КАНДИНАЛЬ 13 страница

Однако, князь проявил вдруг неожиданное упрямство:

- Но за вами небольшой должок, сударь... Мы бы не имели чести наслаждаться Вашим общес­твом, если б я не заштопал Вам внутренности. Пожалуйте, я оставлю запечатанное письмо, которое снимет с вас всякую ответственность за мою судьбу. Если меня убьют, Софья наследует мое состояние. Ну как, так годится?

Комаров был раздражен и непреклонен.

- Ни в коем случае. И Вы сами это отлично знаете.

Князь Василий обернулся к адъютанту:

- Если Вы в чем-то сомневаетесь, то могу доложить, mon cher adiutant, что я прекрасный стрелок, знаю французский, немецкий, латынь, греческий, немного польский. Если ранят вас, а не меня, в нашем распоряжении будут все необ­ходимые медицинские средства, что сильно уве­личивает ваши шансы на выживание. Кроме того, я гарантирую вам значительное вознаграждение по возвращении. Несколько тысяч, скажем, вас устроят?

Глаза у Иванова расширились, но он решил промолчать. Комаров кипел от гнева.

- Прекратите! Вы, князь, открыто подкупаете офицера! Это, черт возьми, не увеселительная прогулка!

- Именно поэтому я намерен ехать. Моя жизнь слишком долго была именно «увеселительной прогулкой», как вы изволили выразиться.

Вы можете получить желаемые полномочия здесь, во фронтовой зоне, прибегнув к соответ­ствующим связям.

Слишком долгая песня. Месяцев через шесть, поди, и охота пройдет. Нет, именно сейчас. Это же судьба, дорогой кузен! Разве не ясно? - Князь наклонился над кроватью генерала, его внутренняя решимость придавала чертам жесткость. - Судьба, что вы получили удар в живот; судьба, что я приехал сюда раньше, чем ожидалось, и спас вам жизнь; судьба, что горцы зашевелились именно тогда, когда я появился здесь.

Комаров пробурчал уже не так решительно:

- «Судьбам.. Ты такой же настырный, как эти чеченцы-

Князь Василий чувствовал, что генерал начи­нает сдаваться:

-. Я уже все продумал. Я буду изображать польского дезертира. Иванов может стать немец­ким дезертиром, и мы с ним действуем заодно. Хашим - его посредник...

Софья не одобрит эту затею. - Комаров за шел с другой стороны.

Софье не нужно знать об этом плане и Ва­шем в нем участии. Скажите ей, что я поехал по своим делам и что Вы не могли остановить меня, боясь, как бы Суворов об этом не прознал. Дело в том, господин генерал, что я поеду в любом случае - с Вашего согласия или без него - Вы же могли отправить меня назад с каким -то сопровождением.

- Мне это все не нравится, князь. Ты не военный человек, поэтому я не могу запретить тебе ехать, однако после сегодняшнего разговора с Суворовым я бы тебе не советовал искать приключений. Мы сейчас же направляемся на восток. Иванов и Хащим покинут нас где-нибудь Поближе к Малке. У Вас есть время подумать. Иванов, начинай-ка, голубчик, собираться, да скажи карачаевцу.

Адъютант бодро отсалютовал. Он будто заново родился, и руки у него чесались. Конечно, ему улыбалось счастье заполучить в спутники русского аристократа, изнывающего от скуки, однако, с другой стороны, на одного дурня Хащима придется два цивилизованных человека. Если князь Васи­лий гоняется за смертью, эта поездка может стать для него удачной.

* * * * *

Чеченские села еще долго не могли оправиться после сражения под Каргинском. Воины возвращались малочисленными отрядами, голод­ные, измученные, мрачные. Многие страдали от тяжелых ран, которые не зарубцуются долгие недели, и эти люди еще не скоро смогут сесть в седло для новых битв. Куэр, Арсби и Хамзет объявились целый и невредимы через несколько дней после возвращения Мура да и Ахмета. Юный Аидемир пропадал гораздо дольше. Получив рану, он в страхе покинул Картинок, заблудился, а потом прибился к другой части армии муллы и оставал­ся там, пока рана не зажила настолько, чтобы он смог добраться до дома.

