Рождение секса

Предыдущая глава формально была отклонением от моей главной темы. Теперь мы снова возвращаемся к ней. Надеюсь, мои рассуждения показались вам убедительными, а моя логика — неопровержимой. Хотя, конечно, все относительно.

Итак, ребенок рождается, изначально относясь к мужскому или женскому полу, и всегда остается однополым. Невозможно поменяться полами — можно только поменяться ролями. Даже в роли женщины мужчина все равно остается мужчиной.

Пол, то есть мужественность или женственность, присутствует во всех поступках ребенка — мальчика или девочки — с самого момента рождения. Но признаков пола в смысле динамических половых отношений в ребенке еще нет и до периода полового созревания быть не может. Хотя, конечно, он обладает определенной формой полового сознания и до этого. Маленькие мальчики и девочки могут допускать в общении друг с другом достаточно «неприличные» вещи. И все же в этом нет еще никакой витальности. Эта половая деятельность пока еще призрачная, нечто вроде одной из разновидностей сновидений. Глубокого следа в душе она не оставляет.

Тем не менее мальчиков и девочек нужно держать подальше друг от друга, и так долго, как только возможно, чтобы они могли почувствовать некое уважение и даже некий страх перед той естественной пропастью, которая их разделяет, перед той великой непохожестью, которую в конце концов каждый из них должен будет вверить другому. Мы ошибаемся, когда говорим или думаем, что между полами нет никакого различия. Они различны буквально во всем. Каждая клеточка в мальчике — мужская, а в девочке — женская, и такими они останутся навсегда. Никогда женщины не узнают и не почувствуют того, что знают и чувствуют мужчины. Точно так же мужчины никогда не узнают и не почувствуют того, что — динамически — знают и чувствуют женщины. Мужчина, даже если он действует в пассивной, или женственной, полярности, все равно остается мужчиной и не может испытать ни одного немужского чувства. А пишущие или ораторствующие женщины не используют ни единого слова, которому не научились бы у мужчин. Мужчины учатся чувствам у женщин, женщины учатся рациональному сознанию у мужчин. И так будет всегда. Соответственно, женщины всегда будут жить чувством, а мужчины — врожденным сознанием цели. Чувство — самоцель и правда для женщины, но для мужчины оно таковым не является. Стремясь стать чувственным «эпикурейцем», мужчина на самом деле становится мучеником во имя чувства, какими были, скажем, Мопассан[130]или Оскар Уайльд[131]. Женщина никогда не поймет во всей полноте целеустремленности мужчины, его более глубокого духа. А мужчине вовек не понять святости чувства для женщины. Играя друг с другом в мужские и женские игры и принимая правила другой стороны, мужчина и женщина тем не менее всегда будут незримо отдалены друг от друга.

И самость и стать — все различно в мужчине и женщине. Потому-то и следует держать мальчиков и девочек подальше друг от друга, что сами по себе они чисты и непорочны. Но, тесно общаясь друг с другом, привыкнув друг к другу и «подружившись», они теряют свою собственную, изначально мужскую или женскую, целостность. А вместе с нею теряют и свое будущее сокровище — витальную половую полярность, динамический источник жизни. Ибо динамизм покоится на различиях.

Ведь секс — это результат витальной полярности. И эта полярность, как мы знаем, вступает в действие с момента наступления половой зрелости.

А что же до этого?

Как мы знаем, жизнь ребенка определяется большим полем динамического сознания, которое создается четырьмя полюсами динамической души: двумя симпатическими и двумя волевыми. Солнечное сплетение и поясничный ганглий, — большие нервные центры ниже диафрагмы, являющиеся динамическим истоком человеческого сознания, — сразу же после своего возникновения вступают во взаимодействие, основанное на витальной полярности, с двумя другими нервными центрами — грудным сплетением и спинным ганглием, расположенным выше диафрагмы. Эти четыре полюса выступают в роли центров динамического сознания индивида и его динамических творческих взаимоотношений с другими индивидами. Эти четыре полюса составляют первое поле динамического сознания ребенка в начальные 12–14 лет его жизни.

А затем происходит изменение. Происходит оно постепенно, медленно и неотвратимо, но бесконтрольно. Живая душа раскрывается и готовится к новой великой метаморфозе.

