Том VII 42 страница

Прошу, Ваше Высокопреподобие, успокоить и утешить меня хотя несколькими строчками о времени кончины Преосвящен­ного и прочих ее обстоятельствах. Последнее своеручное письмо Его Преосвященства, ко мне посланное от 10 апреля, я удостоил­ся получить в день отправки моего письма к нему — 15 апреля.

Испрашивая молитв и благословений Ваших, имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою

Архимандрит Иннокентий. 7 мая 1867 СПб. Александровское Дух. Училище P. S. Любезному Павлу Петровичу мое Христос Воскресе»[376].

Выписка из второго письма — «настоятеля Череменецкого монастыря Отца Игумена Антония[377] к бывшему Настоятелю Нило-Сорской пустыни, а ныне казначею Сергиевой Пустыни иеромонаху О. Нектарию от 9 мая 1867 года:

1 мая уведомили меня по телеграфу о кончине Преосвященнейшего Игнатия. А накануне я благодарил его письмом за при­сланные последние томы его сочинений: письмо мое застало Его во гробе. Служил по новопреставленному две обедни сам и две панихиды соборне, но память о нем останется в душе моей на­всегда После Вашего Преподобного Нила Сорского Преосвя­щенный Игнатий был вторым и, может быть, последним мона­шеским учителем и писателем, а по силе слова, по ясному изло­жению своего Аскетического учения — первым и единственным. Никто из современников не мог равняться с ним в знании Оте­ческих писаний. Это была живая библиотека Отцов.

Учитель плача, новый Иеремия, скончался к этому пророчес­кому дню и последователь Преподобного Нила погребен в день его памяти. Вся седмица Мироносиц, по Евангелию Иоанна, как бы посвящена усопшим и вся Вселенская Церковь воздала эту честь новопреставленному невольно. Учение о хлебе жизни, ко­торое так убедительно объяснял Преосвященный, читалось в тексте над Его непогребенными мощами. Верую я, что все это совершилось по небесному чину.

Сергиева пустынь, конечно, воздаст Ему свое благодарение: еще живы в ней ученики и дела усопшего»[378].

П. П. Яковлев оставался в Сергиевой пустыне до конца сво­их дней. Он по-прежнему выполнял обязанности письмоводи­теля при архимандрите Игнатии (Малышеве), занимался де­лопроизводством по Пустыни и благочинию, которое тоже пе­решло к новому Настоятелю. Но от составления журналов и отчетности по строительству новых храмов, которым интен­сивно занимался Настоятель, был по старости и болезненнос­ти освобожден.

Его знали и уважали в Епархии. Для монастырского дело­производства его авторитет был непререкаемым.

Знавшие его ближе высоко ценили его человеческие качества. Особенно трогательная дружба связывала его с игуменией Санкт-Птеребургского Воскресенского монастыря Феофанией (Готовцевой)[379], которая знала его еще 12-летним мальчиком в бытность свою в Горицком монастыре. Уже на смертном одре она призвала его и он почти безотлучно пребывал при ней до самого конца: она «передавала ему любвеобильные распоряже­ния по внешним делам монастыря, так как издавна привыкла пользоваться его опытными советами».

Так же Павел Петрович до самой своей кончины поддерживал отношения с родственниками своего «незабвенного батюшки».

В 1875 г. к нему обратился Петр Александрович Брянчанинов: «Имею намерение предложить Вам и просить Вас, не при­знаете ли возможным посодействовать составлению жизнеопи­сания покойного святителя Игнатия очертанием его служебной деятельности Настоятеля Сергиевой Пустыни и благочинного монастырей СП-бургской Епархии. Описание общее начал я составлять и дошел до поступления в Александро-Свирский монастырь.

Завтра или в среду думаю уехать в Сергиеву Пустыню, где пробуду до 23-го.

Пришлите 23-го по городской почте записочку, в которое вре­мя утра 24-го могу я застать Вас дома. Очень бы желал пови­даться: Моховая ул. № 34, кв<артал> № 4-й»[380].