Отсутствие Л идем ир а никак не подействовала на Куэра. Мрачность его возрастала и не рассеялась даже тогда, когда его дружок, нако­нец» вернулся.

Жителям горных деревень, привыкшим взирать на спокойное величие Терской долины, трудно было осознать, что совсем недавно под Каргинском была столь жестокая и кровавая битва. Вернувшиеся оттуда мужчины не были щедры на подробности в разговорах со своими родственниками. Старики, бывалые воины, мог­ли, тем не менее, даже по уклончивым рассказам участников представить себе, как разворачивались события Они и сами не раз проигрывали сражения в прошлом и тоже не любили этих воспоминаний - Они цыкали на мальчишек, желавших послушать захватывающие истории. «Оставьте мужчин в покое..- бормотали они сердито, и мальчишки, казалось, что-то понимали и отставали с расспросами. И разве можно было допустить, чтобы женщины, чьи сыновья и мужья не вернулись с поля боя, считали, что их любимые погибли зря?

Семьи, потерявшие родственников, переселились к своим соплеменникам. Жизнь продолжалась. У Ахмета с Мурадом было дел по горло. Лето шло своим чередом, нужно было заботиться об урожае, ставить ограду для задуманной ими конюшни.

Однажды, когда Ахмет занимался на лугу с жеребятами. Цема принесла ему обед. Он был удивлен. Обычно кто-либо из слуг приносил ему мяса или горячего риса в горшочке.

Она спустилась к тому месту, где находился 'муж, и уселась на пригорок, приглашая его к трапезе.

- Сядь же рядом со мной, мой муж. - Цема улыбнулась, ей понравилось, как прозвучало это слово в ее устах.

- Ты меня напугала, - бросил Ахмет, Принимаясь за еду. Никогда он еще не был так счастлив и спокоен, как теперь. Цема была во­площением его грез: любящая, спокойная и мудрая не по годам. Он осознал, как нелегка была ее жизнь в доме отца, где Цеме приходилось вести домашнее хозяйство, заботиться о мулле и Хамзете, которые не интересовались земледелием, даже на собственных владениях. Ей Пришлось зани­маться как женскими, так и мужскими делами. То облегчение, которое она испытала в доме Ахмета, сделало Цему какой-то другой, более веселой и по-девчоночьи озорной. Тем не менее, она трудилась гораздо больше, чем он мог предположить: искусно пряла, неустанно занима­лась изготовлением пороха и учила слуг делать патоку из сока грецкого ореха, надрезая кору деревьев по весне и подвязывая к надрезам чаш­ки для сбора влаги...

Месяца два уже они с Цемой жили счастливой безмятежной жизнью молодых любящих супругов.

- Тебе нужно будет летом воевать, Ахмет? -спросила Цема.

- Может быть. Все в руках Аллаха.

- Я не огорчу тебя своей новостью... Будь у нас больше времени, я* бы подождала. Прости меня, муж. - Цема глядела на него в упор своими чудесными серыми глазами и из них струился какой-то новый загадочный свет.

Ахмет все понял:

- Ребенок?

- Есть признаки. Ханифа говорит, что это возможно, но еще рано судить окончательно.

Ахмет опустился возле нее на колени и крепко обнял.

- Слава Аллаху! Это будет наш секрет, Цема рассмеялась:

- О, от женщин этого не утаить. Но среди мужчин, дорогой, ты будешь единственным пос­вященным.

Они поцеловались, но более ничего не говорили друг другу. Слова были лишними...

Ахмет вернулся к своей работе с утроенной энергией. «Слава Аллаху! Слава Аллаху!» - радостно повторял он про себя во время коротких передышек, вспоминая о том, что сообщила Цема.

