Тройнойзаговор 2 страница

Ежи начал переводить:

- Он говорит... все черкесы принадлежат царю. Он говорит, Турция - это плохо. Англия - плохо. Слишком слаба. Он говорит... англичанин с чер­кесами... шпионит. Предатель. Очень плохо. Нужно отправить домой. Он говорит, большой
русский офицер, большой генерал встречаться большой черкесский вождь... дерево у Лаба. Он говорит, пятница, полдень... Ты проверь, Казбек.

Казбек быстро посмотрел послание. Как всег­да, Ежи хорошо справился со своей работой пе­реводчика, правильно передал содержание...

Старейшины принялись оживленно обсуждать услышанное, причем все говорили одновременно. Казбек вздохнул и приготовился к долгому ожи­данию. Он уже привык к этому. У шапсугов, как и у бжедугов и других горских племен, не сущес­твовало иерархии наподобие той, что у кабардин­цев. У них не было ни наследных князей, ни знатных фамилий, никаких степеней подчинен­ности, когда каждый знает свое место и, что самое главное, не было закона, согласно которо­му руководители могут выступать от имени боль­шинства. У шапсугов местные предводители уп- Д равляли лишь своими деревеньками, междоусоб­ные раздоры среди них были обычным делом. Каждая группа выражала лишь собственные ин­тересы, но все решения должны были быть при­няты непременно единогласно. Казбек никак не мог уразуметь, как они живут, однако из уваже­ния к окружающим лишь молча наблюдал за происходящим и не спешил со своими суждени­ями...

Муса-бей проницательно посмотрел на него:

- Ладно. А что ты думаешь, об этом, хаджи Казбек?

- Когда мы несколько дней назад возвраща­лись из похода, пастухи сообщили нам, что круп­ные силы русских собираются вдоль Кубани. Сей­час, когда в руках русских побережье Черного моря, они запросто могут попробовать оттеснить нас к западу от гор.

Даниль согласно кивнул:

- Верно, это уже не слухи. Армия ждет лишь прибытия генерала Вельяминова из ифлиса. Мо­люсь лишь, чтобы его прогнали, как того шайтана Ермолова...

Муса-бей пространно выругался, затем под­робно рассказал Казбеку о расположении других боевых сил горцев. Это произвело на него боль­шое впечатление. Казалось, что на этот раз жи­тели западных земель неплохо согласовали свои оборонительные действия: бжедуги прикрывали северную часть Шапсуги, убых - территорию, находящуюся ближе к побережью Черного моря, у абхазов были объединенные войска. Вожди этих формирований уже провели специальную встречу для обсуждения тактики.

Решимость сопротивляться крепла по всему Кавказу от запада до востока. Ни шайтан Ермо­лов, ни генерал Вельяминов не предвидели тако­го развития событий.., и это радовало Казбека.

Даниль обратился к Казбеку умоляющим голо­сом, еще не зная, что в этом не было нужды, что тот сам уже на все решился:

- Нам нужна твоя мудрость, Казбек.

Намис запрещал Казбеку реагировать на льсти­вые речи, однако он медленно улыбнулся Муса-бею и хаджи Данилю, продолжая в то же время внимать спорящим.

Исход спора мог быть только один. Старейши­ны щапсугов единодушно решили проводить об­щий сбор. Через неделю Казбек вместе с сотней черкесских всадников подъехал к дубу, стоящему на берегу реки Лабы. Муса-бей восседал на кра­сивом черном кабардинском коне и был облачен в полные боевые доспехи: в кольчуге, с двумя кама, саблей и винтовкой. Казбек же выглядел совсем иначе. Он был в белой накидке поверх вооружения, сидел на своем белом арабском ска­куне, на голове - изящный тюрбан из белой овечьей шерсти.

Последний год он долго и мучительно размыш­лял о жизни, о себе, о том, что такое настоящий вождь, лидер. На ум ему приходили слова, про­звучавшие когда-то у костра из уст странствую­щего ашуга, рассказывавшего притчу о шейхе Мансуре. Принадлежали ли они самому шейху? «Я не эмир и не пророк, и никогда не называл себя так, но не мог удержать людей от того, чтобы они признали меня таковым благодаря моему образу мыслей и образу жизни, кажущи­мися им чудодейственными...»