Павел Петрович немедленно включился в эту работу. По­скольку П. А. Брянчанинов свое описание довел до поступле­ния Дмитрия Александровича (святителя Игнатия) в Алексан­дро-Свирский монастырь, он посчитал необходимым собрать наиболее полные сведения о его деятельности в Вологодский период и обратился за помощью к настоятелю Спасо-Каменного монастыря архимандриту Нафанаилу. 28 июля 1877 г. в Сергиеву пустыню пришел объемистый пакет: «Материалы из Архива Во­логодской духовной консистории: по желанию П. П. Яковлева в копиях прислал Архимандриту Игнатию Малышеву — Вологод­ского Спасо-Каменного Духова Монастыря Настоятель Архи­мандрит Нафанаил». Павел Петрович пометил на первом листе: «Все без изъятия отношение написано собственноручно Отцом Архимандритом Нафанаилом». Среди «Материалов» была и переписка между Митрополитом Московским Филаретом и пре­освященным Стефаном, Епископом Вологодским и Устюжским, в связи с переводом отца Игнатия в Санкт-Петербург. Причем, Епископ Стефан в своем письме отметил «похвальные качества и образованность в науках» молодого Игумена. Следует отме­тить, что «Материалы» почти полностью вошли в «Жизнеопи­сание святителя Игнатия», но все же их можно дополнить вы­пиской из «Послужного списка», характеризующей как раз его «образованность»: «Обучался в Главном Инженерном училище: Закону Божию, Российскому, Французскому, Немецкому, Италь­янскому и Греческому языкам, Риторике, Поэзии, Логике, Чис­той математике, Начертательной Геометрии, Фортификации, Артиллерии, Тактике, Истории, Географии, Черчению, Архитектуре, Военно-Строительному искусству, Механике, Физике, Химии и Ситуации».

Одновременно с подготовкой материалов для составления Жизнеописания святителя Игнатия, П. П. Яковлев занимался написанием «Исторического очерка Троице-Сергиевой пусты­ни», который был опубликован в 1884 г. и получил положитель­ную оценку в компетентных кругах. Петр Александрович Брянчанинов, получив «Очерк», отправил автору прочувствованное письмо:

«Многоуважаемый Павел Петрович!

Искренне благодарю Вас за добрую память Вашу, выражен­ную присылкою мне Вашего образцово составленного «Очер­ка». Читал и восхищался, как изящно накидали Вы контур той Истории Троице-Сергиевой Пустыни, которая осязательно уже вся собрана не только в подлинных документах, но и в уме сис­тематично-мудро расположившем в самом себе, как характер, так и все изложение истории. Читаешь очерк и чувствуешь полноту самой истории, из которой, в самых живых, в самых выдающих­ся очертаниях тебе показываются последовательно те отметные случайности, чрез которые проходила жизнь Пустыни. Выстав­лены и деятели и выставлены также отметно, как и все то, чего Вы коснулись в очертаниях Ваших. В этом очерке столько до­стоинств, что вперед можно Вас поздравить с несомненным ус­пехом Вашей истории, контур которой ручается за окончатель­ное соответственное исполнение подробностей.

Еще и еще благодарю Вас за подарок, который познакомил меня с Вами очень близко и очень тепло и почтительно по всем отношениям. Эти чувства сохранит навсегда Ваш покорнейший слуга

Петр Брянчаминов. 21 февраля 1885 г. [381]

Павел Петрович прожил почти 90 лет. До конца своих дней он поддерживал отношения с многими еще живущими друзьями свя­тителя Игнатия и пользовался их любовью и уважением. В этом смысле весьма интересный его словесный портрет оставил граф Сергей Дмитриевич Шереметев: «После обедни в церковные и семейные праздники многие прихожане и разнообразное обще­ство приглашались к большому завтраку в белой зале. <...>

