КАНДИНАЛЬ 8 страница. Ахмет уже не надеялся увидеть Цему, однако Хабза требовали, чтобы он сначала отдал дань вежливости дому Медины

Ахмет уже не надеялся увидеть Цему, однако Хабза требовали, чтобы он сначала отдал дань вежливости дому Медины. И какова же^была его радость, когда он увидел Цему в комнате рядом с матерью Медины Ханифой.

Мурад почтительно остановился перед тещей, худенькой опрятной женщиной лет шестидесяти, одетой в широкий голубой халат, с мягким белым шарфом на голове.

Как поживает моя дочь? - спросила женщи­на, протягивая руки к ним обоим, - Со мной, вот, моя юная подруга Цема, она хочет передать ей свои наилучшие пожелания. Она скучает по ней.

У Медины все хорошо, и Ваши внуки в полном порядке, хвала Аллаху, - на одном дыха­нии произнес Мурад, употребляя традиционную фразу, чтобы это понравилось Ханифе, - Скоро она с Тимуром и Джафаром пожалует к Вам, мы как раз проторили им дорогу.

Ахмет был совершенно ошеломлен. Он неделя­ми готовился к этому моменту, а он наступил так неожиданно. Серые глаза Цемы казались ему еще прекраснее, чем в день их первой встречи. Ее смуглую золотистую кожу озарял свет юности и весны. Ахмет вдруг почувствовал, что не может вспомнить ни одного слова по-чеченски.

Мурад, как всегда оказался прекрасным по­мощником, вовремя заполняя опасные паузы в разговоре.

- Медина поживет здесь, пока мы будем в походе. Газават - дело долгое, и она не хочет оставаться все это время одна с детьми в доме. Я хотел бы попросить Ахмета привезти ее через несколько дней. Ты сможешь, Ахмет?

Ахмет усиленно пытался взять себя в руки. Он совсем не так представлял себе это первую, самую важную встречу с возлюбленной. Дрожа­щей рукой достал он маленький кожаный мешо­чек с деньгами. Пытаясь придать своему голосу больше уверенности, он сказал:

- Несколько раз я брал Джафара с собой в горы, и мы нашли там вот эти монеты. Часть их я отдал Медине, а эти приберег для тебя.

Сердце у Цемы сильно колотилось. Она была потрясена, услышав, что ее любимый говорит с ней на ее родном языке. У Ахмета был низкий, настоящий мужской голос с необычным тембром, и в его устах чеченская речь звучала более музы­кально и мягко, чем она привыкла слышать.

- Это греческие монеты. На одной стороне изображение колесницы с воином, на другой - головы. Очень древние.

Ахмет мучительно подбирал правильные сло­ва.

Наверное, торговцы., - сказал Мурад, ко его помощь была уже не нужна.

Это хорошее серебро. Ты можешь сделать из них монисто, - посоветовал Ахмет, придвинув­шись поближе к Цеме.

Теперь настала ее очередь сказать что-нибудь ободряющее.

Большое спасибо. Как мило, что ты забо­тишься о таких вещах, отправляясь на войну.

Напротив, Цема, эти заботы приятны муж­чине и помогают в сражении.,.

Ахмет давно уже твердил эту фразу и много раз повторял про себя. Он выпалил ее без запинки, как хорошо затверженный урок, сам того не замечая. Все вокруг рассмеялись, а он так и но понял, почему.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Прошло несколько беспокойных недель. Че­ченские патрули, сменяя друг друга, не без лю­бопытства наблюдали за маленькой станицей у подножия горного хребта. Они ожидали, что теперь, когда слега начали таять, казаки станут активнее. Лагерь был совсем новым, его обитате­ли только начали вырубать деревья вокруг, чтобы потом построить крепкую ограду, наверное, вроде тех стен, которые Ахмет видел в крепости на земле бжедугов. Поселок, еще плохо защищен­ный, без оборонительной линии вокруг, был весь­ма уязвим, но чеченцам показалось, что казаки не очень-то спешили со строительством укрепле­ний. Не было заметно ни малейших признаков приближения транспорта с боеприпасами и под­креплением.

