КАНДИНАЛЬ 3 страница

- Хватит о войнах и баталиях... вы, мужчины, весь вечер не танцуете, - произнесла графиня Софья и повела Потемкина, победно раздвигая тесные ряды дам, как Суворов расчищал себе путь к берегам Кубани.

Музыканты заиграли бойкую мелодию и гене­рал Потемкин с графиней начали самозабвенно танцевать. Они выглядели жизнерадостной, бес­печной парой, соединенной, казалось общим плот­ским стремлением. Танец вызвал краску на ще­ках дамы, и ее супруг поглядывал на жену с одобрительной улыбкой. Суворов же удалился в библиотеку, чтобы в тишине поразмыслить о Кавказе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Путь в лагерь бжедугов выдался долгим и трудным. Сначала всадники продвигались довольно быстро, но Ахмет внимательно следил за Гази и не пропустил тот момент, когда рука у того оде­ревенела и лицо приняло серый, мертвенный цвет. Пуля, засевшая под лопаткой, должно быть, вызывала острую боль при каждом неверном движении и тряске на неровной дороге.

- Поехали потише, - предложил Ахмет, - или, может быть, сделаем привал?

- Нет. Я не хочу здесь до ночи замешкаться. Казаки еще слишком близко. Нам бы через сле­дующий хребет перевалить, а там дорога до са­мого дома уже под гору идет.

Гази собрал волю в кулак и не замедлял ход коня, пока боль не парализовала все его тело. Он почувствовал, что от тряски пуля в его спине сместилась, усилив его мучения. К тому моменту, когда они достигли вершины подъема, после чего дорога спускалась вниз к лощине, Гази не чув­ствовал всей правой стороны тела.

Они заехали глубже в предгорья Кавказа, и Ахмету показалось, что это первая линия оборо­нительных стен, и что они проникли внутрь ка­кой-то гигантской крепости, созданной самой при­родой. Там не было зеленых лощин, внезапно открывающихся взору, нигде не видно пастушьих хижин, уютно примостившихся на лесистых скло­нах. Все было призрачно и неподвижно. Не ме­нее двух часов Ахмет и Гази перебирались через глубокое ущелье, покрытое каменистой осыпью, окаймленное с обеих сторон неприступными мрач­ными скалами, и лишь разбросанные кое-где зе­леные пятна лишайника скрашивали картину. Неподкованные лошади с трудом передвигались по острым камням. Ахмету очень не понравилось здесь, где нет ни зелени, ни солнечных лучей.

Однообразные, угрюмые нагромождения монотон­ных глыб делали это ущелье похожим на казе­мат. Глазу не на чем было отдохнуть. Место, действительно было очень мрачным.

Ахмет вспомнил, как вчера он с детским без­рассудством во все горло кричал меж скал, одна­ко постепенно его сознание начало воспринимать эти горы, приспосабливаясь к естественным зако­нам бытия, по которым здесь жили люди. Взять, к примеру, звуки. Когда ты в ущелье скрываешь­ся от врага, каждый звук для тебя трижды ва­жен. Ахмет различал журчание слабых ручейков, сбегающих по отдаленным скалам, которые он даже не мог разглядеть. Дальний водопад говорил с ним на два голоса: первый был ревущим гро­хотом, а второй - скрытым звонким криком. Когда измученный Гази тайком тяжело вздохнул, этот вздох наполнил ущелье, как громкий стон.

Дыхание самого Ахмета превращалось в белое облачко. Воздух стал вдруг ледяным, как будто их заперли в забытом людьми подземелье. Он продрог до костей и чувствовал, что тело его начало остывать.

Все в этих горах воспринималось преувеличен­но, и Ахмет теперь понял, почему в сказках его бабушки о предках адыгов речь всегда шла о гигантах, которые были первыми обитателями кавказских гор. Они и должны были быть гиган­тами, чтобы выжить в этих условиях. Нарты... Ему всегда очень нравилась легенда, в которой самый великий герой Сосруко принес огонь на­ртам. Чтобы отвлечься, Ахмет стал вспоминать голос своей бабушки, звучавший где-то там, у тихой Кубани.

