Тройнойзаговор 8 страница

Однако Лонгворт не сдавался:

- Нет ничего невозможного. Война против ре­гулярной армий может, наконец, заставить их сформировать какое-то подобие командования, объединить все племена ради спасения родины. В конце концов, это происходит сейчас в Дагестане у Шамиля. А почему бы здесь не случиться тому же?

Белл уже собрался возразить, пуститься в дис­куссию об особенностях Хабза племен, населяю­щих восточную и западную части Кавказа, но тут к нему подошел Талустан и начал что-то быстро говорить по-черкесски.

- Что там такое? - поинтересовался Лонгворт.

- Пойдемте назад, по дороге расскажу, - отве­тил Белл, и мужчины стали поспешно спускать­ся с холма.

- Ногай Исмаил восстанавливает старейшин против нас и выдвигает серьезные обвинения против Дэвида Эркарта, - сказал Белл, когда они уже преодолели значительную часть пути.

- Ого! - встрепенулся Лонгворт. - А именно?

- Суть в том, что он утверждает, будто Эркар­та отозвали в Англию вследствие того, что были раскрыты его тайные связи с русскими. Ну и мы с Вами, конечно, предстаем как агенты гяуров...

- Но я думал.., - в отчаянии Лонгворт дернул Талустана за рукав и попытался заговорить по - черкесски. - Исмаил... не читать письмо от Сафар-бей? Письмо... Стамбул?

Ни за что на свете он не мог бы объяснить по-черкесски, что такое «рекомендация» или «ре­комендательное письмо». К счастью, Талустан был догадлив.

- Письмо Сафар-бея у него, но его еще не читали. Прочитают позже, при всех, - Талустан говорил медленно, чтобы Лонгворт смог его по­нять.

Белл остановился, переводя дыхание. Ему явно пришла в голову какая-то мысль:

- Талустан, беги вперед и скажи Мансур-бею, что мы идем... что мы будем защищать себя перед собранием. Иди и скажи так... быстро!

Затем он повернулся к Лонгворту:

- Будет лучше, если мы придем сами, предуп­редив Мансур-бея о наших намерениях.

Лонгворт обхватил руками голову:

- Ничего не понимаю...

- Послушайте, - быстро и деловито заговорил Белл. - Этот человек сеет семена подозритель­ности в отношении нас. С подобными трудностя­ми мне уже приходилось сталкиваться, но никог­да такого не происходило прямо на большом меджлисе, как сегодня. Я не хочу, чтобы вся моя работа, все завоеванное мною за год, рухнуло в одночасье! Да и кроме того, это слишком опас­но.

Он смахнул пот со лба, в полной мере ощу­щая зыбкость сложившейся ситуации, и продол­жил быстрые размышления:

- Ведь отзыв Дэвида Эркарта в Лондон и в самом деле не предвещает ничего хорошего, Лонгворт. Его могут отстранить от службы в министерстве иностранных дел, хотя я всегда думал, что лорд Понсоби целиком на нашей стороне в черкесском вопросе...

У них было слишком мало времени. Меджлис ждал их. Лонгворт также лихорадочно пытался найти какой-нибудь выход:

- Да, верно, они не смогли простить ему то, что он начал действовать по собственному усмот­рению. Я знаю, что случай с «Виксен» вызвал бурю в Англии. Нынешнее пребывание Дэвида в Лондоне, возможно, приведет к тому, что вопрос о «Виксен» будет серьезно обсужден в парламен­те...

- Прекрасно... Хотя бы ради этого стоит пос­тараться...

Мужчины быстро шли вперед. Лонгворт снова взял Белла за руку:

- Вы здесь немало наобещали, Белл. Конечно, никто не сможет заставить Вас в точности все исполнить...

- Сколько времени Вы собираетесь оставаться здесь? - вместо ответа спросил Белл. - Мне хо­телось бы знать… ну, для себя. Надеюсь, Вы понимаете меня...