Прошло несколько дней. Был вечер. Они с Мурадом заканчивали ужин. Один из слуг убирал блюда и сковороды, дети М уряда бурно резвились на полу. Дни стояли теплые» но ночи становились все холоднее. Осень давала о себе знать, хотя лето еще не прошло, В очаге горел сильный огонь. Мурад разжег трубку лучиной и сел на топчан. Затем он принялся пускать густые кольца дыма, отчего его сын Джафар пришел в полный восторг. Джафар попытался вдохнуть дым, как взрослый мужчина, и закашлялся.

Ахмета что-то беспокоило, и его тон был слиш­ком резким для такого момента:

- Детки, играйте-ка подальше. Этот вонючий дым вам ни к чему.

. Мурад удивился, Медина тоже. Но Цема по­няла в чем дело, и они с Мединой и служанкой быстро увели детей в другую комнату. Ахмет подался вперед:

- Ты так и не рассказал, что произошло с тобой под Каргинском. Вроде бы собирался, но так и не решился. Что-то серьезное?

Мурад вздохнул:

- Да. Нам нужно потолковать. Дома так хорошо, что не хочется об этом думать...

Ахмет чуть было не раскрыл Мураду их с Цемой тайну, но удержался.

- Это связано с шейхом Maнсуром?

- Нет. Во время сражения в лесу со мной произошло одно странное приключение. Я пог­нался за одним из гяуров, который ускользнул от тебя, помнишь?

Ахмет неуверенно кивнул.

- Так вот, на лесной тропе я схватился с молодым русским всадником. Я вышиб его из седла, ранил. Мы- боролись на земле. Он что-то закричал, я хорошо расслышал его слова... и остановился, представь, от удивления... Он говорил на нашем языке. Он оказался кабардинцем!

Ахмет был поражен.

Да, да, кабардинцем! Мисост. И при этом в русской военной форме сражался на их стороне.

Но это невозможно! Он был один? Что даль­ше-то случилось?

Мурад замялся:

- Я помог ему сесть на лошадь и отпустил. Перед расставанием он сообщил мне еще более удивительную вещь. Он сказал, что очень многие его соплеменники, как он, служат в русской армии по приказу их князя. А он-то совсем мальчик!

Ахмет не мог верить своим ушам:

- Если бы наши чеченские друзья... Если б Куэр или Айдемир узнали об этом...

Вот поэтому я и молчал. Если они узнают, что против них воюют черкесы бок о бок с их заклятыми врагами, как они к этому отнесутся? Смогут ли они доверять нам после этого? Как ты думаешь? Может быть, следует рассказать об этом мулле, пока он не узнал из других уст? Ахмет был просто удручен:

- Да, конечно, ты прав. Эти люди оказали нам честь своим доверием. Мы не можем скрыть это* го от них. Только, может быть, лучше сообщить мулле не лично, а через Хамзета, чтобы не ста­вить его отца в неловкое положение.

Мурад глубоко переживал случившееся:

- Вот так и разобщают кавказские народы. В прошлом многие из кабардинских князей присягнули на верность царским генералам. Они получали за это золото, военные чины, права на владение землями...

Ахмет даже растерялся. Он покинул Кубань, чтобы примкнуть к кабардинским черкесам в надежде, что там найдет защиту от захватчиков, а они, оказывается, склонились перед гяурами! Как хорошо, что он оказался у чеченцев!

- Я не знал об этом. Наши кубанские черкесы никогда бы не пошли на такой сговор. Это поразительно, что адыгский князь заставляет сво­их людей проливать кровь другого кавказского племени, воевать против чеченцев.

Мурад грустно улыбнулся:

- Тебе еще предстоит многое постичь, друг мой. Если б наши племена объединились в единое целое, в мире не нашлось бы силы, способной захватить наши земли.