«Сосруко был темным и в глазах его пылал огонь. Воины-нарты замерзали в горах, и он явился перед ними, и они умоляли его дать им тепло. «У меня всегда есть огонь», - сказал он и зажег самую большую жаровню от искры, выскочившей у него из глаза. Воины бросились к теплу все сразу, отталкивая друг друга, что было непохоже на адыгов. Сосруко рассердился и бросил жаров­ню в реку. Нарты умоляли его вновь дать им огонь, но тот поклялся, что в нем уже не оста­лось пламени. И он вскочил на своего коня Тхожея и поскакал на гору Харам и повсюду искал хоть искру огня. Там он нашел великана, который спал в башне, свернувшись у костра. Сосру­ко украл у него огонь и вскочил на лошадь, ноги которой были ловки и сильны, как у барса. Великан проснулся и бросился в погоню. Он догнал его и была большая битва, и Сосруко, в конце концов, победил. Когда он вернулся к нартам, то половина их уже умерли от холода. Сосруко за­жег жаровню, чтобы обогреть тех немногих, кто остался...»

Ахмет так глубоко задумался, что не заметил, как Гази остановился и сделал большой глоток из своей кожаной фляги с водой. Затем предложил Ахмету. Пальцы у него дрожали. Ахмет отрица­тельно покачал головой. Его тревожило то, что Гази много пьет: адыгских воинов всегда приуча­ли потреблять очень мало жидкости во время похода. Жажда мучила раненого из-за потери крови, организм сам пытался восстановить силы, чтобы выдержать новый переход. Ущелье пере­шло в бесплодную равнину, покрытую галькой и островками соли, будто русло высохшей реки. Это был след, оставленный древним ледником.

- Слезай, Гази, - приказал Ахмет, - я тебе повязку сменю.

Ахмет снял кафтан с Гази, но не стал разма­тывать старую полоску ткани: было слишком холодно. С тревогой он заметил, что кафтан у его спутника пропитался свежей кровью. Не говоря ни слова, он наложил новую повязку поверх старой.

Гази было трудно разговаривать.

- Спасибо, брат. Теперь мы должны двигаться быстро. Осталось не так уж много. Поезжай следом.

Гази вновь сел на лошадь и быстро тронулся с места. Ахмет вскочил в седло и последовал за ним след в след. Он очень тревожился, опасаясь, что здесь им могут встретиться казачьи патрули.

Он не мог понять, как Гази сумел преодолеть эту равнину. Он и его лошадь были поразительно выносливы. Для Ахмета эта поездка была самым трудным испытанием в жизни и потребовала от него всех сил и опыта. Гази ехал в немыслимом темпе: камни вылетали из-под копыт его лошади и пугали Кару. Дорога была испещрена мелкими коварными выбоинами.

С последними лучами солнца друзья поднялись на крутую гору на окраине долины. Половину пути вверх Гази проделывал какие-то сложные маневры на каменных россыпях и, наконец, вывел Ахмета на невесть откуда взявшийся горный луг длиной с версту и с полверсты шириной. Ахмету было приятно увидеть вновь широкое пространст­во, покрытое зеленью. Идеальное место для вре­менного лагеря. Если разведчикам неприятеля доведется проезжать по основной дороге внизу, они ни за что не догадаются о существовании этого укромного уголка.

Как только Ахмет и Гази выехали на откры­тое место, невдалеке появилась группа всадни­ков, приближающихся к ним на полном галопе. Это был встречающий отряд, состоящий из моло­дых людей, и так было заведено в каждом адыг­ском селении. Молодые мужчины окружили их со всех сторон, они были взволнованы.

- Гази! Наконец-то!

- Где ты был? Почему задержался?

- А это кто? Адыг?

- Ну давай, поехали скорее!