Лонгворт посмотрел на оживленное, пылаю­щее лицо своего соотечественника. Его влажные от пота рыжеватые волосы были гладко зачесаны назад. Если уж этот юноша так стойко держится и не сдается, то он Джон Лонгворт, просто из принципа готов полностью посвятить себя благо­родному делу.

- Я намерен поступить именно так, как ска­зал. Останусь здесь до тех пор, пока мы не
увидим положительного результата. Дэвид уверил меня, что он сможет добиться солидной поддер­жки в парламенте. Мы сможем многое здесь сделать, особенно если Палмерстон проявит на­стойчивость и уговорит Турцию начать войну. В этом случае мы окажемся на передовой линии боевых действий объединенных сил против Рос­сии, - глаза Лонгворта блестели, говорил он быстро, запальчиво, но тем не менее, разборчиво.

- Тогда наши связи и наш опыт могут оказаться здесь просто бесценными. Кто знает, может быть, это дело позволит Вам получить личные торговые льготы, а мне - материал для кучи рассказов... Белл горячо поддержал его:

- Отсюда много чего можно вывозить. А сколько английских товаров можно сюда импортировать...

Тут они увидели, что в их сторону галопом скачет Ислам Гери, причем его вид являл такое сочетание стремительности и спокойного достоин­ства одновременно, что Джон Лонгворт завистли­во ухмыльнулся, понимая, что ему никогда не достичь таких вершин наезднического искусства.

- Не волнуйтесь, братья, - сказал он, подъехав к ним и кладя руку Беллу на плечо. – Ногай Исмаил разносил трижды перевранные сплетни, да еще прибавлял кое-что для красоты от себя. Послание от Сафар-бея полностью доказывает это. Он очень хорошо отзывается о вас обоих и рекомендует меджлису прислушаться к вам. Мансур-бей послал меня, чтобы успокоить вас – все в порядке. Вы можете возвращаться в дом для гостей...

Белл облегченно перевел дух.

- Ну и прекрасно, прекрасно, Ислам Гери. Мы возвращаемся...

Ислам Гери взмахнул рукой на прощанье и галопом поскакал прочь. При этом он поразительно напоминал королевского конюшего вре­мен средневековья, которым он, в сущности, и являлся...

* * * * *

Белл и Лонгворт плохо спали в эту ночь. Они почувствовали облегчение, когда горцы, наконец, приняли их, и потому с особым удовольствием участвовали в пире, который был устроен вече­ром. Лонгворт и Ислам Гери завязали оживлен­ное, хотя и не слишком профессиональное обсуж дение различных способов ведения войны: Лон­гворт когда-то преподавал историю, и ему уда­лось увлечь Ислама Гери рассказами о наполео­новских сражениях, планы которых великий пол­ководец разрабатывал при свете походных кост­ров. Смесь из жестов, мимики, черкесских и татарских слов, подсказанных Георгиу, привела Ислама Гери в восторг. Затем они перешли к обсуждению способов артиллерийской стрельбы, с чем Георгиу был знаком не понаслышке. Он же, в свою очередь, сообщил присутствующим массу полезных сведений об особенностях сражений в горах. Беседа закончилась далеко за полночь.

На следующий день Лонгворт проснулся рано - его разбудил муэдзин, сзывающий мусульман на молитву. Утро в горах представляло собой еще одну незабываемую идиллию. От воды поднимал­ся легкий туман, женщины вели на пастбища только что подоенных коров, стайка детей весело носилась буквально под ногами черкесских лоша­дей, стоящих в импровизированных загонах. Джон заметил, что несмотря на озорство, малыши, тем не менее, были готовы в любую минуту выпол­нить распоряжения взрослых.

Лонгворт искупался и весьма приятно провел этот утренний час, развалившись на подушках под ранними солнечными лучами и записывая увиденное. Он даже пожалел, что у него нет с собой дагерротипа, но затем вспомнил, что его все равно нельзя использовать в этих условиях.

