Структура методологического знания. 49 страница

Но тогда уже, почти вслед за появлением чувства вины, должна была наступить (или хотя бы значительно приблизиться) и «расплата». А вот этого-то, в полной мере, почти никогда и не происходило. (И даже в «Процессе», когда вроде бы и совершается правосудие, – но на самом деле это происходит так скорее уже в «редакторской обработке» Брода; тогда как сам Кафка, вероятно, оставил и банковского клерка К., и читателей, перед размышлением: произойдет ли на самом деле ожидаемый с первых страниц финал,-- т. е. сама смерть, казнь главного героя,-- или ситуация еще может как то разрешиться в иную пользу).

И «злоключения» Карла Россмана («Америка»), землемера К. («Замок»), в том неоконченном варианте, в каком нам оставил эти романы Кафка, – как бы то ни было, но тоже остаются без видимого «финала».

Впрочем, если говорить о какой-то «предрешенности смерти», то, по всей видимости (и это явно бросается в глаза чуть ли не во всех произведениях Кафки, особенно романах), подобный, как в «Процессе» или «Приговоре», конец повествования – все же необратим. В своей страшной последовательности -- наступления конца земного бытия. (Хотя иной раз,-- вместо главного героя – смерть принимает, например как офицер в «Исправительной колонии»,-- другой человек).

И уже можно предположить, что подобный финал (смерть), – как бы изначально запрограммирован подсознанием (его содержанием) самого Кафки. Ведь одной из аксиоматических истин является то, что всё (зачастую почти всё) что происходит с героями произведений, так или иначе, берет основу именно в подсознании автора. И только в его бессознательном,-- следует искать нити руководства над тем или иным поступком (в большей мере неосознанной мотивированности его); и тогда уже – само действие, существует как бы независимо от воображения. Ибо на воображение (воображение – как результирующая основа творчества), оказывает непосредственное влияние бессознательное. А корни самого бессознательного,-- следует искать именно в каких-нибудь симптомах (будущих симптомах – будущей болезни), оказавшихся вытесненным (не принятым сознанием) именно в бессознательное.

(Если окунуться еще глубже, то почти так или иначе, мы столкнемся именно с Эдиповым комплексом.

И тогда уже, как раз в самом первом возникновении «неосознанного инцестуозного желания»,-- и в еще большей степени,-- чуть позже, когда приходит какое-то осознание всей чудовищности подобной мысли,-- мы видим начало всех будущих бед и страданий, как самого Кафки, так и героев его произведений. А потому,-- как следствие Эдипова комплекса, -- будет и появление начала «зарождения» чувства вины, словно моток проволоки, наматывающего на себя остальные мотивы, которые к тому времени, когда ребенок вырастает, превращаются в более тяжкие оковы, от которых совсем и не так то легко,-- а, быть может, и вовсе невозможно,-- избавиться. По крайней мере, Франц Кафка -- вынужден был,-- и жить с ними, и смириться).

И тогда уже понимаешь, что это чувство вины превратилось во что-то необратимо-важное для тебя. Да и «значит», оно, для тебя несравнимо больше (чем раньше). И в причине «не избавления» от него – заключено желание. Желание жить с ним. Смириться с его существованием. И уже получается, что ты не можешь от него избавиться,-- лишь потому, что не хочешь. Совсем не хочешь. Хотя можешь пытаться (по крайней мере,—официально, для всех) завуалировать эту попытку «избавления». Например, представив за некое, (свое), «самое сокровенное» желание.

Но это только для других. Ибо внутри, в глубине себя, понимаешь,-- что это совсем даже не так.

И тогда уже, Кафка, подсознательно понимая, что вынужден с этим самым чувством вины (вскоре превратившемся и в настоящую вину; вину перед всеми) прожить всю оставшуюся жизнь,),-- попытался переложить попытку избавления,-- на героев своих произведений. Тем более, что «вина была страшна и тем, что, и сам срок жизни – может значительно укоротить. (Как помним, в начавшихся болезнях, Кафка просматривал психосоматическую основу).

И «безутешен» (в итоге) -- в своей «безрадостной» безуспешности поиска -- землемер К. («Замок»),-- когда почти (со временем) понимая всю безнадежность попыток попасть в замок,-- все равно не оставляет «своих намерений» (перебирая «варианты» и с Фридой, и с Кламмом, и с Амалией и Ольгой, и с Сортини, да и с «героями» совсем уж меньшего масштаба, как то: Варнава, дубильщик Лаземан, мальчик Ханс Брунсвик). И даже когда, казалось, совсем уже должны быть оставлены все подобные (как оказывается – почти заранее обреченные на неудачу) попытки,-- никак не хочет отказаться от подобного (неосуществимого) желания.

Но ведь мы знаем, что иначе-то, и невозможно. Признать подобное, -- уже для самого Кафки означало бы смириться с «ненужностью» своего существования (что для него почти означало бы смерть). А потому и Йозеф К., — не хочет соглашаться с затеянным над ним судебным процессом. И почти точно также, как и главный герой другого произведения -- «Замка», – Йозеф К. не оставляет попыток найти истину.

Попыток, впрочем, таких же безуспешных и заранее обреченных на провал. Потому как, было бы иначе, – знал бы и Кафка как выпутаться из тисков сжимавшего его безумия. Безумия,-- являвшегося почти непреложным следствием чувства вины, которое вызывала и ряд сопутствующей симптоматики, как то: тревожности, беспокойства, неуверенность… страха.

Дата добавления: 2015-06-04