Глядя на этих оживленных парней, Ахмет вдруг почувствовал себя как дома, хотя они разговари­вали на незнакомом ему диалекте, и на глазах у него навернулись слезы то ли от радости, то ли от холодного ветра. Всадники осадили своих ко­ней на волосок от ноздрей их с Гази лошадей -признак мастерской верховой езды, свойственной всем адыгам. Парни подняли ружья вверх и ус­тремились обратно в поселок, чтобы известить старших о том, что Гази благополучно вернулся и привез с собой незнакомца.

У Гази уже не было сил пришпорить лошадь, но та прекрасно знала дорогу и, как ветер, сорва­лась с места. Ахмет не мог различить каких-либо признаков лагеря. Усталость одолевала его. Этот последний переход был просто невыносим. Он ехал по пятам за Гази. Они поднялись на холм, затем спустились вниз, миновали рощу, и вдруг оказались на месте.

Было удивительно, что здесь, среди гор, воз­дух был теплым и лишь легкий ветерок чувство­вался в сгущающихся сумерках. Старейшины со­брались в центре лагеря, чтобы выслушать рас­сказ Гази. Гази соскользнул с лошади, крепко держась за повод, чтобы не упасть: ноги подка­шивались от слабости.

Всем было ясно, что он ранен, но по прави­лам чести Гази хотелось до конца выполнить свою задачу, а уж потом заняться раной. Он надел черную бурку.

- Ассалам алейкум, - произнес он без дрожи в голосе. - Мой спутник - Ахмет из кубанских кабардинцев.

Старейшины хором ответили на приветствие. Ахмет склонил голову в знак уважения, и его представили каждому из присутствующих по оче­реди. Один из старейшин, имам, сельский свя­щенник, крепко сжал ему руку. Старик и без объяснений понял, что Гази многим обязан сво­ему молодому спутнику.

- Добро пожаловать, брат, - сказал он низким и звучным голосом. Он напомнил Ахмету его дядю, который в своем клане имел титул пши, и комок подкатил к горлу. Возраст этого человека был таким же - около семидесяти. Однако у имама была большая борода, а дядя Ахмета гладко брил­ся. Гази положил руку Ахмету на плечо - в знак как уважения, так и поддержки.

- Наши дороги пересеклись... Мы ехали вмес­те, а после того, как я был ранен, он помог мне и настоял на том, чтобы проводить до самого дома.

Имам пристально посмотрел на Ахмета. Как и Гази, он понял, что Ахмет из знатного рода, что он уорк. Однако, опыт, накопленный за долгие годы, позволил ему узнать о госте гораздо боль­ше. В манерах Ахмета было глубокое уважение к старшим, в том числе и к нему, имаму. Каждый раз, когда их глаза встречались, на черты юноши ложилась тень скрытой печали, его честное лицо говорило о прямой и доверчивой натуре. Совсем недавно он, видимо, потерял руку, направляв­шую его всю жизнь, и теперь устремился на поиски собственной независимости, а путь этот не усы­пан розами. Однако уже теперь, придя на по­мощь раненному незнакомцу, он показал себя смелым, благородным и хорошо обученным воен­ному ремеслу.

- Мы особенно рады приветствовать тебя, Ах­мет с Кубани, - сказал имам ласково, затем повернулся к Гази, - а тебе нужна помощь.

- Чуть позже. У меня плохие новости...

. Имам поднял руку, останавливая Гази. Вокруг собралась небольшая толпа любопытных, желаю­щих посмотреть на Ахмета узнать новости о своей деревне, однако было бы неразумно сейчас сеять тревогу.

Имам и другие старейшины вывели Ахмета и Гази из кольца возбужденных людей. Юноши-бжедуги стали разводить коней, над которыми клубился пар.