Монахи Сергиевой пустыни, приезжавшие на Рождество и на Пасху славить Христа, всегда охотно принимались отцом моим, любившим их стройное и действительно выдающееся пе­ние. Отдельно появлялся иногда Павел Петрович Яковлев, один из друзей покойного Архиепископа (sic) Игнатия Брянчани но­ва, дворянин, поступивший в монастырь Макария на Уже, дол­го живший потом в обители Кирилла Новоезерского и соеди­нившийся в Сергиевой пустыни с Брянчаниновым и Чихачевым. Он был дружен со всем моим семейством. Первая жена дяди С. С. Шереметева, Варвара Петровна, урожденная княжна Гор­чакова писала масляными красками и сделала его портрет. Яков­лев не был монахом, но носил рясу и занимался внешними дела­ми монастыря. Бывал он и у Татьяны Васильевны[382], и у него были связи с тогдашним обществом. Он подарил мне однажды книгу •«Правила св. Геннадия». Говорил он несколько изысканно и том­но, закрывая глаза и часто вздыхая. Он представлялся мне всегда несколько таинственным, и с именем его связано немало воспо­минаний о лицах, давно отшедших; его очень любил А. С. Норов. Он пошел в монастырь по убеждению и занял там исключитель­ное своеобразное положение»[383].

Последние документы, написанные Павлом Петровичем, сви­детельствуют, что он трудился, пока силы совсем не оставили его: до такой степени изменился его когда-то красивый, даже можно сказать, художественный почерк. Он скончался 12 декаб­ря 1899 г. и, как пишет Л. А. Соколов, значительная часть его архива — «документы, записки и бумаги самого Яковлева, по распоряжению К. П. Победоносцева, лично знавшего и ценив­шего Яковлева, была забрана в Канцелярию Обер-прокурора Святейшего Синода». Большая часть этих документов и бумаг поныне хранится в архиве Святейшего Синода. Что касается документов более личного характера (писем и др.), которые ос­тавались в Сергиевой пустыни, то значительная часть их утеря­на навсегда, а сохранившаяся — составляет драгоценное собра­ние фонда самого П. П. Яковлева в Отделе рукописей Российс­кой Государственной библиотеки.

Переписка святителя Игнатия с Павлом Петровичем Яковлевым[384]

№1

Любезнейший о Господе Павел Петрович!

Приятнейшие Ваши строки я получил и стараюсь сколько возможно не медлить ответом, тем более, что моею обязанностию было заслужить ваш ответ.

Не буду уверять вас в том, что особенное ваше благорасполо­жение, истинно-христианское и истинно-иноческое оставило глубокое впечатление в моем сердце, и изобразило в оном па­мять о вас чертами, кажется, неизгладимыми. Примите с любовию слова сии, — как изображение моей благодарности, как от­голосок взаимной к вам привязанности, — не как уплату долга: от долга приятного я не намерен освобождаться.

Удовлетворяя ваше одолжительное участие, хочу сказать что-нибудь о своем здоровье. Оно милосердием Божиим при помо­щи ближних весьма поправилось; осталась еще некоторая сла­бость: пройду утром какие-нибудь две верстки, а отдыхаю це­лый день. За пощение во время лихорадки теперь имею очень сильный аппетит. Волосы наполовину вылезли; от этого вид мой стал гораздо смиреннее и более, нежели прежде, схож на вид пустынника. Пока — живу в деревне. Мысль колеблется: не знаю, в который монастырь сунуться, дабы жительство мое в оном было попостояннее и для бедной душеньки моей пополезнее. Помыш­лял было о Корнильеве, а снится Семигородная; что в яве бу­дет? Бог весть.

Впрочем, там или сям, а то твердо помню, что Павел Петро­вич обещал в случае своего путешествия в Вологду посетить и многогрешного Димитрия.

Желаете, чтоб написал я что-либо росписью? Отказать не хочу, не смею, не должен! — Притом и своего бы сочинения? — И на сие дерзну ради дружбы с помощью Божиею. Только по­терпите немного, пока руки мои несколько поукрепяться: от слабости они еще дрожат и не могут давать чертам правильно­го характера; да и грудь неспособна к перенесению напряже­ний продолжительных.

