Часть 3. Искусство общения 1 страница

АНАТОМИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕНИЯ

Чтобы как-то определить природу человека, нередко прибегают к латинским терминам: homo sapiens, homo faber, homo ludens, homo patiens и т.д. Обычно таким образом подчеркивают какую-то особенность или функцию человека, приписывая ей ведущую роль, например мышление, способность создавать вещи, способность играть или страдать. Эти термины определяют ракурс анализа человеческой природы и указывают, с какой точки зрения следует выделять процессы, важные для жизни человека. То, что ракурсов анализа может быть очень много, не снижает их ценности, поскольку человек – это сложный и изменчивый объект познания.

Анализ человека в процессе общения приводит нас к выводу о том, что человек – это прежде всего субъект общения. Чтобы подчеркнуть этот момент, можно предложить определение человека как Homo communicans.

Общение является непременным условием любых форм социальной и индивидуальной жизни человека. Благодаря ему оказалась возможной совместная деятельность людей по овладению природой и удовлетворению индивидуальных потребностей. В процессе общения формируются образцы и модели поведения человека, которые впоследствии "входят внутрь" человека. Мышление, способность к анализу и оценка, образ мира и самого себя формируется у индивида в ходе общения. Внимательно прислушавшись к своей внутренней жизни, любой из нас наверняка обнаружит непрекращающийся процесс внутренней коммуникации – внутренние диалоги самого разного характера, споры, критику, оправдание. Словно какая-то часть наших бесед с другими из повседневной жизни перешла во внутренний план и вплелась в структуру личности.

Homo communicans продолжает общаться даже наедине с самим собой. Так, человеку, оказавшемуся в результате кораблекрушения в безлюдной местности в полном одиночестве, грезятся образы других людей, которые к тому же могут влиять на его поведение так же, как могли бы влиять реальные люди, окажись они рядом с ним. Следовательно, связи одного индивида с другими осуществляются как бы на двух уровнях: на уровне внешней коммуникации и в виде "присутствия" других в субъективном мире личности – в ее мыслях, образах, воспоминаниях.

По-моему, этот факт играет чрезвычайно важную роль в человеческом существовании, указывая на то, что основным или естественным способом существования личности является ее связь с другими людьми, сосуществование с ними, а не изоляция от окружающих и жизнь исключительно для самого себя. Поэтому, общаясь с людьми, порвавшими связь с другими, замкнувшимися в своем внутреннем мире, мы ощущаем некоторый дискомфорт и беспокойство.

Нередко именно такую форму приобретают психические расстройства, при которых нарушения общения с внешним миром сочетаются с нарушениями внутренней коммуникации, когда личность как бы расщепляется на разные составные части, никак не связанные между собой. В таких случаях задачей терапии является восстановление связи индивида с внешним миром и с самим собой.

Две системы коммуникации – внешняя и внутренняя – тесно связаны между собой, взаимно пересекаются и дополняют друг друга. Для иллюстрации попробуем представить такую ситуацию.

Я стою на улице. Ко мне неожиданно подходит человек. Я смотрю на его лицо и вижу, что уголки его губ поднимаются, а морщины, идущие от крыльев носа вниз, обозначаются резче. Я почти бессознательно принимаю этот сигнал, привычно трактуя его как традиционную "улыбку приветствия". В ответ на этот акт невербальной коммуникации я почти автоматически реагирую подобным же выражением. Потом я слышу звук его речи и осознаю ее содержание: "Не знаю, помнишь ли ты меня... у тебя такое выражение лица... а помнишь Романа?.. ну, того, который проделал дырку в доске..."

Вглядываясь в говорящего, я начинаю быстро перебирать в памяти разные образы, которые ассоциируются у меня с именем "Роман" и с дырой в доске, с внешностью и голосом моего собеседника. Вид у меня при этом несколько смущенный, и вдруг неожиданно, словно из тумана, передо мной встает яркий образ – последний класс школы, после лекции мы остаемся в кабинете втроем: Роман, я и Скура. Воспоминание становится все более явственным и вызывает у меня какие-то смутные эмоциональные переживания. Я вспоминаю, что Роман на спор стал пробивать дырку в доске, но дырка оказалась маленькой и в самом углу. Тогда Скура стал подговаривать Романа выдолбить больший кусок в верхней части доски, как раз там, где учителя обычно писали "урок". Скура достал перочинный нож и замазку, чтобы скрыть дырку, Роман дырявил доску, а я таскал сажу с печи, чтобы посыпать замазку, и следил за тем, не идет ли кто.

