Структура методологического знания. 28 страница

И уже, видимо, как раз в гротескности подобной ситуации – Кафка нам и демонстрирует один из своих любимых приемов. Приемов возвеличивания рядовой ситуации – до абсурда. Абсурдности -- повествования. И оттого – столь узнаваем стиль Кафки. Своей непредсказуемостью. (Причем, если бы подобное встречалось в единичных случаях,-- что вполне можно найти у ряда других писателей,-- это еще и не было бы так незаметно. Но у Кафки, этой самой «абсурдности» встречается столько, – что все это, как раз и дает нам право говорить: о его отличности от других).

Итак, домой к Грегору Замза приходит управляющий. И после этого, попытки узнать, что же произошло с Грегором – возобновляются с новой силой. Силой желания.

Но вот только совпадало ли оно с тем, что было у самого Грегора Замза?

Как можно заметить – да. Он даже пытался что-то ответить, успокоить, и родителей и управляющего, уверить, что ничего страшного не произошло, он, мол, попросту проспал, и теперь наверстает упущенное, и даже вскоре попытается приблизиться к двери, но… У него ничего не получилось.

Его речь, в результате произошедшей с ним метаморфозы (кстати, на языке оригинала рукопись Кафки была озаглавлена именно как «The Metamorphosis»)[215], столь странного превращения в жука (напомним, что, по мнению В. Набокова, именно в это насекомое превратился Г. Замза[216]) – его речь явно трансформировалась. И все попытки Грегора Замза, в чем-то убедить тех, кто был за дверью – остались безрезультатны. Да и дверь он открыть уже не мог. Ведь телом-то он превратился в жука. Пусть и относительно большого. (Тот же Набоков в своей лекции о творчестве Ф. Кафки приводит размеры этого полу-насекомого, полу-человека: «…около метра»[217]).

Однако, после множества неудачных попыток, дверь (бесшумно) все же поддается его усилиям; и дальше – начинается весь тот ужас и кошмар, который, в какой-то мере, и пытается донести до нас Кафка.

«Поскольку отворил он ее таким образом, его самого еще не было видно, когда дверь уже довольно широко отворилась. Сначала он должен был медленно обойти одну створку, а обойти ее нужно было с большой осторожностью, чтобы не шлепнуться на спину у самого входа в комнату. Он был еще занят этим трудным передвижением и, торопясь, ни на что больше не обращал внимания, как вдруг услышал громкое «О!» управляющего – оно прозвучало, как свист ветра,-- и увидел затем его самого: находясь ближе всех к двери, тот прижал ладонь к открытому рту и медленно пятился, словно его гнала какая-то невидимая, неодолимая сила. Мать -- … сначала, стиснув руки, взглянула на отца, а потом сделала два шага к Грегору и рухнула, разметав вокруг себя юбки, опустив к груди лицо, так что его совсем стало не видно. Отец… нерешительно оглядел гостиную, закрыл руками глаза и заплакал, и могучая грудь его сотряслась»[218].

Что же хотел до нас донести Кафка,-- таким вот образом, явив взору присутствующих Грегора Замзу? Что могло скрываться и за его столь странным появлением в дверях и, главное, за реакцией на него родственников да управляющего?

Ну, прежде всего, здесь явно выделяется бессознательная мысль уже самого Кафки о своей ненужности в собственной семье. Напомним, что также, как и его герой – он жил

вместе с родителями. Правда, в отличие от Грегора Замза, у которого была только одна сестра – Грета, у Кафки их было целых три. И именно характер собственных

взаимоотношений в семье (отложившийся у него в бессознательном) Кафка спроецировал (сублимировал) на отношение к Грегору уже в семье того.

Ведь как могло идти повествование, если представить, что Франц Кафка был бы любим матерью и был бы «другом» отца? Вероятно, в таком случае (конечно, если допустить что он, тогда бы все равно занимался сочинительством, ибо раннее мы пришли к выводу, что подобные, как у него, взаимоотношения с отцом – были не только следствием Эдипового комплекса и уже отсюда – невроза, но уже и само его творчество являлось попыткой сублимировать состояние беспокойств и тревожности, вызванные тем же самым неврозом,-- см. исследование личности Кафки),-- и тогда, в таком случае, и мать и отец, как минимум, должны были показать первым делом свою любовь к сыну, которого постигло такое несчастье, проявить свое внимание к нему. Понимание его страдания. Уважение к его личности. Ведь, так или иначе, Грегор Замза искал поддержки у родителей. Он надеялся, что они смогут помочь, спасти его.

Ведь еще тогда, находясь за дверью и только услышав, что отец с матерью отдают распоряжение вызвать слесаря (чтобы открыть дверь) и врача – ему тот час же становится «гораздо спокойнее… речи его, правда,… не понимали… Но зато теперь поверили, что с ним твориться что-то неладное, и они были готовы ему помочь. Уверенность и твердость, с каким отдавались первые распоряжения, подействовали на него благотворно. Он чувствовал себя вновь приобщенным к людям и ждал и от врача и слесаря, не отделяя по существу одного от другого, удивительных свершений…»[219].

Заметим – и слесарь и врач – в его теперешнем понимании было одно и то же. Т. е. это была помощь! Подтверждение того – что его не оставили в беде!

И этот момент невероятно важен для понимания личности самого Кафки. В нем самом – также, как и в герое написанного им произведения (герое – являющимся не иначе как проекцией бессознательного Франца Кафки), несмотря на, по всей видимости, более чем пугающую реальность – еще теплилась надежда на любовь к нему со стороны близких. По крайней мере – ему очень так хотелось. Хотелось, чтобы эта любовь была.

Дата добавления: 2015-06-04