То, что происходит с «биологической» душой, являет собой пробуждение к жизни более глубоких центров и функций сознания. В глубинах нижнего тела все это время действовал, в режиме полусонного автоматизма, большой симпатический поджелудочный центр, сбалансированный соответственным ему волевым центром — крестцовым ганглием. К двенадцати годам жизни ребенка эти два центра начинают медленно пробуждаться, и это приводит в конечном счете к изменению всего характера жизни индивида.

По мере того как эти два центра — симпатический центр в глубинах брюшной полости и волевой центр крестца — постепенно пробуждаются к жизни, к сознательной деятельности, в верхнем теле просыпаются соответственные им полюса — шейное сплетение и шейный ганглий. Возникает второе поле динамического сознания, которое распространит свое влияние гораздо шире первого. И с нами начинают происходить удивительные вещи. Прежде всего, в нас обнаруживает свое странное, волнующее присутствие секс. Таким образом дает знать о своем пробуждении наше нижнее тело. В верхнем теле у женщины начинает развиваться грудь, меняется форма шеи. А у мужчины ломается голос и начинают расти борода и усы. Эти вторичные физиологические изменения являются результатом начала самостоятельной деятельности поджелудочного сплетения и крестцового ганглия в нижнем теле и шейных нервных узлов в верхнем.

Нам трудно сказать, для чего развивается волосяной покров на теле в области нижнего и верхнего симпатических центров. Возможно, для защиты. Возможно — чтобы уберечь эти мощные, но сверхчувствительные центры от температурных воздействий, могущих вызвать их раздражение. Возможно, в целях защитного предостережения — так действует укол бороды, если ее коснуться. А может быть, это нечто вроде «экрана», ограждающего от нежелательных динамических вибраций, но принимающего желательные. Подобную функцию, возможно, осуществляют даже волосы на голове — функцию сверхчувствительного передатчика физических и биологических токов, направленных в мозг и исходящих из мозга. Или, быть может, они играют роль некоего «глашатая», возвещающего о сигналах, поступающих из центров интенсивной витальной нагрузки, то есть играют роль «гривы жизни», утверждающей саму жизнь. Хотя, скорее всего, — одновременно и ту и другую роль.

Так или иначе, но, с момента вспышки четырех новых полюсов динамического сознания и бытия, в подростке происходят кардинальные изменения: все черты растущего организма начинают приобретать индивидуальные особенности, вытягиваются округлые детские конечности, все тело приобретает более определенную форму и как бы высвобождается. Коренным образом изменяется и само бытие. Ребенок до и ребенок после полового созревания — это как будто два разных человека. Настолько поразительно и непостижимо это второе рождение, это появление нового существа из морских вод детства, что нас охватывает трепет и страх.

Отныне в жизни подростка начинается новый мир, новое небо, новая земля. Отныне формируются новые взаимоотношения, а старые теряют свое значение. Отныне мать и отец неизбежно отступают в тень перед учительницами и учителями, а братья и сестры — перед друзьями. Это период schwärmerei [132], юных восторгов и увлечений, первой настоящей дружбы. До полового созревания у ребенка есть лишь товарищи по играм. После полового созревания у него появляются друзья и враги.

Целый новый мир эмоциональных взаимоотношений! Старые же связи ослабевают, старая любовь отступает, Ослабляются связи с отцом и матерью, хотя эти связи не будут разорваны никогда. Любовь к своей семье тускнеет, хоть и она тоже не умрет никогда.

Это пора инородного и чужого. Инородное может отныне беспрепятственно входить в душу — она вся распахнута навстречу ему.

Это также и пора формирования подлинной индивидуальности, первая пора настоящей, ответственной самостоятельности. Спору нет, малое дитя тоже знает, что такое бездна покинутости. Но это трудно сравнить с той страшной тоской, которая овладевает порою подростком, когда он вырос и достиг состояния своей «отдельности», обособленности от других, подлинной индивидуальности.

Все это вновь для него. Он испытывает муку, но и блаженство тоже. Это катастрофа, но это и новый мир. Возможно, это самая серьезная пора в его жизни. Однако даже в эту пору мы все еще полностью за себя не отвечаем.

Отныне наступает половая зрелость подростка, и секс в его жизни играет все более заметную роль. До полового созревания секс мало проявляет себя, он находится в стадии зарождения и становления. Но после полового созревания секс превращается в важнейший жизненный фактор.

