Том VII 39 страница

Е<пископ> И<гнатий>. 27 декабря 1866 года

№47

Приношу искреннейшую благодарность за воспоминание о мне немощном и грешном. Неизреченное милосердие Божие да дарует и мне и тебе нести попускаемые нам скорби с преданностию воле Божией, с благодарением Богу, с исповеданием своей греховности, от которых является в душе терпение.

Жизнь человека в миру, в светской жизни, хотя бы и молодо­го, не снимает с него обязанности вести себя благочестно. Бла­гочестие необходимо не только в отношении к вечности, но и к временному благополучию его: одно благочестие может удер­жать его от пагубных увлечений, которыми он вредит себе и по­трясает любящих его истинно.

Времена чем далее, тем тяжелее. Христианство, как Дух, не­приметным образом для суетящейся и служащей миру толпы очень приметным образом для внимающих себе удаляется из среды человечества, предоставляя его падению его. Сущие во Иудеи да бежат в горы.

Е<пископ> И<гнатий>. 1 февраля 1867 года

Во всех письмах к М. В. Чихачеву обозначалось время получения письма, по­стоянно посылались благословения всей братии Сергиевой пустыни, но как эти, так и другие случайные, но не имевшие никакого особого значения обстоятель­ства, выпускались из писем[329], сохранялись лишь наставления и главнейшие, лич­но до Владыки относящиеся обстоятельства. — Примеч. И А. Брянчанинова.

Два письма М. В. Чихачева к оптинскому иеромонаху Леониду (Кавелину)[330]

№1

Молитвами Святых Отец наших Господи Иисусе Христе Боже наш помилуй нас

Воистину воскресе Христос

Возлюбленнейший о Господе Отец Леонид!

Очень благодарю за письмо и поздравление ваше; взаимно сам благоговейно поздравляю и усерднейше желаю всегда радовать­ся о Исполняющем всех верных своих несказанными благами — Господе Иисусе. То же молю передать и маститым старцам вашим: отцу архимандриту Моисею и отцу Макарию, некогда сожитель­ствующему купно под руководством одного старца, вашего тезки отца Леонида. Пока мир существует, естественно одни родятся, другие умирают, в одном месте вновь начинают строить, в другом уничтожать ветхость. Вот и Рекони пал жребий возобновляться. Участие в ней принимал наш о. Моисей. Когда пришло время выб­рать настоятеля, он пожелал избрать такого, который бы не желал сердечно начальствовать, а делал бы это из послушания ради люб­ви к Богу и ближнему, мне и вздумалось ему показать на вас, как на самого в этом случае упрямого и не хотящего, а могущего с помощию Божиею дело уладить. Отец Моисей и прочие Реконские бра­тия приняли это единодушно и никто этого не знал, кроме нас дво­их. Теперь оказалось, что вы сами пожелали быть из числа многих званных, а не из числа малоизбранных для этого места. Это — ваше дело про то знать, а мне вас не учить стать, сами имеете возраст, и мы хорошо знаем, что вы не из числа ищущих что-либо, кроме ми­лости Божией, без которой никому спастись нельзя и эту милость Господню непременно надобно приобрести, пока мы находимся на поверхности земли, а в недрах ее уже поздно — такова участь вся­кого человека: пожить в утробе матери не видя света, повертеться на земли при свете, худо или хорошо, и опять отправиться в утробу матери-земли, где нет света никакого, но вечная тьма и тоска. Еди­ная безмерная милость Божия, приобретенная смирением, верою и покаянием может доставить человеку покой, ид еже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная, а как? и где? и какими путями? Это надо предоставить Всеведцу, а не нам челове­кам, весьма во всем Ограниченным. Кстати, вспомнил про книгу: слово о смерти, если она у вас цела и не нужна, потрудитесь пере­слать ее ко мне — по почте или с кем-либо из верных знакомых ваших, все равно мне не к спеху. Наш отец архимандрит и братия благодарят вас за память и поздравляют, все, благодарение Созда­телю, здоровы, а мне все и теперь еще хворается, всю зиму и про­шлое лето хворал, вид имею человека весьма здорового, но болен и говорят неисцельно.