После завтрака к нему присоединился Белл, и оба англичанина пораньше заняли свои места: сегодняшние решения меджлиса должны были стать определяющими и для их будущего.

Когда все расселись, Мансур-бей открыл сум­ку с документами, лежащую у него на коленях. Документы были написаны по-турецки, но этот дипломат мирового класса, каковым со вчерашне­го дня считал его Лонгворт, прочел их, одновре­менно переводя на черкесский. Лонгворт почувствовал, как у него учащается пульс, когда Белл и Георгиу шепотом переводили ему.

- Сафар-бей пишет из Константинополя, что с ним в Адрианополе встретился господин Керр, британский консул, который обратился к нему от имени своего посла. В связи с этим, Сафар-бей сообщает нам следующее...

Все собравшиеся затаили дыхание.

- Первое: мы должны отослать белый флаг русскому генералу, требуя немедленного прекра­щения войны и предложить условия будущего мирного договора. Второе: нам следует воздер­жаться от вторжений на русскую территорию и впредь соблюдать границу, проходящую по Куба­ни, в то время как русские, со своей стороны, должны отойти за реку и разрушить укрепления, которые они построили в Черкесии. Третье: бри­танский посол уполномочен дать от имени своей страны гарантии соблюдения этих условий.

По рядам собравшихся прокатился гул облег­чения и удовлетворения. Мансур-бей быстро под­нял руку, призывая всех к тишине.

- Это еще не все, что сообщает Сафар-бей... Данное предложение следует повторить три раза. Если оно все же будет отвергнуто русской сторо­ной, сообщение об этом должно быть передано британскому послу в Константинополе...

Мансур-бей снова посмотрел на Белла и Лонгворта своим холодным взглядом, затем оглядел остальных участников собрания, которые приня­лись оживленно обсуждать услышанное.

- Я вижу в этом руку лорда Понсоби, - про­бормотал Лонгворт, - Вы согласны со мной?

Белл был озадачен. В письме было сказано гораздо больше, чем он мог надеяться, и все-таки, сказанного было недостаточно...

- Он не сможет действовать в соответствии с этими предложениями без ведома и согласия Лондона. Надеюсь, мы увидим оригинал этого послания.

- Неужели Вы думаете, это подделка? Боже мой! Это могло бы быть началом дипломатичес­ких отношений между Черкесией и Англией! Разве это не означает, что Англия теперь связана кон­кретными политическими обязательствами?

Пожалуй, это действительно выглядело слиш­ком хорошо, чтобы быть правдой. Белл и Лон­гворт сидели рядом, размышляя о тех событиях огромной важности, которые могут произойти, если черкесы последуют советам, изложенным в пись­ме...

В толпе участников меджлиса тем временем поднялся невероятный шум, и Белл с Лонгвортом невольно поднялись на ноги вместе с остальными. Из-за спин собравшихся послышалось пение, и вдали показалась толпа слуг и гостей, бегущая перед высоким белобородым всадником, которого сопровождали светловолосый европеец и малень­кий русый мальчик. Пение стало более отчетли­вым, и хаджи Даниль, услышав знакомое имя, пошел через поляну навстречу к всадникам, что­бы поприветствовать их.

- Казбек! - на мгновение хаджи Даниль сжал своего старого друга в крепких объятиях, затем повел его через толпу к Мансур-бею.

Достоинство Казбека ничуть не страдало от того, что за ним следовал, стараясь казаться как можно выше, маленький мальчик в новенькой черкеске, да к тому же следом вышагивал какой-то европеец (в котором Джеймс Белл сразу же распознал поляка). Это трио олицетворяло собой то главное, ради чего и собирался меджлис: муд­рость старости, надежды молодости и необходи­мость честного союза с друзьями на западе...

Казбека быстро представили главным старей­шинам, присутствующим на собрании, а в конце познакомили с Джеймсом Беллом и Джоном Лонгвортом.