За время короткого пути до жилища имама Ахмет успел рассмотреть лагерь бжедугов. Его удивило то, с какой скоростью и мастерством это племя отстроило себе новый лагерь, несмотря на ущерб, нанесенный казаками. Лагерь был разбит по кругу, что важно для обороны. В случае на­падения в центр его помещались женщины, дети и животные. Половина семей жили в больших квадратных палатках с навесами над входом и ковриками снаружи. Ахмет заметил также не­сколько ковров ручной работы, украшавших жилища внутри. На циновках, устилающих пол, лежали простые подушки. Кроме этого в палат­ках ничего не было. Между палатками были уже возведены более прочные жилища из веток и глины. В каждом из них имелась большая ком­ната с переносным очагом, где горел открытый огонь, а также небольшое помещение, где можно было сидеть или лежать. Семейные постройки имели отдельные половины для женщин и для слуг, были также небольшие загоны для скота и птицы. Все строения отделяли друг от друга ак­куратные переносные изгороди. По краям посел­ка женщины уже возделали землю и разбили грядки, покрытые до обидного маленькими еще всходами овощей и кукурузы.

Ахмет видел, что бжедуги сделали все возмож­ное для обеспечения своей безопасности, но если нападет сильный многочисленный враг, люди су­меют за считанные минуты собрать скарб и уйти с этого места, увозя на спинах животных все, что можно увести. Все оставшееся будет предано огню, чтобы не досталось казакам.

Имам и другие старейшины удобно расселись на подушках, расположенных полукругом в доме имама, об этом позаботились слуги. По традиции на совете старейшин не могли присутствовать более молодые мужчины. Таким образом, старшие мог­ли свободно и спокойно обсуждать важнейшие дела и выносить мудрые решения. Гази коротко и четко рассказал обо всем, что делали казаки в их ро­дной деревне. Под конец он поведал об их с Ахметом стычке с патрульными и о том, как его ранили.

- У Ахмета лошадка шустрее, - сказал Гази, пытаясь улыбнуться, - или он просто удачливее... Старейшины переглянулись. Ахмет расправил плечи, с гордостыо сознавая, что отец одобрил бы его поступок.

Имам повернулся к нему:

- Можешь оставаться здесь и делить с нами пищу сколько пожелаешь... Жаль только, что сейчас, мы рассеяны и бездомны. Там, у себя дома, мы смогли бы оказать тебе более достой­ный прием, как то предписано нашими Хабза.

- Спасибо, Тхамада, - ответил Ахмет, придер­живаясь традиционно вежливой манеры разгово­ра со старшими. - я был бы рад остаться здесь, но не могу пользоваться вашим гостеприимством в такие нелегкие времена. Я предпочел бы про­должить свой путь на восток, как только ты позволишь мне это сделать.

Имам сделал повелительный жест.

- Не может быть и речи о том, чтобы ехать сейчас. Поживи у нас несколько дней, тебе нуж­но как следует отдохнуть.

Имам повернулся к молодому помощнику, сто­явшему у него за спиной:

- Аслан, пойди скажи женщинам, что у нас дорогой гость. Зарежь барана и приготовь ужин. Эти двое, пожалуй, здорово наголодались за пос­ледние дни.

Затем он повернулся к Гази с выражением отеческой заботы на лице:

- Гази, теперь пора заняться раной. Я рад, что ты выполнил задание, жаль только, что сам пос­традал при этом.

Товарищи помогли Гази подняться на ноги, и он вышел из палатки, слегка пошатываясь.

Ахмета поразили манера поведения бжедугов и их запоминающаяся внешность: светлокожие, с орлиными носами и красивым разрезом голубых глаз, взгляд которых проникал насквозь.

Он вежливо подождал, когда имам заговорит вновь.

- Ну вот. Ты видел то же, что видел Гази. Скажи, а как ты все это оцениваешь? Мы хотели бы знать. Можешь ли дать нам какой-нибудь совет?

- Большая честь для меня давать советы тако­му важному собранию мудрых старцев... - Ахмет начал свою речь с фразы, которую ему, как хорошо воспитанному человеку не нужно было долго придумывать - она сама слетела с его уст.

- Но я хочу сказать, что наш опыт общения с казаками невелик. У нас на Кубани есть казаки. Живут они в Екатеринодаре и в нескольких ста­ницах далеко от наших земель. Они часто приез­жают к нам торговать. Продают, в основном, свою ужасную на вкус «чертову воду», а покупа­ют у нас шкуры. Были также шайки, пытавши­еся отнимать скот, правда, без особого успеха. Если убить нескольких из них, остальные оставят тебя в покое.