Однажды Ахмет с Мурадом выехали на оче­редное дежурство. Одним из предметов гордости Мурада и источником зависти окружающих была английская подзорная труба, некогда подаренная его отцу каким-то купцом в одном из далеких турецких портов Сначала Мурад дал заглянуть в нее Ахмету, потом сам быстро осмотрел окрес­тности и бережно спрятал свое сокровище.

Все как обычно, сказал Мурад. - Если бы они ждали чего-то или кого-то, мы бы заметили. Начали бы строить дополнительные склады или послали бы передовой отряд встречать конвой на подъезде к станице. Подозрительное затишье. Наверное, у них те же заботы, что и у нас, сказал Ахмет, - Все запасы на исходе, вот они и затихли.

Мурад вновь глянул в трубу.

- Ну-ка посмотри, Ахмет. Там какой-то кра савчик летит... Видишь?

Ахмет взял трубу и принялся внимательно раз­глядывать красивого светловолосого широкоплечего мужчину в блестящем мундире адъютанта, во весь опор скачущего в сторону станицы. Как только всадник приблизился к главным воротам лагеря, сторожа подняли шлагбаумы, и он вих­рем промчался мимо них. Возле штаба он лихо осадил коня, легко спрыгнул с седла и отдал честь дежурному офицеру. Потом оба вошли в дом.

- Наверное, надо доложить об этом мулле.

Ахмет теперь искал любой повод, чтобы по­пасть в деревню Цемы. Мурад понимающе улыб­нулся:

- Лично я бы не спешил с выводами. Но это я. А на твоем месте, дружок,.. Ладно, сейчас двинемся обратно к деревне.

Легким галопом они проскакали с две версты, миновав гряду, с которой открывался вид на станицу. По дороге они сделали небольшой крюк на случай неожиданного преследования. Здесь, в укромных расщелинах гор, воздух был теплым, почти как летом. Дальнейший путь лежал через глубокое ущелье, где, как знал Мурад, чеченские женщины частенько полоскали белье, а иногда и сами плескались в воде.

Это выглядело так трогательно и мирно, когда женщины со свежевымытыми длинными волоса­ми, распущенными по плечам для просушки, склонялись над волнами, полоща свои яркие одеж­ды. Со всех сторон их окружала буйная растительность, и на ее темно-зеленом фоне их обна­женные руки и ступни казались еще белее. Рядом шумел водопад, струи которого рождали тающие высоко в горах льды. Чеченские ребятишки, сбро­сив одежду, самозабвенно взвизгивая, плескались в бурлящей воде.

- Я поеду вперед, - сказал Мурад, - расскажу мулле, что мы видели.

Ахмет расстался с Мурадом, ни сказав ни сло­ва: он тут же забыл о нем, внезапно заметив среди женщин свою Цему, и направился к ним. /(стишки выскакивали из воды и бешено носились по берегу, а матери пытались поймать их, чтобы насухо растереть их озябшие мокрые тельца.

В этой обстановке Ахмет как-то по новому увидел ему. Теперь она казалась ему менее само­уверенной и решительной. Щеки у нее раскрас­нелись от работы, а волосы прелестными локона­ми обрамляли лицо. Она была такой женствен­ной! Чего стоили округлость ее груди и плавный изгиб бедра! Но этот образ мелькнул лишь на секунду. Заметив Ахмета, Цема взвилась, как дикая лань, и бросилась по тропинке к нему -снова сильная независимая молодая девушка.

- Я не ждала тебя сегодня!

Ахмет почувствовал, как все женщины, со­бравшиеся у воды, принялись рассматривать его во все глаза. Он соскользнул с лошади, взял Цему за руку и свел с дороги. И вот так, стоя лицом к лицу, сблизив уста, они от счастья не чуяли под собой ног.

У меня почти не было повода, чтобы... -пролепетал Ахмет:

Что-то должно произойти.

Думаю, что скоро. Набег.

