КАНДИНАЛЬ 18 страница. - Ну что ж, ясно, - проговорил Пьери, закон­чив осмотр с противоположного берега реки

- Ну что ж, ясно, - проговорил Пьери, закон­чив осмотр с противоположного берега реки. - Пехота возьмет на себя левый фланг, казаки атакуют с востока по моему сигналу. А сначала пусть поработает артиллерия.

Пьери приказал опытным бомбардирам"доста­вить два орудия на возвышенность у края долины и установить их там.

- Когда услышите звук горна, артиллерия пре­кратит огонь, - инструктировал Пьери свежий отряд волжских казаков, в обязанность которых входило поджечь все постройки, куда не угодили пушечные ядра. В деревне не должно было ос­таться ни одной целой щепки.

Пока армия Пьери разворачивалась для боя, туман рассеялся. Показалось яркое солнце, и оно будто развеяло завесу страха, отделяющую две армии готовых на все вооруженных мужчин. Начался артиллерийский обстрел, старались не пропустить ни одной постройки в центре деревни. Сначала пехотинцы стояли на противоположном берегу Сунжи, ведя прицельный огонь по людям на крышах, которые то и дело падали оттуда головой вниз. Как только представилась такая возможность, солдаты двинулись вперед с шашка ми наголо, едва сдерживая своих раненых, кото­рые в порыве вскакивали с носилок и сгоряча бросались в речной поток. Шеренга за шеренгой неотвратимо наступали пехотинцы, пока, нако­нец, не овладели западной окраиной Алди.

На восточном фланге кавалеристы со стальны­ми нервами пробивали себе дорогу через барри­кады из повозок, стволов деревьев, бочек. Нако­нец, они добрались до центра деревни. Чеченцы хорошо подготовились к обороне, однако не мог ли остановить напора наступающих, численность которых преобладала во много раз. Но тут только Пьери понял, что чеченцы подготовили им сюр­приз: в резерве у них томился в нетерпении большой отряд всадников. Они вдруг появились из окружающего леса, в зубах у них были зажа­ты уздечки. С двадцати шагов они открыли ура­ганную стрельбу из каких-то древних ружей. Затем закинули оружие за спины, выхватили сабли и бросились на казаков. Завязалась ожесточенная схватка, и казаки сильно пожалели, что так пос­пешно углубились в расположение противника. Юркие чеченские лошадки сильно выигрывали рядом с более крупными и неуклюжими казачь­ими конями. Из-за этого потери среди казаков увеличивались с невероятной быстротой. Казачью кавалерию на восточном фланге; фактически ок­ружили и истребляли на глазах. Чеченцы дрались отчаянно: израненные, продолжали сражаться. Если правая рука была ранена, саблю брали в левую...

Полковник Пьери стоял возле пушек и наблю­дал за этим боем, кусая губы и отчаянно ругаясь. Вдруг сквозь клубы дыма он заметил белую ка­рабахскую лошадь шейха Мансура. Тот быстро мчался, подняв саблю над головой. На мгновение она мелькнула на ярком солнце... Теперь Пьери по крайней мере знал, где находится тот, ради ных действий.

- Трубач, сигналь отход и перегруппировку. Нужно окружить деревню.

Пьери хотелось, конечно, вернуться с мини­мальными потерями, но еще сильней ему хоте­лось захватить Мансура. Живого или мертвого. Любой ценой.

Оставшиеся казаки вернулись на исходные по­зиции у края деревни и расположились для оса­ды. Пушки вновь начали яростный обстрел, раз­рушал все, что еще уцелело в деревне. Канонада не прекращалась до вечера. Пьери не решался больше на кавалерийскую атаку. Неизвестно, что эти чертовы горцы для них еще припасли.

К ночи Пьери ходил мрачнее тучи. В Алди не осталось камня на камне, но и его потери были велики. Каждый третий казак был или убит или ранен, половина пехотинцев вышли из строя, а в артиллерийских расчетах катастрофически не хватало людей.

