М.И.КАНДУР 5 страница

Кундуков откинулся назад, довольно улыба ясь. Теперь, вглядываясь, Нахо обнаружил, что это был типичный представитель своего племени: высокий, светловолосый, с удлиненными чертами лица. Осетины (аланы) были древним горским народом, чьи земли лежали к югу от Кабарды, в высоких горах, окружающих Владикавказ. Гово­рили они на персидском языке. В прежние вре­мена они строили у себя в горах необычно вы­сокие башни - укрепленные жилища, и подобно своим соседям, чеченцам, считали домашний очаг священным. Как и часть кабардинцев, некоторые из осетин были христианами. У них были также древние обычаи, свидетельствующие о том, что когда-то все они исповедовали христианскую ре­лигию. И подобно кабардинцам, они были поко­рены русскими.

- Лошади твоего деда славятся по всему Кав­казу, - говорил Кундуков. - Даже в наших краях, те, у кого есть кабардинская лошадь из Хапца, гордятся этим.

Принесли чай. Денщик Кундукова налил из красивого серебряного самовара чаю для гостя. Нахо был несколько озадачен.

- Скажи-ка, Нахо, - продолжал Кундуков, слов­но не замечая, что его собеседник ведет себя сдержано, чтобы не сказать холодно, - как кабар­динцы с Терека относятся к переселению в Тур­цию? В мусульманскую страну? «Бейт a. lb. Ис­лам», как говорится?

- Дом Ислама, - пробормотал Нахо. Ему не хотелось говорить правду - он боялся обидеть русского офицера, к тому же, он не знал причин, по которым тот завел с ним этот разговор.

- Говори, что думаешь, Нахо. Я спрашиваю тебя об этом не как русский генерал, а как мусульманин.

Это заставило Нахо ответить честно:

- Мой дед решительно против переселения. Я тоже так считаю, как и большинство кабардин­цев.

Кундуков задумался:

- А ты уверен? Странно. А нам сообщают, что многие кабардинцы готовы переселиться, если им будут предоставлены хорошие транспортные сред­ства. Так ты говоришь, что это не так?

Нахо охватили мрачные предчувствия. Он не знал, насколько может доверять этому человеку. Его собеседник не смог бы достичь столь высоко­го положения в русской армии, если бы не был предан русским душой и телом. В то же время, известно, что горцы никогда не переходят на сторону противника по-настоящему...

- Могу сказать вам, что думают люди у нас в Хапца, - твердо сказал Нахо. - Что касается
остальных кабардинцев, о них я не могу судить.

Кундукову понравился этот ответ, и он стал откровеннее:

- Ага, значит, ты не знаешь. Так вот. Я со­общу тебе очень важные сведения, - невольно
он принял крайне самодовольный вид. - Я только что получил от командования поручение отпра­виться в Турцию для переговоров по поводу пе­реселения туда черкесов. Оно коснется и моего народа - осетин, а также чеченцев и других мусульманских народов Кавказа. Понимаешь, не будет больше страданий для наших братьев - мусульман. Я долго и упорно добивался этого.

Нахо не верил своим ушам. Кровь ударила ему в голову. Видение сотен покрытых песком умирающих и уже мертвых вновь встало у него перед глазами.

Кундуков продолжал говорить дружелюбно, ста­раясь убедить своего собеседника:

- Вас война не коснулась, вы находитесь в безопасности у себя на Тереке, но другие черкесы повсюду на Кавказе, терпят страдания и гибнут ради того, чтобы соединиться со своими брать­ями- мусульманами в Турции.

Нахо инстинктивно покачал головой. Вовсе не ради этого...

Генерал продолжал:

- Ведь лучше организованное переселение, чем долгое ожидание и голод в портах и на станциях.

Но доброжелательная улыбка исчезла с лица Кундукова, едва он заметил холодный, не распо­лагающий к общению взгляд Нахо. Юноша тут же понял это и отвел глаза. Ему было нечего сказать. Что может сделать маленький кабардин­ский поселок, если такова воля русских военных? «Организованное переселение»... Возможен двоя­кий исход захвата их земель: подчинение или изгнание. Но может быть, Кундуков пытается предупредить его? Тогда ему не следует вести себя так враждебно.

Вошел капитан с бумагами. Кундуков бегло просмотрел их, поставил подпись и передал Нахо. Разумеется, бумаги были лишь поводом для раз­говора.