Ахмет заметил, как старики переглянулись. Было очевидно, что они не согласны с его послед­ней фразой.

Второй старец заговорил сердито, при этом все время нервно запахивая на себе халат, а его тонкая рука сжимала красивый кама на поясе:

- Именно этого мы еще не выполнили. Не перебили достаточно гяуров. Может быть, после этого они нас тоже оставят в покое.

Имам сохранял молчание. Ахмет заметил, что здесь, как и на Кубани, существовало правило, требовавшее, чтобы мнение каждого было выслу­шано с должным вниманием.

- Думаю, что наши воины смогут получить такую возможность - наконец, согласился имам, - но не раньше весны. Сначала мы должны под­готовиться к приближающейся зиме и подумать о том, чем кормить людей. Главное сейчас - вы­жить. Нужно также послать наших людей к шапсугам и купить у них оружие и порох. К ним заезжают турецкие купцы и привозят оружие из Стамбула.

Второй старец возразил ему:

- Но пока мы будем ждать, казаки выстроят сильные укрепления! К весне выполнить нашу задачу будет гораздо труднее. Поэтому я говорю: напасть на них надо сейчас, пока снег не укрыл землю. Нашим мужчинам есть за что драться.

Третий старец, благообразный, седоусый, го­ворил вдумчиво, спокойно:

- С чем мы пойдем воевать против них? Я не сомневаюсь, что наши воины сумеют достойно умирать, но что наши сабли против казачьих ружей? Имам совершенно прав: нужно подождать, накопить силы. Потом, весной, мы отправим казаков в преисподнюю, когда они меньше всего будут этого ждать. Таково мое мнение.

Эти слова вызвали одобрительный шепот. Бес­еда продолжалась, звучали противоположные мнения. Ахмет молчал, погрузившись в думы среди бушующих вокруг страстей. Он давно уже знал, о чем говорят на таких совещаниях старейшины, хотя, конечно не присутствовал на них лично, а лишь со слов отца, возвращавшегося с подобных встреч поздно ночью. Отец сажал его, своего единственного сына, рядом и рассказывал обо всем, что было на совете. Сверху сияли звезды, Ахмет едва слышал отца из-за неумолчного шума вечно спешащей реки, и его охватывало чувство уверенности - увы, покинувшее его сейчас - в том, что все будет хорошо, пока их жизнь и благополучие зависят от таких опытных и силь­ных людей, и что никогда этот мир не изменится к худшему.

Но все резко изменилось, когда его родители нелепо погибли из-за несчастного случая. Про­шлой зимой они отправились в соседнюю деревню навестить родственников. Домой возвращались поздно, и в одном месте их фургон внезапно соскользнул с крутого ледяного склона. Невоз­можно было понять, как это отец Ахмета, знав­ший дорогу как свои пять пальцев, мог допустить такую роковую ошибку. Односельчанам так и не удалось разгадать эту загадку: когда, наконец, в деревне поняли, что с ними что-то случилось и послали людей на поиски, то нашли лишь полу­занесенные снегом трупы родителей Ахмета на дне глубокого ущелья. Рядом валялись обломки фургона и спутанная лошадиная упряжь.

Из близких родственников у Ахмета осталась только сестра, Aфyaca... Она была замужем за пьяницей, хотя и благородных кровей, бесланеевским уорком Мухамедом. Отца уже не было рядом, и Мухамед начал все больше наглеть, пока, на­конец, весной дело не окончилось трагическим взрывом ярости в доме Афуасы.

- Ахмет, пошли есть! - голос Гази прервал его размышления. Он вернулся уже после перевязки и выглядел гораздо бодрее.

- Пулю достали. Очень просто, - сказал он так, будто ему вынули занозу из пальца. Радость возвращения домой помогла ему выздоравливать на глазах. - Я подарил ее младшему брату. Как талисман.

Он улыбнулся и пригласил Ахмета в соседнюю палатку, предназначенную для гостей, чтобы тот мог приготовиться к вечерней трапезе.