Ах, вдруг бы ты уехал, не попрощавшись! Всегда, когда им приходилось встречаться, Цема

была такой сдержанной, однако теперь, перед самым большим набегом из всех, когда-либо за­мышлявшихся мужчинами ее племени, сердце девушки дрогнуло. Она шагнула вперед и обняла Ахмета, склонив головку ему на грудь.

- Ты должен обязательно ехать? - спросила она дрожащим от волнения голосом. - Конечно, каждый раз страшно, но сейчас...

Ахмет прижал ее к себе. Сердце у него радос­тно билось, от того, что сбылась его заветная мечта: Цема любила его. Ахмет чествовал, как ее молодая тугая плоть прижимается к нему, и все его тело охватила какая-то лихорадка, и сладостная, и пугающая. Он чуть отступил назад, чтобы шепнуть пару слов. Во рту пересохло.

- Но что скажут мужчины? За время послед­них вылазок я собрал немало трофеев. Но сейчас - совсем другое дело. И я хочу, чтобы ты горди­лась мной.

Цема вспыхнула, почувствовав возбуждение Ах мета, и опустила глаза. Она понимала, что Ахмет должен доказать свою преданность ее народу, что это нужно, прежде всего, для них, для их любви, но еще более важно показать это мулле и всем соперникам и недругам. Цема решила, что лучше ничего не говорить и опустила глаза, разглядывая траву у ног Ахмета. Настают тяжелые времена, и впереди их ждут серьезные испытания.

Скоро я соберу выкуп, которым не побрез­гует даже твой отец! - продолжал Ахмет. Он вновь сжал любимую в объятиях. - Он прав, что ценит свою дочь так высоко, В мире нет сокро­вищ, которых бы хватило, чтобы завоевать тебя, Цема.

Что мне богатство... Оно не дороже твоей любви ко мне!

Ахмет неохотно разжал объятья. Пора было расставаться. Если позволить чувствам Одержать верх, уже не достанет мужества для войны...

Ахмет лихо схватил поводья, пытаясь выгля­деть бывалым удальцом. Цема вновь улыбнулась, глядя на него.

Не дороже и твоей любви, Цема!

Нет, прошу, побудь еще немного.., - протя­нула Цема нарочито жалобно.

Ты же знаешь, я не могу. Нужно ехать.

Возвращайся поскорее, навести моего отца. Он любит, когда ты приезжаешь.

Иди к подругами - Ахмет махнул в сторону девушек, сбившихся в кучку у водоема и с жад­ным интересом наблюдающих за прощанием влюб­ленной парочки. - Они, наверное, жалеют, что я не похитил тебя!

Цема рассмеялась, его настроение передалось ей.

Ты бы не осмелился!

Ахмет развернулся, и пустил коня в галоп. Следя за его удаляющейся фигурой, Цема погрус­тнела, и улыбка погасла у нее на губах.

* * * * *

Ахмет не переоценивал важности предстояще­го похода. Когда он въехал в деревню, в каждом доме уже вовсю шли сборы. Воины готовились к газавату. Несмотря на то, что Ахмет с Мурадом были людьми пришлыми, мулла поручил Мураду возглавить налет, а Ахмета назначил его главным помощником. Это было испытание верности, му­жества а может, расчет был иной - ведь горячие чеченцы в пылу боя могли совершенно потерять голову.

- Этот русский офицер вовсе не одинок, -проговорил мулла ровным голосом, полузакрыв глаза. - Из других сообщений мне известно, что вслед за ним в станицу прибудет небольшая груп­па других военных. Они сопровождают повозки с какими-то грузами. Предполагаю, что они рас считывают попасть в лагерь до наступления ночи, если судить по скорости передвижения. У меня есть все основания думать, что в повозках у них оружие.

Не в первый раз уже Ахмет дивился тому, как хорошо мулла сумел организовать свою разведку.

- Нельзя терять время. Аллах благословляет наше дело.

Все воины собрались на деревенской площади перед домом муллы для молитвы. В тишине Ах мету казалось, что его сердце бьется невероятно громко, и н едва подавлял в себе желание вско­чить в седло, не дождавшись конца обряда. Тем не менее, он старался проникнуться торжествен­ностью момента и по всем правилам вознести молитву о победе в сражении. Сила воздействия» исходящая от муллы, будто прижала колени каж­дого к земле и не позволила подняться раньше, хотя многим нелегко было вынести столь продол­жительную молитву. Зато потом, когда все под­нялись, их охватил единый радостный порыв.