Казбек отчетливо сознавал, что всякий вождь должен быть достоин того, чтобы народ шел за ним. Эта добровольная ссылка, похоже, обернет­ся для него войной на год или более. Находясь здесь, он понял, что чувство отчужденности, на­чавшее зреть в нем еще дома, в Кабарде, едва ли не со времени возвращения из Мекки, оказалось своего рода подготовкой к этому огромному испы­танию.

Однако трудно было смириться с мыслью, что Аллаху потребовалась жизнь его сына Имама, чтобы он мог занять свое место здесь, в Шапсуге. Так тяжело потерять единственного ребенка! Казбек отгонял эти мысли. Важно всегда оста­ваться самим собой, сохранять достоинство, быть решительным, отважным и непримиримым. Бо­лее того, если необходимо, он должен суметь сыграть роль героя так, чтобы более робкие люди, глядя на него, сумели пробудить отвагу в своих душах. Он должен быть придирчивым и к со­бственной внешности: выглядеть всегда опрятно и внушительно в своих белых одеждах. Он должен стать безжалостным, добиваясь покорности и послушания. Эти качество Казбек сознательно старался выработать в себе, чтобы потом люди уважали его за них.

Из тактических соображений русские запазды­вали на эту полуденную встречу, Казбек размыш­лял, поджидая гостей и наслаждаясь в компании товарищей речной прохладой.

- Что новенького насчет того англичанина, ко­торый обещал помочь? - спросил он Муса-бея.

-Не о нем ли ты говорил недавно? Это тот самый, что стоял рядом с князем Натухей? Я помню, как ему давали рекомендательные письма и пред­оставляли проводников, чтобы отвести в горы. Как его имя? Это о нем говорится в записке?

Муса-бей кивнул:

- Дауд-бей, У меня о нем самое общее впечат­ление, но он обещал помощь Великой Британии и клялся прислать нам оружие и боеприпасы. Мы все еще ждем. Люди, знающие его, говорят, что он честный человек. Надеюсь, эта помощь посту­пит...

Хаджи Даниль добавил:

- Сейчас он отправился в Константинополь. Но русские думают, что он до сих пор на Кав­казе. Их беспокоит что этот англичанин на на­шей стороне...

Дипломатическая беседа была внезапно пре­рвана волнением, охватившим всадников. Муж­чины оглянулись. На противоположном берегу Лабы выстраивалась тонкая линия черноморских казаков-кавалеристов. В своих черных шарова­рах, тугих кафтанах и лихо заломленных папахах они выглядели угрожающе даже тогда, когда выстраивались для военного караула.

Седой русский полковник и его помощник, еса­ул, возглавляющий подразделение охраны, двига­лись через реку в центре потока. Казак держал в руках традиционный в таких случаях белый флаг.

- Полагаю, они хотят, чтобы ты встретился с ними на середине реки. Для переговоров, - ска­зал Казбек.

Муса-бей усмехнулся: ему показалось забав­ным это пристрастие гяуров к эффектам. Будто вода была более нейтральной, чем земля, будто один берег Лабы был в большей степени их вла­дением, чем другой! Он крепко сжимал поводья своими крупными пальцами:

- Я не верю им. Но нам нельзя показывать это. Не поедешь ли ты со мной, Казбек? Ты знаешь русский и сможешь лучше потолковать с ними...

- С удовольствием.

Хаджи Даниль здорово волновался.

- Может вам тоже захватить белый флаг?
заметил он.

Но Казбек уже тронулся с места:

- Не надо. У них один на всех...

Когда они поравнялись, русский полковник рас­терянно завертел головой, переводя взгляд с Муса-бея на Казбека и обратно и пытаясь определить, кто из них главный, а кто переводчик. Так и не решив этой задачи, он обратился сразу к обоим, величественно цедя фразы и глядя поверх голов собеседников:

- Я - полковник Барток, адъютант генерала фон Клюгенау. Прибыл сюда с полномочиями от Его Императорского Величества с тем, чтобы переговорить с главой племени шапсугов. Мой переводчик переведет вам.., - он нагнулся к еса­улу, который подобно многим казакам, воюющим как за Россию, так и против, говорил немного
по-татарски с примесью кучи других языков.

Голос Казбека прозвучал над водой отчетливо и звонко, так, что все могли слышать:

- Ваш переводчик не нужен. Я могу говорить на вашем языке.

Барток был изумлен. Этот черкес не только правильно произносил русские слова, но и обра­щался к нему как равный к равному. Где этот дьявол выучился?