Молодая стройная девушка из числа прислуги подала Ахмету воду. Она посматривала на него смущенно, и в то же время чувствовалось, что ее чрезвычайно волнуют взгляды незнакомого краси­вого молодого мужчины, внешность которого от­личалась от привычной ей внешности мужчин племени бжедугов. Ахмет, наверное, покраснел бы, если бы заметил, каким восторгом сияли голубые глаза девушки, когда она тайком рас­сматривала его мужественное, словно высеченное из камня, гладко выбритое лицо, чеканный проф­иль, темные дуги бровей. Но юноша был целиком поглощен размышлениями о том, как ему следует себя вести с почтенными хозяевами, поэтому мель­кнувшая тонкая девичья фигурка в длинном бе­лом одеянии, туго перехваченном на талии мяг­ким кожаным ремешком, с красивым муслино­вым шарфом на длинных косах живо напомнил ему Афуасу, и он решил не смотреть на девушку.

Рядом с ним постоянно как бы витал дух отца, призывающий Ахмета держаться с достоинством. Гази ожидал у входа, довольный тем, что теперь сможет, наконец, оказать товарищу достойный прием и позаботиться о нем. Он провел Ахмета в дом имама, где уже чинно сидели старейшины, готовые к торжественному ужину в честь гостя.

В комнате были установлены аны, низкие круг­лые столики на трех ножках, уставленные блю­дами с дымящейся пищей. Несколько миловид­ных девушек молчаливо сновали вокруг, входя и выходя из комнаты. Они подносили все новые лакомства для гостей. В этих, особенно трудных условиях, женщины племени бжедугов буквально превзошли сами себя. Ноздри Ахмета приятно защекотал чудесный запах, исходивший от огром­ного блюда с тушеным барашком. В этом запахе чувствовались ароматы трав и специй. Один брон­зовый котел был с пряным йогуртом, другой - с мамалыгой, которую покрывал толстый слой зо­лотистой мясной подливы. При виде всего этого великолепия у Ахмета буквально свело внутрен­ности от голода. Вокруг стояли блюда, полные пирожков с мясом, медом, козьим сыром, ореха­ми и сушеными фруктами.

Никогда еще Ахмету не хотелось попировать вволю так, как в тот вечер. Имам показал ему, что он должен сесть по правую руку от него как почетный гость их племени. Гази стоял за спина­ми старейшин, ожидая, пока все займут свои места - это была его обязанность младшего ро­дственника хозяина дома, как и других молодых парней, стоявших рядом с ним.

На стенах в доме имама было развешено ста­ринное, редкое оружие: сабли, пики, луки со стрелами, а также надежные кольчуги, - все это свидетельствовало о том, что хозяин был когда-то славным воином и хаживал в дальние военные походы. На верхней балке под крышей, прямо над головой Ахмета находилась целая коллекция черкесских седел, сбруи, отделанной серебром, и кожаных уздечек, которые от многолетнего ис­пользования стали мягкими как шелк. Множест­во серебряных, бронзовых и кожаных вещей в доме говорили о том, что имам нажил значитель­ное состояние в войнах или торговлей, а может быть и тем, и другим. Ахмет заметил и красивые циновки турецкой работы и кожи, выделанные не виданным им способом.

Сказать по правде, Ахмет был сильно пора­жен. Он всегда полагал, что кабардинцы - арис­тократы среди адыгов, хотя, конечно, в каждом племени встречались особо выдающиеся люди. Но в этом доме все вещи создавали атмосферу вели­чия и значимости его хозяина; это был дом че­ловека, который прожил жизнь достойно и бла­городно, как и подобает лучшим адыгам: и как воин, и как заботливый глава рода, и как поч­тенный старейшина племени бжедугов.

Имам заговорил спокойно, с теплотой в голо­се:

- Давайте забудем обо всех горестях! Давайте радоваться и чествовать нашего дорогого гостя. Ахмету, нащему славному брату из Кабарды, я желаю жить в добром здравии и достойно нести честь своего племени и своего адыгагьэ, где бы он ни был.