- Этих двух друзей нам прислал Дауд-бей...
Лонгворт и Белл съежились, приготовившись выдержать пронзительный, всепроникающий взгляд пришельца: общение с Казбеком, безусловно, представляло из себя не меньшее испытание, чем встреча с Мансур-беем. А может быть, и боль­шее, ибо этот гигант, исполненный поразитель­ной жизненной энергии, вел себя поразительно спокойно, молчаливо, отчего им уже через не­сколько секунд стало не по себе. Потом Казбек смягчился: поздоровался за руку, двинулся даль­ше. Оба англичанина издали хорошо различимый вздох облегчения.

Талустан оскалился в горделивой улыбке:

- Этот человек - Казбек из Кабарды. Славный командир, отчаянный боец. Очень уважаемый. Всеми.

- Кабарда? - переспросил Лонгворт.

У Белла появилась приятная возможность пе­редать кому-то свои с трудом добытые знания:

- Это еще одно племя черкесов, имеющее неписаный мирный договор с Россией, так что я склоняюсь к мысли...

- Точно! Я помню! Кабардинцы... Фон Клапрот много писал о них. Предполагается, что они наиболее политически зрелые из кавказских пле­мен, имеют феодальную форму правления и жесткую иерархию... Конечно же, я встречал кабардинцев в Стамбуле! Об этом следует как следует поразмыслить... Он производит сильное впечатление...

- Сам-то я редко встречался с ними, но много слышал об этом человеке, - сказал Белл. - Озна­чает ли его приезд то, что готовится новый союз между западными племенами и центральным Кавказом?

Этот быстрый разговор происходил как раз в то время, когда Мансур-бей представлял Казбека почтенному собранию и кратко пересказывал ему новости, изложенные в письме Сафар-бея.

Затем он попросил высказаться всех желаю­щих, и меджлис вновь погрузился в пучину раздоров. Какой-то молодой абхазах вскочил и при­нялся резко обличать все эти разговоры о дипло­матии и поиске союзников среди гяуров.

- Что он говорит? - спросил Лонгворт. Ему быстро перевели, и он начал делать заметки.

Несколько старейшин и предводителей кланов одновременно поднялись изаговорили, перебивая друг друга. Белл старался уследить за логикой спора. Прошло несколько часов. Даже Лонгворт, плохо понимавший, о чем идет речь, одурел от потока слов, и у него было такое ощущение, что его долго колют в одно и то же место - хорошая метафора для пустопорожнего занятия.

Наконец, меджлис вынес единственное всеми одобренное решение: пора заканчивать. Был уже полдень, стояла сильная жара, но для англичан день только начинался. Казбек пересек лужайку и передал им через своего слугу Ежи, что хочет поговорить с ними отдельно. Стараясь не привле­кать особого внимания (ибо слухи и сплетни быстро рождались в этой накаленной атмосфере) трое мужчин и их помощники удалились в госте­вой домик Белла.

Нахо сидел на красной подушке рядом с де­душкой. Он еще ни разу не закапризничал, за это утро, несмотря на то, что его подняли за четыре часа до рассвета - дедушка решил пораньше от­правиться в путь, чтобы успеть на меджлис в этот заключительный день. Он вовсю рассматри­вал странных светлокожих людей, сидящих на­против. Нахо решил, что это совсем необычные люди, однако у высокого с каштановыми волоса­ми, одетого в черкеску было доброе лицо, и он все время что-то писал на маленькой подушечке, а второй, что был потемнее и говорил по-черкес­ски, смотрел на Нахо такими хитрыми проказли­выми глазами... -Мальчик был поражен.

Казбек рассказал им немного об истории ка­бардинцев - о том, как во времена Ермолова его народ мирно уживался с русскими, избегая кро­вопролитий, о том, что они не грабили русских (или, по крайней мере, грабили не очень часто) и не давали казакам повода устраивать набеги.

- Но ведь известно… русские оккупировать земли Кабарта, - заметил Белл, - и вы - жители эта земля... надо освобождать ее...

Казбек улыбнулся, услышав эту ломаную фра­зу из уст иностранца, однако ответ его был со­вершенно искренен, и он говорил медленно, что­бы Джеймс мог лучше его понять.