- Очень мило, - ответил полковник после не­большой паузы. - А кто из вас главный? Вы или он? - спросил он, указывая на Муса-бея.

- Позвольте представить Вам Его превосходи­тельство Муса-бея, главу племени шапсугов. Я его друг. Читал Ваше письмо. Вы просили об этой встрече. Я буду переводить..

Ирония, звучавшая в речах Казбека, не ус­кользнула от Бартока. Усилием вОЛи он принудил себя к продолжению беседы:

- Вы прибыли точно. Мне это нравится. Пре­красно. Пожалуйста, объясните... э-э... Муса-бею, что мы хотели по возможности избежать кровоп­ролития. - Полковник махнул мягкими замшевы­ми перчатками в сторону прибрежных земель. -Вся эта территория от Кубани до моря отошла Его Величеству Императору Российскому по за­конному договору, поэтому ваше племя и все остальные, кто живет здесь, являются теперь подданными Его Императорского Величества.

А кто отдал вам эти земли? Кто подписывал этот договор? Черноморский вождь или князь? -хладнокровно спросил Казбек.

Полковник Барток ощетинился:

- Нет, конечно. Это сделала Турция. Теперь вы видите, к чему ведут всякие сношения с
врагами России и ваши нападения на наших солдат и гарнизоны? Если вы не подчинитесь, мы унич­тожим ваши деревни и сожжем посевы. У вас нет
никаких возможностей противостоять нашей ар­мии.

Казбек взглянул на Муса-бея, который понял сказанное не столько благодаря знанию русских слов, сколько по уверенному тону полковника.

- Скажи этому русскому, что мы свободный народ, - прогремел Муса-бей. - Никто не смеет отнять наши земли или сделать нас подданными кого бы то ни было, подписав клочок бумаги. Мы народ. Мы свободные люди.

Ропот черкесов перешел в возгласы ликования - они одобряли это заявление.

Полковник Барток также не нуждался в пере­воде, однако он дождался, пока ему переведут, чтобы продемонстрировать свое презрение по от­ношению к этой выспренней «туземной ритори­ке».

Увидев реакцию полковника, Казбек загово­рил снова, словно пытаясь объяснить слова Муса-бея:

- Полковник, Вы видите вон то дерево? - он указал на гигантский дуб.

- Да, - ответил полковник, слегка раздража­ясь, но терпеливо слушая, - и что же?

- На дереве сидит птица. Я дарю ее Вам. Если, конечно, Вы ее поймаете.

Сначала Барток не понял, но когда до него дошел смысл сказанного, лицо его побагровело.

- Кто ты? Как твое имя?! - выкрикнул он.
Журчание воды, легкий ветерок, играющий

листвой дуба и молитвенными ленточками, при­вязанными к его сучковатым искривленным вет­вям, похожим на ладони тысяч страждущих, которые словно бы умоляют: «Не забывайте нас! Мы здесь! Помогите нам!» - все эти шорохи, шепоты, голоса угнетенных соплеменников Каз­бека слились в его ответе полковнику:

- Я Казбек. А ты не русский. Ты австрийский лакей, как и твой хозяин Клюгенау. Вы слуги иностранного господина, наемники, которых про­дают и покупают за деньги. Вам не понять, что такое свобода!

Бартоку надоело это соревнование в искусстве унизить противника. Казбек затронул его обна­женный нерв, его ахиллесову пяту. Наемник всегда считает себя профессиональным военным, но вспо­миная о сущности собственной профессии, порой чувствует скрытую внутреннюю ущербность.

- Слушай меня, Казбек, внимательно слушай, - прорычал полковник. - Вы не народ. Вы не­ большое племя, доставляющее нам неприятности. Лучше подчинитесь и станьте законопослушными подданными, не то ваша кровь потечет таким же широким потоком, как эта река. Россия - огром­ный медведь, а вы всего лишь крохотный комар, который время от времени кусает этого медведя за задницу. Он прихлопнет вас без особых хло­пот. Предупреждаю вас в последний раз. Мы намерены построить гарнизонный городок у реки.
Одно поползновение с вашей стороны - и мы вас отсюда вышвырнем. Ты понял?

Барток с ожесточением хлестнул свою лошадь и унесся назад к своим войскам, сопровождаемый безмолвным адъютантом.

Казбек и Муса-бей вернулись обратно оскор­бительно медленным шагом, презрительно под­черкивая, что им некуда спешить.