Надо готовиться, видно, в путь невозвратный, а леность, нера­зумие, нерадение, забвение и прочие огромные немощи зело одо­левают. Неключимый раб есмь. Простите все отцы святые! И в молитвах своих усердно помяните многогрешного.

Михаил Чиханев. 13-го апреля 1860-го года

№2

Молитвами Святых Отец наших Господи Иисусе Христе Боже наш помилуй нас.

Возлюбленнейший о Господе Отец Леонид!

Вы премного меня утешили и обрадовали присылкою книги писем отца Макария достоблаженного, взаимно и вам желаю ра­доваться о пресладчайшем Господе нашем Иисусе Христе и при­ветствую радостным для всех словом: Христос Воскрес! потому что строки эти придется вам читать по прошествии Великого по­ста. Очень благодарят вас отцы наши: архимандрит и брат его Моисей за память. Мне уже было тем более приятно читать эту книгу, что многие есть знакомые, которых как не скрывай, но тот­час узнаешь, ибо и жили вместе. Действительно, пока дух такого учения будет в монашестве и христианстве существовать — врата адовы не одолеют Церковию, по неложному обещанию Спасите­ля. Тут главное внимание обращено на очищение души, на усовершение и спасение внутреннего человека, от которого внешний фарисей сам собою не найдет места Недавно отец Моисей наш был в Реконской пустыни, там настоятель и братия все из Валаа­ма. А стодвадцатипятилетний старец А м фи л охи й от них удалил­ся за тридцать верст в лес и живет один в землянке; при свида­нии с Моисеем скорбел о духе фарисейском братства их, если они жили погрешнее, говорит, лучше б было, а то как красное яблочко да только снаружи, а копни внутрь — гнилью и пусто­тою так и отзовется. Слышал об отце игумене Глинском Ювеналии[331] — далеко пошел, да и еще может уйдет, даруй только Господи во славу Божию! Место хорошее и монашеское, хоть бы кому ни было, можно быть довольным и завести с Божиею помощию по­рядок дельный, хотя пока монастырь в долгу, что его беспокоит несколько, но и это, есть надежда, поправится скоро при его по­печительстве. Самого же Игумена мы не видали, ибо ему не заб­лагорассудилось побывать у нас.

Потрудитесь передать от меня усерднейшее поклонение, це­лование и поздравление вашим Старцам: Отцу Архимандриту Моисею, Отцу Игумену Антонию и еще, кто обрящется из знаемых мне. Прошу их Отеческих молитв и благословения. Читая письма О. Макария, так живо представились все отшедшие и живущие ваши отцы, как будто недавно только с ними всеми расстался, а их всех немало, начиная с О. Леонида, О. Макария, другой монах Макарий, О. Иоанн, О. Иоанникий, О. Гавриил, О. Израиль, О. Геронтий, О. Иосиф и другие всего мог насчитать двенадцать человек. Упокой Господи отшедших и спаси Господи и помилуй здравствующих! Также и вас прошу не ос­тавлять в своих молитвах, пустынных, уединенных и Богоугод­ных и поминать мою ничтожность и убогость, чем много одол­жите и бедной душе моей милость велию сделаете.

С душевною преданностию и почтением остаюсь готовый ко услугам многогрешный монах пустяшный

Михаил Чихачев. 1862-го года 2-го апреля

Три письма М. В. Чихачева к Л. Н. Вакселю[332]

№1

Здравствуйте почтеннейший Лев Николаевич!