- Слава Аллаху! Хвала Аллаху! - слышалось со всех сторон.

Воины вскочили на коней и тронулись в путь. Ехали быстро и к наступлению темноты добра­лись до края горного кряжа. Мурад приказал отряду располагаться на ночлег. Арсби фыркнул громче лошади:

- На ночлег?! Почему ты! медлишь?

- Я ценю твой боевой дух, Арсби. Надеюсь, он есть у всех нас, поэтому не сомневаюсь в победе.

- Мурад казался спокойнее чем обычно, зная, как много зависит от его самообладания. - Но чтобы наш бросок был молниеносным, нужны свежие, отдохнувшие лошади. Так что этой ночью мы будем отдыхать ради них, а не ради нас самих.

- Я расположусь вон там, на западном крыле,

- сказал Ахмет.

Рядом с Мурадом на ночлег устроились чело­век пятнадцать, вокруг Ахмета - чуть больше. В группе Мурада был Эльдар, тот самый гигант в черном, который когда-то чуть не задушил Ахме­та в своих стальных объятиях, рядом с ним ус­троился неистовый Куэр. Теперь Ахмет знал, что это отец и сын, оба черноволосые, с блестящими глазами, воинственные. У них были самые луч­шие лошади во всем селе. Ахмет понял это, вни­мательно рассмотрев их, пока те мирно паслись невдалеке. Куэр не отрываясь глядел на него, и Ахмет сначала не понял, чем вызван этот при­стальный взгляд. Скорее всего, Куэр уже засы­пал, и глаза его были просто устремлены в ни­куда перед тем, как закрыться.

На несколько часов на этом хребте, нависаю­щим над казачьим лагерем, воцарились тишина и покой, и было слышно лишь дыхание людей и животных, да шелест ветра в листве.

Отряд поднялся еще до рассвета. Люди прове­ряли оружие, порох и клинки. Когда стало пос­ветлее, Мурад взялся за свою подзорную трубу, которая пришлась очень кстати. Он коротко рас сказывал, что видел, вселяя уверенность в со­лдат;

- Там три караульных поста. Северный угол, южный и восточный. На западном нет. Это хорошо. Слева от центра кто-то разжигает огонь. Вижу, что кто-то собирается готовить пишу. Только одно каменное здание, на нем полковой флаг. Осталь­ные разместились в палатках вокруг штаба. Ага! Вот то, что надо!

Мурад передал трубу Ах мету, желая узнать его мнение.

- Видишь казака часового у палатки, слева от центра? Думаю, склад оружия именно там.

Ахмет внимательно изучил обстановку и кивнул.

Мурад обратился к людям с лаконичной речью:

- Братья! Наша главная цель - вон та палат­ка. Это единственное, что усиленно охраняется на территории лагеря, поэтому можно предпол­ожить, что там боеприпасы. Мы должны проско­чить туда и захватить как можно больше, пока лагерь не поднимут в ружье.

Он повернулся к Хамзету.

- Возьми пять человек и поезжай вниз, к вое точному флангу. Спрячьтесь там, но если услы­шите стрельбу в западной части, если там завя­жется бой, атакуйте лагерь с фронта, чтобы сбить неприятеля с толку, и прикрывайте нас, пока мы не прорвемся с добычей..

Хамзет, стоявший спокойно, кивнул в знак согласия. Ахмету понравилось, как Мурад распре­делил силы. Хамзет был человеком рассудитель­ным, хладнокровным, он не позволит своим лю­дям проявлять излишнюю пылкость, ту самую, к которой так склонны Арсби и Куэр.

Хамзет не станет делать ничего безрассудного. Ахмет понимал, что он вовсе не жаждет кровоп­ролития. Он видел его лицо в профиль: скулы резко выделялись, а голубые глаза стали совсем светлыми. Руки юноши нервно сжимали рукоять кама у пояса? а спину он старался держать как можно более прямо: старая рана давала о себе знать.