- Ты ошибаешься, мой друг. Русские не захва­тывали земли Кабарды. У них нет для этого ни желания, ни повода...

Вмешался Лонгворт:

- Спроси-ка у него насчет русских крепостей вдоль всего Терека - ведь это точно кабардинская земля!

Белл перевел вопрос. Казбек посерьезнел.

-Русские построили крепости вдоль границ нашей территории, и они имеют право ездить по ней. Все это согласовано с нашими князьями, одобрено ими, и князья сполна получают за это звонкой монетой. И мы не платим дань, как некоторые другие племена.

Услышав объяснение, Лонгворт удовлетворен­но кивнул и обратился к Беллу на их родном языке:

- Насколько я понял, кабардинцы уже ис­пользуют дипломатию как инструмент внешних отношений. Для меня это любопытное открытие. Было бы интересно узнать их получше, может быть съездить к ним. Посмотрим...

Лонгворт поймал на себе блестящий взгляд Нахо. Чем-то мальчик, напоминал старичка, хотя у него были светлые волосы и глазенки светились любопытством, точно так же, как у любого лон­донского мальчугана. И все-таки, в его чертах и поведении было что-то особенное.

- Спроси хаджи Казбека, зачем он взял маль­чика в такое далекое путешествие - не слишком ли он юн для таких испытаний? - попросил он Белла.

Казбек ответил, объяснив что Нахо - его внук, сын его сына Имама, убитого казаками, и теперь он несет при мальчике обязанности аталика. Он заметил, что трагические подробности его жизни тронули англичанина. Однако Лонгворт тут же недоуменно поинтересовался кто такой аталик.

- Англичанину это трудно понять. Может быть, он когда-нибудь и сможет разобраться в наших традициях, - тихо сказал Казбек Ежи.

Некоторое время Казбек, Лонгворт и Белл по­пивали чаи в вежливом молчании. Казалось, что сейчас не время обсуждать вопросы культуры, хотя и англичане, и кабардинец чувствовали все возрастающий взаимный интерес. Это обнадежи­вало...

Казбек удивился, когда Нахо дернул его за рукав и попросил разрешения подойти к англи­чанам. Он кивнул, и Нахо с очень важным видом направился к Лонгворту. Осторожно, будто спра­шивая позволения, он нагнулся над его плечом и заглянул в блокнот.

Лонгворт воспользовался случаем завязать дружбу и нарисовал блокноте картинку для мальчика. Он изобразил корабль. Однако Нахо никогда не видел кораблей и с удивлением дер­жал картинку в руках, ничего не понимая.

- Вы глупец, Джон. Нарисуйте мальчику то, что ему знакомо и сделайте подпись на английс­ком, - рассмеялся Белл.

И вот Джон Лонгворт, лондонский коррес­пондент «Таймс», составил для Нахо персональ­ный алфавит в традиционной, выверенной време­нем форме: A (ant) - муравей, В (Бее) - пчела... Нахо отнесся к этому очень серьезно: каждый листочек сложил вчетверо и спрятал в газыри.

Однако эта идиллия длилась недолго. Внезап­но вошел Талустан:

- Они уже здесь. Посланцы уже вернулись! - объявил он.

Казбек быстро поднял голову:

- Ты хочешь сказать, что меджлис напрямую отправил условия русским?

- Да, да, - Талустан торопил их вернуться на меджлис как можно скорее, потому что не хотел пропустить ни одного слова. - Они вернулись с ответом, и Мансур-бей хочет, чтобы все присут­ствовали, когда он будет читать его.

Белл многозначительно посмотрел на Лонгворта:

- Это должно быть интересно. Послы верну­лись довольно быстро...

Лонгворт тоже был возбужден: он не сомне­вался, что русские с порога отвергнут все претен­зии горцев, а это, безусловно, подстегнет их к сближению с Британией.