Скандал был страшный, нам пришлось заплатить за доску, нас наказали, но не всех троих, а только Романа и меня. Скура не признался, что тоже в этом участвовал, и сумел избежать наказания. Он был самым сильным в классе, мы его немного боялись, но мы не выдали его отнюдь не по этой причине. Трусость Скуры поразила нас, а его лишила сильной позиции в классе. Я очень бурно переживал тогда всю эту историю, а к Скуре испытывал смешанные чувства: злость, жалость и разочарование. Мне казалось, что я не смог до конца высказать ему свои претензии. И вот теперь, спустя много-много лет, Скура стоит передо мной. Вероятно, старая обида еще живет во мне, потому что я чувствую что-то вроде неприязни к нему, недовольство этой встречей, хотя и понимаю, что это несколько странно.

Отвечаю: "Да-да, припоминаю... ты – Скура". А он смеется, протягивает руку, пожимает мою, а другой рукой похлопывает меня по плечу. Это не доставляет мне особой радости. Выражаемые в его жестах сердечность и доброжелательное отношение вступают в противоречие с моими актуальными переживаниями, вызванными воспоминаниями. Этот диссонанс мешает мне объективно воспринимать поведение собеседника, я скорее склонен сосредоточиться на неприятных впечатлениях – следах нашего прошлого, чем устанавливать реальные отношения с конкретным человеком, стоящим сейчас передо мной.

Слышу, что он говорит дальше: "Видел тебя по телевизору, ты стал важным человеком, небось уже и не узнаешь старых друзей... может, поможешь мне найти какую-нибудь хорошую работенку, а?.."

Понимаю, что в его словах скрыт смысл, который можно понимать по-разному в зависимости от того, что я захочу в них найти. Давняя неприязнь к собеседнику заставляет меня интерпретировать его слова как этакую примитивную уловку, провокацию. Я также подозреваю, что он хочет как-то использовать меня в своих целях. Однако, осознав, что прошлые обиды начинают слишком сильно влиять на мое состояние, я пытаюсь ограничить это влияние и заметить в словах и поведении Скуры еще какое-нибудь содержание. Это, в общем, оказывается нетрудно. На его лице я читаю признаки живого интереса ко мне, во взглядах его, как мне кажется, кроется беспокойное ожидание моей реакции, а тон его голоса выражает уважение. Когда мне удается лучше сосредоточиться на том, что я в данный момент вижу и слышу, мои воспоминания и связанные с ними эмоциональные реакции в какой-то мере теряют свою силу и значимость. Скура выглядит намного старше меня, хотя на самом деле разница между нами не может быть более полугода. Он почти совсем лысый, небрежно одет, небрит, когда он говорит, я чувствую запах пива, хотя ничто не указывает на то, что он пьян. Пытаюсь представить себе, как он живет, где работает, мне кажется, что живется ему несладко.

Во мне появляются какие-то проблески теплых чувств, и я отвечаю: "Что поделываешь, старик?.. Что-то выглядишь ты неважно, болел что ли в последнее время?" Я чувствую, что мне уже хочется продолжать разговор с ним и поподробнее узнать о его жизни. Мы начинаем рассказывать друг другу о себе, и разговор затягивается, пока мы вдруг не осознаем, что болтаем уже почти два часа. Мы расстаемся, обменявшись адресами и номерами телефонов.

Понятно, что описанные выше первые шаги нашего общения со Скурой и мои внутренние переживания на самом деле заняли намного меньше времени, нежели потребовалось для того, чтобы прочитать о них. Кроме того, нельзя сказать, что я так скрупулезно осознавал свое поведение и так последовательно его контролировал, как это может показаться из приведенного описания. Если анализировать этот пример как иллюстрацию анатомии процесса общения, нужно повнимательнее посмотреть на то, что происходило между мной и Скурой.