Нашелся еще один доброволец в отряд Хамзета. Это был Ати, тот самый, который говорил по-русски и как-то украл и перепродал казачьи ружья. С оружием он обращался легко, играючи, словно щеголял приемами заправского стрелка. Ахмет был рад, что и этот парень оказался здесь с ними.

Мурад вновь обратился к воинам:

- Вам хорошо известна цель этого налета. Как только вам удастся захватить что-либо» тут же скачите прочь, в горы. Не задерживайтесь ни под каким предлогом. - Он многозначительно посмот­рел на молодого Арсби, как бы повторяя: «ника­кого показного героизма». Но Арсби его, кажет­ся, не понял.

Мурад повернулся к Ахмету и заговорил по-черкесски:

- Тебе это будет нелегко слышать, но нам нужно разделиться. Отправляйся с Хамзетом и следи за ходом событии.

Из-за любви к Цеме Ахмет был готов на все. Конечно» прикрывать Хамзета и удерживать фланг для Мурада - задание ответственное и почетное, но Ахмет предпочел бы быть в атакующем отря­де. Но приказ есть приказ. Ахмет крепко пожал руку Мурада:

- Удачи, брат.

Ахмет, Хамзет а еще четверо всадников на­правились вниз по склону, туда, где находился вход в лагерь. Низкорослые широкогрудые гор­ные лошадки как нельзя лучше подходили для быстрого спуска, который был бы опасен для лошадей равнинных пород. Ахметова кабардинс­кая кобыла едва ли уступала местным. Всадники неслышно спустились к подножию хребта, где находился новый русский лагерь. Группа укры­лась в чаще совсем близко от станицы.

Они боялись дышать - казаки были слишком близко. Так близко, что когда какой-то грузный человек высунул голову из палатки с боеприпаса­ми, они слышали, как он давал указания по-русски, хотя палатка стояла в самом центре ла­геря.

Некий «туземец» устрашающего вида со шра­мом через все лицо сидел на корточках возле огня, над которым висел походный чайник. Часо­вой подошел к нему и велел что-то сделать.

- Заботится о своем завтраке, - сказал Ати, - Тот, что в палатке - не казак, это русский офи­цер. Я различаю по произношению! Выходит, это не часовой? Какого ж дьявола такой важный офицер оказался в этом маленьком лагере?

У Ахмета мгновенно пересохло во рту. Он вдруг понял, какая опасность нависла над ними. Что, если боеприпасы вовсе не там? Однако жребий брошен, и уже невозможно предупредить Мурада.

Ахмет пытался разглядеть, как всадники во главе с Мурадом приближаются к станице. Нако­нец, он увидел, как чеченцы ползком пробираются через кустарник и исчезают за палатками. Внезапно раздался громкий ружейный выстрел и весь лагерь был поднят на ноги.

Вытянув шею и рискуя получить пулю в лоб. Ах мет видел, как Мурад выскочил из палатки с боеприпасами, зажав рукой левый бок. Тут же он скрылся на дальнем конце лагеря. Еще не­сколько чеченцев бежали за ним, таща на себе раненого.

Ахмета одолевали ярость и злоба. Было ясно, что этой палатке оружия не было. Они с Хамзе том открыли беглый огонь по лагерю, чтобы отвлечь неприятеля от отступающей группы Му­рада. Кое-кто из казаков повернулся в их сторо­ну. Ахмет рванулся вперед. Прицелился и уло­жил одного из солдат, бегущего к нему. И тут Ахмет заметил, что некоторые из людей Мурада бросились к повозке, что была прислонена к палатке русского офицера. Охранника, стоявшего возле нее, чеченец уложил ударом ножа сзади...

У Ахмета не было времени наблюдать за раз­витием событий. Отвлечь на себя огонь - вот чего хотел от него Мурад, и, слава Богу, им с Хам-зетом, кажется, найдется дело. Чуть не половина гарнизона решила, что главный удар атакующие нанесут по фронтальному участку лагеря, и со­лдаты начали сбегаться туда, чтобы дать отпор Хамзету и его пяти всадникам. Человек двадцать, не менее, стали быстро занимать оборону.