- Ну хорошо, мой друг, - проговорил Кунду­ков со слегка двусмысленной интонацией. - Пе­редай от меня привет дедушке. Поезжай сейчас мимо железнодорожной станции - и ты увидишь то, о чем я говорил. Капитан, проводите этого благородного кабардинца к казначею и проследи­те, чтобы ему немедленно выдали деньги.

Капитан с любопытством взглянул на Нахо. Почему это генерал пожелал беседовать с этим молодым коневодом? Или хотел что-либо сооб­щить ему? Он мог предположить лишь, что Нахо - платный осведомитель высокого класса. Стара­тельно откозыряв начальнику, капитан вывел «благородного кабардинца» из комнаты, двигаясь какой-то особенной пружинистой походкой.

- Не любишь таких типов? - панибратски спро­сил он.

- Осетин, что ли? Они не черкесы... Если Вы это имели и виду.

- Да так... удивительно... Я имею в виду, что Кундуков учился в Павловском училище... и все такое прочее. Быстро дошел до генерал-майора, но тем не менее.., - капитан хмыкнул.

- Что удивительно? - Нахо не мог не втя­нуться в разговор. Капитан почесал нос.

- Его преданность. Нам всем хочется выжить. Ладно, закончим на этом, - он подмигнул Нахо и покинул его.

Вскоре Нахо нашел своих помощников, ожи­дающих его у кавалерийских конюшен.

- Поехали отсюда, - коротко сказал он. Нахо собирался ехать прямо домой, однако какое-то странное любопытство подталкивало его прове­рить, что таили намеки генерала. Он не мог поверить, чтобы чеченцы или осетины, а, тем более, кабардинцы, согласились покинуть Кавказ добровольно.

Какой-то прохожий указал им дорогу. Быстро миновав переулок, всадники оказались у желез­нодорожной ветки, проложенной по Дарьяльскому ущелью, мимо Владикавказа.

И тут Нахо стало страшно. Даже не десятки, а сотни, тысячи местных жителей стояли лагерем у полотна. Возле каждой семьи громоздились тюки со скарбом. Сверху на тюках сидели вялые ребя­тишки, другие играли и возились в грязных лу­жицах. Старики лежали, съежившись, под тонки­ми одеялами. Осенью и зимой над Владикавказом всегда собирались тяжелые холодные облака, вот и сейчас, с наступлением сумерек грозил разра­зиться ураганный ливень. Переселенцы сидели под открытым небом: никакого укрытия, ни пищи, ни помощи, никакой заботы от тех, кто это ус­троил.

Эта чума расползалась все шире. Всеобщая истерия, которую он наблюдал на западе, стала охватывать и жителей этого края. Они утратили веру в свое право оставаться теми, кем были, жить там, где они жили всегда. Неужели они действительно надеются, что вернутся к прежней жизни, покинув свои дома и отправившись к чужому незнакомому берегу?

Но потом Нахо вдруг понял. Гяуры использо­вали идею «Бейт аль Ислам», чтобы избавиться ото всех этих нежелательных, бунтующих горцев. «Дом Ислама»... Неужели это возможно, чтобы заклятый враг России - Турция, приняла пересе­ленцев с распростертыми объятиями? С какой стати? Ведь это обогатит Россию освобождающи­мися землями!

Нахо был растерян и очень испуган.

* * * * *

От Аслана не было вестей. Казбек пытался с помощью чеченцев-эмигрантов связаться с ро­дственниками в Константинополе - с матерью Нахо Сатани, некогда вторично вышедшей замуж и осевшей там. Казбек так и не узнал, было ли получено его сообщение в Турции и вообще была ли у черкесов в Константинополе возможность наводить справки о недавно прибывших. Каза­лось, уже ничего нельзя сделать...

Несколько недель спустя в поселок Хапца за­ехал незнакомый черкес. Нахо работал в поле, когда этот человек, одетый в турецкие одежды благочестивого имама, подъехал к нему и спро­сил, как найти дом Казбека.

- У тебя есть новости для нас? - нетерпеливо спросил Нахо. - Мой дедушка будет так рад! Я отведу тебя к нему.

- Ага, а ты, значит, его внук? Нахо, не так ли?

Нахо сел в седло и кивнул, улыбаясь.