И все-таки, что такое секс? На этот вопрос мы едва ли когда-нибудь сможем ответить с полной уверенностью. Однако знаем мы о нем достаточно много. Знаем, что это динамическое напряжение между человеческими существами, своего рода электрический ток, протекающий между ними. В этом отношении психоанализ прав. Невозможны никакие взаимоотношения между двумя взрослыми индивидами, которые не имели бы вида динамического поляризованного потока — потока жизненной силы, магнетизма или электричества (называйте это как вам угодно). Но обязательно ли этот динамический поток имеет отношение к половым проявлениям?

Этот вопрос является спорным даже для самих психоаналитиков. Но давайте посмотрим на секс в его «чистом» проявлении. Сексуальные отношения между мужчиной и женщиной завершаются кульминационным актом соития. Хорошо, а что же такое акт соития? Мы знаем, что его функциональная цель состоит в воспроизведении себе подобных. Однако и наш собственный опыт, и наше искусство, и наша литература, и наша поэзия говорят нам о том, что для каждого отдельно взятого мужчины и каждой отдельно взятой женщины, вступающих в сексуальные отношения, функция продолжения рода — всего лишь побочная. Для каждого индивида акт соития — это огромное душевное переживание, это событие колоссального значения, это жизненно важный опыт, от которого зависит само существование индивида.

В чем же состоит этот опыт? Это трудно облечь в слова. Важнее то, что мы чувствуем, и опыт чувства — здесь самое главное. В акте соития кровь мужчины несет в себе колоссальный заряд витального электричества (не подобрав другого слова, мы вынуждены, по аналогии, говорить «электричество»), и этот заряд доходит до предельной точки, а затем происходит мощный разряд в кровь женщины. Кровяные потоки двух индивидов как единое целое формирует поле интенсивно поляризованного магнитного напряжения. В акте соития два отдельных потока крови, катя свои волны навстречу друг к другу, в лихорадочных поисках друг друга, наконец накатываются друг на друга и сливаются в единый океан. Происходит бурный всплеск взаимообмена, яркая вспышка электричества, молния между двумя тучами, накатившимися друг на друга. Вспышка молнии пронизывает кровь мужчины и женщины, раскаты грома сотрясают тела обоих, и еще долго слышны его отзвуки, постепенно затихая, пока полностью не спадет напряжение.

И вот двое снова отделены друг от друга. Но остались ли они прежними? Разве воздух после грозы тот же самый, что был до нее? Нет, он полностью обновился, он свеж и напоен новизной. Так же, как и кровь мужчины и женщины после соития. После порочного же соития — например с проституткой в публичном доме — нет этого ощущения новизны, вместо него есть ощущение разложения и распада.

В результате полового акта химический состав крови изменяется, так что человеку требуется сон, передышка, необходимые для химической и биологической перестройки всей жизнедеятельной системы организма.

Итак, кровь возлюбленных освежилась и обновилась, как атмосфера после грозы. И эта обновленная, животворная кровь волнами накатывается на большие нервно-динамические центры, и, прежде всего, на поджелудочное сплетение и крестцовый ганглий. В этих центрах возникает новое бытие, из них поднимаются новые импульсы, поднимаются, как Афродита[133]из пены нового кровяного прибоя. Жизнь индивида продолжается.

Все же, видимо, мы осмелимся сформулировать, что же такое, в душевном бытии индивида, акт соития. Итак, это сближение и слияние положительно заряженной крови мужчины и отрицательно заряженной крови женщины, приводящее к мощной вспышке взаимообмена и изменяющее состав и качество слившейся крови, а вместе с этим и само качество бытия обоих.

Все это, несомненно, является сексом. Но состоит ли в этом весь секс? Вот в чем вопрос.

Да, кровь действительно обновляется после полового акта. Да, эта кровь, сияющая свежестью и переливающаяся новой жизненной силой, вызывает активные импульсы в больших аффективных центрах нижнего тела — импульсы новых чувств и новой энергии. Ну а дальше, что происходит дальше?

А дальше — больше. Эти новые импульсы достигают больших верхних центров динамического тела. Вся индивидуальная полярность, вся жизненная система индивида теперь изменяется. Верхние центры — грудное и шейное сплетения, грудной и шейный ганглии — приобретают положительный заряд. И этим верхним, положительно заряженным центрам теперь предстоит исполнять роль положительного полюса, в то время как солнечному и поджелудочному сплетениям, поясничному и крестцовому ганглиям — роль отрицательного.