С самого начала Великого поста все стараюсь исполнить вам мое обещание написать, но до сих пор, когда уже и пост на исхо­де, еще не мог собраться. И потому не ведь о чем толковать о посте или о мясоеде? Кажется, письмо сие вас застанет на разговинах или на конце поста, и потому прилично мне прежде всего вас всех поздравить во-первых, с принятием Святых Тайн, ибо, вероятно, вы все говели и оных сподобились; а потом и с Светлым праздни­ком Воскресения Христова. Даруй Господи вам мирная и премирная Своя благая, во еже получите милость Его, яже ко спасению прошения и вечных благ восприятия. Не думаете ли перебраться в здешний край? Что-то будет, а пошаливать начинают в Европе, надо и нам быть наготове. На всякий случай собираются, однако, здесь все тихо очень пока, только не совсем весело от неприятно­стей для Высочайшего дома! Дожили до время! Мы, собственно, монастырские жители, благодарение Господу, живем потихонь­ку, своим делом занимаемся и мало, кажется, думаем о том, о чем не следует думать. Отца Архимандрита ожидаем к Троице, то есть к 1-му июню, как он и обещается в письмах своих приехать. Пере­мены относительно его и монастыря нашего еще никаких нет, хотя и поговаривают о каких-то, но едва ли не мелют. Весны такой у нас давно не бывало. Нева прошла до Благовещенья дни за четыре и уже очистилась теперь от льда. И море наше даже растаяло, погода теплая и дождя довольно. Иногда отворишь окно и слыш­ны птицы разных сортов: утки, гуси, журавли стадами. Как при сих зрелищах не вспомнить друга, милого охотника Льва Нико­лаевича? Ходил, бывало, близко, хоть и не часто, но увидишь его. А ныне ходит, да далеко, не увидишь. Спасибо, — душою зато бли­зок; а для сердца глаз не надо, им и слепые видят часто лучше зрячих. Простите же, дорогой мой Лев Николаевич! Теперь на­пишите вы ко мне что-нибудь о себе и о ваших всех. Кого искрен­не любишь, о том всегда приятно слышать, хоть бы и маловажное что. Детей ваших за меня поцелуйте. Софье Платоновне и Софье Карловне мое усерднейшее доброжелание и приветствие велико­го праздника: Христос Воскресе! Не удивляйтесь, что раненько пишу это слово. Кто празднику рад, тот до свету пьян, говорит пословица. Дай-то Господи и нам благодатию Воскресения Твое­го учиться поучением Спасительного Твоего о нас смотрения и в радости достигнуть постоянного и непреложного дня Твоего слав­ного Воскресения! Вот чего усердно желаем всем вам и себе, ду­шою преданный