- Хвала Аллаху, ты симпатичный парень. Уз­наю в тебе черты твоей матери, - гость, высокий худощавый человек лет около тридцати, с акку­ратно постриженной бородой, дружелюбно улыб­нулся Нахо.

Это замечание взволновало юношу: он не ви­дел мать со дня ее отъезда, и у него сохранились лишь очень туманные воспоминания о красивой женщине с печальным лицом. Бабушка Нурсан всегда говорила ему, что он - копия своего убитого отца. То же самое говорил и Казбек. Нахо пус­тился галопом, раздумывая о таком противоре­чии. Возможно, дедушка с бабушкой говорили так, чтобы образ отца не угасал в его сердце.

- Меня зовут Тап Анвар, - представился не­знакомец, - я не чужак в этих местах. Моя семья переехала в Стамбул с терской долины.

- Это совпадение, - вежливо ответил Нахо, не зная еще, как относиться к незнакомцу, но не решаясь из вежливости задавать вопросы.

- Я хаджи. Живя в Турции, я много лет изучал Коран и готовился стать имамом Хапца.

Нахо удивился:

- Имамом Хапца?!

Тапу Анвару не понравилась его реакция:

- Я чувствую, рядом с тобой не было святого человека, чтобы направлять тебя...

Нахо не ответил. Он вспомнил рассказы о мюридах, воевавших под предводительством Шамиля, карательные налеты на кабардинские де­ревни, не пожелавшие участвовать в газавате. Он припомнил также, что его дедушка всегда гово­рил о больших заблуждениях турецких священни­ков, ибо сказал Пророк: «Нет монашеств в Исламе...» Священники были призваны служить в мечетях, а не устанавливать законы.

- Нас направляют наши Хабза, - пробормотал Нахо, словно про себя.

Тап Анвар посмотрел на него долгим взгля­дом.

- Спасение в Аллахе, - проговорил он и потом добавил более будничным тоном, - турецкий султан - ваша последняя надежда на мирную жизнь.

К этому времени они уже добрались до дома Казбека, так что Нахо мог позволить себе не продолжать этого разговора. Юноша вошел внутрь, чтобы известить дедушку о приезде божьего чело­века черкеса - добравшегося сюда из самого Константинополя.

Казбек дремал на своем топчане, но тут же открыл глаза:

- Что-нибудь от хаджи Данила? Он ответил на мое послание? Зови этого человека сюда, Нахо, и вели слугам приготовить закуски.

Тап Анвар с торжественным видом вошел в комнату Казбека, и мужчины обменялись дружес­кими приветствиями.

- Хаджи… Я удостоен чести посетить Ваш дом... Полагаю, вы знали мою семью, - Тап Анвар поудобней устроился на подушках и расправил полы своих шерстяных одежд.

- Тап Анвар? О, да. Ты, должно быть, сын Тана Хамида, который уехал в Турцию учиться...

Казбек вспомнил также, что Тап Анвар при­ходится родственником чегемским анзуриицам - семье его жены Нурсан. Было так приятно встре­тить незнакомца, с которым, оказывается, его объединяет так многое...

- Хаджи... Я привез хорошие новости для Ва­шего внука. Его семья - я имею в виду новую семью его матери в Константинополе - процвета­ет, - глаза Тапа Анвара блестели от гордости, когда он описывал роскошь богатых гостиных и внутренних двориков дома мужа Сатани.

Он поведал, что Шамирза Омар очень преус­пел при дворе турецкого султана, обрел влияние, положение в обществе, престиж.

- Я приехал сюда, чтобы убедить Вашего внука, хаджи, и Вас в том, что Нахо следует
немедленно уехать в Константинополь. Он до­лжен забрать с собой всю свою семью... Всех до одного. Там их ждет благополучие...

Нахо вспыхнул. В их семье не было принято обсуждать его положение холостяка. После всех перенесенных им трудностей, Казбек не хотел принуждать его жениться. Эта беседа казалась просто бестактной: он отнесся бы к ней именно так, если бы сидящий перед ним человек не был имамом.

Нахо посмотрел на дедушку. Как он и ожидал, старика начал обуревать гнев. Тап Анвар, очевидно, не замечал грозных признаков и про­должал рассуждать с очень самоуверенным ви­дом, теребя пальцами свою холеную бородку, будто каждое его слово было откровением Божиим. Но только не в Кабарде, по крайней мере, не в терской долине!