Случайный наблюдатель мог бы даже не заметить каких-то ничего не значащих для него жестов и ничего ему не говорящих фраз в начале разговора. Может быть, дальнейшая беседа показалась бы ему гораздо более интересной, но именно в течение первых нескольких секунд и разыгрались события, которые имели огромное значение для последующего контакта. С того момента, как я осознал, что кто-то из прохожих сделал что-то, вызвавшее у меня ответную реакцию, я проделал немало внешних и внутренних действий, которые вовлекли меня в процесс общения.

Подобные, хотя и не такие же точно действия проделал и мой партнер. Каждый из нас выступал в роли как индуктора, так и реципиента сигналов коммуникации, содержание которых нам удалось уловить. В каждом из нас пробуждались какие-то мысли, чувства, намерения, часть из которых преобразовалась во внешние сигналы, складывающиеся в передаваемое партнеру сообщение. Каждый из нас пользовался определенными средствами общения, то есть как бы использовал различные каналы, по которым принимал и передавал информацию. Во время моего разговора со Скурой этими каналами были: речь, восприятие, прикосновение. Общение между нами затруднялось из-за разных внешних и внутренних факторов, которые можно назвать "шумом, мешающим пониманию". Каждый из нас, принимая сигналы от партнера, старался расшифровать их и дать интерпретацию всего сообщения. Процесс интерпретации вызывал внутренние реакции, влиявшие на дальнейший ход коммуникации. Старые воспоминания вызывали у меня чувство неприязни к партнеру. Неприязнь мешала мне объективно интерпретировать его высказывания.

Давайте теперь подробнее проанализируем то, что происходило в процессе общения. Для этого надо будет ввести несколько понятий, которыми мы в повседневной жизни, как правило, не пользуемся.

Попробуем придать нашим рассуждениям форму диалога между неким А, которому хочется побольше узнать об общении, и неким Б, который хочет удовлетворить любопытство А.

А: Говорят, что коммуникация – это обмен сообщениями, содержащими информацию, но о какой именно информации идет речь?

Б: Ты действительно этого не знаешь?

А: Если б знал, я бы не спрашивал тебя.

Б: Так вот, информация – это то, благодаря чему ты что-то узнаешь.

А: Не совсем понимаю тебя.

Б: Ну, можно сказать несколько иначе: разного рода ситуации, события, явления окружающего мира находят свое отражение в психике человека. Познавая мир, людей, самих себя, мы создаем некоторый образ того, что есть, было или будет когда-то и т.д. Информация – это отдельный элемент образа мира, полученный через опосредованное или непосредственное познание.

А: Значит ли это, что любой способ получения информации от людей является коммуникацией?

Б: Нет, информацию можно получить и не вступая в коммуникацию. Например, ты можешь наблюдать за своей соседкой, не обращая ее внимания на свои действия. Для общения необходима интеракция...

А: А что такое интеракция?

Б: Это взаимное влияние друг на друга контактирующих людей. Когда один человек что-то сделает, другой отреагирует на это, а первый заметит эту реакцию, то именно тогда и возникает акт коммуникации.

А: Я очень часто разговариваю с людьми, но не замечаю, чтобы мы с собеседником как-то влияли друг на друга.

Б: Вероятно, ты не обращаешь на это внимания. Когда люди общаются, они обязательно влияют друг на друга.

А: Поясни мне это получше.

Б: Всякая реакция одного человека на поведение другого – это как раз пример такого влияния. Например, сейчас я влияю на тебя постольку, поскольку ты внимательно слушаешь мою речь, думаешь что-нибудь об этом, наверное, испытываешь интерес к моим словам.

А: Но ты же не скажешь, что и я как-то влияю на тебя сейчас?

