Том VII 41 страница. За сим я буду ожидать уведомления Вашего, Высокопреподобнейший отец мой, когда Вам угодно будет, чтоб я вошел с формальным представлением по сему предмету

За сим я буду ожидать уведомления Вашего, Высокопреподобнейший отец мой, когда Вам угодно будет, чтоб я вошел с формальным представлением по сему предмету.

Благоволите принять уверение в совершенном почтении и преданности, с коими честь имею быть

Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга

А. Львов [357].

Получив этот ответ, архимандрит Игнатий обратился 23 ян­варя 1851 г. с форменным представлением к Митрополиту Нов­городскому и Санкт-Петербургскому Никанору: «В вверенной управлению моему Сергиевой Пустыни с давнего времени вве­дено придворное пение, заключающееся прежде в Литургии и некоторых сочинениях Бортнянского[358]. Впоследствии это пение обогащено многими переложениями с церковной простой ноты, каковые переложения, сообразно вкусу посещающей Сергиеву Пустыню публики, по возможности разучивались и употребля­лись хором иночествующих. При таковом развитии пения нуж­да в регенте, основательно знающем свое дело, сделалась крайне ощутительною. Его Превосходительство, директор Придворной Певческой Капеллы Алексей Федорович Львов, по усердию сво­ему к Святой Обители, много способствующий мне в устроении благолепного пения, вполне разделяет сие мое мнение, убедив­шись в справедливости его при личном присутствии своем на спевке крылосных Сергиевой Пустыни. Из числа послушников Сергиевой Пустыни имеет особенные музыкальные способнос­ти, что усмотрено и Генералом Львовым, послушник Стефан Артамонов, окончивший курс в Курской Семинарии. По сове­щании с Генералом, получив словесно согласие его на обучение оного послушника в Придворной Певческой Капелле, по при­меру Епархиальных регентов, я ныне получил оное и письмен­но. Почему я осмеливаюсь испрашивать Вашего Архипастырс­кого разрешения и благословения на дозволение Артамонову обучаться в Придворной Певческой Капелле. При сем не лиш­ним считаю присовокупить, что Артамонов, получа должное об­разование, по музыкальным способностям, соединенным с ду­шевным настроением к монашеской внимательной жизни, мо­жет быть полезен не только специально для Сергиевой пустыни, но и вообще для Епархиального ведомства, равно как и для са­мого искусства, о чем и генерал Львов упоминает в конце пись­ма своего, которое имею честь приложить здесь в подлиннике на Архипастырское благорассмотрение»[359].

Прекрасное пение певчих привлекало в Сергиеву пустынь многих любителей хорового пения, в числе которых были и из­вестные музыканты, как, например, наш выдающийся компози­тор М. И. Глинка (1804-1857).

Михаил Иванович Глинка, живя в Санкт-Петербурге, конеч­но, бывал в Сергиевой пустыни, но его сближение с архиманд­ритом Игнатием и те длительные беседы, о которых рассказывается в Жизнеописании Святителя, едва ли могли происходить ранее начала 1850-х гг. До этого времени, в 1830-х гг., он был слишком занят созданием своих гениальных опер: после премье­ры в 1836 г. оперы «Жизнь за Царя» он на протяжении шести лет упорно трудился над созданием «Руслана и Людмилы» — премьера состоялась в 1842 г. А 1844-1848 гг. он провел за гра­ницей. Ко времени его возвращения в Санкт-Петербург в Сер­гиевой пустыни появился молодой послушник, Иван Григорье­вич Татаринов, обладавший, по словам современников, удиви­тельно красивым голосом - тенором, и Михаил Иванович, по просьбе архимандрита Игнатия, начал обучать его правильному пению, регентскому искусству и композиции.