- Вы сами, будучи хаджи, пожив в мусульман­ской общине, должны видеть все преимущества переселения. Здесь вы вынуждены слишком тесно общаться с гяурами. Ваши обычаи разрушают­ся, - продолжал сладко петь Тап Анвар.

Казбек не мог больше сдерживаться. Он взмах­нул своей клюкой и в ярости хватил этого свя­тошу по плечу.

- Ты - осел! - рявкнул он. - Сын осла! - казалось, в его старых жилах вновь вскипела давнишняя неприязнь к чегемцам, сохраненная от юности. - Вон из моего дома! Я просто при­стрелю тебя, если увижу еще раз!

Шатаясь, Казбек поднялся на ноги. Нахо вскочил, чтобы поддержать старика, который, взяв посох в более сильную руку, старался схватиться поудобнее, чтобы еще разок «попотчевать» эле­гантного священнослужителя. Однако Тап Анвар не был истинным мюридом, священником-воином. Это был лишь сладкоречивый говорун, привы­кший сидеть, поджав под себя ноги, в уютной гостиной и наслаждаться собственной непогреши­мостью. Он пулей выскочил из комнаты.

Нахо помог Казбеку вновь усесться на место. Старик тяжело дышал, жилы на его лбу вздулись и бешено пульсировали.

- Дедушка! Твой характер... твой яростный нрав! Когда-нибудь он погубит тебя. Отдохни, успокойся.

Нахо вытащил клюку из узловатых пальцев Казбека и ослабил его пояс.

- Нашему новому имаму надо еще многому научиться, - мягко проговорил он.

Он - кусок дерьма! - сплюнул Казбек.- Грязь под ногами. Такие люди, как он, губят наш народ, ведут его к катастрофе.

Казбек схватил Нахо за руку и заговорил взвол­нованно, умоляющим тоном:

- Ты не будешь слушать этого негодяя, прав­да, Нахо? Ты не должен и думать о том, чтобы покинуть свою страну, свою землю, свой народ!

Из глубины памяти Нахо выплыла сценка: он играет с маленькой собачкой у дома своего ве­ликого прадедушки Ахмета. Это одно из послед­них воспоминаний о матери... Мать стоит перед Ахметом и просит разрешения вновь выйти за­муж, покинуть их селение на Тереке. Нахо за­помнилось, каким грустным стал тогда старик. Нахо тогда по-своему, по-детски, был сердит на Шамирзу Омара за то, что тот увозит его мать и заставляет страдать старого Ахмета. Он не позво­лит, чтобы все повторилось вновь.

- Не волнуйся, дедушка, - сказал Нахо с ка­кой-то новой ноткой решительности, твердости в голосе. - Я вовсе не собираюсь никуда уезжать. Но мне нужно пойти посмотреть, как там приез­жий - все-таки не дело так обращаться с гостями! В самом деле, такой темперамент, в твоем воз­расте, - он снисходительно улыбнулся Казбеку и поцеловал ему руку с искренней теплотой.

Нахо медленно вышел из дома. Настало время и ему пускать корни, подыскивать себе жену.

Казбек смотрел внуку вслед: походка юноши была решительной и упругой. Это согрело душу старика, но не уменьшило леденящего страха, который начал проникать в его жилы. Ему все время было холодно.

Нахо не сомневался, что встреча с Тапом Анваром оказала огромное воздействие на Казбека. Как выяснилось, этот священник совсем ничего не знал о местонахождении хаджи Даниля и не имел ни малейшего представления о том, как сложилась судьба первых переселенцев-щапсугов, доплывших до Турции. Его собственная жизнь в Константинополе была сплошной чередой приятных бесед, научных изысканий и уединенной жизни в замечательном месте - медресе, располо­женном в южной части города.

- Я извиняюсь за вспышку гнева моего дедуш­ки, - сказал Нахо, провожая Тапа Анвара до
границы поселка.

Тап Анвар выглядел сильно разочарованным:

- Я, разумеется, слышал, что Казбек пользу­ется у шапсугов славой отважного воина-повстан­ца. Ему, должно быть, очень горько. Эта война безнадежна, Нахо. Когда только черкесы поймут, что нужно прекратить эту бессмысленную борьбу против огромных сил гяуров и мирно поселиться среди братьев-мусульман?