Б: Конечно же, влияешь. Твои вопросы заставляют меня думать; в какой-то момент я почувствовал себя неуверенно, потому что мне показалось, что я не смог ясно объяснить тебе, о чем идет речь, мое внимание сосредоточено на темах, которые тебя интересуют. Все это связано с тобой, с твоим влиянием на меня.

А:...Ну хорошо, но ведь уже через несколько секунд, ни следа не останется от моего влияния на тебя.

Б: Я думаю, ты не прав. Мне кажется, что я, например, запомню этот разговор и, если в другой раз мне придется говорить на ту же тему, смогу лучше сформулировать свои мысли. Ты очень верно обратил внимание на то, что взаимное влияние, проявляющееся в различных реакциях собеседников друг на друга, может иметь разнородные следствия. Они могут быть временными, преходящими, а могут быть длительными и заключаться в том, что под их влиянием изменится образ мышления, поведения или характер эмоциональных переживаний. В результате можно обогатить свои знания о мире, и именно на это мы чаще всего обращаем внимание.

А: Так, значит, если я хочу сознательно влиять на кого-то, я должен рассчитывать именно на такие долговременные следствия, не так ли?

Б: Да, именно так, но мы обычно обращаем внимание только на одно направление влияния – на то, которое исходит от человека, сознательно влияющего на другого. При этом мы забываем о том, что есть влияние в противоположном направлении, со стороны, казалось бы, более пассивного партнера. Без этого трудно понять, что происходит на самом деле в процессе общения.

А: Ты можешь привести какой-нибудь пример?

Б: Отец, разговаривая с сыном, старается повлиять на него в плане выбора образа жизни; дискуссия затягивается, постепенно нарастает напряжение, и отец в конце концов дает волю своему гневу и оскорбляет взрослого сына. Отец при этом думает только о том, что сын не хочет изменить своих взглядов на жизнь. Но он не обращает внимания на то, что сам попадает под влияние слов своего сына – ведь напряжение и гнев отца вызваны главным образом тем, что сын хочет жить именно так, как когда-то хотел отец. Подобный стиль жизни казался в те времена отцу наилучшим, но ему пришлось отказаться от него в силу причин, которых он сейчас несколько стыдится.

А: Ты считаешь, что лучше было бы отцу полностью осознать, что с ним происходит в ходе разговора с сыном?

Б: Я думаю, тогда у него было бы больше шансов добиться взаимопонимания. Это справедливо для любых ситуаций межличностного общения. Результаты коммуникации в большей степени зависят от того, насколько нам удается осознать цепочку взаимовлияний: то, что я делаю, вызывает у тебя какие-то внутренние реакции → они влияют на твое поведение → твое поведение вызывает у меня какие-то внутренние реакции → мои внутренние реакции влияют на мое поведение по отношению к тебе и т.д.

А: Я попытался графически изобразить то, что ты говорил; так ли это выглядит?

мое поведение ------ твои внутренние реакции

мои внутренние реакции ------ твое поведение

Б: Замечательно, именно об этом я и говорил. Если нам удастся в каждый данный момент уловить, что из себя представляют звенья этой цепочки, мы сможем лучше понять, что происходит в ходе общения.

А: Значит ли это, что мы все время должны думать, все время анализировать, что происходит во мне, что – в тебе, что ты такое делаешь, что это вызывает у меня именно эти ощущения, а не другие?

Б: Нет, конечно, постоянно этого делать не нужно. Что бы произошло, если бы водитель все время тихонько твердил себе под нос: "Сейчас я должен нажать на сцепление, потом передвинуть ручку коробки передач, а теперь отпустить сцепление..." и т.д. Когда мы желаем научиться что-нибудь делать лучше, тогда мы и обращаем внимание на каждый свой шаг, систематически проверяем, не забыли ли сделать что-нибудь важное. Постоянный контроль и проверка мешают спонтанному и успешному функционированию. Однако мне кажется, что невозможно овладеть искусством общения настолько, чтобы полностью отпала необходимость время от времени (но достаточно систематически) анализировать свое поведение в конкретных ситуациях общения.

А: А ты думаешь, этому можно научиться?