Знаете ли вы? Самсону возвращен паспорт, и он опять на сво­боде.

Сердце сердцу весть подает. Во время болезни приезжал ко мне дядя, Иван Афанасьевич Брянчанинов, бывший прошлого года в Новоезерском и вам понравившийся; зашел разговор о вашем монастыре. Старик очень вас помнит, и как он вам, так и вы ему весьма пришлись по сердцу.

Что ж наконец? Приходится отлучить мысль мою от заочно­го разговора с вами, дражайший о Христе Павел Петрович. Про­стите! С искреннею преданностию, остаюсь навсегда вашим по­корнейшим слугою

Димитрий Брянчанинов. 27 Июня 1830.

P. S. Батюшка мой! Поставь своею милостию — уведомь, если случится что особенное с Мих. Васильевичем, напр., его отъезд, и проч. С днем Ангела! Даруй Боже имяниннику всего доброго.

Относительно разговора нашего о вступлении вашем в служ­бу — постарайтесь привести поскорее в действо: ибо что-то пого­варивает сам Царь о уменьшении дворян. Это я слышал наверно. Царю не нравится, что много в России бедных и бесчиновных дво­рян, и так все таковые находятся в опасности потерять дворян­ство и быть приписанными к однодворцам.

№2

Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович!

Благодарю Вас за то, что вы меня не забываете. Очень чув­ствую великость вашего расположения ко мне и благодарю ми­лосердого Бога, даровавшего мне оное (ибо приобретший лю­бовь ближнего, приобрел сокровище); тем более веселюсь и уте­шаюсь вашею любовию ко мне, что примечаю в ней постоянство и что она беспрестанно возрастает. Можете ли поверить, что мне от безумия моего кажется, будто духовным чувством ясно вижу ваше сердце и ощущения оного, и не нуждаюсь, чтоб кто-либо извещал мне о вас то или другое. О! потерпите мне: скажу еще нечто. Мне представляется, будто нет никого на свете, к кому бы вы чувствовали таковое расположение и такового разбора, ка­ковое чувствуете ко мне. Не представляется ли еще чего-либо? Представляется! Но помолчу до времени.

Ныне часто имею случай беседовать с вами заочно: ибо, пользуясь уединением и свободою, составляю небольшое (однако и немалое) сочинение, — хочу исполнить свое обещание и удовлетворить по силам вашему желанию.

Не удалось вам ныне побывать в Вологде? Скажите: отчего бы сатане было противиться вашему намерению? Не предчувствует ли он чего-либо? Не произойдет ли какой-либо для вас пользы от сего путешествия? Бесполезному не воспротивился бы сатана! Наконец, скажите мне: от чего торжествует душа моя и чувства мои, скачущие от веселья, не попутают мне даже писать складно, между тем сродно было бы мне печалиться о том, что лишился свидания с вами? Не вижу ли я в будущности, как в некоей дали, чего-либо меня толико радующего и восхищающего?

Помните: Исаак хотел благословить Исава, благословил Иакова; Павел ехал в Дамаск, чтоб истребить веру в Христа, а, приехав, стал проповедовать Христа; верховному Петру сказа­но: егда был ecu юн, пожался ecu сам [385], и проч.

За сим простите! Дай Господи вам всего доброго; молитесь о многогрешном Димитрии.

31Авг. 1830

№3

Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович!

Поздравляю Вас с праздником наступившим и наступающим Новым Годом. Бумагу почтовую, палочку сургучу, связку калачей получил и приношу за оные благодарность. Сочинение, Богу помогающу и наставляющу, постараюсь начать, когда буря маленько поутихнет и волны поулягутся. Дело дошло было до того, что я совсем собрался отсюда ехать; но сие испугало Строителя, и он стал ко мне гораздо полегче. Если Вам угодно, то, кажется, ничто не пре­пятствует переписать сочинение для Наумова[386]. Присылаю при сем денег, из коих покорнейше прошу купить для меня 5 фунтов саха­ру да бумаги писчей; ибо в сих двух вещах нуждаюсь. Подожду, потерплю, не помянет ли меня Господь, почти забытого людьми. Чувствую себя на гостинице гораздо покойнее, нежели в строи­тельских келлиях; только теперь приезжающих не было, а если при­езжающие будут, то и поневоле придется просить другой келлии.