- Что означает весь этот разговор о медведях и комарах? - спросил Муса-бей небрежным то­ном, хотя он прекрасно понял, что имел в виду русский.

- Он сказал, что мы комары, терзающие за­дницу русского медведя, который может нас при­хлопнуть в любой момент, - с улыбкой прогово­рил Казбек. -

Весь этот разговор велся для ожидающих их - для черкесов. Через некоторое время эта беседа с русским станет предметом вечерних рассказов у костра и песен, исполняемых ашугами.

Муса-бей усмехнулся, среди черкесов прокати­лось оживление.

- Мне понравилось то, что ты сказал о птице. По-моему, он не сразу понял.

- Возможно, - тихо ответил Казбек.

Выслушав пересказ беседы, черкесы разъеха­лись, чтобы передать его главам своих кланов. Муса-бей, Казбек и хаджи Даниль возвращались отдельно от остальных всадников.

- Нужно ожидать худшего. Надеюсь, наши ан­глийские друзья исполнят свои обещания. Нам понадобится свинец и большое количество поро­ха, - высказался Муса-бей.

- Надо послать людей на побережье узнать, не прибыл ли уже кто-нибудь, - предложил хаджи Даниль.

Казбек не разделял их уверенности:

- Разве англичане не пообещали прислать во­оруженных воинов?

Хаджи Даниль пожал плечами:

- Ничего такого они точно не обещали. Дауд-бей считает, что если черкесы будут вести свобод­ную торговлю с Британией, это докажет нашу независимость от России, и тогда англичане вступят с нами в союз против гяуров.

Казбек и раньше слышал об этой теории.

- Нам нужны войска и пушки, а не купцы, сказал он жестко.

Всю остальную дорогу он молчал.

* * * * *

Галата была портовой частью Константинопо­ля, омываемой Мраморным морем с юга и бухтой Золотой Рог - с севера. Отсюда открывался вид на вход в пролив Босфор. Это, вероятно, одна из красивейших природных гаваней. Все суда, идущие на север, входили в этот волшебный пролив, разделяющий Европу и Азию лишь несколькими метрами воды. Пройдя мимо дворцов султана, огромного купола мечети Айа София и крепост­ных стен, корабли, наконец, входили в Черное море. Гавань процветала, и трудно было сказать, какой товар был там самым ходовым.

Черкесские порты Анапа, Поти, Сухум Кале некогда были столь же процветающими, как и Галата. Но Турция единым росчерком пера «пе­редала высшее управление» Кавказом России, хотя сама не имела на него никаких прав - ни исто­рических, ни моральных, ни юридических...

Вся коммерческая и политическая деятельность была сосредоточена в гаванях, находящихся в границах Османской империи, таких как Галата. Мощные крепостные стены сияли девственной белизной, но при этом ощетинились пушками огромного калибра. А за этими стенами, на узких улочках, которые беспорядочно разбегались от доков к базарам, затем взбирались на гору, где расположились дома торговцев (и среди них дом Дэвида Эркарта), и на окраинах, среди лачуг, где ютился всякий сброд, - всюду кипела оживленная деятельность, которая, впрочем, была лишь за­тейливой ширмой, скрывающей самую важную торговлю - обмен сведениями. Оружие слов...

Здесь восток встречал запад, север - юг. Ту­рецкие агенты пытались разведать численность русской армии, расположенной вдоль границ Тур­ции и Малой Азии; агенты из уже завоеванных земель Крыма искали любую возможность осла­бить русское присутствие в этих районах; купцы из Леванта вовсю торговали коврами, ружьями, патронами, бочонками для провианта, предлагая их всякому, кто мог одолеть грабительские цены. Подобно тому, как волшебный фонарик побужда­ет зрителя еще и еще раз бросать монетку в щель, соблазняя его все новыми и новыми кар­тинами, ногайские татары, калмыки, черкесы, абхазы, убыхи, хазары, дагестанцы, бухарцы, греки, армяне, грузины, русские (общим числом не более двух тысяч) - вовсю навязывали друг другу различные товары здесь, среди закопченных хижин под соломенными крышами, деревянных и глинобитных сараюшек.