Михаил Чихачев. 30-го марта 1848-го года

№2

Искреннее письмо твое от 5-го марта имел честь получить, многолюбезнейший Лев Николаевич! Благодарю очень: во-пер­вых, за писание, 2) за искренность, 3) зато, что не осерчал. Прошу также прощения дружеского твоего — кто кому может навязы­вать свой образ мыслей. Больше полумира имеют подобное тебе понятие о православной Церкви и живут с именем Христиан, осо­бенно Лютеране. Если до сих пор никто не мог разубедиться в таких мнимо здравых положениях, то нечего тут человекам смер­тным делать. В добавок ты, даже не хочешь и слышать противно­го мнению твоему, в котором ты так крепко убежден. Еще раз про­шу искренно прощения — не желаю ничем оскорблять ближнего моего, тем более, что и сам, если снять с меня личину, остаюсь при всей моей старости, с теми же операми греха, какими пользовался деятельно в молодости, потому и нуждаюсь в Спасителе, к Кото­рому и прибегаю молясь, моля и Угодников Его оказать мне по­мощь в деле спасения души, непременно бессмертной, в чем все верующие и неверующие были убеждены естественно. Если все это для тебя кажется морозом, то прости меня, не имею ничего теплее предложить тебе, дорогому приятелю, а не чудовищу, ка­ким будто тебя считаю, как изволишь выражаться. Спасибо еще за любопытство твое о моей ноге. Она теперь меня не мучит, а разве сам мучу ее. Каждый день по два раза держу ее в холодной воде со льдом по получасу и сверх того прикладываю льдинку на нее, с которой и делаю перевязку. Это так поступаю по старовер­ству моему к водолечению и замечаю, что от этой проделки рана гораздо чище делается, нежели от пластыря и меньше чешется окрестность ее, да и простуда почти вовсе не действует от такого рода лечения. Пиво все также продолжаю пить и другого, кроме его, решительно ничего. Странно то, что все находят меня похуде­лым, между тем, как от пива все толстеют. Остальными всеми ча­стями тела, мне грех пожаловаться на нездоровье. Архимандрит и брат его благодарят тебя очень за память и поклон — и сами вза­имно кланяются, также как и все тебя знающие здесь. К Отцу Аполлосу[333] писал недавно, к Софье Львовне тоже. Софье Платоновне приношу почтение с усерднейшим желанием всех благ ду­шевных, телесных и духовных. Для тебя такое желание — не в коня корм. Червяку не до неба, даже и не до земли, а как бы толь­ко в земле скрыться. Вот и мне, червяку, пишущему эти строки, перешло уже на седьмой десяток—двух веков не проживешь, гля­дишь как раз уйдешь на веки невозвратимые. Тогда прощай и ты, возлюбленный мой, и все таковые. Всем не отвергающим креще­ния и прочих святых таинств, постановленных в православной Церкви есть отрада — надежда на Пришедшего в мир, чтобы не погубить, а спасти грешников от погибели вечной, а отвергаю­щим все и того не будет, так и должны погибнуть безвозвратно. Пока еще живы, надо вопить к Живому вечно, чтобы избавить от вечной смерти. Пишешь ты мастерски, и слог и почерк весьма хо­рош, а конверт с ниточкой — очень примечательный. Как эта ни­точка кстати для удобнейшего распечатания. Вот если все кон­верты клеенные были так устроены, а то или ищи ножика при получении письма, или рви на мелкие куски весь конверт. Так-то и все реформы — когда к лучшему, очень хороши, а как хуже чем было — несносны и донельзя неприятны. Прощай, друже! в пол­ном смысле слова. Твой

Михаил Чихачев.

1866-го года 12-го марта

День получения твоего письма

№3

Очень благодарю тебя, друг мой Лев Николаевич, за письмо и хлопоты твои. По желанию твоему посылаю рецепт, а ты по­старайся хорошенько все состряпать, чтоб можно было тебя про­извести прямо в чин пластырного Кохмейстера. Надеюсь на твою удачу, а цена всего материала 70 копеек. Если не найдешь с кем послать — пошли по почте, здесь в Стрельне есть теперь прием­ка посылок и денег.

До свидания

Желающий тебе всех благ

Михаил Чихачев.

Его Высокоблагородию!

Льву Николаевичу Ваксель

Между городом Ковно и Юрбургом в Райданы

Письмо М. В. Чихачева к архимандриту Аполлосу (бывшему казначею Сергиевой пустыни)[334]

Воистину Воскресе Христос!

Высокопреподобнейший отец Аполлос!

Взаимно поздравляю вас с текущею Пятидесятницей и от души благодарю за письмо ваше, которое дошло до меня весьма скоро. Оно пришло ко мне вместе с письмом Л<ьва> Н<иколаевича> шестого апреля, написанным второго числа. И мне нема­ло прискорбно, что писем моих ни вы, ни Л<ев> Н<иколаевич> не получили, хотя там было написано довольно существенного и полезного. Но пенять не на кого, сам виноват. В то время как написал их, были у меня мои родные Ферморы из города. Мне хотелось ускорить посланием их на почту, потому и поручил Ферморовой отослать; видно, посланы были с человеком, кото­рый не отдал их на почту. Что делать? Оплошал, простите ста­рика меня глупого. Теперь того не напишешь, как там было на­писано кстати. Деньги пять рублей от С<офьи> Л <ьвовны> сей­час же тогда были переданы сторожу Тимофею, который и молится о ее вожделенном здравии и от души благодарит. Все это там было описано ладно и вам большая благодарность за то, что, по словам С<офьи> Л<ьвовны>, умеете мною ценить доро­го, хотя чувствую, что и дешевой оценки не стою. Относительно Л<ьва> Н<иколаевича> надо молиться вам совокупно, да и его убедить, чтоб он пожелал и сам помолился очень простенько: Господи, дай мне веру в Тебя истинную, не по моему разуме­нию, а по Твоей Святой воле. Тогда непременно дастся и будет ощутительно для самого убеждения разума человеческого. Так как вы пишете, что Л<ев> Н<иколаевич> скоро сюда приедет, то и подожду отвечать ему. Его родитель скончался. Это слы­шал от Бутузова. Не пишу вам политических новостей, сами все узнали уже вероятно. Офранцузились русские скоро, только удача-то остается русская, та же медвежья.