Примерно в это же время Михаил Иванович серьезно увлек­ся старинной полифонией и начал изучать наследие Палестрины, Генделя и Баха. Он ставил перед собой задачу создания ори­гинальной системы русского контрапункта, что побудило его к углубленному изучению также древнерусских мелодий знамен­ного роспева, в которых он видел основу русской полифонии. Несомненно, что именно интерес к знаменному роспеву и явил­ся поводом для длительных бесед его с архимандритом Игнати­ем. Л. И. Шестакова (1816-1906), сестра Михаила Ивановича, в своих воспоминаниях рассказывает: «В этом 1855 году, Вели­ким постом брат хотел слышать сочиненную им перед этим цер­ковную музыку: ектинии на обедни в три голоса и «Да испра­вится». Через князя Волконского устроилось так, что архиман­дрит Сергиевой пустыни был сам у нас и пригласил брата и меня приехать в назначенный им день в пустынь; брат был не очень здоров и ехать не мог, но отправил меня одну. С этого времени брат начал подумывать серьезно о церковной музыке и начал заниматься церковными нотами»[360]. Людмила Ивановна за дав­ностью времени не очень точна: упоминаемые ею духовные со­чинения были созданы композитором не в 1855-м, а в 1856-м г. Вероятно, Михаил Иванович хотел услышать в исполнении пев­чих Сергиевой пустыни какие-нибудь другие сочинения в этом роде. Может быть, именно об этом же он пишет в своем письме архимандриту Игнатию от 27 августа 1855 г.: «Я был очень не­здоров, и в минуты тяжких страданий жаждал более всего удос­тоиться принятия Святых Тайн из рук Вашего Высокопреподо­бия... Желания видеть Вас, получить благословение Ваше и отраду в беседе Вашей были так сильны, что я не мог устоять про­тив этого глубокого влечения сердца.

Сверх того, я желал сообщить Вам некоторые мои соображе­ния насчет церковной отечественной музыки, но теперь оставляю это до приезда Ивана Григорьевича Татаринова, которого прошу по возвращении навещать меня, и тогда, сообразя еще более все, относящееся к этому предмету, буду иметь честь представить Ва­шему Высокопреподобию плод посильных трудов моих»[361].

В Жизнеописании Святителя рассказывается: «В продолжи­тельных собеседованиях о духе и характере православно-церков­ного русского пения архимандрит Игнатий передал М. И. Глинке свои духовно-опытные воззрения по этому предмету. Глинка, со­знавая истинность наблюдений и замечаний Архимандрита, про­сил его изложить эти мысли на бумаге, что Архимандрит и ис­полнил, написав статью, озаглавленную им 4 Христианский па­стырь и христианин-художник» (см. Настоящее издание, т. 4, с. 503), в котором изложил все, что предварительно передал уст­но Глинке»[362].

Поиски Михаила Ивановича в этом направлении выразились в написанных им в 1856 г. «Ектинии» — для 4-хголосного сме­шанного хора и «Да исправится молитва моя» — для 2-х теноров и баса. Смерть (3 февраля 1857 г.) не позволила ему осуществить все свои замыслы, но они нашли воплощение в произведениях композиторов следующих поколений, например, у С. И. Танее­ва — «По прочтении псалма», у С. В. Рахманинова — гениальная «Всенощная» и др.

Дополнением к Летописи, в которой П. П. Яковлев говорит о наиболее важных действиях по возрождению монастыря, могут служить сведения из писем, касающиеся повседневной деятель­ности, также и некоторых примечательных событий. Например, в письме от 1 июля 1836 г. Павел Петрович рассказывает об ут­верждении Государем Императором предложения Святейшего Синода о возведении Сергиевой пустыни из второго в первый класс, а также о делах, связанных с размежеванием земли; в пись­ме от 25 декабря 1847 г. — об установке монумента над могилой похороненного в Сергиевой пустыни митрополита Иосафата. В записке от 30 июля 1836 г. он пишет: «Самым лучшим средством было бы просить о настоянии Сухаревой Вице-Губернатору, от которого ныне зависит и ускорение, и медленность дела [о размежевании земли]». Интересно, что это та самая Агафоклея Марковна Сухарева, которая когда-то чинила препятствия ухо­ду Дмитрия Александровича в монастырь, — теперь она помога­ла архимандриту Игнатию в его монастырских делах. Примеча­тельна другая записка П. П. Яковлева: «Елисавета Михайловна Хитрово убедительно просит Вас вынуть часть [из ее вклада] за упокой новопреставившегося Александра Пушкина, которого тело вчера отпевали в Конюшенной церкви, а для погребения повезли в Псковской которой-то Монастырь, близ коего их Пуш­киных имение».

