Аналитика 51 страница

И еще о творчестве. Если уж мы затронули тему влияния на творчество бессознательного (а связь между одним и другим не только очевидна, но и более чем вероятна в правоте своего воздействия), то нам, по всей видимости, следует хоть несколько слов сказать и о сублимации.

Напомним, что Фрейд видел в сублимации (и в первую очередь в сублимации в художественное творчество), то «редкое» качество, проявление которого возможно только в случае, если индивид, по его словам, обладал неким загадочным талантом. Например, литературным дарованием. (Причем, если рассматривать механизмы сублимации, то непосредственное «включение» их происходит в тот момент, когда вытесненное раннее из сознания – в бессознательное – какое-либо неудовлетворенное желание, -- следствие нереализованного либидо,-- грозит разрастись там,-- в симптом будущего заболевания,-- например, того же невроза,-- и, тем самым, «вернуться» в сознание неким обходным путем, и в другом статусе. И вот тут как раз, и включаются механизмы сублимации,-- являющейся, не иначе как, одной из защит – наряду с вытеснением, замещением, переносом и т. п. – психики.

И уже тогда, индивид как бы перекладывает начало развивающегося невроза «на плечи» неожиданно образовавшегося «помощника», и тем самым проецирует, например, в литературное творчество свой бред, фантазии, страхи, тревоги, волнения, т. е. выплескивая, таким образом, бессознательное. И уже вполне закономерно, что все подобные характеристики -- получают и герои его произведений.

Отсюда можно заметить,-- чем больше сумасшествие фантазии и «воспаленного» воображения было выражено в бессознательном, чем степень начинавшегося невроза или психопатических состояний была там заметнее и ощутимее, – тем ярче и красочнее очерчены сами персонажи такого автора).

Но тогда уже применимо к Кафке, следует заметить, что (несомненно принадлежа к этим самым, по мнению Фрейда, «счастливчикам», обладающим даром перекладывать груз начинавшегося у них невроза на других, т. е. наделяя ими героев произведений), он порой страшился этого осознавания (более чем понимая как раз бессознательно), делая периодические (и повторяющиеся) попытки заменить необходимую потребность именно в литературном творчестве – какими-то другими «вариантами». Пробуя порой (и, вероятно, как минимум), «просто не писать».

Но вот это-то ему как раз и не удавалось. Насколько нам известно (а благодаря «Дневникам» внутреннее состояние Кафки у нас,-- уж позволим себе эту метафору,-- как бы и на ладони), все (действительно все!) подобные попытки заканчивались еще большим (внезапным, и таким нежелательным) обострением невроза. Невроза, в результате которого Кафка не мог «ни спать», ни «бодрствовать», ни читать, ни разговаривать, ни писать, и вообще резко и до боли невероятности своего печального существования, у него вдруг пропадало и вовсе желание жить. И как раз на этот период (период подобных «экспериментов» с подсознанием), относится всплеск особенно сильной меланхолии и желания смерти. Причем об одном таком замысле самоубийства как-то, (случайно), узнал Брод и донес до сведения Юлии Кафки – матери Франца Кафки, – тем самым, неосознанно, способствуя сближению (но только на миг) матери с сыном.

В итоге, если и не хотел Кафка писать, – то уже и не мог иначе.

А ведь, помимо всего, своим литературным творчеством он как бы отдалял от себя (отчасти заглушая его) и чувство вины, которое, (наряду со страхами да кошмарами), было не иначе как следствием того невроза, «во власти» которого он находился. И уже тогда, именно это «чувство вины» -- не давало ему возможности остановится. Ибо, лишь только на миг утихала боль осознавания его,-- как вновь (вина) требовало все новых и новых подношений, в виде «согласованных друг с другом» строк, рождая новые фантазийные пертурбации героев произведений, каждый из которых, теперь не только мучился и страдал (от ощущения виновности в себе), но и всячески искал возможности хоть чем-то искупить «свою вину».

Но вот только методами для этого, они пользовались, иной раз, настолько нелепыми (порой -- абсурдными до боли безысходности), что впору было бы и задуматься: а приведет ли это к тому, к чему они стремились?

Землемер К., отчего-то обращает внимание то на (более чем глупую, в сравнении с его интеллектом) Фриду (готовую переспать с любым, представляющим из себя более-менее значительную личность), то на «зачуханных и ничтожных» сестер Барнабе: Амалию и Ольгу, отвергнутых всей деревней и живущих в своем собственном «мирке» неудачниц.

А ведь, тогда еще, пожалуй, была возможность для К. задуматься, что не бывает все «просто так». И, с одной стороны, в лице Ольги и Амалии, Кафка показал некий «плачевный итог» тех, кто решил не поддаваться правилам, навязываемым толпой. Но уже с другой стороны,-- именно в образе сестер Барнабе, Кафка предполагал показать и кое-что другое. Например, становится понятно, что, до поры до времени, Амалия соглашалась играть «по правилам». По крайней мере, не думала ни о какой конфронтации с односельчанами. Даже наоборот: вполне искренне желала подчиняться этим самым правилам. И тогда уже, быть может, тут таится причина «всех бед». Ибо, пока таким, как Амалия, нужно «затаится», для видимости смешавшись с толпой безликих – и ничтожных по сути – односельчан,-- Амалия выжидает. И, как вроде бы, иной раз даже охотно играет в их «игры». Но как только предоставляется возможность возвыситься над ними, Амалия тотчас же решает «не пропустить момент». И уже в характерной (для мещанского сословия) манере, начинает «расталкивать всех остальных руками», желая просунуться «в окно удачи» первой. Дабы стать невестой (а в перспективе и женой) чиновника, переехать с ним в Замок, и уже оттуда (с недосягаемой для всех деревенских жителей высоты) точно также, как и тупоголовые жены многих «важных лиц», -- взирать на других «смертных». (А образ Амалии, более чем, собирательный. Именно так Кафка показал тех глуповатых особ, которые «вовремя» успев «отдаться», – не только «выгодно» выходят замуж, но и еще пытаются учить, зачастую, таких же недалеких как они, но «не устроенных» в жизни, -- бывших «подружек»).

Дата добавления: 2015-06-04