Ну и что из этого следует? — спросите вы. Что следует из того, что верхние центры наконец активны и позитивны? О, здесь начинается совсем другая история! История о том, как глаза обретают новое зрение, уши — новый слух, горло — новый голос, а губы — новую речь. Из груди вздымается новая песнь, в мозгу шевелятся новые мысли, и в сердце рождается жажда новых свершений. Новой совместной деятельности. То есть жажда новой поляризованной связи с другими существами, другими людьми.

Эта жажда новой поляризованной связи с другими, жажда нового единства — является ли она сексуальной по своей природе, подобно изначальному вожделенному стремлению к женщине? Не вполне. Весь расклад полюсов здесь совершенно иной. Теперь положительные полюса — это полюс груди, полюс плеч, полюс горла, полюса деятельности и полного сознания. Мужчины, сами обновившись в акте соития, жаждут обновить и весь мир. Возникает новое притяжение между мужчинами, заряженными одинаковой энергией, а сексуальное напряжение между мужчиной и женщиной спадает и отходит на второй план. Ночь сменяется днем, теперь не время думать о сексе, а время засучив рукава строить новый мир.

Эта новая полярность, новое притяжение между коллегами и сотоварищами по общему делу — является ли она сексуальной? Ведь это тоже живая циркуляция поляризованной страсти. Стало быть, это секс?

Разумеется, это не секс. Ибо каковы в данном случае полюса позитивной связи? Это верхние, деловые полюса. И каков динамический контакт? Это единство духа, взаимопонимание, единение в одном большом деле. Слияние нескольких индивидуальных страстей ради достижения одной большой цели. Да, это тоже кульминация и триумф мужской силы. Но секс ли это? Зная теперь, что такое секс, можем ли мы и это называть сексом? Ответ очевиден: не можем.

Итак, единение многих ради достижения одной большой цели не имеет отношения к сексу. Это движение в противоположном направлении. Заветное желание каждого мужчины — заниматься целенаправленной деятельностью ради достижения большой цели. Когда мужчина теряет этот глубокий смысл целенаправленной творческой деятельности, он теряет самого себя. Пытаясь компенсировать эту потерю реализацией себя в сексуальном отношении, он вступает на путь разочарований. Увы, когда мужчина превращает женщину — или же ребенка и женщину — в главный смысл своей жизни, он не полностью реализует себя.

Мужчина должен иметь смелость исходить в своих действиях и поступках из своей собственной души, из своего собственного жизненного долга и быть творческим авангардом жизни. Но в то же время он должен иметь мужество всегда возвращаться домой, к своей женщине, в ответ на ее глубокий сексуальный призыв. Единственное, чего он никогда не должен делать, — это путать и смешивать эти два своих долга. Мужчина всегда был и будет первопроходцем в жизни, смелым искателем новых приключений, одиноко идущим своим собственным путем на призыв своей отчаянной, бесстрашной души. Женщина для него начинает существовать лишь в сумерках, у костра на привале, когда свет дня уже померк. Вечера и ночи принадлежат ей.

Психоаналитики, навязывая нам мысль о том, что полностью реализовать себя мы можем лишь в сексе, наносят нам непоправимый вред.

Нам нужно вырваться из их цепких лап и возвратиться в ряды единого человечества для осуществления некой великой цели. Цели, которая ничего общего не имеет с сексом. Секс всегда индивидуален. У каждого мужчины — свой собственный секс. В сексуальном плане он в одиночестве, и это не та великая цель, ради которой он с кем-то должен «сливаться», кроме партнерши. Поэтому превращение секса в общее дело — ложная и недостижимая цель. Объединить людей на основе общего интереса к сексу попросту невозможно.

Нам нужно возвратиться к великой цели человечества, к страстному единению в деятельном переустройстве мира. Только в этом случае возможно слияние многих. За такое слияние мы готовы поплатиться своей индивидуальностью. Такое слияние в сексе недостижимо: в сексе мы имеем дело с одним партнером, один на один. Это сугубо индивидуальное дело, где нет высших и низших. Но в слиянии ради одной и великой цели каждый индивид совершает обряд ритуального жертвоприношения своей индивидуальности. Ради служения собственной душе он подчиняет свою индивидуальность тому великому побуждению, которое выше его. Быть может, ему для этого придется пожертвовать именем, славой, удачей, жизнью — всем. Но если мужчина, ради целостности своей индивидуальной души, преисполняется веры в общее дело, он подчиняет свою собственную индивидуальность этой вере и становится частью общего дела в рядах единого человечества. Он идет на это сознательно и подчиняется общим интересам, не теряя достоинства, в полном согласии со страстным желанием своей души. Он подчиняется, понимая необходимость своего подчинения.