Заканчивает Павел Петрович описание периода настоятель­ства архимандрита Игнатия в Сергиевой пустыни следующими словами: «Таким образом, в течение почти 24-летнего управле­ния пустынею О. Архимандритом Игнатием Брянчаниновым, благодаря его неусыпным трудам, обитель была приведена в та­кое состояние, что сделалась предметом религиозного утешения для православных русских и удивления для иностранцев, кото­рые во множестве стали приезжать, чтобы посмотреть на нее. <...> В 1857 году, отправляясь к месту своего нового служения, епископ Игнатий мог иметь совершенно справедливое сознание, что он честно сделал возложенное на него дело, оправдал дове­рие Августейшего монарха и Высшего Духовного начальства, оставив своему преемнику воссозданную им обитель, благоус­троенную и цветущую. Искренними слезами, теплыми молит­вами и сердечными благопожеланиями провожала его братия. Горечь разлуки услаждалась лишь мыслию, что Обитель пере­ходит в опытные руки и что таким образом дальнейшее ее про­цветание вполне обеспечено».

Еще Павел Петрович вел Журнал посещений Пустыни чле­нами Императорской фамилии. Начинает он журнал с 1834 г.:

«23 июня имели счастие видеть Его Императорское Высочество Наследника[363], приехавшего сюда с генерал-Адъютантом А. А. Ка­велиным во время поздней обедни, несколько времени слушав­шего оную, а потом удостоившего быть в Настоятельских келлиях... Настоятель поднес образ Преподобного Сергия и просфору. Его Высочество изволил пожаловать Монастырю 25 и для разда­чи нищим 25 руб.

В конце июня месяца 1834 года Государь Наследник изволил прислать инкогнито к Настоятелю О. Архимандриту Игнатию с известием, что третьего числа июля в Александрийской, что близ Петергофа, Церкви будет освящение, на которое он, Настоятель, приглашен будет, что и исполнилось.

18-го числа минувшего месяца августа в 6 часов вечера Госу­дарь Император с Государынею Императрицею и Наследником Цесаревичем, отправляясь в Петербург с соседственного нам Пе­тергофа, удостоили здешнюю Пустыню своим посещением. Вышедши из коляски, Государь Император изволил спросить встре­тившегося у Святых ворот здешнего казначея: «Дома ли О. Игна­тий?» — и потом: «Скажи ему, что приехал его прежний товарищ и желает его видеть»; вслед затем изволил пройти прямо в Собор­ную церковь, где когда Государь увидел пришедшего О. Архиман­дрита, то в присутствии всех нас несколько раз целовал его, по­том спросил Чихачева, товарища О. Архимандрита, по прибытии коего Государь на него смотрит, узнав, обнимает и целует.

Из Церкви шествовали в Настоятельские келлии, кои ныне вновь были переделаны, так как и теплая старая церковь, между которою с Настоятельскими келлиями вновь сделана Братская трапеза. По осмотрении всего Государь изъявил свое удоволь­ствие касательно оной постройки.

В бытность Их Величеств и Его Высочества в Настоятельс­ких келлиях, я имел счастие быть от О. Архимандрита представ­ленным; Государь Император удостоил несколькими о мне воп­росами, заключающими совершенно отеческое попечение о каж­дом из его верноподданных.

По возвращении из келлий вторично в Церковь сказана была Ектения и многолетие, при пении коих Государь Император из­волил сам несколько петь вместе с крылосными.

Наконец отправились в сопровождении О. Архимандрита, братии и многих петербургских Богомольцев, в то время здесь бывших, Драгоценные посетители обратно к своим экипажам. Здесь столь же искреннее последовало прощание, как и перво­начальная встреча, т. е. тем кончилось, что Государь не прежде изволил сесть в коляску, как расцеловавши О. Архимандрита и Чихачева, ныне находящегося в рясофоре...»[364]

1835 год.