В лесу у Сунжи царило опасное безмолвие, и в этой ночной тишине далеко было слышно, как скрипят деревья и бурлит неугомонная вода.

Утром русские обнаружили, что вокруг дерев­ни не осталось ни одного тела. Несомненно, что многие просто сгорели дотла. Тела, плывущие по реке вылавливали где-нибЧдь ниже по течению, чтобы потом захоронить. Раненых вьггащили по­тихоньку женщины, старики и инвалиды. Силь­ный дождь поливал почерневшие от огня разва­лины: все, что осталось от Алди, от домов ее жителей.

Казаки обшарили все вокруг в поисках шейха или его людей, но все бесполезно. Битва закон­чилась, но где же шейх Мансур? Пьери бесило, что он не может с уверенностью заявить о смерти имама, и, тем более, не может предъявить его тело, чтобы отпраздновать это событие как сле­дует. Однако он не должен показывать свою досаду другим. Теперь нужно подумать о благополучном возвращении назад. Пьери собрал офицеров.

- Растолкуйте людям, что мы одержали пол­ную победу. Осталось только целыми вернуться на Терек с минимальными потерями и, что самое важное, не растеряв ружей и пушек. - Пьери явно храбрился. - Так что строимся в колонну, господа, и марш домой.

Присутствующие подавленно молчали. Сказы­валась многодневная усталость, а также сознание того, по какой дороге им придется возвращаться. Павших похоронили в долине по обычаю и долго стояли, склонив головы, под проливным дождем. Больше всего русские боялись лесов, ибо там чеченцы имели явные преимущества.

В этот первый день возвращения войска Пьери покрыли менее трех верст пути. Чеченские стрел­ки не давали им покоя, а повозки вязли в грязи даже сильнее, чем по дороге к деревне.

Первую ночь они провели в глуши букового леса. Лагерь разбили по классическому принципу: лошади и пушки в середине, охранники - по периметру. Команду из двадцати человек послали собирать топливо для костров. Вдвое больше пошли охранять их от невидимых вездесущих стрелков.

Никто из них так и не вернулся. Ожидая их, полковник Пьери, кажется, услышал крик совы, затем еще один. И еще. «Многовато*, - подумал он. Неужели это сигналы горцев? Внезапно до Пьери стало доходить, что происходит сейчас вокруг их лагеря, и рука его инстинктивно сжала мушкет. Леса были полны чеченцев. Еще раз он увидел всадника на белом карабахском коне. Серебряная сабля была поднята вверх к сверка­ла, хотя ни один лучик лунного света не прони­кал сюда. И тут ночную тишину разорвали воин­ственные крики мстителей и свист пуль. Это было последнее, что слышал полковник Пьери...

* * * * *

Перебиты? - Ахмет недоверчиво посмотрел на муллу. - Вы хотите сказать, что вся русская армия уничтожена?

Думаю, кое-кто удрал. А вот командиру их не повезло. Они звали его Пьери.

- Но это же крупная победа, мулла...

Мулла опустил глаза в раздумье, затем пос­мотрел куда-то в сторону мимо Ахмета.

- Гяуры будут считать это нашей победой. Но для нас, Ахмет, цена слишком велика.

Они стояли у ворот дома муллы, наблюдая, как возвращается последняя группа доброволь­цев, измученных и осунувшихся. Среди них был Куэр, черный от пыли с ног до головы. Он без отдыха проскакал весь путь, чтобы сообщить мулле о событиях у Сунжи. Теперь Васильчиков зани­мался его ранами. Эльдар стоял рядом, покачивая головой. Ему нравилось, что его сын проявил такую преданность шейху Мансуру, и отец был счастлив, что тот уцелел.

- Шейх Мансур вновь остался цел и невредим, - сказал Эльдар. - Хвала Аллаху за это. Но куда он отправится теперь? Нечего и надеяться вновь собрать чеченскую армию после таких крупных потерь.

Ахмет знал, что Эльдар совершенно прав. Есть же какой-то предел числу убитых и искалеченных для маленького горного народа за такое короткое время. Они уже приблизились к этому пределу, как и другие селения их района.