А англичане... ох, уж эти англичане, на кото­рых всегда смотрели как на носителей «священ­ной чаши Грааля демократических свобод»... Что они делают в Галате в своих элегантных белых костюмах, нежась на солнышке под легкими полосатыми тентами маленьких турецких кофе­ен? Любители посплетничать посматривали на них, пытаясь угадать, что, например, представляют собой эти двое, сидящие поближе к морю, с га­зетами и брошюрами в руках, упорно избегающие призывных взглядов разряженных и накрашен­ных проституток, проплывающих мимо них в своих свободных темных дамасских накидках, совершен­но не скрывающих от чужих глаз соблазнитель­ные колыхания их пышных прелестей...

Дэвид Эркарт и впрямь размышлял о предме­тах не столь далеких от таких предположений. Он думал о том, что с Кавказа не продают не­вольников в причерноморские районы. Это шло бы вразрез с черкесскими Хабза. За время своей поездки в Черкесию он просто влюбился в этих благородных, отчаянно смелых противников Рос­сии, сражающихся со старыми саблями и ржавы­ми ружьями против императорской артиллерии. Как человек, основательно изучавший историю, он знал, что женщины становятся основными «экономическими» жертвами любых военных игр в мире: чтобы выжить, им приходится продавать себя, причем всегда находятся ловкие людишки, готовые нажиться на этом. В нынешний век, когда жизнь стоит так дешево, когда русские войска и казачьи отряды стирают с лица земли целые де­ревни, было бы удивительно не обнаружить мо­лодых миловидных черкешенок, одиноких, нико­му не нужных, слоняющихся по гаваням Османской империи, ищущих покровительства какого-нибудь «великодушного» турецкого паши...

Он внимательно вглядывался в молодого чело­века, сидящего напротив. Мистер Джеймс Станислаус Белл был его недавно обретенным союз­ником. Дэвид Эркарт ездил в Англию, чтобы доложить лорду Палмерстону о результатах своих исследований. Поездка в Черкесию позволила ему получить из первых рук уникальные данные. В Лондоне он строил планы, писал трактаты, вы­ступал с речами - словом, был деятелен безмерно. Его хорошо приняли и, видимо, в порядке поощ­рения уполномочили вернуться в Константино­поль в новом качестве: теперь он стал официаль­ным секретарем посла Британии лорда Понсоби и ему не терпелось добиться конкретных результа­тов.

- Что вы думаете обо всем этом - спросил Эркарт. Ему не терпелось узнать мнение Белла, который внимательно просматривал небольшой томик в красном переплете - первый из целой серии, которую Эркарт начал издавать в Лондо­не. Книга называлась «Портфолио».

- Неплохо! Черкесы будут в восторге.

- Своего рода декларация независимости, от­печатанная и изданная в Лондоне. Конечно, они будут в восторге. Видите ли, Белл, я считаю, что только будя общественное сознание, мы можем заставить правительство отбросить нерешительность и всерьез защитить свободу кавказских народов. Мы должны найти способ преодолеть собственни­ческие настроения у нас на родине. Надеюсь, что публикация моего «Портфолио» заставит людей понять, что здесь происходит. То, что русские - наши враги, а не друзья.

Однако, Эркарт не поделился с Джеймсом Беллом тем, что заставляло его сердце биться силь­нее - своей секретной информацией. Из частых ночных бесед со своим шефом лордом Понсоби Эркарт вынес догадку о том, что посол держит в своих руках ключ к великой победе.

У лорда Понсоби было письмо, подписанное самим министром иностранных дел лордом Палмерстоном, дающее ему полномочия приказать британскому флоту пройти через Дарданеллы и Мраморное море и бросить вызов владычеству русского царя над Черным морем. Лорду Понсоби даже не надо было дожидаться особых полномо­чий от адмиралтейства - он мог немедленно от­дать такой приказ. При медлительности почты эта новость дойдет до Лондона не раньше, чем через две недели. А к тому времени жребий будет уже брошен.

В секретном письме к своему секретарю лорд Понсоби подтвердил догадки Эркарта: «Конечно, последствием этого шага будет война с Россией. Но эта война так или иначе неизбежна: даже если бы ее не начали Франция и Англия, ее спровоцировали бы амбиции русских...» Итак, Эркарт должен был лишь обеспечить оправдание сего долгожданного им события - открытого про­тивостояния с Россией.

- Все это прекрасно, Эркарт, - между тем оживленно восклицал Белл, - мои же соображе­ния чисто практические. Судно. Нам нужно на­нять судно. Давайте займемся этим.