«15 числа сего месяца июня Его Высочество Государь Наслед­ник Цесаревич вместе с Кадетскими Корпусами изволил прохо­дить к Петергофу в лагерь. Едва завидев кресты Монастыря, тотчас приказал музыкантам играть молитву «Коль славен наш Гос­подь в Сионе»; увидев стоящего у Святых ворот вместе с нами О. Архимандрита, подбежал к нему и с большим участием рас­спрашивал о его здоровье и занятиях, сказав при этом, что «для Вас играют молитву».

Для Корпусов была дневка, почему они и расположились в соседней нам слободе, а Училище Артиллерийское с своими орудиями на полуциркульном лугу, что против монастыря (если припомнить). Командиры, офицеры, юнкера и кадеты, как знакомые с протекшего года, ознакомились ныне еще бо­лее с нами.

12-го числа сего июля месяца удостоили своим посещением Государыня Императрица с Наследником Цесаревичем, Вели­кими Княжнами Мариею, Ольгою и Александрою Николаевна­ми и с сестрою Ее Величества Луизою, Принцессою Нидерланд­скою. Изволили быть во всех здешних Церквах, настоятельских келлиях и в братской трапезе.

В течение нынешнего лета таким посещением (без Государя Наследника) удостоили троекратно.

Августейший Император прошедшим летом осчастливил по­сещением с Государынею Императрицею и Наследником Цеса­ревичем.

31-го числа сего декабря месяца угодно было Его Величеству принять О. Архимандрита вместе с братиею в Зимний Дворец. При поздравлении, как О. Архимандрит, так и вся братия имели счастие Государя Императора и Великого Князя Михаила Пав­ловича целовать в щеку. Государыне Императрице и Великой Княгине Елене Павловне подходить к руке. В сие счастливое вре­мя Добродетельнейший Царь изволил изъявить свою волю, дабы на поправку здешней Соборной Церкви было выдано из Казна­чейства и Комиссии духовных училищ 100 тыс. руб, на каковую сумму в будущее лето должна работа производиться...»

«1836 года февраля 15 дня доставлен ковер, шитый по канве, в длину 1 1/2, в ширину 1/2 аршина собственных трудов Ее Импе­раторского Высочества Великой Княжны Марии Николаевны.

Февраля 23 дня 1836 в 12 часов утра Настоятель О. Архиман­дрит Игнатий имел счастие представляться Ее Императорско­му Высочеству Марии Николаевне. Она выразила желание, что­бы ковер был постлан на подножие иконы Преподобного Сер­гия, на что Отец Игнатий возразил, что Обитель хотела бы иметь его на длительное время, а так он быстро сотрется. Тогда Мария Николаевна пожелала, чтобы ковер постилался пред иконою в праздничные особенные дни.

По выходе Отец Игнатий встречен был Его Императорским Высочеством Наследником, который, расцеловав, изволил рас­спрашивать о здоровье и о перестройке Собора.

19 августа 1836 года удостоила посетить Обитель Государы­ня Императрица Александра Федоровна... У Настоятеля выку­шала чашку чая.

21 августа 1836 года удостоили своим посещением Государы­ня Императрица Александра Федоровна с Великой Княжной Марией Николаевной и баронессою Фридерикс.

24 сентября 1836 года Обитель посетила Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Елена Павловна с дочерьми Ма­рией, Елисаветой и Екатериной Михайловнами.

27 сентября 1836 года Отец Игнатий представлялся в Царс­ком Селе Государыне Императрице и преподнес до 30 яблоков из монастырского сада, а Государь Император через Императ­рицу изволил объявить, что осенью будет в Сергиевой Пустыне.

31 декабря 1836 года О. Настоятель Сергиевой Пустыни вме­сте с Чихачевым, Митрополитом Серафимом и Лаврскою бра­тнею были приняты Государем Императором».

Такие же приемы продолжались и в последующие годы.