Мансур-бей ждал, пока соберутся все. У него был очень измученный вид. Было ясно, что его терзает сильная боль, которая особенно усилива­ется в минуты гнева. В руках он держал лист бумаги с печатью и подписью русского генерала Давыдова. Руки у Мансур-бея слегка дрожали, поэтому он, не желая, чтобы присутствующие видели это, сильно потряс бумагой в воздухе, будто в негодовании, а затем с гримасой отвра­щения уронил письмо на колени:

- Братья, это ответ русских. Написан на ту­рецком, весьма вызывающе. Поэтому я лишь
перескажу содержание, стараясь не оскорблять ваш слух... - он внимательно всматривался в
бумагу, подняв брови, будто разглядывал на по­дошве сапога раздавленное насекомое. - Датиро­вано 29 мая 1837 года. Генерал пишет: «Вы, черкесы, не имеете прав на территории от Кас­пийского моря до Анапы. Вы вторглись в рос­сийские владения и занимаетесь грабежами... Если вы желаете мира, то должны начать с возвраще­ния награбленного. Верните нам всех дезертиров и пленных. Кроме того, вы должны согласиться на то, что Россия будет назначать вашего князя - правителя»

Страшный шум поднялся в толпе. Мансур-бей вздрогнул. Лицо его посерело и покрылось испа­риной. Он поднял руку, призывая к тишине. Люди тотчас же подчинились этому жесту.

- Впрочем, - продолжал Мансур-бей, преодолевая страдания, причиняемые раной, - это еще не все... «Англичане, которые находятся у вас, - мошенники. Прекратите всякую переписку с Англией и другими европейскими странами. Стань­те верными подданными императора. Только так вы можете добиться мира»

Это была публичная пощечина. Со всех сторон снова послышались возмущенные голоса.

- Дайте мне договорить, - на этот раз голос Мансур-бея упал до хриплого шепота. Воцарилась полная тишина, и все подались вперед, чтобы услышать последние слова:

- «Если вы хотите мира, то должны усвоить твердо, что на свете есть лишь две силы: Бог на небе и Царь на земле.»

Мансур-бей поднял глаза. Его взгляд был ледяным и бесстрастным.

- Таков ответ. Остальное - лишь повторение сказанного, да брань.

Он посмотрел на Джеймса Белла и Джона Лонгворта. Увидев, что Лонгворт быстро пишет в своем блокноте, Мансур-бей одобрительно, кив­нул:

- Двое наших друзей, находящихся здесь, станут свидетелями наших действий, - он передал письмо русского генерала Беллу, чтобы тот смог прочесть весь текст.

На какое-то время воцарилась тишина. Затем, тяжело опираясь на руки слуг, Мансур-бей под­нялся:

- Английское правительство передало нам че­рез Сафар-бея, что мы должны послать русским мирные предложения три раза. Поэтому мы пош­лем еще одно письмо этому нелюбезному русско­му генералу, чье перо столь же грязно, как и его меч. Что вы на это скажете, братья мои?

Лонгворт и Белл были удивлены тем, что это предложение явно не вызывало особого одобре­ния собравшихся. Ими, казалось, овладела мрач­ная покорность судьбе. Старейшина Шамиз-бей, который так жарко говорил за день до этого, снова встал, чтобы выразить мнение большинст­ва:

- Мы должны поступить так, как вы предла­гаете, Мансур-бей. Сделаем так, как нам было сказано. Но мы не должны показывать себя сла­быми перед этим генералом-гяуром. Нам следует проявить решительность. Давайте объясним ему, что мы продолжаем выдвигать мирные предложе­ния не из страха перед ним, а по просьбе нашего союзника, английского короля.

Другой воин, помоложе, бывший, однако, в свои тридцать лет уже ветераном, вскочил, раз­махивая сжатым в руке кнутовищем:

- Мы теряем драгоценное время! - воскликнул он. Голос у него был грубый, что необычно для бжедуга - его соплеменники славились умением говорить красиво. - Именно сейчас русские про­должают захватывать наши земли и селить каза­ков в наших аулах. Я только что узнал, что мы потеряли селение Абун. Русские войска марширу­ют по нашей возлюбленной родине, словно их генерал -.какой-нибудь султан! И никто не стоит у них на пути...