Нахо долго смотрел под ноги, не зная, как лучше ответить этому нежданному гостю. Снача­ла он готов был рассердиться на его речи, однако его личные переживания заставили вести себя иначе. Наконец, он прямо взглянул на своего собеседника:

- Ты видел мою мать и ее семью. Они счас­тливы в Турции? В самом деле счастливы? Она спрашивала обо мне?

- Конечно, спрашивала. Очень хочет встре­титься с тобой, - сказал имам ободряюще. - Ты должен повидать ее, Нахо. Съездить хотя бы на время.

- Я не могу бросить дедушку прямо сейчас... Но я хотел бы поехать. Один генерал-осетин скоро отправится туда. Я мог бы присоединиться к нему, - слова Нахо звучали оптимистично. Он не стал добавлять, что сначала необходимо будет полу­чить одобрение дедушки, что совсем непросто.

Мужчины расстались. Нахо поспешил домой, пытаясь представить, как выглядит сейчас его мать и как его могут принять в ее семье.

* * * * *

Подготовка к женитьбе почти полностью от­влекла его от мыслей о поездке. Казбек букваль­но ожил, когда Нахо объявил о своем внезапном намерении подыскать невесту. Закия с Анваром, а также, вся их многочисленная родня энергично занялись поиском достойных кандидатур.

Нахо собирался жениться вовсе не из-за люб­ви. Он хотел многое доказать самому себе: чув­ство долга в нем было очень сильно. Он не мог чувствовать себя вполне счастливым, не выпол­нив этой обязанности. Он также понимал, что после свадьбы дедушка иначе отнесется к его желанию съездить в Турцию.

Нахо обрадовался, когда, наконец, семья кня­зя Хапца заявила, что он может просить руки их двоюродной сестры из Мисосты, Дисы, живу­щей под их опекой во время обучения у аталика.

Диса происходила из семьи абрегов. Эта за­стенчивая девушка была на пять лет моложе Нахо. Женщины говорили, что она прекрасна, как жемчужина: темноволосая, светлокожая, хрупкая, кроме того, Аллах наградил ее светлым отноше­нием к жизни. Она, как и Нахо, понимала, что этот союз двух фамилий, которые так сильно переплелись в прошлом, придется очень по сер­дцу старикам.

Нахо разрешили навестить Дису, лишь после того, как все формальности их помолвки уже были обсуждены. Казбек наблюдал с веранды, как его внук впервые в жизни совершает псалух - едет навестить свою невесту;

- В мое время все было не так, - проворчал он. - Мне пришлось сражаться за Нурсан...

Нахо взял в руки поводья своего замечатель­ного черного коня и улыбнулся:

- Я знаю, дедушка. Эту историю о похище­нии невесты я слышал много раз.

- Но не от меня, - с достоинством промолвил Казбек.

- Нет. Бабушка рассказывала мне.

- Стало быть, ты знаешь, как надо вести себя? Что говорить? -Казбек выражался довольно бесцеремонно, но лишь оттого, что он вдруг по­чувствовал особую нежность к этому серьезному молодому человеку, у которого не было ни роди­телей, ни бабушки, способной дать ему добрый совет.

- Думаю, что знаю, Тхамада. Диса ведь не совсем чужой нам человек, сам знаешь.

- Ну тогда поезжай.

Нахо поехал на берег Терека, где, как ему сказали, Диса собирает ягоды с несколькими родственницами. Увидев приближающегося Нахо, остальные женщины отошли в сторону. Диса была удивлена и немного смущена такой прытью своих подруг, оставивших ее один на один с поклонником: по правилам они должны были находиться рядом и опекать ее, если кто-либо из юношей захочет засвидетельствовать ей свое поч­тение.

Нахо улыбнулся своей невесте:

- Я, кажется, пользуюсь некоторыми приви­легиями! - пошутил он, чувствуя, как нервная
дрожь пробирает его с головы до ног при взгляде на эту голубоглазую, темноволосую красавицу.

Он видел, как росла Диса, большая часть ее жизни прошла у него на глазах, но сейчас Нахо казалось, что перед ним стоит прекрасная незна­комка. Он указал на ровную, нагретую солнцем скалу, нависающую над берегом реки - там они могли бы немного посидеть вдвоем. Диса смущен­но согласилась.