Простите! Остаюсь навсегда Ваш преданнейший слуга

Многогрешный Димитрий.

Да семги пришлите.

1830

№4

Дражайший о Господе Павел Петрович!

Покорнейше благодарю Вас за доставление писем моих, кото­рые и получил во всей исправности из рук Константина. Не знал я, что вы еще в Вологде. Представьте себе, что по отъезде вашем Сочинение у меня полилось, и если б знал я, что вы в Вологде, то оно уже было бы у вас в руках. Вышло количеством листков с главы Феогноста. Получа оное, не судите о нем по наружности, но по чувству, которое должно явиться у вас по прочтении оно­го: ибо наружность его несколько сурова, а содержание испол­нено милосердия. Прочитав его, вы увидите, что не без промысла Божия рука моя была останавливаема столь долгое время. Слава Богу, я чувствую себя гораздо здоровее прежнего. Вместо Феодосья живет у меня виденный вами на рыбной ловле Павел, чрезвы­чайно ко мне приверженный. Когда захотел я его взять, то все братия (и Костя) стали меня отговаривать, называя его и плутом, и вором, и распутным; однако сердце мое говорило не то. А теперь все дивятся, что в столь короткое время он так переменился, не понимая того, что я человек заразительный. И Закхей, старей мытарем, от грешников грешник — в одну минуту переменился. Се Господи, сказал он Сердцеведцу, пол имения моего раздам нищим, и аще обидел какую-либо добродетель, то возвращу чет­веричным покаянием. Так и с моим чадом новым случилось и я теперь весьма им утешаюсь и ощущаю в себе над ним несравнен­но больше власти, нежели над Федосьем, а потому и думаю от сего последнего отказаться, тем более, что он и сам не желает у меня жить. Сделайте милость доставьте на почту письмо к Чихачеву; что недостанет в деньгах, дополните вашими, ибо присылаю свои последние, и записку сию домашним моим. Кланяйтесь усерднейше Царю Соломону. Вам кланяется Чихачев, — хочет ко мне ехать или меня перетащить к себе. Ивану Наумовичу и Анне Ти­мофеевне со всем их семейством усерднейший мой поклон. За сим остаюсь ваш искреннейший брат

Многогрешный Димитрий. 30 октября 1830

Строитель вам и Наумовым кланяется.

№5

Молитвами Святых Отцев наших Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович! Усерднейше желаю Вам здравствовать и радоваться о Господе. Ваше приятнейшее письмо и при оном письмо от Михаила Ва­сильевича с 5-ю рублями я получил от Ивана Наумовича, а пос­ле от него же и чемодан с шубою и прочими вещами. Должен я благодарить вас за особенное внимание и заботливость о нуж­дах моих, что весьма трогает мое сердце и наполняет оное при­ятнейшими ощущениями. Извещаю вас, как принимающего во мне большое участие, что я решился постричься, что идет уже о мне представление в Синоде к мантии, и Архиерей дает Семигородную пустыню, из которой принужден был я выехать по при­чине притеснений Строителя. Весьма радуюсь сему событию, которое может доставить мне кусок хлеба, без отягощения моих родителей и прочих ближних, а для некоторых любящих меня о Господе — спокойный приют. Знаю, что и вы сему порадуетесь, от обильной вашей ко мне любви. Впрочем, предвидится снача­ла и некоторый труд, по причине малого количества благонаме­ренных из числа братии. Слава Богу, что ваше здоровье нахо­дится в лучшем состоянии, желаю и впредь вам здравствовать душевно и телесно. С приезда в Вологду я чувствую себя хуже, и по всему замечаю, что климат Семи город ной особенно здоров. Дядюшке Дмитрию Ивановичу[387] сказывал от вас поклон так, как и Владимиру Алексеевичу[388], который на днях женился. Пи­сем образцовых написалось три. Дополнение к сочинению не на­чинал, зане от различных превратных обстоятельств смятесе мысленное око мое и сердечная тишина подернулась волнами, как поверхность воды от дунувшего ветерка. Книгу «Основания Российской словесности», сочинение Никольского, не могу вам доставить, потому что в ней нуждаются домашние, в коих я ме­нее уверен, нежели в Вас, и потому лучше желаю огорчить Вас, нежели их.