Этот молодой вождь по имени Асланджери был, по словам Тулустана, одним из самых смелых воинов-бжедугов. Он вместе с другим таким же смельчаком смог заманить в засаду и уничтожить целый отряд казаков. Это был отчаянный чело­век. Он не имел семьи, и был одним из тех горцев, для которых борьба с захватчиками стала един­ственным смыслом существования. Несмотря на его суровость и бескомпромиссность, многие мо­лодые бжедуги следовали за его знаменем, ибо казалось, что он был отлит из чугуна и имел девять жизней. Черкесам был нужен такой вождь, а самому Асланджери была нужна лишь война. Он призывал снова и снова: - Братья, мы только теряем время! Наши юные воины рвутся в бой, дайте им только свое благос­ловение!

Шум нарастал. Участники меджлиса явно раз делились на два лагеря: одни выступали за про­должение дипломатических переговоров, предложенных через посредство Сафар-бея, другие были готовы немедленно бросить боевой клич, призы­вая взяться за оружие всех своих соплеменников, от мала до велика.

Старик с мудрым лицом, в белых одеждах поднялся и некоторое время стоял молча, пока сам его вид не заставил собравшихся прекратить шум. Это был Хаджи Али, представитель абазахов. Он говорил просто, тщательно выговаривая слова, чтобы каждый мог ясно расслышать его:

- Нам следует проявить мудрость. Настали тя­желые времена. Мы должны действовать по
справедливости и поступать так, как решили вначале. Если мы хотим получить помощь от английского правительства, нам надо последовать решению Мансур-бея.

Старик взглянул на Казбека:

- Надеюсь, наш кабардинский друг выскажет свое мнение... Он здесь один из самых уважае­мых гостей, и у него большой опыт в делах войны и мира...

Весь свой путь от Терека до этих мест Казбек думал только о том, что он скажет меджлису. Он молился Аллаху, прося его подсказать нужные слова. И теперь, после стольких лихорадочных размышлений, он вдруг почувствовал спокойствие и уверенность.

- Благодарю Вас, Хаджи Али. Я присутствую здесь всего лишь как друг... Вряд ли я понимаю в этих вопросах больше, нежели собравшиеся здесь благородные вожди. Я нахожусь здесь, по­ тому что верю в ваше дело и скорблю о ваших лишениях. Ни один черкес не предпочтет войну, если возможен мир. Сейчас вы, старейшины, должны решить следующее: какую цену вы го­товы заплатить за такой мир?

Задав этот вопрос, Казбек сделал паузу. При­сутствующие опустили головы. Все знали о трагедии, постигшей Казбека и о той непримиримой борьбе, которую он вел уже много лет в землях шапсугов. Это были слова не осторожного дипло­мата, но человека, много пережившего и доста­точно мудрого, чтобы осознавать, какое мрачное будущее ожидает его народ:

- Наш народ многочислен, но у нас нет един­ства. Одни из нас заплатят свою цену кровью, другие - унижениями и покорностью. А кто-то еще будет сидеть дома в нерешительности, пока и ему не придется заплатить и той, и другой монетой. Это приведет всех нас к беде.

Казбек посмотрел на Мансур-бея. Он слушал с закрытыми глазами, руки его, сжимающие чет­ки, неподвижно лежали на коленях. Его можно было бы принять за настоящее каменное извая­ние, если бы не больная нога, подвернутая под необычным углом. Казбек уважительно понизил голос:

- Я не могу призывать уважаемое собрание к решительным действиям. Вы должны сами при­нять такое решение, ибо оно повлияет на судьбы вашей земли и ваших семей. Если суждено быть войне, я здесь, чтобы сражаться бок о бок с вашими смелыми воинами, как и прежде. Если же вы выберете мир, я буду удовлетворен и вернусь к моей семье.