- Мурад все правильно говорил тогда, - сказал мулла с горечью. - Нам нужно воевать так, как мы умеем. Нам нечем ответить на пушки гяуров. Кизляр был ошибкой.

Ахмет почувствовал, как изменился тон мул­лы, совсем не то, что раньше. Ему пришлось так много пережить: потерян единственный сын и наследник, и при этом - никакого значительного результата.

Эльар поднял глаза и кивнул одобрительно:

- Нам нужен вождь, который объединит все племена, и тогда мы сможем воевать с русскими на их территории, - заявил он. - Нам нечего и надеяться на победу, пока все эти горы не ока­жутся под властью могущественного имама, кото­рый будет править яеелезной рукой. Который, не колеблясь, покончит с предателями или даже уничтожит целые племена, стакнувшиеся с вра­гом. Только так можно выбить русских из наших гор. Иного не дано

В то время, как они наблюдали за воинами, расходящимися по домам, в деревню въехал ка­кой-то незнакомец, кавказец, одетый в богатую черкеску. Его безупречный костюм свидетельство­вал о том, что его не было в Алди, да и в других сражениях за последнее время. Тем не менее, незнакомец держал оружие наготове.

Он спросил о чем-то у воинов, подъехал к дому муллы и спешился. Почтительно поздоро­вался по-татарски:

- Приветствую вас, братья. Меня зовут Хафица, я из Кабарды, - почтительно представился он. - Я приехал в поисках одного моего соплеменни­ка, который живет в этих горах. Его зовут Хапца Мурад... Вы слышали о таком?

Мулла приветливо поздоровался с ним. То же сделал и Ахмет, улыбнувшись:

- Я тоже кабардинец, с Кубани. Добро пожа­ловать. - Он говорил по адыгски, и незнакомец радостно обнял его, безошибочно распознав ка­бардинское произношение. Мулла заговорил с гостем по-татарски:

- Я мулла этой деревни. Да, твой родич живет здесь. Мой зять Ахмет проводит тебя к нему. Ты приехал один?

- Двое моих спутников отдыхают тут непод­алеку. Мы не решили ехать все вместе, чтобы не слишком беспокоить вас после таких потрясений.

- Ничего страшного, мы рады вас видеть. Наши беды не сказываются на нашем гостеприимстве.

Можешь приводить своих спутников, я буду рад видеть вас в любое время, тепло отозвался мулла.

- Кабардинцы в моем доме всегда желанные гос­ти.

- Хафица поблагодарил муллу и повернулся к Ахмету:

- Буду признателен, если ты проводишь нас к Мураду. У нас срочное дело. С нами один из старейшин нашего рода.

- С Вашего разрешения; мулла, я отвезу гос­тей в наш аул, - сказал Ахмет. - С ними приехал один из уорков, это, наверняка, посланец отца Мурада.

Мулла улыбнулся и кивнул одобрительно, за­тем вновь обратился к Хафице:

- Пожалуйста, дорогой гость, привези сюда своих спутников, окажи честь моему дому вашим визитом. Не можем мы держать благородного кабардинца за околицей.

Хафица расплылся в улыбке:

- Теперь я понимаю, почему Мурад предпочел поселиться среди таких чудесных людей, вроде Рас, мулла. Я передам приглашение нашему ста­рейшине, и мы, безусловно, воспользуемся им, но в другой день. Однако сейчас, с Вашего позволе­ния, мы отправимся к Мураду. Дело не терпит отлагательства.

- Не стану вас задерживать, дорогие гости. Буду ждать вас в моем скромном жилище. Ез­жайте с миром.

* * * * *

Вернувшись домой, Цема немного успокоилась. Как и предсказывал Васильчиков, сейчас, в сере­дине беременности, ее состояние стало более ус­тойчивым, чем несколько недель назад. Хотя мысли о Хамзете по-прежнему не покидали ее, все же ей было легче не видеть ежедневно столько крови и страданий, Ахмет был вдвойне благодарен судьбе за то, что она не видит, как возвращаются воины из Алди и не слышит их рассказов об этой ужасной бойне.