Хамзет вдруг откинулся назад. Крепко руга­ясь, он отполз под куст и, лежа на раненом боку, начал перезаряжать ружья для воинов здоровой рукой. Это было все, что он мог сделать.

Маленькую группку, где были Ахмет и Хамзет стали окружать. Откуда-то донесся стук множес­тва лошадиных копыт: кони неслись, как лавина. Сквозь облака порохового дыма Ахмет увидел Эльдара, отца Куэра, который бешено мчался по лагерю на храпящем коне. Его черная бурка парила в воздухе, как орлиные крылья. Он под­скакал к загону с лошадьми, выпустил их и повел табун прямо в тыл казакам, остановившим атаку Ахмета, За лошадьми следовала повозка, в которой, как предполагали, были боеприпасы. Ею управлял Мурад, нахлестывая карабахских коней.

- Освободите дорогу! - что есть мочи крикнул Ахмет своим людям, и, подняв Хамзета, споты­каясь оттащил его в сторону, едва успев до по­явления табуна, промчавшегося мимо, сметая все на своем пути. Только теперь они были без всад­ников. Озверевшие кони налетели прямо на со­лдат и не меньше троих затоптали насмерть. Казаки, багровые от ярости, отчаянно ругаюсь, наобум стреляли вслед собственным лошадям и исчезающим в горах чеченцам.

Перед Ахметом висело густое облако пыли: это Мурад вовсю гнал вперед тяжело груженую повозку, окруженный большей частью всадников своего отряда.

* * * * *

Несколько часов спустя адъютант генерала Ко­марова Иванов, у которого еще голова шла кру­гом, стоял в штабе лагеря Самоуверенность мгно­венно слетела с него: сегодня утром он впервые в жизни увидел, как человеческие мозги брызну­ли из черепа раздавленного колесом повозки. Это была самая страшная картина изо всех, что ему доводилось видеть.

Рядом стоял офицер, главный в лагере, его вид говорил о том, что ему ох как несладко. Буквально через несколько минут после яростной чеченской атаки в лагерь прибыл русский генерал и три младших офицера эскорта. Иванов и казачий командир, есаул Грунский, получали выво­лочку и стояли во фрунт, в то время, как гене­рал занял единственный в этой неприбранной комнате стол и уселся на него верхом. Грунский забыл даже привести в порядок свой мундир. Худощавый, небольшого роста, он смотрел испу­ганно и переступал с ноги на ногу, с ужасом представляя себе последствия доклада о проис­шедшем.

Русский генерал был, безусловно, рассержен случившимся в станице. Еще бы! Строительство укрепленных стен вокруг поселка не закончено, деревья, под которыми могут укрыться налетчики, не вырублены. Лошади угнаны. Запас ору­жия, который сопровождал генерал Комаров, украден. Десять казаков мертвы или умирают от ран.

На Иванове, по крайней мере, мундир был безупречен. Он старательно отсалютовал.

Адъютант Иванов, Ваше превосходительство! - гаркнул он, но, к своему огорчению, осекся на последнем слоге.

Где, черт возьми, генерал Комаров? - раз­драженно спросил Иловайский.

Здесь, Ваше превосходительство, - растерян­но произнес Грунский. По-русски он говорил с акцентом и держался подобострастно, как трак­тирщик в кабачке третьей руки. Иловайского провели в соседнюю комнату, где была офицер­ская столовая. Комаров лежал прямо на обеден­ном столе.

Иловайский приподнял окровавленный край одежды. Комаров был без сознания, едва дышал. Рана его была перевязана, однако зловещее бурое пятно расползалось по животу. Дело было плохо.

- Боже, а где полковой лекарь?

- В Екдтеринограде, ближе нет, - ответил ка­зачий командир. - Это день езды. За помощью мы послали его карачаевца. Адъютант Его пре­восходительства, господин Иванов, утверждает, что ему можно доверять. Тяжело раненных отправля­ем назад, на Линию.