Он высоко поднял рог с пенистой махсимой -национальным черкесским напитком, собираясь продолжить тост. Ахмет и старейшины сделали то же, ожидая, что скажет имам.

- За здоровье и успех нашего гостя! Пусть Бог пошлет тебе удачу, Ахмет! Пусть Он защитит тебя от всех бед и укажет верный путь в жизни. Пусть Он, который создал всех нас и дал нам эту пищу, и дальше не оставит своей заботой всех адыгов, где бы они не находились, дарует им процветание и успех. За твое здоровье, наш молодой брат, выпьем!

Все дружно осушили роги. Ахмет думал о том, как по-разному произно­сят тосты у кабардинцев и здесь. Тост, провоз­глашенный кабардинским старцем, еще долго со­провождается громким «хва-ха», которое сканди­руют присутствующие. Ахмет внимательно всмот­релся в мужественное, будто кованное из метал­ла, лицо имама. Он мог поклясться, что имаму было известно все, что случилось в его жизни до сего дня. Каждое слово, сказанное им в тосте, соотносилось с реальной жизнью: «беда», «верный путь», «удача». Каждая фраза задевала самые потаенные струны его души.

В прошлом месяце, когда он яростно поднялся на борьбу против бесчестия, были мгновения, когда он проклинал небеса за то, что из жизни его ушла добродетель. Глядя на старого имама, Ах­мет увидел, что глаза его светятся горькой и лукавой мудростью, которая есть сплав сурового опыта войн и в трудах завоеванного почета. Ахмет сразу почувствовал себя еще таким молодым и неопытным, несмотря на все испытания, выпав­шие на его долю. Его родители прожили долгую и сложную жизнь, и их смерть теперь не каза­лась самой страшной трагедией рядом с трагедией этих людей, потерявших родную деревню. И во­истину огромной казалась работа по подготовке к зиме: ведь требовалось обеспечить всем необходи­мым несколько сот душ здесь, высоко в горах, и всего за несколько оставшихся недель. Ахмет устыдился своей жалости к себе, и в то же время воспрял духом.

Как и следовало ожидать, Гази не смог долго высидеть за трапезой. Опустошив свой рог, он извинился перед присутствующими, и, смертель­но уставший, удалился на покой. Ахмету не хо­телось идти спать. Ему было интересно за столом и очень хотелось узнать побольше нового, ведь это поможет ему лучше освоиться в горах. Отны­не они - его жизнь...

Имам наклонился вперед:

- Твоя семья - кабардинцы. Зачем ты едешь на восток? Навестить родственников?

- Нет. Не совсем. Мои родители недавно тра­гически погибли. Все хозяйство перешло к зятю. Я решил, что пришла пора увидеть мир.., - Ах­мет не раз уже повторял про себя эти слова во время пути, и теперь, они, казалось, прозвучали веско и убедительно.

- Хорошее намерение. Скажи, а твой малха, этот самый зять, что же вовсе не имел никакой собственности? - спросил имам, исподволь прони­кая в суть дела.

- Нет, - ответил Ахмет, вкладывая в это ко­роткое слово столько, сколько могли бы вместить тома. Он имел в виду, что Мухамед был ленивым и заносчивым, а благородным только по проис­хождению, а не по своим поступкам или харак­теру.

- Для мужчины из племени бжедугов было бы недостойно забирать дом отца своей жены. Две дыни подмышкой не унесешь!

В глазах имама блеснул огонек сочувствия.

- Он бесланеевский уорк и намного старше меня.

Имам тут же кивнул головой, как бы подтвер­ждая, что именно такой человек должен быть мужем сестры Ахмета.

- Несомненно, это честь для твоей сестры. Дай Бог им много здоровых детей.

Ахмет вспыхнул. Это ведь его вина, конечно, что Афуаса потеряла своего первенца. Он был тогда вне себя от ярости, хотя адыг должен всег­да сдерживать свои чувства. Взрыв эмоций зачас­тую выдает недостаток образования или хорошего воспитания.