Она сидела на изрядном расстоянии от него, однако не решалась взглянуть ему в лицо. Она была такой робкой: Нахо совсем забыл о том, насколько Диса еще юна.

- Полагаю, что эту любезность мне оказали не случайно: я могу спокойно поговорить с тобой, Диса, - сказал Нахо натянуто.

- Не думаю, что для тебя это такое уж удо вольствие, - жеманно и обиженно проговорила девушка. Ее очаровательные белые зубки блесну­ли меж алых лепестков губ. - Я знаю, что все желают нашего брака, но мне он казался бы еще желанней, если бы не был таким, - она осек­лась, боясь обидеть Нахо.

- Ты хотела сказать таким... «неизбежным»? - Нахо взял ее за руку, сердясь на себя за то, что интимные разговоры даются ему с таким трудом - ведь он годами старался избегать их. – Я достаточно взрослый, Диса. Мне пришлось нема­ло передумать, чтобы решиться ухаживать за такой молоденькой девушкой как ты. Дома мне долгие годы не доводилось слышать щебетание сестер или голос матери. Я не привык к таким вещам. Но я обещаю: если ты согласишься выйти за меня замуж, я сделаю все, чтобы ты была счас­тлива. Но самый важный вопрос сейчас в том…,- нежнейшим прикосновением губ он поцеловал кончики ее пальцев.

- В чем же? - робко спросила Диса.

- Ты действительно хочешь этого брака?

Нахо говорил так искренне и нерешительно, что Диса вдруг сама ощутила сильный прилив уверенности:

- Нахо, если мы поженимся, я стану как раз такой женой, какой ты хотел бы видеть меня. Ты будешь моим Тхамада.

- Ну что ж, если ты согласна, я не останов­люсь ни перед чем, чтобы быть достойным тебя. Твое счастье, твое благополучие станут моей пер­вейшей заботой.

Диса потупилась, глядя на свои туфли.

- Я очень рада, если это так, Нахо.

Девушка бросила быстрый взгляд на своих под­руг, которые усиленно делали вид, что заняты ягодами, но на самом деле не пропускали ни одного жеста молодых людей, несмотря на то, что находились много ниже по течению реки.

Диса глубоко вздохнула:

- Тогда приходи свататься к моим родителям через несколько дней: не слишком рано, чтобы не выглядеть нетерпеливым, но и не слишком поз­дно, чтобы я не мучилась сомнениями от твоей нерешительности. Привези мне подарок. И не прикасайся ко мне на глазах других... Только наедине.

Нахо рассмеялся. Как ни юна была Диса, в ее голове явно гнездились планы, и это очень под­няло настроение жениха.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Нахо и Диса поженились через несколько не­дель после этой встречи. Обошлись без особых церемоний: время поджимало - Тапу Анвару уда­лось уговорить генерал-губернатора разрешить Нахо сопровождать его в Константинополь.

Тем не менее, все ритуалы были соблюдены надлежащим образом. Как и положено, девушки-подружки вывели невесту из родного дома. На Дисе было прелестное шелковое платье, украшен­ное по краям искусной вышивкой и ее лучшие драгоценности. На свадебном пиршестве гость-священник Тап Анвар не мог скрыть своей радос­ти, глядя на эту пару и пророча ей прекрасное будущее.

- Я благословляю Нахо прямо с брачного ложа отправиться в чудесное путешествие, которое сулит ему новую жизнь, - заявил он. - Да будет путь его удачен, и да привезет он нам добрые вести из Бейт аль Ислама!

Юная Диса подняла голову и нахмурилась. Почему этот священник так озабочен тем, чтобы молодой муж сразу уехал от нее, да еще торжес­твует по поводу предстоящей им разлуки? Нахо прочитал ее мысли и крепко сжал руку своей нареченной:

- Не волнуйся. Здесь с дедушкой ты будешь чувствовать себя спокойно, а я вернусь совсем скоро. Кроме того, Диса, я накуплю там для тебя столько красивых вещей, что твое приданное заметно увеличится.

- Серебряную чайную посуду, ткань, шитую золотом, дамасские туфли, да, еще шелка для рукоделия…, - затараторила невеста.