Об одном из приемов архимандрит Игнатий рассказывает сам в письме сестре от 1 июля 1848 г.: «13 июня представлялся я в большой Петергофской придворной церкви по окончании Ли­тургии Их Императорским Величествам Государю Императору и Государыне Императрице. Они были чрезвычайно ко мне ми­лостивы. По окончании представления, при котором Государь Император осыпал меня многими выражениями милости своей и внимания, — Государыня Императрица необыкновенно крот­ким и величественным голосом своим говорит мне: «Чрез час будьте у меня в Александрии». В этом чудном чертоге своем Го­сударыня Императрица изволила принять меня в своей гости­ной; при ней была одна Александра Иосифовна, нареченная не­веста Великого Князя Константина Николаевича, которая че­рез четверть часа ушла. Могу только сказать, что Россия должна благодарить Бога за всех членов Царской Фамилии: они испол­нены Ангельской доброты. Дай Бог, чтоб продлилось благоден­ствие России, пред которым теперь благоговеет и которому за­видует вся Европа. — В Петербурге холера сильна; были неболь­шие волнения в народе: но Государь Император явил при этом случае всегда живущее в Нем величие души, пред которым умолк и преклонил колена народ».

Государыня Императрица Александра Федоровна каждый год регулярно посещала Пустынь, в период с июня по сентябрь.

^18 июля 1855 года Государыня Императрица Александра Федоровна по прибытии из Петергофа в 7 1/2 вечера; по жела­нию Ее отправлена была Настоятелем соборне панихида о по­чившем в Бозе Государе Николае Павловиче. По окончании ее Ее Величество изволила отправиться в Стрельнинский дворец».

Ежегодно, иногда и несколько раз в году посещала Сергиеву пустыню Государыня Цесаревна Мария Николаевна, особенно почитавшая Преподобного Сергия Радонежского. Иногда она приезжала с сестрой Ольгой Николаевной. Однажды они даже пожаловали пешком из Александрии «слушать монахов-вирту­озов». 23 марта 1842 г. Мария Николаевна впервые посетила Пустынь с супругом, Его Императорским Высочеством Герцо­гом Максимиллианом Лейхтенбергским; 8 мая 1848 года она пожаловала с детьми, Их Императорскими Высочествами Кня­зем Николаем Максимильяновичем и Княжной Марией Максимильяновной. 15 июня 1848 г. она «удостоила Архимандрита Игнатия приглашения служить молебствие в Ново-Сергиевс­ком загородном дворце ее по случаю получения Ее Высочеством части мощей Преподобного Сергия»[365]. В последний раз она ви­делась с Преосвященным Игнатием 2 ноября 1857 г., когда при­ехала в Сергиеву пустыню, «чтобы проститься с епископом Иг­натием», как она выразилась».

В свободное от службы время посещали Пустыню Государь Наследник и его братья, Их Императорские Высочества Вели­кие Князья Николай, Михаил и Константин Николаевичи. 28 ав­густа 1849 г. Великий Князь Константин Николаевич привез в Сергиеву пустыню свою супругу Александру Иосифовну из со­седнего Стрельнинского дворца. В последующие годы они вмес­те или Александра Иосифовна одна, или с вдовствующей Импе­ратрицей Александрой Федоровной, неоднократно приезжали в Пустыню. 28 июня 1853 г. Александра Федоровна и Александ­ра Иосифовна приезжали с наследным Великим Герцогом Фрид­рихом Голштейн Ольденбургским. 28 мая 1854 г. Александра Иосифовна привезла в Пустыню своего сына Николая Констан­тиновича. В последний раз при архимандрите Игнатии Брянчанинове Их Императорские Высочества, Константин Николае­вич и Александра Иосифовна, были в Сергиевой пустыне 7 сен­тября 1857 г.

«4 ноября [1857 года], по назначению вдовствующей Импе­ратрицы Александры Федоровны, епископ Игнатий ездил в Царское Село для представления Ее Величеству. Государыня изволила принимать его в своем кабинете, причем пожаловала панагию, украшенную бриллиантами и рубинами, сказав: «С со­изволения Государя даю вам эту панагию в память обо мне и о покойном Государе».