В том письме писано было и о матери Варсонофии[335], что скон­чалась, а на место ее управляет всем теперь мать Евстолия. Соб­ственно, у нас в Обители новостей нет, на флот назначены двое: отец Леонид и отец Пахомий. Петр Александрович Брянчанинов был здесь, взял ваше описание жизни Преосвященного. Может быть мы из всего, говорит, составим нечто полное; он очень вам кланяется и сердечно рад, что вам теперь хорошо. У нас вся Свя­тая неделя стояла прекрасною, а теперь пасмурная погода, сыро, часто дождь, иногда снег, а по утрам морозит. Все это предвещает хорошее будущее. А вас поздравляю с летом. Вот теперь-то имен­но вам и оживать, помоги Господи духовно и телесно.

Все наши отцы и братия вам кланяются и поздравляют. Про­шу вашего благословения и святых молитв. Письмо С. Л. потру­дитесь передать сохранно в руки. Простите.

Душою преданный инок.

Михаил Чихачев. 1866-го года 6-го апреля

Извините, что не на большом листу пишу. От того, что ма­леньких листков мне надавали много, а больших-то мало. Письмо ваше Павлу Петровичу передал.

Ольга Шафранова

Павел Петрович Яковлев

Очень чувствую великость вашего располо­жения ко мне и благодарю милосердого Бога, даровавшего мне оное.

Дмитрий Александрович Брянчанинов (святитель Игнатий)

Павел Петрович Яковлев, назвавший Михаила Васильевича Чихачева замечательнейшей личностью, сам тоже вполне зас­лужил такого определения. Скромнейший делопроизводитель Сергиевой пустыни, никогда не выступавший за пределы своей должности, он на всю жизнь сохранил и огромное доверие и дружбу святителя Игнатия Брянчанинова.

Он происходил из младшей ветви известного дворянского рода, родился в 1810 г. в имении своих родителей в Костромс­кой губернии, рано потерял отца, после чего его матушка София поселилась в Горицком монастыре, недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря, а сам он поступил послушником в Новоезерский монастырь. Архимандрит Пимен (Угрешский), побы­вавший в молодости в этом монастыре и познакомившийся там с П. П. Яковлевым, вспоминал о нем: «В 1832 году ему было лет за двадцать. Не очень высокого роста, приятной наружности и характера самого уживчивого, мягкого. Он был письмоводите­лем о. Игумена и имел почерк весьма четкий и красивый и, кро­ме того, пономарил ранние обедни у Преподобного Кирилла».

О своем знакомстве с Дмитрием Александровичем Брянчаниновым (святителем Игнатием) П. П. Яковлев пишет так[336]: «1830 года в первых числах февраля, в начале Великого Поста, прибыл из Вологды в Новоезерский монастырь Дмитрий Алек­сандрович Брянчанинов с Михаилом Васильевичем Чихачевым. При них находился отпущенный из села Покровского человек Феодосии, весьма умелый и расторопный мальчик.

Лихорадочное состояние Дмитрия Александровича уложило его в постель.