Зачем вы трудились, дражайший мой, присылать ко мне че­модан, подушки, ложки, мешок; все это, вы сами видели, для меня было не нужно, а нужна точно одна шуба, которую надеюсь опять к вам переслать, когда Бог приведет сделаться Настоятелем; про­чие же вещи по оказии к Вам перешлю ныне, кроме белья, кото­рое, кажется, уже никуда не годится.

Наконец, остается мне, возлюбленнейший Павел Петрович, пожелать вам всех благ от Милосердого Господа и поздравить с наступающею четыредесятницею. Прощайте и многогрешного Димитрия в молитвах поминайте.

Остаюсь ваш навсегда искренно преданным и молюсь, чтоб любовь наша о Господе возрастала для общей пользы.

16 февраля 1831

№6

Молитвами Святых Отцев наших

Господи Иисусе Христе боже наш, помилуй нас

Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович!

Не знаю, с чего начать письмо сие? Ибо чувствую себя весьма виноватым перед Вами. Точно, я виноват, столь долго замедлив ответом на ваши приятнейшие строки, обнаруживающие ваше искреннее и обильное ко мне благорасположение. Не буду оп­равдываться перед вами; любовь оправдывает любимого, хотя бы он был и виноват.

Свершилось! Я пострижен и посвящен в иеромонаха. Когда меня постригли, казалось мне, что я умер, когда посвятили, ка­залось, воскрес. Живу какою-то новою жизнию; весьма спокоен; не тревожит меня никакое желание; во время каждой обедни ощущаю, что достиг конца желаний, ощущаю, что получил бо­лее, нежели сколько бы мог пожелать.

Не хочу описывать Вам наружных обстоятельств, сопровож­давших мое пострижение и посвящение; предполагаю, — другие расскажут. Сказываю вам о себе то, чего другие о мне знать и сказать не могут: я щастлив!

Преосвященный не открывает ясно своих намерений отно­сительно меня. Но я спокоен: полагаюсь на волю и милосердие Создателя моего и Бога.

Очень рад, если Господь сподобит меня видеть Вас осенью — время, в которое предполагаете быть в Вологде.

Видел отца Нифонта, иеродиакона вашего. С чего бы сделать­ся ему ко мне столь хладным; по крайней мере, мне так предста­вилось.

Получили ль Вы письмо от Михаила Васильевича, который к Вам крайне расположен.

Пишите ко мне от времени до времени и не забывайте в свя­тых молитвах.

Остаюсь как и был Ваш преданнейший слуга, недостойный богомолец

Иеромонах Игнатий. 11 августа 1831

И от 7 августа письмо ваше получил. Павла Стефанова я не видел: ибо в то время, как он проходил Вологду, я отлучался из оной; сказывают, он прошел в Ярославскую Епархию. Прощай­те, дражайший мой! Что делается с вашим Александром Федо­ровичем?[389] И с вами что? Дай Бог вам всего доброго.

25 ав<густа>

Чтоб я в Питер не махнул! Доставьте мне хоть парочку четочек черненьких шерстяных Горицких, только без стеклышек.

№7

Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович!

Усерднейше желаю Вам здравствовать о Господе. При сем пись­ме намерен я препроводить к Вам чемодан, но не тот, который Вы ко мне прислали, а другой, ибо сей последний и прочнее и ис­правнее. Также беседу мною сочиненную: сия беседа, так как и прошедшее письмо, к вам написанное, имеют правильное распо­ложение; особенно в письме случилось употребить слог и оборо­ты довольно удачные и для писем приличные. Благодарю покор­но за четочки!