Вдовствующей Императрице Александре Федоровне тяжело было расставаться с Преосвященным Игнатием, которого она знала на протяжении почти всей своей жизни в России. Впер­вые она узнала его в 1822 г., когда ее супруг, тогда еще Великий Князь Николай Павлович представил ей юношу, первым сдав­шего вступительный экзамен в Главное Инженерное училище, и она зачислила его своим пансионером. Затем, в конце 1833 г., Государь Император привел к ней молодого игумена Игнатия, ставшего через несколько дней архимандритом и настоятелем Сергиевой пустыни. Ежегодно, иногда по нескольку раз Госуда­рыня Императрица Александра Федоровна посещала Сергиеву пустынь, слушала службу, после которой имела душеспаситель­ную беседу с Настоятелем. В1842 г. она пожертвовала сюда зна­чительную сумму на устройство богатых клиросов в обновлен­ном Троицком соборном храме. 18 февраля 1855 г. скончался Император Николай Павлович. Святитель Игнатий искренне любил его. Он писал тогда Н. Н. Муравьеву-Карскому: «Рыда­ния, огласившие и столицу и всю Россию, делают честь и почив­шему Царю, и его верному народу. Особенно поучительна скорбь нынешнего Императора и та почесть любви и благоговения, ко­торую он воздает почившему Родителю своему и которою он утешает достойнейшую Родительницу»[366]. Александра Федоров­на знала об искренних чувствах архимандрита Игнатия к ее суп­ругу. Именно в Сергиеву пустынь она приехала 18 июля, после всех официальных церемоний, отслушать по нему панихиду, которую соборне отправлял архимандрит Игнатий. И теперь, прощаясь с епископом Игнатием, с которым связано было столько дорогих воспоминаний, «она очень плакала».

«9 ноября, — продолжает Яковлев, — Епископ откланивался у Великого Князя Константина Николаевича и Великой Княгини Александры Иосифовны в Мраморном дворце, причем имел продолжительную беседу о духовных предметах с Ее Высоче­ством, а 10-го в Царском Селе имел счастие откланиваться сна­чала у Государя[367], потом у Государыни[368] особо, на их половинах».

Государь Император Александр II, который, будучи еще На­следником, оказывал архимандриту Игнатию столько дружес­кого расположения, пожаловал ему по случаю возведения в сан епископа полное архиерейское облачение и тоже прослезился при прощании. Никогда они уже больше не увидятся, но свое расположение Государь сможет доказать еще раз, когда лучшим образом решится вопрос об увольнении епископа Игнатия на покой с передачей ему в управление Николо-Бабаевского мона­стыря. А в 1867 г. на докладе графа Д. А. Толстого о кончине Святителя он собственноручно написал: «Искренне о нем сожа­лею, как о старом моем знакомом».

В дальнейшем из всей Царской Фамилии святитель Игнатий увидится только с сыновьями Александра II, когда 29 июня 1863 г. Великий Князь Николай Александрович и 14 августа 1866 г. Великие Князья Александр и Владимир Александровичи навес­тят его в Николо-Бабаевском монастыре.

О хиротонии святителя Игнатия в его Жизнеописании рас­сказано, что Митрополит Григорий намеревался возвести его во Епископа в Новгороде, «и он уже готовился к этому, но вышло иначе». А через год после этого он был возведен во епископа Кавказского и Черноморского. Но в архиве П. П. Яковлева со­хранилась анонимная записка об еще одном предположении или предложении: «При возведении в сан Епископа Сергиевского Настоятеля можно присвоить ему наименование Петергофско­го или Царскосельского, с оставлением в звании Настоятеля Сергиевой Пустыни и местопребывания в той же Обители, ко­торую учредить Ставропигиальною, то есть вместо С.-Петербург­ского Митрополичьего ведомства, подчинить ее ведомству Свя­тейшего Синода».

Нелегко было, наверное, и Павлу Петровичу расставаться со своим «многолюбезнейшим Батюшкой, Отцом Архимандритом», также и святителю Игнатию — со своим преданным другом и сотрудником. Павел Петрович был единственным мирянином на прощальном обеде, данном епископом Игнатием для присутствующих при хиротонии архимандритов. А затем, - ноября 24-го, — пишет он, — в Церкви святой мученицы Екатерины учили­ща Правоведения — литургия новым хиротонисованным Пре­освященным Епископом Кавказским и Черноморским Игнати­ем Брянчаниновым, по предложению Его Императорского Высочества Принца Петра Георгиевича Ольденбургского.