Но если кто-то сумеет его убедить, что реализоваться как личность он может в одном только сексе? Тогда служить общечеловеческой цели он станет лишь до тех пор, пока это будет приносить ему удовольствие. А потом отвернется от общего дела и предастся одному только сексу.

Секс как единственный высший мотив бытия неизбежно ввергнет наш мир в состояние отчаяния и анархии.

Великая, страстная коллективная вера, объединяющая сотоварищей и соратников, преданных своему лидеру или лидерам, в кого они верят и кому доверяют, — это не сексуальная страсть. Никоим образом и ни в малейшей степени. Секс объединяет двоих, но общество в целом раскалывает, если оно не объединено мужской страстью к осуществлению великой совместной цели.

Но когда сексуальная страсть подчинена великой совместной цели, великому общему делу — тогда обретается полнота. Хотя, с другой стороны, совместная цель может стать долговременным объединяющим фактором только в том случае, если она основана на удовлетворении каждым из составляющих общество индивидов своей личной сексуальной страсти. Никакая великая цель, никакой идеал или общественный принцип не сможет прожить и короткое время, если сексуальная страсть каждого из тех, кто составляет широкие массы, преданные этой цели, этому идеалу или принципу, не обретет своего полного воплощения.

Здесь следует соблюдать меру и в том, и в другом отношении. Признайте секс высшей, конечной целью — и получите коллапс активной жизнедеятельности мужчин, хаос и анархию. Утвердите социальную целеустремленность в качестве единственной и высшей цели — получите единообразную, унылую стерильность, каковой характеризуется наша нынешняя деловая, общественная и политическая жизнь. Ну а стерильность опять-таки неизбежно приводит к анархии. Таким образом, великая, целенаправленная жизнедеятельность общества должна строиться на фундаменте интенсивной сексуальной жизни всех составляющих его индивидов. Именно так тысячелетиями стоял Египет. Но не менее важно, чтобы воплощение сексуальной страсти каждого индивида было подчинено великой, целенаправленной жизнедеятельности всего общества, и равновесие между этими двумя великими побудительными силами, определяющими существование человечества, никогда не должно нарушаться.

Теперь, вновь возвращаясь к нашему младенцу, мы, быть может, чуть яснее увидим, в чем именно был не прав Фрейд, приписывая сексуальный мотив любой человеческой деятельности. Ведь в поведении младенца, как это вполне очевидно, нет еще никакой сексуальной мотивации. Его большие сексуальные центры еще не пробудились к жизни. Правда, в трехлетнем ребенке уже проявляются какие-то зачатки секса, способные отбрасывать причудливые тени на экран его поведения. Это преждевременно дают о себе знать еще не сформировавшиеся биологические центры. Большие сексуальные центры поджелудочного сплетения и крестцового ганглия готовятся к своей функции медленно и до полового созревания индивида не проявляют особой активности, подобные в этом смысле вынашиваемому матерью плоду. Но даже не родившийся ребенок бьет иногда своими маленькими ножками в стенку утробы. Вот так же и большие сексуальные центры слепо, от случая к случаю, бьются в ребенке. Это часть феномена детства. Не нужно возлагать ответственность за эти не всегда приятные проявления преждевременной сексуальности на конкретного мальчика или конкретную девочку. Мы должны проявлять особую осторожность, чтобы не допустить проникновения этих вещей в рациональное сознание ребенка. Не выказывайте по поводу этих явлений ни гнева, ни страха. Не привлекайте чувственного внимания ребенка. Прогоните все это, как тень, ибо это и есть только тень. Будьте осторожны и не позволяйте этой тени омрачать детское сознание. Не допускайте, чтобы в душе ребенка были посеяны семена стыда или страха. Встречаясь с этим в ребенке, делайте вид, будто ничего особенного не случилось.

Лишь после полового созревания ребенка можно ему рассказать о сексе — разумеется, в простой и доступной форме. Как только ребенок сталкивается с каким-либо фактом, имеющим отношение к сексу, родитель может его «просветить» насчет этого факта. Но по возможности коротко, без эмоций, с максимальной сдержанностью, на какую он только способен.