Нахо рассмеялся. Ему всегда нравились ее рас­суждения. Кроме того, Диса умела дождаться подходящего момента, чтобы высказаться. Они оба привыкли к довольно скромной жизни, если не принимать в расчет сегодняшнее торжество, но Нахо считал, что его жена вправе требовать свое, если он оставляет ее сразу после свадьбы.

* * * * *

Через несколько недель генерал-майор Кундуков и Нахо отправились в Константинополь в сопровождении небольшого отряда конных каза­ков и двоих черкесов-разведчиков, задачей кото­рых было ускорить их путешествие к порту Сухум-Кале, расположенному на побережье Черного моря.

Сначала осетин и кабардинец старались проде­монстрировать друг другу собственную значимость, однако горы быстро уровняли и сблизили их. Нахо смог увидеть осетина с его лучшей стороны - тот предстал перед ним сильным и дисциплинирован­ным воином, непреклонным представителем сво­его народа. Кундуков же нашел, что Нахо - сообразительный и честный юноша, и к тому же, бесстрашный наездник. Он частенько посылал Нахо вперед, чтобы его собственная лошадь могла сле­довать по тропе за спокойной кабардинской ко­былой, неизменно выбиравшей самый удобный и короткий путь.

Дорога до моря была спокойной и заняла менее двух недель. Но погрузившись в Сухум-Кале на русский военный корабль, Нахо впал в уныние. Ему вспомнились те бесплодные усилия, которые они с Асланом предприняли, чтобы разыскать семью шапсугов, и тот кошмар, что предстал перед ними на пляже в Сочи. Порой Нахо казалось, что это видение смерти пригрезилось ему. Как не похоже все пережитое тогда на теперешнее спо­койное путешествие, на эту чистенькую каюту, на своевременное прибытие в Галату, где их ждал и прекрасный причал в гавани, и встречающие его отчим и два незнакомых ему единоутробных брата. Поодаль стоял открытый экипаж.

Генерал Кундуков оглядел этих пышущих здо­ровьем кабардинцев, стоящих поодаль от осталь­ной толпы на галатском причале. Их сопровож­дали двое слуг в красных фесках с кисточками, которые держали в руках зонтики от солнца и опахала, чтобы отгонять мух. Один из кабардин­цев, седой и внушительный, был явно каким-то сановником; двое молодых мужчин, стоящих ря­дом и очень похожих друг на друга, несомненно являлись братьями.

- Твои родственники? - спросил Кундуков Нахо.- Как мило, что они пришли встретить тебя

Нахо улыбнулся: он почувствовал огромную радость, увидев встречающих, которые так выде­лялись изо всей этой пестрой толпы купцов, мелких торговцев, носильщиков и воришек, за­полонивших причал.

- Один из матросов сегодня рано утром пере­дал мне записку через лоцмана. Я должен буду покинуть вас, Тхамада.

- Встретимся через несколько дней, Нахо, и сравним наши наблюдения.

- Прекрасно.

- Надеюсь, ты услышишь хорошие новости...

Последнее замечание Кундукова не было ус­лышано - Нахо уже закинул за плечи сумку с немногими взятыми в дорогу вещами, и спускал­ся вниз по сходням.

Он не помнил Шамирза Омара в лицо, хотя и сохранил в памяти смутный образ человека, который несколько раз навещал его мать перед тем, как она уехала из Кабарды. Внешне Шамирза Омар уже не походил на типичного черке­са - живя в Турции, он располнел. Адыги, в силу своего образа жизни и традиционного питания, почти все были худощавыми мускулистыми людь­ми. Нахо удивило также и то, что Шамирза и его сыновья были одеты в турецкое платье - кафтаны и халаты с кисточками и шитой золотом оторо­чкой. Они больше не носили черкесок. Тем не менее, как только отчим заговорил с ним, Нахо почувствовал, что это хороший человек.

- Счастлив видеть тебя! Не надо было откла­дывать нашу встречу так долго. Если бы ты знал, как молилась твоя мать, чтобы приблизить эту минуту!

Он крепко обнял Нахо, затем познакомил его со своими сыновьями, Исмаилом и Бурханом. Невольно Нахо принялся отыскивать в их внеш­ности семейное сходство, но вскоре понял, что у него очень мало общего с этими, мягко выража­ясь, полноватыми людьми с белыми руками и безукоризненными красными чалмами на голове.

Дата добавления: 2015-06-04