Эркарт подумал, что Белл идеально подходит для подобного дела. Это был славный малый, просвещенный негоциант и путешественник. Стал­киваясь с несправедливостью, он делал все от него зависящее, чтобы она не восторжествовала. Его старший брат также был бизнесменом. Братья Белл оба считали, что торговля - лучший способ распространять идеи демократии, свободная тор­говля - залог политической свободы. С такими мыслями Джордж и Джеймс Белл основали тор­говый дом в Константинополе и несколько пос­ледних лет бойко торговали с абхазами и черке­сами в черноморских портах. Однако с некото­рых пор российская блокада стала сказываться на их деятельности.

Джеймс Белл происходил из того слоя английского общества, который считает себя «обладате­лем Грааля» и уверен, что его представителям самим Богом дана способность создавать хорошее правительство, прочную власть, придерживающу­юся принципов честной игры. Люди этого класса почитают своей обязанностью сообщать свои идеи любому, кто способен их воспринять. Возможно, на склад ума Джеймса Белла повлияло польское происхождение его матери. Поляки десятилетия­ми боролись за свою независимость от России. Пять лет назад родину матери Белла потрясло крупное восстание.

Благодаря широким связям, являвшимся при­вилегией его класса, Белл был представлен лорду Палмерстону, министру иностранных дел англий­ского короля, который также был лично заинте­ресован в развитии событий в Польше. Палмер­стону понравился молодой торговец и искатель приключений. Он с готовностью согласился снаб­дить Джеймса Станистауса Белла рекомендатель­ными письмами к своему послу в Блистательной Порте, а, кроме того, к лидеру туркофильского общества в Константинополе Дэвиду Эркарту.

Джеймс Белл поднял глаза от бумаг:

- Хорошо, Дэвид. Знаете ли, Вам не следует меня сдерживать.

- Вы вполне уверены, что хотите продолжить это? - спокойно спросил Эркарт: он был уверен, что собеседник уже находится под властью его очарования. - У меня есть личные полномочия от короля на это предприятие, Вы ведь знаете...

- Конечно, знаю. И мой брат меня полностью поддерживает. Я бы даже сказал, что для нас это еще более важно, чем для Уильяма IV. Брату удалось собрать еще несколько сотен фунтов, и он уже снарядил шхуну под названием «Виксен». Я выйду вперед на судне поменьше из Констан­тинополя и подготовлю в порту Сухум Кале все для прибытия «Виксена». Я могу взять с собой небольшую часть нашего «товара» и начать за­ключать сделки.

- Хорошо, только держите это при себе, не то наши турецкие друзья наверняка заломят цену за доставку товара по назначению, - Эркарт достал часы. - Мне пора идти. Если меня заметят на этом рандеву с Вами, это вряд ли пойдет на пользу делу...

- Пока, старина. Я дам Вам знать, когда все будет готово.

Эркарт удалился, а Джеймс Белл, несмотря на то, что был преисполнен надежд и отваги, вдруг почувствовал некоторую нервозность. Он ожидал встречи с двумя черкесами-посредниками, кото­рых рекомендовал ему Эркарт. Странно, но он ощущал себя шпионом, хотя вовсе им не был. Он был просто торговцем.

По сути дела русское военное присутствие на Черном море было достаточно непостоянным: турецкие корабли из Самсуна, Галаты, Синопа и других портов регулярно прорывали блокаду. Торговая компания Беллов уже предпринимала несколько непродолжительных экспедиций. Кубан­ские черкесы единственные из всех кавказских народов были настолько хорошо обеспечены това­рами благодаря этой контрабандной торговле, что вполне могли бы бойкотировать русскую коммер­цию на своих границах.

Беллу, исполненному айроновского духа, тя­жело было видеть свободолюбивые и благородные племена Кавказа принужденными к жизни в за­бвении. У него был острый ум коммерсанта, и он подозревал, что у лорда Палмерстона были доста­точно веские причины желать, чтобы порты вос­точного побережья Черного моря оставались от­крытыми. Дэвид Эркарт явно разделял его уве­ренность в том, что турецкий и кавказский рын­ки обладают огромным потенциалом, стоит их только освободить от гнетущего российского вли­яния. Черкесские порты были важным звеном в цепи торгового обмена между европейскими стра­нами и Ближним Востоком. Не дело - терпеть российское владычество на этих морских путях. И, если уж быть до конца откровенным, нельзя допустить, чтобы Россия стала столь могущес­твенной, чтобы ее интересы могли распростра­ниться на великую сферу влияния самой Брита­нии - Индию.