Ахмет почувствовал, что его бьет дрожь, несмотря на. жар от очага. Он не так хорошо разбирался в политике, как, например, Мурад, До сих пор мир для него делился на черное и белое, на хорошее и плохое.. Хотелось бы, что­бы все в этой жизни было ясно и просто, и можно было спокойно жить с чистой совестью. Казалось, что на Кавказе уже не осталось места, куда бы не проникли интриги, где уважались бы еще Хабза и Намис. Эти мысли были мучительны для адыга, собирающегося стать отцом,

* * * * *

Хашим угрюмо рассматривал костюмы Ивано­ва и князя Василия. Было четыре часа утра, и они вот-вот должны были выехать из Форт Георгиевка. Комаров и его свита, возвращаясь в Екатериноград, заночевали в этом надежном мес­те у реки Малки. Эта крепость на линии обороны находились как раз на таком расстоянии от воен­ных действий, которые позволяло посланцам до­стигать цели, не попав в поле зрения вражеских лазутчиков. За Малкой лежала территория, назы­ваемая Кабардой, через земли которой можно было благополучно добраться до восточных гор Чечни.

- Вот ты, - буркнул Хашим, указывая на Ива­нова, - ты выглядишь как следует. А вот он нас выдаст с головой, - карачаевец презрительно гля­нул на князя. - В нем за версту виден горожанин.

Васильчиков расхохотался, откинув голову на­зад:

- Хашим, клянусь, что после двух дней в сед­ле я буду выглядеть совершенно иначе!

Хашим сплюнул и вскочил в седло:

- Ладно.

Иванов решил путешествовать в качестве дезертира, давно торгующего краденым оружием, в компании двух сообщников. Хашим и князь Василии имели такое количество оружия, что любой черкес или другой горец сто раз подумает, прежде чем напасть. Это был набор старого и нового, трофейного и фамильного, родового оружия, но именно эта смесь как нельзя лучше подходила нашим героям. Князь выглядел доста­точно экстравагантно, чтобы сойти за поляка. Как и немцев, поляков часто насильно брали на во­енную службу в царскую армию, и многие из них уже попали в плен к горцам. Однако ни чеченцы, ни черкесские племена не заставляли своих плен­ников или слуг воевать на своей стороне. Они были твердо убеждены, что война - дело чести, и любой человек должен участвовать в ней лишь по. доброй воле. Именно поэтому многие пленни­ки и дезертиры оставались жить с племенем, присматривая за животными или работая в поле, и редко пытались бежать к своим.

Васильчикову выдали простреленный в несколь­ких местах русский кавалерийский мундир, который он надел с черкесскими штанами. Сам Иванов предпочел облачиться в полный горский наряд, включая потрепанную черкеску и меховую папаху. Сзади поперек седла у него была перекинута ветхая влажная бурка, которую сня­ли с какой-то лошади без седока, пойманной после разгрома черкесов под Каргинском. Однако князь не мог расстаться со своей замечательной сорочкой, ворот которой сверкал у его шеи. Иванов с Хашимом уже устали выговаривать ему.

Но тут сам генерал Комаров проявил свою власть:

- Вот что, Василий... Я не позволю тебе ста­вить под угрозу всю затею. Если хочешь-таки ехать с этой партией, то тебе остается только раздеться до костюма Адама!

- Зачем это? - поразился Васильчиков.

- У тебя, простофиля, монограммы вышиты на исподнем, и он еще спрашивает «зачем это?» - рявкнул Комаров так сердито, что князь, вни­мательно следивший за его состоянием, был удив­лен такой грубостью.

Вскоре князь появился в подходящем наряде и очень веселом расположении духа, заявив, что всегда желал испытать на себе, что значит быть «беднягой рогоносцем-дураком», как выразился Шекспир, и вот теперь, к своему огромному удо­вольствию, он кажется, это чувствует.

Все трое выехали из Форт-Георгиевска еще до восхода солнца, чтобы не привлекать внимание своим устрашающим видом. Хашим и Иванов ехали молча. Хашим хорошо знал маршрут, поз­воляющий обогнуть деревни и поселки, перейти реки Малку и Баксан вброд и, наконец, выйти к высоким склонам предгорий. Всего в нескольких верстах к западу начинались родные для карачаевца места, которые он с детства знал, как свои пять пальцев.

