегдатаем кафе… открыто изменяет… жене…». Милена увлеченасвоей подругой Сташей Прохазковой.

«Девушки, – отмечает К. Давид[138], -- охотно афишировали мальчишеские манеры». Зато Кафка убежден, что ее семья превосходна. «Живой огонь»

Милены, – пишет он Максу Броду, -- горит лишь для ее мужа»[139].

К тому же Милена была не прочь «побаловаться» наркотиками. Два раза даже проходила курс добровольного лечения в клинике[140]. Да к тому же еще и чуть ли не год лежала в психиатрической лечебнице[141]. (Кстати, в той же

самой, куда чуть позже, будет помещена Юлия Вохрыцек [142]).

Дора Диамант – последняя любовь Кафки. Познакомившись в лагере отдыха берлинского еврейского дома[143], они оставались неразлучны все одиннадцать

месяцев, уготованные судьбой, до внезапной кончины Кафки от обострившегося туберкулеза.

К моменту их встречи, Кафке было сорок. Доре – девятнадцать[144]. Достаточно трудно сейчас судить, что на самом деле ему понравилось в этой скромной еврейской беженке?[145] Быть может, ее молодость? Возможность с помощью нее

попытаться хоть как-то уцепиться за жизнь. Ведь ко времени своего общения с Дорой Кафка был уже тяжелобольной. Но как бы то не было, чуть позже он умрет в присутствии только двух людей: своего врача Роберта Клопштока, и Доры. Доры

Диамант.

Но уже как финальным аккордом, прозвучит наше предположение, что, быть может, все эти женщины, Кафке-то были… и не так чтобы очень нужны…

Просто, в какой-то мере, во-первых, он должен был следовать устоявшимся правилам, своего рода, модели проживания в социуме, в обществе. И в своем возрасте,-- Франц Кафка просто обязан был задуматься о возможной спутнице жизни. А кроме того, как бы то ни было, но его подобное одиночество вообще могло показаться кому-то и странным.

Особенно учитывая его слишком загадочную (неразлучную, а потому и загадочную) дружбу с Бродом. Ведь у кого-то, (кто их слишком близко знал), вполне могли зародится и подозрения, (а за ними и предположения), о нечто большем, сближающим этих двух «друзей». К тому же и поведение их больше напоминает именно

поведение влюбленных, нежели просто друзей. Чего стоит только обмен «записочками»?!

Хотя даже если и опустить этот факт (сославшись, например, на то, что, попросту не было телефона – хотя и у Кафки, и у Брода на работе таковые уже стояли), то даже того, что написано в этих самых записках, вполне хватит, что б подтвердить наше предположение. Ну не общаются так просто друзья, и все тут!

Впрочем,-- про друзей. Зигмунд Фрейд в работе: «Методика и техника психоанализа», (быть может, и имея ввиду нечто похожее, но, безусловно, без какой-либо конкретики в адрес наших героев,-- хотя было бы заманчиво предположить,

что,-- жившие в одно время и в одном городе,-- Кафка и Фрейд знали о существовании друг друга) писал[146]: «…все чувства и отношения, оцениваемые в жизни как симпатия,

дружба, доверие и т. п., генетически связаны с сексуальностью…».

А в своей работе «Три очерка по теории сексуальности», Фрейд замечает, что[147]: «…У всех невротиков (без исключения) находятся в бессознательной душевной жизни стремления к инверсии, фиксации либидо на лицах своего пола…». И далее[148]: «Инвертированный мужчина не может устоять

Дата добавления: 2015-06-04