Б: Думаю, что можно. Мне кажется, что умение общаться становится искусством общения тогда, когда мы так ясно осознаем происходящее между нами и другими в процессе коммуникации, что это не влечет за собой искусственности и затруднений во взаимопонимании. Лишь тогда мы можем по горячим следам воспользоваться тем, что мы осознали для улучшения контакта. Говоря, что этому можно научиться, я не имею в виду, что можно достичь абсолютного совершенства. Я подразумеваю лишь, что каждый может проявить максимум старания, чтобы с достаточной степенью точности понимать, что хотят нам сообщить другие, и чтобы как можно более ясно и адекватно сообщать другим о том, что мы думаем, чувствуем, чего хотим и т.д.

А: Слушаю, о чем ты говоришь, и все больше задумываюсь над тем, почему люди так часто и даже вопреки своим добрым намерениям не понимают друг друга? Мне иногда кажется, что они будто бы вообще не понимают чужих слов, хотя и говорят на одном языке.

Б: Это очень обширная тема. Она немного напоминает мне вопрос: "Почему люди не могут хорошо жить?" Давай лучше попробуем задуматься над другим вопросом: "Благодаря чему вообще возможна коммуникация?"

А: Ну, это-то понятно, мы ведь с раннего детства учимся пользоваться речью.

Б: Да, конечно, но овладение словами и грамматикой – это еще не самое главное. Каждый из нас с первых дней своей жизни осознает, что разные события, поведение других людей и предметы могут иметь для нас какое-то сугубо личное значение. Мы учимся понимать, что поступки других людей – это сигналы, которые обусловливают или предсказывают какие-то важные для нас события. Общение становится возможным благодаря тому, что мы обучены понимать значение этих сигналов. Это то же, что способность расшифровывать смысл звуков, букв, движений, прикосновений и т.д. Расшифровка, как правило, протекает почти автоматически и очень быстро, но, если бы можно было замедлить ее темп, удалось бы заметить момент, когда, услышав какие-то звуки, исходящие от партнера, увидев выражение его лица, мы словно говорим себе: "Он улыбается, он любит меня, это симпатичный человек". Сопутствующие этому положительные эмоции дополняют картину, уточняют значение, которое мы придаем поведению партнера. Проблема, однако, заключается в том, что кто-то другой тому же самому поведению партнера может придать совершенно иное значение и понять его так: "Он смеется надо мной, он пренебрегает мной, это злобный тип".

А: Можно ли утверждать, что мы произвольно приписываем значение тому, что видим и слышим?

Б: Конечно, нет. Но важно, что этот улыбающийся человек хотел выразить на самом деле. И это можно выяснить, например спросив его, что он имел в виду. Однако обычно мы редко проверяем, правильно ли поняли собеседника. Не говорю уж о таких ситуациях, когда кто-то попросту не хочет обнаружить своих истинных намерений. Существует, конечно, некоторый предел произвольности, с которой мы трактуем значение того, что нам сообщают, но все же свобода интерпретации слов, жестов и действий других людей достаточно велика.

А: Достаточно велика для чего?

Б: Для того чтобы многие люди, внешне общаясь с другими, на самом деле замыкались внутри собственного мира интерпретаций, домыслов и фантазий по поводу того, что говорят и делают окружающие.

А: А откуда берутся эти домыслы и фантазии, препятствующие нормальному общению?

Б: Они часто порождаются на основе нашего опыта предшествующих контактов с людьми, следов прошлого, которые запечатлелись в нас и дают о себе знать в настоящем. Нередко в виде таких следов в нас "живут", присутствуют события и люди, с которыми мы раньше общались. Все это влияет на то, как мы трактуем высказывания реальных людей в актуальных ситуациях, как интерпретируем поведение тех, с кем общаемся. Частенько бывает и так, что наши слова и поступки в большей степени являются продолжением диалога с кем-то из нашего прошлого, чем ответной реакцией на человека, стоящего перед нами.

А: Значит ли это, что мы должны отказаться от своего прошлого, чтобы лучше общаться в настоящем?