Иванов с Хашимом уже вдоволь насмотрелись на красоты Кавказа и взирали на них равнодушно, а вот князь Василий был поражен величествен­ным видом долины реки Чегем, самой красивой из тех, что впадают в Терек дальше к востоку, с ее маленькими искрящимися на солнце озерками и травянистыми берегами, усыпанными цветами.

К ночи они добрались до предгорий. Князь Василий по-прежнему пребывал в восторженном состоянии. Еще бы! Предстоял ночлег под звезда­ми, когда ночную тишину нарушают лишь крик совы и вой шакалов. Он почти верил, что испы­тывает в этих условиях божественную благодать, однако его физическое самочувствие не позволя­ло, кажется, воспарить духом. Разговаривая с Хашимом, он шутил, что скоро вовсе забудет свою городскую щегольскую походку. Еще один тяжкий переезд - и он не сможет не только легко ступать или сидеть, но даже просто стоять.

У Иванова же, напротив, настроение все улуч­шалось. Сам-то он вырос на густонаселенной равнине на польской границе, поэтому горы всег­да пробуждали в нем романтическое чувство первооткрывателя. Бросив кабаки и обильное возлияния, он сразу почувствовал себя другим человеком: голова просветлела, легче думалось, кошмары не мучили по ночам.

Мысли Хашима были заняты одним предметом. Находясь поблизости от своих родных мест, он не мог противиться смутным воспоминаниям о своей жизни в деревне, которая была уже в прошлом, как. и сама юность, и не было к ним возврата. Он продал себя тому, кто дал большую цену.

Мужчины находились в пути уже четыре дня и четыре ночи. Иногда им встречались пастухи, которые указывали путь к ручью или объясняли Хашиму, как найти удобный проезд на многие версты вперед. Вскоре они добрались до осетин­ских гор и оказались в Чечне. Иванов так здорово произносил гортанные звуки чеченского языка, что в своем разбойничьем обличье выглядел вполне убедительно. Погода благоприятствовала этому восхождению на твердыню главного Кавказского хребта: ни заморозков, ни дождей. Небо было безоблачно, и лишь коршуны лениво парили в нем. А по ночам над головой разверзалась невообразимая черная бездна, казалось, что не­бесная твердь исчезла и воцарилась бесконечная пустота, что божественные чертоги совсем рядом, протянул руку - и вот они.

. На пятый день у князя Василия по всему телу пошел зуд: изнеженный путешественник четверо суток не менял нижнего белья. Он, однако, не решался спросить у своих спутников, как обхо­дятся они, зная, что это кончится лишь новыми насмешками. Князь Василий заметил, что карачаевец и не думает мыться, и с нетерпением ожидал, когда грязь станет и его второй кожей и перестанет причинять беспокойство.

Карачаевец ему нравился больше, чем этот германец Иванов. Василий хорошо разбирался в людях и понимал, что Иванов, несмотря на свою храбрость и хорошую выучку, не особенно над­ежен. Если он попадет в трудное положение, то обратиться к Хашиму, а не к Иванову со всей его бравадой.

Однажды рано утром Иванов разбудил князя Василия, сильно тряся за плечо:

- Хашим заметил несколько горцев, чеченцев. Они едут вверх по ущелью примерно в версте от нас. Мы решили ехать за ними и догнать. Может удастся поменять несколько ружей на соль или шкуры. Стоит попытаться.

Васильчиков оживился. Наконец-то судьба обе­щает что-то интересное.

- Отлично.

Себя и других он удивил тем, что собрался и навьючил поклажу за считанные секунды. Иванов подумал уже, что недооценивал этого русского аристократа- По крайней мере, он не был похож на полоумного хандрящего искателя смерти.

Они пустились вскачь. Хашим ехал впереди. Одному Богу известно, как они различали дорогу в густом подлеске среди коварных каменистых троп - просто им некогда было размышлять. Изрядно намучавшись, они добрались до небольшой горы, нависающей над главной дорогой, и вовремя: группа чеченских воинов приближалась к ним на полном скаку.