Казбек раскинул руки, словно пытаясь обнять присутствующих:

- Чтобы вы ни решили, я с вами. И пусть Аллах даст вам мудрость.

Шамиз-бей не раз сражался вместе с Казбе­ком. Сейчас он встал и поблагодарил его за друж­бу и верность. Затем, однако, он задал неизбеж­ный вопрос:

- Если начнется большая война, Казбек, смо­жем ли мы рассчитывать, что кабардинцы объ­единятся с нами против гяуров?

Казбек повременил, тщательно подбирая сло­ва. Он не считал себя в праве говорить от имени своего народа. И с точки зрения стратегии, и с точки зрения политики, кабардинцы находились в труднейшем положении: они были беззащитны и, формально, нейтральны. Однако Мансур-бей помог Казбеку избежать неловкости. Он начал с похвалы Шамиз-бею:

- Это было ценное предложение, - сказал он любезно. - Мы должны надеяться на поддержку всех наших братьев-адыгов всей нашей огромной страны. Но оглянитесь вокруг. Если мы сами не можем объединиться, как мы можем ожидать, что мирные кабардинцы придут к нам, рискуя пятнадцатью годами спокойной жизни, и будут воевать за наше дело? Наши собственные абаты в эту минуту сотрудничают с врагом. Мне сооб­щили, что они попросили у захватчиков защиты и служат им в качестве лазутчиков.

Собравшиеся зашумели, выражая презрение к столь низкому поведению.

- Шамиз-бей, друг мой, - решительно продолжил Мансур-бей, - Пока мы не объединимся между собой, никто не поможет нам. Теперь, давайте вернемся к нашему делу - мы снова должны отправить к русским послов с мирными предло­жениями.

Шамиз-бей больше не спорил. Он почувство­вал ту поддержку, которую собравшиеся оказыва­ли Мансур-бею. В любом случае, вопрос заклю­чался только во времени. Шамиз-бей, как и все остальные, понимал, что русские отвергнут лю­бые, самые тщательно разработанные предложе­ния о перемирии. По сути дела, рано или поздно, но война начнется всерьез.

Джон Лонгворт вдруг вновь почувствовал вче­рашнее желание быть беспощадно откровенным и объяснить Мансур-бею, что тот не должен пол­агаться на Англию, что ему необходимо с еще большей, настойчивостью укреплять собственные силы. Но вновь, едва он собрался заговорить, Джеймс Белл остановил его и быстро встал:

- Я приехал сюда ради торговли, однако, по­терял и свое состояние и состояние моего брата.
Я намерен сражаться. Давайте, сделаем это сами. Я научу вас всему, что сам умею. Пусть это будет делом совести каждого из нас.

Его слова как нельзя лучше соответствовали настроению собравшихся. Многие черкесы поки­нули меджлис, но большинство поднялось на ноги, громко приветствуя Белла, пообещавшего им поддержку.

* * * * *

Маленький Нахо был доволен собой. Он ехал верхом на почетном месте, во втором ряду после своего деда Казбека и хаджи Даниля, сын кото­рого Аслан скакал по одну сторону от него, а Ежи - по другую. За ним двигались основные силы отряда - около тридцати всадников. Нахо не раз слышал от своего прадеда Ахмета расска­зы о сражениях. Ему было трудно поверить в то, что теперь и он сам, уже почти взрослый маль­чик, собирается участвовать в одном из них. Он поглядел на спину своего деда с ружьем, переки­нутым через широкие плечи, на его длинный меч, пристегнутый сбоку и раскачивающийся в такт движения лошади. Этот человек, который позна­комился с ним совсем недавно, когда вернулся домой, теперь являл собой центр его вселенной. Он на всю жизнь запомнит этот день и это чув­ство - гордость, восторг, страх - все вместе. Он ощущал, что Казбек ведет его навстречу самым захватывающим приключениям, о которых мечта­ет каждый мальчишка...

Дата добавления: 2015-06-04