Михайло Васильевич пел на правом клиросе прекрасною звуч­ною октавою не безызвестное ему Столповое пение обители.

К концу Великого Поста здоровье Дмитрия Александровича поправилось настолько, что в день Святыя Пасхи мог быть в цер­кви у Литургии.

Чрез несколько дней опять слег в постель и к концу мая или в первых числах июня отправился обратно в Вологду в экипаже, присланном родителями с человеком их Доримедонтом, к кото­рому в помощь был помянутый человек Феодосии.

С 16 июня того же 1830 года началась моя искренняя дружес­кая переписка с Дмитрием Александровичем».

Из ответов Дмитрия Александровича на первые письма Пав­ла Петровича видно, что отношения их сразу же определились раз и навсегда: «Любезнейший о Господе Павел Петрович! — пишет он 27 июня 1830 г. — Приятнейшие Ваши строки я полу­чил и стараюсь сколько возможно не медлить с ответом, тем бо­лее, что моею обязанностию было заслужить ваш ответ.

Не буду уверять вас в том, что особенное ваше благорасполо­жение, истинно-христианское и истинно-иноческое оставило глубокое впечатление в моем сердце, и изобразило в оном па­мять о вас чертами, кажется, неизгладимыми. Примите с любовию слова сии, — как изображение моей благодарности, — не как уплату долга: от долга приятного я не намерен освобождаться».

И в следующем письме от 31 августа того же года: «Очень чувствую великость вашего расположения ко мне и благодарю милосердого Бога, даровавшего мне оное (ибо приобретший любовь ближнего, приобрел сокровище)».

Из этих же писем можно заключить, что Павел Петрович не стремился стать монахом: «Относительно разговора нашего, — писал ему Дмитрий Александрович, — о вступлении вашем в службу — постарайтесь привести поскорее в действо: ибо что-то поговаривает сам Царь о уменьшении дворян. Это я слышал на­верно. Царю не нравится, что много в России бедных и бесчи­новных дворян; и так все таковые находятся в опасности поте­рять дворянство и быть приписанными к однодворцам».

«В начале сентября, — продолжает П. П. Яковлев свой рас­сказ, — Господь привел мне побывать в городе Вологде — и во время пребывания мы вдвоем с ним [Дмитрием Александрови­чем] неоднократно бывали у Преосвященного Стефана и Вла­димира Алексеевича Волоцкого[337], с которым один раз отправи­лись в коляске в Прилуцкий монастырь на могилу недавно скон­чавшейся его супруги, где им была выстроена часовня»-.

Оправившись от болезни, Дмитрий Александрович испросил позволения преосвященного Стефана поместиться в Семигородной пустыни. «В 1830 году, — продолжает П. П. Яковлев, — дваж­ды привел Господь быть в Семигородной Пустыни. В первый раз увез меня с собою из Вологды на тройке гнедых весьма при­мечательных монастырских лошадей Дмитрий Александрович, у которого пробыл в келлиях о. Строителя Мелхиседека 27-е, 28-е и 29-е числа сентября. Во время этого пребывания написа­на для меня 28-го числа Азбука[338]».

Павел Петрович просил Дмитрия Александровича написать также для него какое-нибудь сочинение: «Отказать не хочу, не смею, не должен! — отвечает ему тот. —...Только потерпите не­много, пока руки мои несколько поукрепятся: от слабости они еще дрожат». А через три-четыре месяца: «по отъезде вашем Со­чинение у меня полилось, и если б знал я, что вы в Вологде, то оно уже было бы у вас в руках». Возможно, что речь шла о «Пла­че инока», написанном как раз в это время.