Имам смягчил тон:

- У тебя был трудный путь. Сегодня я не хочу говорить о горестях. Мой дом - твой дом, Ахмет с Кубани. И раз уж твой отец не может более наставлять тебя, я буду твоим кунаком, радуш­ным хозяином и защитником, пока ты находишь­ся с нами. Если тебе нужен совет, спрашивай меня, как если бы я был твоим отцом.

- Вы так добры.

- Гази - мой племянник. Если бы я потерял его...

Имам повернул руки ладонями вверх, как бы показывая, что в этом случае его жизнь была бы опустошена.

Разговор перешел к военным делам, стали об­суждать, как лучше атаковать казаков. Ахмету было чем поделиться. Но он знал также, что, пока гость не покинет застолье, никто из хозяев ни за что не сделает это первым. Он встал, поб­лагодарил всех, удалился в предоставленную ему палатку и вскоре уже спал, бормоча во сне мо­литву благодарности за то, что еще цел, забрав­шись так далеко от дома.

На следующее утро Ахмет чувствовал себя бод­рым и будто обновленным, но у Гази был силь­ный жар и он лежал пластом. Об этом рассказал молодой бжедуг, который принес ему на завтрак чай с молоком, сдобренный специями и солью, и хлеб с сыром. Сотворив утреннюю молитву, Ах­мет позавтракал.

Одевшись, он вышел на улицу, остановился и прислушался к таким знакомым, привычным зву­кам домашнего обихода, доносившимся отовсюду.

За Гази ухаживали женщины из домашней прислуги. Несколько их, судя по голосам и моло­дых, и старых, собрались вокруг ложа его друга. Они что-то щебетали, хлопали в ладоши и пели. Песни были Ахмету незнакомы, но он узнал обы­чай, который существовал и у них дома: больного никогда не оставляют одного. Присутствие рядом других людей поднимало больному настроение и отгоняло дурные мысли лучше любого лекарства. Что ж, нет худа без добра: благодаря этому при­ключению Гази произвел огромное впечатление на молодых девушек...

Какой-то молодой бжедуг, чинивший ограду, поздоровался с Ахметом.

- Где моя лошадь? - спросил Ахмет. Он так любил свою кобылу, что ему захотелось поздоро­ваться с ней и накормить из собственных рук.

- Она там, брат, - ответил парень и провел его в загон для скота.

Кара сразу же вышла на его зов, тихо заржа­ла, приветствуя хозяина. Она была повыше ло­шадок горцев и почти черной, шире в груди и соединяла в себе все характерные черты породы альп - лучшей кабардинской породы лошадей. Выдержав недавние испытания на выносливость и ловкость, она показала не меньше твердости в ногах, чем у коней бжедугов. Ахмет лениво об­локотился о заборчик, рассматривая клейма. В основном, это были лошади черкесских пород, гнедые с темными подпалинами. Некоторые клей­ма свидетельствовали о хорошей родословной.

К Ахмету подошел имам.

- У вас добрые кобылки, - заметил Ахмет.

- А ты здорово управляешься с лошадьми. Среди адыгов кабардинцы - самые умелые наездники. Кстати, хорошо, что мы можем потолковать на­едине.

- Тхамада...

- Я понимаю твою тягу к перемене мест. Ос­тавить дом и самому лепить свою судьбу - это удел отважных. Но погода скоро испортится, Ахмет. Подумай, может быть останешься с нами до весны? Ты - сильный, опытный, а мне как раз нужны такие воины, как ты, чтобы защищать наших женщин и детей.

- Я кабардинец.

- Ты хочешь жить со своими?'

Ахмет повесил голову. Он едва мог сдержи­вать страсти, кипящие в нем.

- Я должен объяснить, почему мне нужно уехать подальше отсюда. У нас с малхой про­изошла потасовка. Моя сестра бросилась на меня, чтобы разнять нас. Я швырнул ее на землю, ушиб. И она потеряла ребенка. Поэтому я уехал. От стыда.

Дата добавления: 2015-06-04