Хашим соскользнул вниз по склону, держа вин­товку а изготовку, и остановил четырех всадни­ков.

- Приветствую вас! - сказал он по-татарски. - Как дела? На кого сегодня охотитесь: на дичь или гяуров?

Четверо чеченцев подозрительно смотрели на него и молчали.

- На юг не ездите, там патрули. Хашим бросил пакетик табака ближайшему из стоявших. - Держи. Не хочешь отведать? Ружья вам нуж­ны? У меня есть отличные штучки, захвачены у казаков... - Он сделал условный сигнал своим спутникам. Иванов и князь неловко съехали тем же путем и стали за карачаевцем.

Вы, изменники..., - мрачно проговорил один их чеченцев, поднимая на них винтовку.

Как ты можешь говорить так о человеке, у которого сожгли деревню, а теперь он вынужден бедствовать? Человек делает то, к чему его вы­нуждают. Стреляй в меня, незнакомец, это будет лишь благо для меня. Но не сомневайся в моем ружье, если ты сделаешь это. Один или двое из вас умрут вместе со мной. Верно хозяин? Иванов и его товарищ подняли глаза,

- Совершенно верно, - сказал Иванов по-че­ченски. - Делай, как говорит мой человек.

Другой чеченец рассмеялся, глядя на Xинтима.

- Мы не собираемся убивать тебя, прибережем пули для гяуров. Ну давай, Шрам, показывай свои ружья. Только клади их на землю да скажи друзьям, чтобы бросили свои.

Чтобы подтолкнуть собеседников, он швырнул свой кама прямо под передние копыта лошади Хашима, заставив ее попятиться. Хашим не дрогнул в седле, он крепче сжал колени, и кобы­ла успокоилась. Затем он спрыгнул на землю, положил ружье и спокойно закурил трубку.

- Желаете их испробовать? - небрежно спросил он.

Двое из чеченцев спешились, остальные их прикрывали.

- Дай-ка мне свой, Тадеуш, - крикнул Хашим по-русски, обернувшись и подмигнув князю Василию.

Быстро сообразив, тот достал карабин из своей коллекции за спиной, приблизился к Хапшму и положил оружие к его ногам.

- Двадцать рублей оно мне стоило, -пробормотал он по-польски. Потом вернулся и занял место рядом с Ивановым, который высил­ся, как скала, держа палец на спусковом крючке.

Оружие произвело на горцев большое впечат­ление. Все четверо шагнули вперед и начали жадно его осматривать. Хашим отвязал от седла мешок со своим арсеналом бросил его на землю.

- Вот, у нас есть еще. Есть у вас друзья поблизости? Может сторгуемся, а?

Чеченцы начали быстро, перебивая друг друга, обсуждать предложение. Иванов изо всех сил напрягал слух, как и Хашим, хотя со стороны это было, конечно, незаметно. И вот Иванову впервые повезло: он понял с какой целью эти молодые чеченцы тронулись в путь - они получи­ли приказ о боевой готовности, который был передан по всей округе. Они направляются в деревню, где, по-видимому, назначен общий сбор вовек. В разговоре упоминался какой-то предводитель, мулла. Иванов изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица, услы­шав это. Однако из последующих слов выясни­лось, что это уже не шейх Мансур бьет в боевые барабаны. Речь шла о другом известном здесь человеке, о каком-то старом мулле.

Один из чеченцев выступил вперед и объявил Хашиму об их решении:

Мы отведем вас к нашему вождю. Если вы люди честные, он купит у вас немало оружия. Но, чтобы мы были уверены, что вы не готовите нам подвоха, мы возьмем в заложники вот его. - Они указали на князя, который безмятежно улыбался, не понимая ни слова.