Ноября 25-го отъезд наш с Преосвященным Игнатием из С.-Петербурга в Москву по Николаевской железной дороге.

Отдельные купе, приготовленные усердием Николая Анд­реевича Харичкова, сопровождавшего нас до станции Балагово, где обед и возвращение его в Петербург, а наше путеше­ствие в Москву.

Здесь у Красных ворот квартира, приготовленная нам тем же благотворителем, Николаем Андреевичем Харичковым. Это его комнаты, занимаемые по временам в непродолжительные его пребывания там, а в отсутствие его занимаемые родным его братом.

Болезнь Владыки [епископа Игнатия]. Доклад мой Его Вы­сокопреосвященству [Митрополиту Московскому Филарету].

Прибытие Его к болящему Владыке и предложение своего доктора.

Ноябрь 30-го отъезд наш в Троице-Сергиеву Лавру, переме­на лошадей в Берлюковской пустыни, пребывание там.

Прибытие в Лавру очень поздно ночью. Ночлег наш с О. Игу­меном Пименом [Угрешским] в Лаврской гостинице, а Влады­ки—у Вифанского О. Ректора архимандрита Игнатия.

Декабря 1-го в 9 часов в Лавре Литургия служилась О. Наме­стником Архимандритом[369] соборне. Прибытие из Вифании пре­освященного Игнатия во время чтения Апостола. По окончании Литургии обед в братской трапезе, после чего посетил Владыка Духовную Академию.

Смеркалось; отправились обратно из Лавры при сильном вет­ре и вьюге снега. Владыка с Иваном Григорьевичем[370] в карете, а мы с О. Игуменом Пименом в повозке. В Берлюкове перемени­ли лошадей и возвратились в Москву рано утром 2-го числа. Вьюга снега не переставала во всю ночь, от чего путь наш был очень затруднителен; но по милости Божией без болезненных последствий»[371].

Из сохранившейся переписки можно сделать вывод, что это было их последнее свидание. Но в архиве П. П. Яковлева сохра­нился документ, озаглавленный «Краткий очерк современного состояния Монастырей Санкт-Петербургской Епархии» и при­писано: «Неизданное произведение. Дорогое для меня последнее благословение лично полученное от Архипастыря-Автора, Отца и Благодетеля при посещении моем Его Преосвященства в Ни­колаевском Бабаевском Монастыре 22-го июня 1865 г.»[372].

На следующий день Павел Петрович отправился обратно в Сергееву пустынь, а 5 декабря продолжил свой путь к новому месту службы епископ Игнатий.

Связь между ними, однако, не прерывалась. Переписка сви­детельствует, что Павел Петрович продолжал выполнять отдель­ные поручения Преосвященного Владыки. Переписывался он и с бывшими насельниками Сергиевой пустыни, отцом Иустином (Иваном Григорьевичем Татариновым) и отцом Каллистом, за­местившим его в должности письмоводителя при епископе Иг­натии. Так, при назначении отца Иустина настоятелем Николо-Бабаевского монастыря, П. П. Яковлев писал ему: «Исполнение святого послушания всегда было, любезнейший Отец игумен, одним из главных Ваших правил. И ныне надеюсь, что это же чувство руководило Вас для принятия весьма нелегкого бреме­ни настоятельства обители. Поздравляю Вас от всей души и молю Господа о помощи в трудах Ваших. Уверен, что не мечта­тельное утешение, а забота о благе обители занимает сердце Ваше. Дай Бог, сохранить Вам эту заботу до конца жизни; свя­тая Обитель никогда не останется и у Вас в долгу. — Архипас­тырские молитвы Благодетеля и Руководителя Вашего, да по­могут Вам на всем пути жизни Вашей; с ними и многотрудней­шее поприще не страшно!