Б: Отказ от чего-то, существующего в нас, приводит к внутреннему разладу и мешает по-настоящему чувствовать актуальную ситуацию. Разные нерешенные проблемы на долгие годы укореняются в нашем сознании, и, как бы мы ни старались отмежеваться от них или вытеснить их, они все равно существуют и отнимают у нас время и энергию, требуют внимания к себе. Они – нечто большее, чем только воспоминания. Это могут быть, например, упорно всплывающие в конкретных ситуациях застарелые суждения и оценки поведения людей, мнения, которые мы проносим через года и которые словно записаны на старую магнитофонную пленку. Голос с этой пленки может мешать нам видеть людей, с которыми мы сейчас общаемся, такими, какие они есть на самом деле. Как правило, мы не изменяем наши старые записи под влиянием новых знаний. Они мешают нам общаться с другими не только тогда, когда содержат некоторые предубеждения и превратные суждения об окружающих людях. Такие сделанные в прошлом записи могут относиться непосредственно к нам самим и упорно проигрываться в виде "текстов" по нашему поводу. Содержащиеся в них мнения, оценки, какие-то старые предсказания по поводу событий моей прошлой жизни могут смешаться с тем, что в конкретных ситуациях будут мне говорить конкретные люди. Именно таким образом "существование" укоренившихся и неизменных следов прошлого, не интегрированных в целостную структуру моей личности, затрудняет общение с другими людьми. Чтобы изменить это положение, нужно не вытеснять следы прошлого, а осознать факт их существования; "освоить" их и "присвоить", предварительно убедившись в том, что прежние оценки не потеряли свою актуальность. Важно понять, насколько они влияют на мое отношение к тому, что я слышу сейчас, и не искажают ли они образ реальности.

А: То есть, общаясь с каким-то конкретным человеком, я должен спрашивать себя: "А не участвует ли еще кто-то, кроме нас двоих, в этом разговоре?"

Б: Вот именно. Очень часто в общение двух реальных людей вмешивается еще множество личностей, правда незаметных, но зато присутствующих и изрядно мешающих взаимопониманию этих двоих. Поэтому если у нас возникают какие-то проблемы с взаимопониманием, нужно не только проанализировать то, что мы говорим и делаем, но также и то, что происходит в нашем внутреннем мире, наши воспоминания и фантазии. Важно помнить, что и у партнера может быть подобный, хотя и не абсолютно тот же самый, багаж знаний общения.

А: Значит ли это, что все следы прошлого становятся камнем преткновения в актуальных взаимоотношениях?

Б: Нет, я думаю, что это относится только к таким следам, которые человек не "переварил", которые гармонично не вплелись в целостную структуру его личности. То, что человек осознал, не порождает в нем внутренних конфликтов и противоречий, напротив, дает ему чувство опоры и способствует более полноценному общению с другими людьми. Именно таким образом человек обогащается за счет своего опыта, даже тогда, когда этот опыт связан с драматическими и неприятными переживаниями.

ЭФФЕКТИВНОЕ ОБЩЕНИЕ

Процесс общения можно оценить с помощью нескольких критериев. Один из них – эффективность общения, другой – степень удовлетворения потребности в выражении своих чувств. Важно обратить внимание на то, способствует ли данный способ общения разрешению проблем и конфликтов, оказанию помощи.

Назовем мерой эффективности степень совпадения того, что один из партнеров хотел передать другому, с тем, что понял этот другой. Успешное общение, максимально свободное от искажений, увеличивает взаимопонимание между партнерами. Следовательно, правильно понять кого-то – значит почувствовать, чтó "он подразумевал", точно расшифровать то, "что он хотел сказать". Подобное взаимопонимание зависит от усилий обоих партнеров по общению. Известно, что в повседневной жизни степень взаимного понимания между людьми не очень высока. Люди не только ошибочно трактуют смысл чужих высказываний, но нередко приписывают собеседникам намерения, которых они не имели.

Объяснить возникающие проблемы не так-то просто, потому что причины нарушений и искажений общения весьма многообразны. Одной из важных причин недопонимания является то, что очень часто мы не говорим того, о чем на самом деле думаем и чего на самом деле хотим. Я не имею здесь в виду сознательный обман, или сознательные попытки ввести партнера в заблуждение.