Грунский заметил: русских офицеров не часто встретить на этих отдаленных рубежах. Его ка­заки обеспечивались неважно. К ним здесь отно­сились как к дешевой наемной силе.

Иловайский пробурчал что-то неопределенное. Он не питал к Комарову особых симпатий, но это был русский генерал, и, если он умрет здесь без помощи, всем за это придется ответить.

Грунский воспользовался паузой:

- Генерал Комаров отважно сражался. Кажет­ся, это он убил предводителя бандитов. После его выстрела вся палатка была в крови.

Иловайскому не хотелось вдаваться в подроб­ности. Он повернулся к Иванову:

- Где бумаги генерала?

- Вот они, Ваше превосходительство. Младший офицер и Иловайский, выходя из

столовой, оттеснили Грунского. Иловайский вновь воссел на низенький колченогий столик, который он решил, видимо, сделать символом власти, и нетерпеливо протянул руку к Иванову, намерева­ясь сломать печати на пакете с документами.

У меня мало времени. Иванов замялся.

Но, Ваше превосходительство, генерал Ко­маров - адъютант генерала Суворова. Он ехал для встречи с ним. - (Другими словами: «Эти бумаги предназначены только для него».) Глаза Иловайского сузились.

- Генерал Суворов лично послал меня в Киз­ляр, чтобы перехватить его. Фельдмаршал По­темкин, по приказу которого я отправился в путь, велел мне срочно ознакомиться с этими бумага­ми.

Иванову не оставалось ничего, как только ус­тупить, причем он вовсе не был уверен, что не играет на руку противникам Комарова. В русской армии было множество враждующих группиро­вок.

Иловайский хитрил. Под предлогом расследо­вания нападения на станицу и покушения на Ко­марова он мог получить весьма ценные для себя сведения. Он велел младшему офицеру принести его походную флягу с водкой. Перелистывая бумаги, он сыпал вопросами. Что здесь произошло?

Иванов молчал. Его поведение было, конечно, не совсем благородным, но он считал, что вся ответственность лежит на этом ничтожном Грунском.

Офицер из свиты Иловайского поднял стопку с водкой.

За все, что миновало, - ехидно сказал он, подмигивая Иванову. Тот опрокинул водку в гор ло и почувствовал себя еще хуже.

Сегодня на рассвете нас атаковал многочис­ленный отряд конных чеченцев, - начал Грунс­кий.

Многочисленный? - Иловайский с интересом взглянул на него. - А точнее?

Есаул тяжело потел, что еще больше усилива­ло сходство с засаленным трактирщиком.

- Две... две сотни, а может и больше. Они атаковали нас с двух сторон - с фронта и тыла, стараясь пробиться к генеральской палатке. Но они точно знали, где именно он расположился.

Только эта палатка была распорота сверху дони­зу. Полагаю, Ваше превосходительство, что сам господин генерал и был главной целью налетчиков. Стража подвела...

Грунский всячески старался отвести мысли на­чальства от главной причины налета чеченцев -безалаберности в обустройстве лагеря. Все при­сутствующие это прекрасно понимали.

Иловайский глянул на него с насмешкой:

Мало похоже на правду. Генерал Комаров провел здесь одну ночь, и об этом мало кто знал. Чеченцам нужно было чего-то добыть. Что они украли?

Они.-, угнали повозку с боеприпасами.

Это сообщение, однако, не произвело на Ило­вайского сильного впечатления, которого ожидал есаул. Он лишь что-то черкнул в бумагах, про­должая внимательно читать. Затем поднял голо­ву, в глазах его светилось любопытство.

- А кто такой этот шейх Мансур? - спросил он, обращаясь к Иванову.

Адъютант почувствовал, что есть шанс иску пить вину. Сначала он решил блеснуть осведом­ленностью насчет Мансура, но вдруг раздумал и промолчал. Иловайский поднялся, собираясь уходить.

- Не стоит дремать, есаул, - бросил он Грун-скому с недоброй усмешкой. - Если бы на эту дыру действительно набросились двести горцев, вы все уже были бы на небесах.