«Во второй раз, — продолжает рассказ П. П. Яковлев, — отпра­вились мы из Вологды с добрым товарищем, Николаем Иванови­чем Моталындиным, в первых числах декабря по зимнему перво­путку, пробыли у Дмитрия Александровича два дня. Федосей го­товил нам обеды по обаразамоих посещений. <...> В1831 году он пострижен и произведен в Иеродиакона, 20 июля — в Иеромона­ха. <...> В конце декабря месяца в проезд мой в Ярославль через Вологду получил в первый раз его благословение. Затем от Сино­да произведен в Наместника Лопотова монастыря, и мы с ним продолжали дружескую переписку в течение двух лет постоянно до времени прибытия моего в Сергиеву пустыню в начале мая 1834 года». То есть архимандрит Игнатий вызвал к себе Павла Петровича практически сразу же после назначения своего насто­ятелем Сергиевой пустыни.

М. В. Чихачев писал, что П. П. Яковлев был деятельным по­мощником архимандрита Игнатия и преданным ему человеком. Образованный, необычайно трудолюбивый, добросовестный и аккуратный, он был точным исполнителем всех распоряжений Архимандрита, «любил его, понимал дух его распоряжений, пре­дусматривал трения в делах и во всем, шаг за шагом, следовал за своим патроном». Он был из тех людей, кто много мог, и на ко­торых, поэтому, возлагалась наибольшая нагрузка. На нем ле­жала вся письменная и канцелярская часть не только Сергиевой пустыни, но и по благочинию. Также Архимандрит ему доверял и личные поручения, которых было множество, по множеству обращавшихся к нему разных просителей. Кроме того, когда на­чались капитальные работы по восстановлению главного собо­ра во имя Живоначальной Троицы, Павлу Петровичу была по­ручена вся отчетность, связанная с расходованием больших сумм денег, наймом рабочих и расчетами с ними, заготовкой материа­лов и т. д. Архимандрит Игнатий в своем представлении по это­му делу писал, что П. П. Яковлев «независимо от возложенных на него обязанностей письмоводителя Сергиевой пустыни, со­действовал ему во всех важных случаях при исправлении со­борного храма составлением журналов и производством всех письменных дел Комиссии, подлежащими расчетами поставщи­ков и подрядчиков, ведением в течение всего времени денежной отчетности... по подрядам и, наконец, составлением отчетов, ко­торые по обревизовании, где следует, найдены совершенно правильными и удовлетворительными во всех отношениях»-. За участие его в этих трудах ему была объявлена благодарность Епар­хиального начальства особым свидетельством от 30 марта 1847 г., в котором было отмечено, что «дворянин Павел Петрович Яков­лев был секретарем Временного Комитета, безвозмездно испол­няя эту должность с усердием и успехом».

Сам Павел Петрович о той массе дел, которые были на него возложены, пишет в своем обращении к архимандриту Игнатию от 17 августа 1846 г. следующее:

«Многолюбезнейший Батюшко, Отец Архимандрит

Всюду Господь по милости Своей сохраняет нас на пути жизни!

Конечно, Вы припомните разговор наш, бывший как по по­лучении Указа с инструкцией Консистории о построении на­ших часовен, так и в то время, когда Валаамский О. Казначей просил Вас об освобождении их от Журнальных постановлений при производстве постройки Скитской церкви.

Зная предстоящий труд и участвуя, или разделяя его всем сердцем, Вы решались на представление в то и другое время; но мне до чрезвычайности было трудно приводить сию мысль в исполнение, почему и осталось это предположение до некоторо­го времени без огласки. Между тем, ныне Валаамский Настоя­тель с Казначеем сделали со стороны своей Представление об освобождении их от Журналов.

Получив его, Владыко[339] сильно огорчился и сдал резолюцию, как сказывали мне, такого содержания, что Представление их нелепо, противузаконно и т. д. и что О. Благочинный должен вразумить их и проч.

Итак, Валаамцев можно поздравить с Журнальными постанов­лениями, а нас по постройке часовен: с отдельными Входящими и Исходящими журналами, Докладными по консисторской форме, Реестрами и с существующими в виде Протоколов подробными Журналами! Заранее благодарю за милости по обеим постройкам исключительно до меня касающимся; но только дело вот в чем:

Небезызвестно Вам, что в течение восьмилетнего управления Благочинием при обыкновенном течении дел наших не было еще ни одной серьезной бумаги, ни по одной из восьми Обителей[340], которая бы миновала грешных рук моих и которая бы не была мною составлена; а также не было еще ни одного важного дела, по которому бы не следил я всюду и везде, где можно, с начала до конца его.