— Ты уже не ребенок, мой мальчик. Скоро ты станешь мужчиной, а значит, когда-нибудь женишься и будешь иметь детей. Но пока что не думай об этом. Поверь, я знаю, что с тобой происходит, и знаю, что тебя беспокоит. Но волноваться не нужно. Все мужчины прошли через это. Послушай, не нужно касаться этой штучки, не стоит этим сейчас заниматься. Пойми, это вредно. Я знаю об этом, потому что все мы прошли через это. Знаю, что по ночам это тебя беспокоит. Не забывай, что я знаю об этом и велел тебе эту штучку не трогать. Потерпи, пока станешь взрослым и женишься. Старайся сдерживать себя. Помни, что ты мужчина, и веди себя, как мужчина. Я тоже был таким же, как ты. И тоже вел себя глупо. Только не надо ничего скрывать от меня. Я ведь все равно знаю все о тебе — что ты делаешь, чего не делаешь. Единственное, чего я хочу от тебя, — чтобы ты вел себя, как мужчина. Ты ведь действительно скоро станешь мужчиной, поэтому веди себя мужественно и достойно.

Вот то, что отец обязан сказать своему сыну, достигшему половой зрелости. Нужно быть очень осторожным и деликатным в этих вопросах. Переводить секс в сферу рациональных понятий — значит поощрять в ребенке пороки.

Мальчиков-подростков необходимо по возможности держать подальше от матерей и сестер. Они должны быть преимущественно под мужским попечением. Их надо проводить через своего рода инициацию — посвящение в сексуальную жизнь. Подобно тому, как это делали дикари, заставлявшие мальчика символически умереть, а затем проталкивавшие его через некую узкую щель, что символизировало новое рождение. Они заставляли его пройти через страдания и разные испытания, накладывавшие сильный динамический отпечаток на его сознание и внушавшие ему динамический ужас — ужас изменения в самом его существе. Словом, нужны какие-то суровые испытания, из которых подросток выходил бы полностью вымотанным, но навсегда отрезанным от детства, и со всей серьезностью и ответственностью вступал бы в мужскую жизнь. Вступал бы, испытав потрясение всей своей динамической душой и сознавая свершившуюся в нем огромную перемену. Девочки тоже должны проходить какую-то инициацию — вступление в свою женскую жизнь.

В ребенке, вступающем в период половой зрелости, нужно вызвать интенсивную динамическую реакцию — физическое страдание и физическое осознание, глубоко западающие в душу и меняющие ее навсегда. Секс должен приходить к нам как воплощение некоего ужаса — ужаса перед грядущими страданиями. Его приход должен восприниматься нами как некая привилегия и некая тайна: с нами произошла таинственная метаморфоза, нам дана новая страшная сила, и мы облечены новой ответственностью. Нужно ли говорить о том, что такое секс, с ребенком? Не думаю — что проку от всех этих разговоров? Тайну, ужас и колоссальную силу секса все равно ведь не выразишь в словах. Основную массу человечества вообще не следует посвящать в научно-биологические факты о сексе. Тайна секса должна храниться в сокровеннейших тайниках, его темный, могучий динамизм не должен быть темой для разговоров. Реальность секса обнаруживается в великих динамических потрясениях души. И именно так он и должен восприниматься — как великое, творческое, потрясающее всю душу человека наваждение. Изучать же его в пробирках, на основе химических опытов, с помощью каких-то схем — глупо и даже вредно. Но еще вреднее разговоры такого типа:

— Видишь ли, доченька, когда-нибудь ты полюбишь мужчину, как я люблю сейчас папочку. И он станет для тебя самым дорогим человеком на свете. А потом, ласточка, ты выйдешь за него замуж и будешь счастлива — я ведь желаю тебе счастья, любовь моя. Поэтому и хочу, чтобы ты вышла замуж за того, кого сильно полюбишь [целует ребенка]. Ну а потом, дорогая, в твоей жизни наступит такое, о чем ты пока не знаешь. Ты ведь хочешь, чтобы у тебя был маленький, славный ребеночек, не правда ли, дорогая? Твой собственный славный ребеночек. Твой и твоего мужа тоже. Потому что это будет и его ребеночек. Ты ведь об этом знаешь, не так ли, моя девочка? Он родится от вас обоих. Но ты пока что не знаешь, как он родится, ведь правда? Так вот, он выйдет прямо из тебя, дорогая. Так же, как ты сама вышла из мамочки…

И т. д. и т. п.