* * * * *

Молодой чеченец, родственник Куэра, лежал в углу повозки. Он был мертв. Мурад и Хамзет сидели рядом, занимались своими ранами. Раны были не страшными, пули пошли навылет, кро­вотечение было несильным. Их лошади были принизаны к повозке, которая тащилась по тряс­кой дороге, усыпанной галькой. Куэр и его отец, в груди которых еще бушевал вулкан ярости, нахлестывали карабахских лошадей, а, если нуж­но, и руками толкали колеса повозки, перебира­ясь через глубокие канавы. Остальные чеченцы ехали молча, тишину нарушало лишь поскрипы­вание седел и всхрапывание лошадей.

Мурад решил высказаться о проведенной опе­рации:

- Вообще то, мы действовали неплохо.., если не считать этой досадной ошибки.

Куэр глянул на него, потом - на тело своего родственника.

- Дорого мы заплатили за эту ошибку, про бормотал он.

Ахмет ехал верхом рядом с повозкой и иногда спешивался, чтобы помочь Куэру, подталкивая плечом колесо. Он долго не 'вступал в разговор, но, когда Мурад с Куэром замолчали, приблизил­ся к Мураду, нагнулся и заговорил по-кабардин­ски:

- Почему же часовой стоял возле палатки, если внутри не было ничего ценного? Ведь все это время оружие находилось в этой повозке?

Мурад мрачно усмехнулся:

Думаю, внутри было что-то или кто то, о ком очень заботились. У меня такое чувство, что сегодня я убил русского генерала, а не простого офицера.

Это дело серьезное, - Ахмет сразу подумал о мести русских.

Мурад не стал распространяться об этом.

Мы добились своей главной цели. Мулла будет доволен.

И лошадей хороших прихватили, Ахмет не мог скрыть своей радости. Он жив, Хамзет и Мурад - тоже, и ему удалось выполнить все, что от него требоналось в этом первом крупном деле. Он уже размышлял, какие плоды это принесет.

Ты взгляни на эту гнедую кобылку, - про­шептал он на ухо Мураду. - Может принести отличных жеребят.

Мурад, однако, отнесся к его словам довольно холодно:

- Ты мечтаешь о разведении лошадей, - вздох­нул он, - но если ты по-настоящему честен, то должен отдать кобылу племени, когда вернемся домой. Думаю, мужчины не будут против.

Ахмет замялся, разрываясь между двумя же­ланиями: сделать богаче свою конюшню, а, зна­чит, и поскорее собрать выкуп, и стремлением блеснуть щедростью в глазах чеченских мужчин.

Не знаю, как поступить. Так ли уж это справедливо? Разве в деревне мало своих лоша­дей.., и разве мы захватили мало трофеев?

Конечно, немало. Но мулла продаст этих лошадей, а выручку разделит между всеми.

Отряд достиг предгорий и повернул в сторону чеченской деревни. Дорога стала получше, и мужчины почувствовали некоторое облегчение.

Отец Куэра, Эльдар, утер пот на своем рас красневшемся лице и передал сыну вожжи. Он повернулся в повозке, отвязал свою лошадь, вско­чил в седло и поехал рядом с Ахметом.

- Ты был хладнокровен, Ахмет с Кубани. Хо­рошо рассчитал время. Без твоего маневра я бы не смог добраться до загона.

- Обычное дело, Мол, - ответил Ахмет. Чеченскому воину понравилось, что к нему

обратились подчеркнуто уважительно. «Мол* для чеченца означало примерно то же, что и «Тхамада для адыга. Эльдару было около пятидесяти, но он легко бы дал форы и человеку вдвое мо­ложе. Его грубое лицо озарила улыбка:

Стало быть, тебе по душе воевать вместе с чеченцами?!

Я бы предпочел пировать с ними, но, если нужно воевать, я всегда готов.

Хорошо сказал, Я рад, что ты с нами, брат - адыг.

Проговорив это, Эльдар, признанный во всей Чечне наездник, вдруг махнул через кусты и направил лошадь на почти отвесную каменистую

Дата добавления: 2015-06-04