- Ну что ж, годится, - согласился Хашим, перемигнувшись с Ивановым и получив согласие. Князь Василий еще не догадывался о происходящем, однако спокойно дал себя связать и обезоружить, а лошадь его один из горцев взял под уздцы. Иванов оценил его сообразительность и мужество, но его мучили сомнения, не делают ли они роковую ошибку, приняв эти условия. Если бы не уверенность и спокойствие Хашима, он никогда бы не согласился расстаться с оружием. Его солдатская натура не могла с этим смириться.

Всем троим завязали глада и везли час, а может два куда-то все время вверх в глубь Чеч­ни. Было страшно ехать вот так, не ведая дороги, доверившись первым встречным. Каждый раз, когда лошадь неожиданно спотыкалась или шарахалась в сторону, они чувствовали это на спинах и поясницах.

Наконец, они с огромным облегчением услы­шали обычные звуки деревенской жизни. Пахну­ло дымом, послышался детский смех и собачий лай.

Чьи-то сильные руки грубо стащили князя Ва­силия и Иванова с коней и втолкнули в дом. Они очутились в комнате, где было почти невозможно продохнуть от гари. Здесь, видимо, на открытом огне коптили мясо, заготавливая его на зиму. Чеченцы сняли повязки с их глаз и оставили пленников в коптильне.

- Надеюсь, Хашиму можно верить? - прошептал князь.

Иванов кивнул:

От него требуется хорошо сыграть свою роль. Он знает прекрасно, что если чеченцы заподозрят обман, нас всех прикончат.

Должен признаться, я ожидал, что нас убь­ют еще там, - ответил Васильчиков. - Интересно, долго еще меня не развяжут?

Иванов промолчал. Он напряженно вслуши­вался в голос Хашима, доносившийся снаружи.

Вдруг где-то совсем рядом раздался шорох. Они обернулись, как по команде, и увидели старика, лежавшей) рядом. Казалось, он спал. Однако его скрюченные ревматизмом пальцы покоились на курке ружья, такого же древнего, как он сам.

Тем временем, Хашим разливался соловьем перед каким-то чеченцем с темным лицом, который проворно перебирал оружие с оценивающим ви­дом.

Мы дадим вам шесть козлиных шкур, не больше, - заключил Куэр. Это была его деревня и он считал себя вправе поторговаться.

Шесть?! Нет, нет! Это мало для моего хо­зяина! - возразил Хашим.

Слушай, ты, грязная карачаевская свинья... Ты только по имени мусульманин. Ты для себя ищешь выгоды? Аллах запрещает это! - Куэр толкнул его в грудь.

Почему выгода? Просто достойная цена. -Хашим начинал уже сожалеть, что взялся играть

< эту неблагодарную и опасную роль в совсем не­безобидном спектакле. - Ружья-то эти не мои, а вон того германца. С ним и разговаривай. Он мой хозяин. А я что?

Иванов услышал эти слова и решил прийти на помощь Хашиму. Что было сил он начал кричать из своей темницы.

- Нам говорили, что чеченцы честные люди, правоверные мусульмане! У меня много ружей... очень много. Да, чтоб я еще приехал! Да ни за

~ что на свете!

Куэр выволок его из амбара. Затем схватил за ворот и поставил перед собой на колени.

- Вонючий ублюдок! Убийца! Ты шныряешь между мертвыми и крадешь их ружья! - напус­тился на него Куэр.

Иванов знал чеченский не настолько хорошо, чтобы понять эту речь. Он не понял бранные слова, но уловил суть сказанного.

- Каргинск! Да, да... Полно убитых русских. Он ухватил Куэра за руку, будто поздравляя

С таким подвигом. В этот момент с площади прокричали имя Куэра. Он швырнул Иванова снова на землю.

- Придется подождать. Нас созывает мулла.

- Прекрасно, прекрасно... Мы присмотрим за ружьями. Ничего страшного. Может быть, нам дадут немного поесть?

Иванов и карачаевец сели на землю и наблю­дали, как на площадь подъезжают и спешиваются несколько десятков вооруженных мужчин. Маль­чики-подростки брали лошадей под узды и уводи­ли в конюшню. Куэр остановил одного из них - его звали Лич - и велел принести Хашиму с Ивановым котелок кукурузной каши и остаться возле них, не спуская глаз с незнакомцев.