— Прошу взаимно молитв Ваших и благословения

Преданнейший Вам П. Яковлев 29 ноября 1861 года

Любезнейшему Алексею Петровичу[373] прошу Вас изъявить мое усерднейшее почтение. Отца Каллиста весьма благодарю за при­сланные строчки; все формы бумаг описей собравши, препрово­дил я чрез почту; вероятно получите вскоре»[374].

После кончины святителя Игнатия Павел Петрович собрал сведения о последних часах его жизни (эти сведения вошли в Жизнеописание Владыки), а также о похоронах. По его словам, из Бабаек телеграммой на похороны приглашались о. Архиман­дрит Игнатий (Малышев), Чихачев, Яковлев и о. Гедеон. Архи­мандрит Игнатий подал прошение митрополиту Исидору об увольнении на погребение «Духовного Отца и Благодетеля, Преосвященного епископа Игнатия». Никто, однако, не смог приехать, вероятно, потому, что преосвященный Ианафан, ко­торый руководил погребением, перенес похороны с седьмого, как было намечено, на пятое число мая.

Далее П. П. Яковлев сообщает, что «в Сергиевой Пустыни в Воскресенье расслабленного 7 мая архимандрит Игнатий (Ма­лышев) служил соборне Литургию и панихиду.

Присутствовали: племянники родные, кавалергарды Алек­сандр и Николай Семеновичи Брянчаниновы, артиллерист Петр Дмитриевич Паренсов, Алексей Петрович Брянчанинов; Биби­ковы: Елена (Свечина), Прасковья и Варвара Ильинишны; Чи­черины: Александра Александровна (урожденная Шнурина), Саша Константинович, Ольга Павловна (урожденная княжна Голицына); Аскоченский Виктор Ипатьевич.

О. Гедеон не в состоянии был кончить «во блаженном успе­нии вечный покой», точно так, как во время первой панихиды 30-го апреля 1867 г.

Последние письма Владыки:

24 апр. Князю Михаилу Дмитриевичу Волконскому

25 апр. Ивану Ильичу Глазунову

25 апр. Варваре Петровне Бибиковой

25 апр. Павлу Петровичу и в его письме: А. П. Плещеевой и С. И. Снессаревой.

9 мая во вторник С. И. Снессарева[375], возвратившись из Баба­евского монастыря, сообщила, встретившись в Воскресенском девичьем монастыре, что 1-е) Владыку похоронили в Сергиевс­кой церкви за левым клиросом (за правым Преосвященный Са­муил); 2-е) При погребении было простого народа до 5000 чело­век; 3-е) Погребение совершил Преосвященный Викарий Иана­фан — в пятницу 5-го числа; 4-е) При кончине, в открытом каноннике оказалась 3-я утренняя молитва; 5-е) Капитала оста­лось после усопшего 7 копеек и долгу 70 рублей, которые пору­чил заплатить из имеющего получить за два месяца пенсиона».

В архиве П. П. Яковлева сохранились два письма, написан­ные в связи с кончиной святителя Игнатия, содержание кото­рых говорит само за себя. Первое адресовано архимандриту Иг­натию (Малышеву):

«Ваше Высокопреподобие, Высокопреподобнейший Отец Архимандрит, возлюбленнейший о Господе Брат!

Очень бы желалось лично обнять Вас, Ваше Высокопреподо­бие, и братски похристосоваться с Вами; но, как видно, не всем нашим желаниям суждено придти в исполнение. И вот, вместо личного свидания, христосуюсь с Вами на письме.

Поводом к ускорению письменного Христосования послужи­ла горестная весть об утрате драгоценного и незабвенного Отца Архипастыря, Преосвященного Епископа Игнатия. Этой вестью, Ваше Высокопреподобие, я глубоко поражен, и с первого раза не поверил, доколе за Л итургиею 6 мая в Митрополичьей Крес­товой церкви не услышал провозглашения и самого имени усоп­шего на заупокойной Ектений. Тут-то горько поплакал, и до сего дня поминаючи много любимого Владыку, с коим столько раз­делял в жизни приятного, грущу.

Дата добавления: 2015-06-04