Казалось бы, лучших слов не придумаешь. Мать старается, как может. Но все это никуда не годится. Глупо рассказывать ребенку о сексе, прибегая ко всей этой сентиментальной чепухе, со всеми этими «любовь моя, дорогая моя, моя ласточка», как будто секс — это нечто вроде «душевной» любви. Даже не знаешь, что хуже: то ли эта сюсюкающая чепуха, то ли чепуха с пробирками и научными схемами. И то и другое в равной степени убивают великий аффективный динамизм жизни, подменяя его трухой рациональных понятий и трюков.

Научные факты о сексе точно так же можно называть сексом, как скелет — человеком. Вы ведь дважды подумаете, прежде чем укажете подростку на скелет и скажете:

— Вот видишь, мой мальчик, таким ты станешь, когда подрастешь.

А сюсюкающее «объяснение» феномена секса как «чудесного» продолжения чистой, идеальной любви? Чем это лучше? Или представление его в качестве способа обретения маленького, славного ребеночка?.. А вот вам еще один пример подобного рода:

— Бог сотворил нас такими, мы так устроены и должны это делать, чтобы появлялись на свет маленькие, славные детки…

От всего этого просто тошнит! Говоря такое, мы разрушаем глубокий смысл сексуальной жизни. Быть может, этого мы и добиваемся в конечном итоге?

Когда человечество наконец одумается и придет в чувство, оно увидит, что за содомское яблоко — это наше понимание секса[134]. И какой чудовищной трухой забиты наши мозги. Когда мы уразумеем это, мы все наши «знания» и «понимания» соберем в охапку, запрем на замок, поместив рядом с другими ядами, и так же, как их, станем выдавать только в минимальных дозах, причем на выдаче будут сидеть доверенные и компетентные люди.

Мы и так уже почти до смерти отравили массы всем этим пониманием. Не за горами исчезновение человечества с лица земли или полное его вырождение. Нам удалось культивировать в народе какое-то бесплодное уныние, какую-то одержимость нигилизмом, — видимо, за счет постоянного вдалбливания в головы людей мысли о том, что человек — это всего лишь скелет из склепа, скелет из грязных костей. Наше «понимание», наша наука и наш идеализм породили в людях отвращение к самим себе, словно каждый раз, глядя в зеркало, человек видит в нем свой собственный череп. Человек — всего лишь игрушка «в руках» научно установленных причин и следствий, вместилище биологических процессов, прикрытое лохмотьями идеала. Не удивительно, что мы видим, как сквозь нашу плоть просвечивает скелет.

Наши лидеры никогда не любили людей — они любили идеи и с готовностью жертвовали людьми, которые в порыве коллективной страсти клали свою жизнь на алтарь какого-нибудь идеала, представляющего собой все ту же труху. Учащался ли пульс у президента Вильсона[135], или у Карла Маркса[136], или у Бернарда Шоу[137]от любви к трудящемуся человеку, мало что понимающему и обманутому? Нет, никогда. Каждый из этих лидеров, скорее всего, видел в нем этакий символ, а не конкретного человека из плоти и крови. Живая личность была для них кем-то вроде Мафусаила, то есть абстракцией человека[138].

А как насчет меня самого? По крайней мере, я могу быть спокоен в одном: мои книги не повредят трудящемуся человеку, ибо он никогда их не будет читать. И все же я очень хотел бы его спасти, хотел бы, чтобы он жил своим исконным, спонтанным, живым бытием. Я не могу этого не хотеть. Это говорит во мне мой глубочайший инстинкт[139].

Я охотно забрал бы у трудящегося человека ответственность за общечеловеческие проблемы — ответственность, для него невыносимую, отравляющую ему жизнь. Я охотно забрал бы у него ответственность за будущее человечества, за развитие мысли и направление развития общества. Но я охотно разделил бы с ним общую веру в будущее и надежду на лучшее. И я бы взял на себя часть его ответственности за будущее, если бы мне ее вверили.

Я бы охотно забрал у него все книги, газеты и всяческие теории. Взамен я вернул бы ему его прежнюю беззаботность, богатую, свойственную ему искони спонтанность и полноту жизни.

Глава X

Дата добавления: 2015-06-04