Если кто-то хочет обмануть другого, он не заботится о том, чтобы быть правильно понятым. Наиболее типична другая ситуация – когда мы не можем передать свои мысли во всей их полноте, когда передаем их неоднозначно или неадекватно. Подчас это бывает связано с опасением, что то, что я говорю партнеру, будет как-то использовано против меня. Нередко люди формулируют свои мысли таким образом, чтобы в случае чего иметь возможность легко от них отказаться.

Еще одна форма неадекватной передачи мыслей и чувств связана с несогласованностью или с противоречивостью передаваемых сообщений. Например, кто-то говорит: "Мне очень приятно слышать то, что ты сказал", но на невербальном уровне демонстрирует обратное. Свидетельством этого может быть, например, дрожь в голосе из-за того, что от злости перехватывает горло, ожесточенное выражение лица, стиснутые кулаки.

Особенно часто наши мысли и чувства вступают в противоречие с тем, что мы говорим, из-за различных ритуалов и условностей. Руководствуясь нормами, принятыми в данной среде или группе, люди подчас говорят только то, что, как им кажется, они должны говорить, а не то, что они в действительности хотели бы сообщить другим.

В разговоре о различных способах искажения индуктором передаваемых им сообщений я не буду останавливаться на таких, когда индуктор прежде всего заинтересован в том, чтобы как-то проманипулировать реципиентом. Ситуации, когда кто-то старается вызвать у других чувство вины, страха или произвести какое-то особое впечатление, очень часто возникают в нашей жизни, становясь причиной нарушения коммуникации. Впрочем, к этому вопросу мы вернемся позже.

Процесс коммуникации нарушается не только в результате определенных действий индуктора. Реципиент в этом смысле также обладает определенными возможностями. Каковы же типичные примеры искажений при приеме и расшифровке сообщений?

Прежде всего, люди могут быть заняты какими-то своими делами и попросту не слышать то, что им говорят. Известно, что, сосредоточившись на собственных мыслях, воспоминаниях или каких-то своих планах, мы не воспринимаем слова собеседника.

Другой пример искажений в восприятии информации, происходящих по вине реципиента: он настолько заинтересован в том, чтобы высказаться самому, что слушает других только для того, чтобы поскорее найти подходящий момент и вклиниться в разговор. Стремление высказать свое мнение полностью заслоняет собеседника.

Бывают ситуации, когда люди настолько уверены в том, что знают, о чем им хочет сказать собеседник, что неосознанно искажают его слова в соответствии со своими изначальными установками. Человек, ждущий осуждений в свой адрес, доброжелательную улыбку воспримет скорее как насмешку, а слова похвалы – как попытку его утешить. Руководствуясь внутренним убеждением типа "я и так знаю, что ты хочешь мне сказать", люди могут вполне успешно отгораживаться от информации, не согласующейся с их ожиданиями. Нередко они слушают других прежде всего с целью их оценить. Обычно такая установка слушателя каким-то образом передается говорящему – тот старается быть более осторожным в своих высказываниях, оснащая речь многочисленными оговорками и неуверенными формулировками.

Оценочное отношение слушателя не только заставляет маскироваться говорящего. Оно может также проявляться в тенденции слушающего пользоваться исключительно черно-белыми красками при интерпретации получаемой информации. Эти примитивные интерпретации без учета тонких нюансов в словах говорящего облегчают задачу вынесения оценки и "приговора" собеседнику. Неправильное восприятие слов и поведения партнера, искажение их смысла способствуют однозначному оцениванию его. Существуют люди, для которых первостепенное значение имеет вынесение подобных, ничем непоколебимых суждений.

Надо упомянуть еще и о таких ситуациях, когда слушатель слышит и понимает слова говорящего, но не вникает в их истинный смысл, отражающий подлинные намерения собеседника. Часто это бывает тогда, когда говорящий прямо не произносит, но подразумевает нечто весьма неприятное для слушателя.

Дата добавления: 2015-06-04