Между тем живу в Вологде; прошусь в Питербург; отпускают. Доходят до меня верные слухи, что сильно действует против меня Прилуцкий Архимандрит Евтихиан, несмотря на то, что подводил меня к пострижению и к ужасу моему и горести вижу, что всех сих несовместностей причина есть корыстолюбие. Своими же обстоя­тельствами я весьма доволен, и вы нашли бы меня столь же радос­тным, как видели в Новоезерске во время оной болезни. Верую, что вся тварь повинуется непостижимым намерениям Творца, и оные исполняет, хотя и кажется, что по-видимому оным противят­ся. Хорошо б, если б мог я сказать о Боге то, что сказал некто: «Лю­бит же меня и Он, и утешения Его возвеселяют сердце мое!»

Получил от Михаила Васильевича письмо на трех листах: и меня ждет к себе, и сам сбирается ко мне, — смотря по тому, как устроят­ся обстоятельства. О. Нифонт между прочими своими замечания­ми, заметил, что не тесно ли будет мне вместе с М. В. Я промолчал, так как и на прочие замечания ответствовал молчанием. Он, когда был у меня в первый раз, то был уже начинен. Но кто б его начи­нил? — Я хожу здесь только в шесть домов, из коих ни один ему не знаком. Разве Наумовы, с коими познакомился единственно ради Вас. Как Вы думаете? — Впрочем, если и поеду в Питер, то намерен дождаться зимнего пути. Может быть, Бог приведет еще Вас уви­деть, а между тем остаюсь искренне любящий вас и желающий Вам всех возможных благ

Иеромонах Игнатий.

27сент.<1831>

№8

Христос Воскресе!

Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович!

Усерднейше поздравляю Вас с светлым праздником Воскре­сения Христова. Приятнейшее письмо Ваше получил, по жела­нию и благорасположению Вашему, уведомляю Вас о тепереш­нем моем житье-бытье. Приехав в монастырь, нашел все в боль­шом расстройстве; похоронил покойного Строителя, моего предшественника, приложив для сей церемонии несколько из своего кошелька: ибо в монастыре наличной суммы было 1 рубль 33 коп. Начал помаленьку сбираться с силами и строить келлии и трапезу: ибо сии постройки состояли почти из одних разва­лин. Теперь живу в маленьком флигильчике, мною выстроен­ном; когда перешел в оный, то почувствовал ощутительное об­легчение в здоровье. Пособралось несколько и братии, — в чис­ле коих и Михайло Васильевич прилетел. Живет он в одном со мною флигеле, — ибо в оном имеется седмь келлий. Есть слухи, будто меня хотят переводить куда-то.

За сим усерднейше вам кланяюсь, также и Александру Федо­ровичу и остаюсь, как и был, Ваш покорнейший слуга

И<еромонах> Игнатий

При сем и я, от души благодаря, поздравляю вас с прошед­шим светлым праздником и имею честь быть навсегда искренно преданный вам

Михаил Чихачев.

1832-го года 23-го апреля

Лопотов монастырь

№9

Возлюбленнейший о Господе

Павел Петрович!

За долгое молчание не сердитесь, простите! Уверен я, что вы скорее припишите оное моей лености и рассеянности, нежели чему-либо другому худшему. Хлопочу около своего монастырька, и помаленьку стараюсь приводить оный в хорошее состояние; мог бы надеяться с осени жить поспокойнее, ибо к сему времени должны быть отделаны Строительские келлии. А теперь весьма теснюсь, и то к щастию, что удалось выстроить флигелек о семи келлиях, из которых в одной живу, хотя не просторно, но с теп­лом. Очень часто бываю болен. Говорят, будто ожидает меня пе­ремещение в Корнильев монастырь — игуменский. Братия у меня, Божиею милостию, крайне смирны; а я стараюсь к ним быть как можно милосерднее, и помнить оное евангельское слово: «Сын Человеческий не прииде да послужат Ему, но послужити». Бывый Семигородский Строитель Мелхиседек живет ныне у меня.