Про князя Василия словно забыли. Он все сидел в прокопченном сарае в обществе молчали­вого старика на куче не выдубленных шкур впадая временами в глубокую задумчивость. Васильчиков изо всех сил уперся во что-то подошвами и постарался повернуться так, чтобы через неболь­шую щель в деревянной стене посмотреть, что творится снаружи. То, что он увидел, возбудило его любопытство. Его взору открылся ряд аккуратных построек, из крыш которых столбом валил дым от очагов, однако вся панорама была до обидного мала. К месту сбора, находившемуся в дальнем конце площади, направлялись рослые люди. На плечах у них висели ружья и карабины, в грудь украшали перекрещенные ленты с патронами, что придавало им весьма грозный вид. Они рассаживались кругом, в центре которого восседал внушительного вида человек в чалме -их глава. Когда все были в сборе, он поднялся и начал долгую монотонную- речь.

Невдалеке пленник заметил группу женщин, собравшихся под широким раскидистым деревом. Они тоже сидели кругом, держа детишек на ко­ленях. Как ни старался князь Василий различить хоть слово в чеченской речи, ему это никак не удавалось: все они сливались в какое-то мерное журчание и, как ручьи впадают в могучую реку, так и звуки соединились в гулкое монотонное бормотание муллы. Это раздражало его ужасно. Речь муллы напоминала пение псалмов или мо­литв. Все это ошарашивало русского аристократа.

Казалось невероятным, что это сборище ни­щих по сути людей, эти крестьяне сдерживали продвижение на юг русской императорской армии. До сих пор Василии слышал лишь, что чеченцы - непокорные воры и дикари. Однако сейчас происходило нечто, чего он не мог уразуметь, впервые в жизни чужая жизнь так сильно захва­тила его.

Между тем Иванов опустошил котелок с ка­шей и принялся соблазнять охранявшего их маль­чишку горстью сушеного мяса из своего походно­го мешка. Бедный мальчик был голоден, о чем говорили темные круги под глазами, однако он был послушен приказу старших и не нарушал долга. Иванов бросил пластину мяса в его сторону, на нее тут же набросились собаки, а Лич даже не шевельнулся. Иванов подвинулся вперед и ­попробовал снова. Хашим знал, что мальчик до­лжен сидеть смирно, чтобы не навлечь на себя гнев со стороны своих.

Из-за лая собак и пения женщин Иванов ни­как не мог расслышать, о чем говорил мулла. Если бы ему удалось подобраться к дереву, у которого находился их. юный страж, он наверняка оказался бы в более выгодном положении. Он в третий раз бросил мясо, и кусочек упал прямо у ног мальчишки. Тот схватил его и отпрыгнул немного в сторону, к скале, в более укромное место, где можно было спокойно поесть, не вы­пуская чужаков из виду. Иванов улыбнулся одобряюще, прополз вперед и сел, поджав под себя ноги, как раз там, где только что находился Лич.

- Вкусно, правда? Вкусно. Давай, ешь.

Он прислонился спиной к стволу дерева и закрыл глаза, притворившись спящим. Хашим хмуро наблюдал за всем происходящим и не дви­гался с места.

Густой раскатистый голос муллы теперь был слышен гораздо яснее. Женщины прекратили пение и почтительно замолкли, слушая речь своего гла­вы.

- Братья, я надеюсь, что большинство из вас знает причину нашего сбора. Многие из вас... недавно вернулись из Алди. Сегодня я получил срочное послание нашего великого Имама, да продлит Аллах его дни. Он благодарит всех, кто сражался рядом с ним под Каргинском...

...&го совсем не простое дело - выдворить с нашей земли неверных, братья мои. Это потребует многих жертв, и мы, жители горных селений, не должны уклоняться от выполнения своего долга!

Дата добавления: 2015-06-04