Белл поднялся и медленно пошел к пристани, где уже заметил в толпе высокого мужчину, оде­того в богатые шелка, с тюрбаном хаджи на голове. Глаза их встретились: они узнали друг друга, однако оба были сдержанны. Хаджи кив­нул с одобрением, отметив европейский наряд Белла: ему нравилась высокомерная уверенность англичан в своем праве путешествовать, где им вздумается. Конечно, ведь покровительство их короля простиралось далеко.

Хаджи - знакомый Белла, сделал знак другому человеку, который стоял, прислонившись к стене винного склада. Этот человек, одетый как подо­бает истинному горцу, был хаджи Султан Оглы.

Трое мужчин сошлись на пристани у неболь­шого судна, турецкого каика с высокой кормой. Как раз такая посудина и была нужна Беллу. Каждый, имеющий глаза, мог догадаться для чего этим троим: черкесу в одежде имама, черкесу-воину и молодому энергичному англичанину - нужно такое судно. Но если бы об этом спросили мистера Белла, то он отделался бы какой-нибудь общей фразой о своей страсти к путешествиям.

Капитан каика, смуглый парень, словно со­шедший со страниц сказки о Синбаде-мореходе, провел гостей в трюм, загроможденный ящиками с сушеными припасами и другой провизией.

- Садитесь, мы говорить, - сказал капитан на неуклюжем турецком. - Мой человек принести чай.

Аккуратный Белл, прежде чем сесть, вытер свое место тонким носовым платком. Какой-то морячок хлипкого вида подал неизбежный в та­ких случаях сладкий мятный чай.

- Итак, друг мой, - проговорил Белл, отбра­сывая назад свои мягкие каштановые волосы, мы почти договорились об условиях фрахта Ва­шего судна до побережья Черкесии. Нам остается лишь, как я полагаю, прийти к соглашению на­счет стоимости груза и того, какого рода будет этот груз. Не так ли?

Капитан, заинтересованно покосившись, зака­тил глаза:

- Вы соглашаться моя цена. Вы платить пять тысяч пиастры. Мы плыть хорошо, быстро. Тут я иметь 500 фунтов соль. Пять пиастры – один фунт. Есть миткаль, качество высокий, рубашки. Есть алуджа, тоже хороший, отличный хлопок для черкесский женщина. Что Вы еще привозить, мистер?

Белл заговорил по-английски, обращаясь к хад­жи Ахмету, чей опрятный шелковый кафтан и безупречно белый головной убор предполагали большую коммерческую надежность, чем невзрач­ная одежонка капитана, усеянная винными пят­нами:

- Скажи ему, что мы заберем все, что у него есть, если ты подтвердишь, что этот товар годит­ся для торговли, вот так-то. Но хватит ли нам места для того, что я привез вчера, как ты ду­маешь, хаджи Ахмет?

Ахмет медленно перебирал четки левой рукой. У него тоже были свои излюбленные средства общения. Хотя он понял все, что сказал Белл, все же предпочел отвечать по-черкесски, пользу­ясь переводом своего соотечественника:

- Скажи нашему другу, четыре пиастра - впол­не достаточно за фунт соли. Остальное я обсужу с капитаном от его имени. Но все, что касается пороха и свинца, должно остаться тайной, извес­тной лишь нам троим, чтобы не пронюхали рус­ские шпионы. Этот груз нужно поместить на судно ночью, перед самым отплытием. Я не доверяю этому прохвосту капитану. Чем меньше он будет знать, тем лучше.

Султан Оглы кивнул в знак согласия и на хорошем английском поведал об этих планах Джеймсу Беллу. Капитан навострил уши, пытаясь выудить из их разговора побольше ценного, одна­ко запутавшись в шипящих и свистящих, с при­дыхательной интонацией звуках чужого языка, лишь недовольно нахмурился.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1837 год

«От Шамиля, Ташоффа Хаджи, Кибиита Махомы, Абдурахмана из Караки, Магомета Омара Оглы и других почтенных и просвещенных людей Дагестана. Передавая заложников Магомету Мирзе Хану, мы заключили мир с Российским импера­тором, и никто из нас не нарушит его при усло­вии, что ни одна из сторон не нанесет другой ни малейшего ущерба. Если же какая-нибудь из сто­рон нарушит свои обещания, эти действия будут расценены как предательские, а предателей ждет проклятие Бога и людей...»

Дата добавления: 2015-06-04