Михайло Васильевич уехал в Псков. Вы не вздумаете ли по­бывать в Вологде? За сим честь имею пребыть Ваш

нижайший богомолец

Иеромонах Игнатий. Авг. 1832

Приложенное при сем письмецо прошу доставить О. Игна­тию, иеродиакону. Александру Федоровичу скажите мое усерд­нейшее поклонение и благодарность за присланные им четки и параманы.

Вашему о. Игумену прошу засвидетельствовать мое почтение и за просфору благодарность, также благодетелю моему о. Сер­гию и прочим старцам.

№10

Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович!

По последнему письмецу Вашему препровождаются к Вам тетрадки Ваши, о коих извольте услышать следующее:

1) Житие Отца Феодора Ушакова[390] и дополнение мною пересмот­рено и токмо грамматические ошибки некоторые исправлены.

Потому некоторые, что все оное сочинение не по правилам пи­сано, с смешением наречий Словенского и Российского. Но оно имеет ясность рассказа достаточную и некоторую оригинальность занимательную; только надо надписать в заглавии, что составлено и написано самим Отцем Феофаном[391]. Тогда для всякого очень лю­бопытно читать сочинение старца, и простый его рассказ гораздо приятнее покажется, нежели красноречие кого-либо другого.

2) К Беседам отца Феофана можно применить также сии пос­ледние слова. И потому в них постарался я только переправить грамматические ошибки.

3) Буди Вам известно, что житие о. Феофана мною довольно тщательно переправлено, и, как Вам угодно, но поостерегитесь хорошее заменить посредственным. Знайте, что его нравоуче­ние, в Житии помещенное, прибавкою, мною сделанною, такой получило вид, что для людей, имеющих вкус и знание, кажется весьма связным, простым и сильным отрывком. Сие нравоуче­ние вместе с описанием его нравственности и кончины состав­ляет всю красоту сего жизнеописания. Ограда же, ризница, ауди­енции и проч. суть предметы, наименее занимательные в жизни человека, прославившегося возвышенною нравственностию, смирением и презрением всего суетного!

Как пишете Вы, что намерены быть в Костроме, то вероятно поедете через Вологду, а может, и нас, нищих, посетить вздумае­те. Михайло Васильевич отправился на свою родину, погостить.

Житие Преподобного Ферапонта препровождаю к Александру Федоровичу, возлюбленнейшему по духу собрату; а Житие Фео­фана Соловецкого оставляю у себя с намерением заняться оным повнимательнее. Весьма недавно начал я приниматься за всякое дело; атак было ослаб, что вовсе и хозяйством монастырским пере­стал заниматься. Здесь имею я довольно странную судьбу. Семигородная братия ждут меня в Семигородную; Тотемская — в Тотьму, Корнильевская — в Корнильев и проч. Кажется, из бесед извлекать более нечего для помещения в Жизнеописание: в них почти повто­ряется все одно и то же, простенько и смиренненько. Феодора Уша­кова слова гораздо резче, но и по моему грешному суждению, дале­че отстоят от Василисковых. Затем простите.

Ваш сердечно любящий и покорный слуга

И<еромонах> И<гнатгш>.

Житие Василиска есть евангельское, мудрование его Еван­гельское, очищенное и просвещенное!

Сент. 1832

№11

Молитвами Святых Отцев наших Господи Иисусе

Христе Боже наш, помилуй нас.

Возлюбленнейший о Господе Павел Петрович!

Усерднейше желаю Вам здравствовать о Господе. Приятней­шее письмо Ваше получил; а не писал давно к Вам, особенной нужды крайне не имея и за различными Монастырскими хлопо­тами, коих довольно. Тем более, что я в Вашем расположении уверен, надеюсь, что и Вы в моем также. Прощайте. О многом писать, может быть, еще и для Вас, и для меня не время. Молитв Ваших прошу и остаюсь

Дата добавления: 2015-06-04