Натурально, все это требовало времени, следовательно, вре­мя для меня всегда было дорого, в особенности, если угодно Вам будет принять во внимание то, что Строительная отчетность по исправлению нашего Собора (92674 р<ублей> асс<игнациями>) сдана была на ревизию Синодального Контроля и Казенныя Палаты в количестве четырех тысяч листов беловых бумаг за подписью всей Комиссии. И что все те бумаги по милости Божией не сделали не только никаких дурных последствий, но, напротив, найдены правильными, законными, даже образцовы­ми, о чем не раз случалось слышать Вам и мне от многих лиц, сведущих по этой части, начиная от Г. Г. Синодального Обер-Контролера и Председателя Палаты до последнего Помощника Контролера. Главным же и неоспоримым доказательством сей истины служит то, что правильностию отчетов спасены для пользы Обители 12700 р<ублей> асс<игнациями>, пригодив­шиеся на нынешнее построение часовен.

Не желая и ныне исполнять мою обязанность как-нибудь, дабы сохранить тем драгоценное для меня здоровье и спокойствие Ваше, я решаюсь покорнейше просить Вас, при наступлении нынешне­го многотрудного времени облегчить меня хотя отчасти. Говорю облегчить потому, что избавиться от труда не желаю за грехи мои до гроба — лишь бы Господь даровал здоровье.

Вы одни в состоянии облегчить бремя трудов моих тем, что ежели поручите Отцу Сергию вполне строительную часть, т. е. найм рабочих людей, закупку материалов и правильное ведение Реестров материалам и рабочим людям, форменное составление тому и другому ведомостей и Расчетных тетрадей так, как и все узаконенное соображение цен Сметных, Справочных и утверж­денных Начальством, со всеми приходо-расходными книгами и месячными ведомостями о суммах Строительной и Переходя­щей. Эта Контрольная работа, столь необходимая при нынеш­них строгих взысканиях, требует особенного навыка, который О. Сергий при исправлении Собора стяжал, уже и от того он один в целой Обители нашей может быть достойным сотрудни­ком сего дела. Все прочие могут только приложить мне ко бре­мени бремя, выключая О. Иосифа, который так завален рабо­тою, что более обременять его и грешно, и совестно.

А потому сделайте одолжение, по получении письма сего по­трудитесь пригласить О. Сергия и поручить ему предстоящий труд наш разделить вместе с нами, уволив его совершенно от всех прочих послушаний, иначе предстоит дело худое!

Да будет Вам известно, что более двадцати дел самых серьез­нейших лежат у нас без исполнения за недостатком рук моих. В числе тех дел многие таковы, по которым требуются Его Преос­вященством мнения и мнения довольно важные и не терпящие отлагательства времени.

А что, если прибавить к сему и ту постоянную заботу, или лучше сказать: болезнь моего сердца, о предстоящей ответствен­ности за неисправность описи имущества многих обителей, в осо­бенности нашей?

Столь обильный поток дел наших, судя по нынешним обстоя­тельствам, без сумнения будет продолжаться впредь еще с большею силою; следовательно, заняться мне исключительно всею вообще операциею постройки часовен нет никакой возможнос­ти. Довольно и того, что, составив общий план действий, буду наблюдать за его исполнением, займусь Докладными, Журнала­ми, Отчетами и прочими важными по постройке Исходящими бумагами.

Нельзя же оставить в забвении и то, что по милости текущих дел, ежедневно нас наводняющих, прошло более месяца самого лучшего времени, в которое бы можно было продолжать нашу постройку, но она не начата еще!

Вам преданнейший П. Яковлев.

17-го августа 1846 года

Дата добавления: 2015-06-04