- У них замечательные лошади, - проговорила Цема как-то рассеянно, подавая Ахмету ужин.

- У гостей Мурада?

Да. И сами они одеты так красиво. Такие черкески и мечи. И чудесные лошади.

- Кабардинские. Хорошая порода. Интересно, зачем они пожаловали...

- И я об этом думаю, - Цема вся светилась любо пытст во м.

В дверях появился Мурад:

- Хватит жевать! У меня гости, и Медина вовсю накрывает на стол. Пошли, пошли, нельзя заставлять гостей ждать.

Цема подскочила в нетерпении узнать все пос­корее. Ахмет озорно ухмыльнулся:

- Гости у тебя. Чего ж ты меня беспокоишь? Мурад прямо опешил:

Пошли быстрее, не дури. Они ждут. Цема, вразуми своего шального мужа!

- Ахмет, я удивляюсь тебе! - воскликнула Цема. - Возьмем ужин с собой! - Она мгновенно схва­тила тарелки со стола и состроила веселую гри­масу.

- Ну что ж, почему бы и нет, - проворчал Ахмет. - Не каждый день мне предлагают поужи­нать дважды. Ты знал этих людей раньше?

Это Хапца, из моей деревни. Я подозреваю, что их послал мой отец, но они пока не призна­ются. Старшего зовут Темиркан, это советник моего отца. Важная фигура, и он не отправился бы в путь без серьезной причины.

Ахмет вошел в дом приятеля. Мурад калил чая из старинного русского самовара и подал Темиркану - он явно выделялся среди своих спут­ников. Внешность старейшины несколько озада­чила Ахмета: его кожа была темнее, чем у дру­гих, чем вообще у кого-либо из кабардинцев, ко­торых он видел в своей жизни. Ахмет предположил, что этот человек - балкарец. Существует много тюркских национальностей, их представн-тели мирно живут среди кабардинцев. Некоторые иа них весьма преуспели, и ничто не препятству­ет им занимать высокие должности. Большинство из них переняли язык адыгов. На вид Темиркану было немного за сорок, он был крепкого телос­ложения, с тонкими чертами лица, на котором читались ум и благородство. Кончики седеющих усов закручивались вверх, что прибавляло ему импозантности. Хафица был самым молодым и самым разговорчивым. Улыбка редко исчезала с его лица. Это был непоседливый и щеголеватый кабардинский юноша, более всего ценивший лов­кость, сноровку и приятную внешность. Говорил он легко и свободно на любую тему. Он немного напомнил Ахмету словоохотливого Васильчиковл, это были люди одной породы. Третий гость был, наоборот, молчалив и говорил лишь когда спра­шивали. Он показался Ахмету воинственным на-ртом - скупым на слова и бдительным защитни­ком старейшины.

После недолгой паузы, когда пили чай, Темиркан обратился к Ахмету:

- Отец Мурада - великий князь Кабарды. Князь Хапца.

- Я так и думал, - сказал Ахмет, - но я прощаю его.

Темиркан внимательно посмотрел на Ахмета. Шутка понравилась ему: она говорила о близких отношениях этих людей. Мурад лишь с улыбкой покачал головой.

- Наш князь уже немолод - да хранит Аллах его дни - и можно понять его желание пгювести последние годы в кругу всех своих друзей.

Ахмет слушал эти слова и внутренне поражался тому, что можно, оказывается, жить в согласии с природой, постепенно рассчитывать наперед свои земные дела, не боясь, что все это может прерваться в любой момент.

Между тем Темиркан продолжал:

- Когда Мурад исчез, мы думали, что это не­надолго. Потом, не найдя его, очень опечалились. Можете представить себе нашу радость, когда мы получили весть о нем.., - Он с улыбкой повернул­ся к Мураду. - А рассказал о тебе тот мисост, которого ты отпустил.

У Мурада было непроницаемое выражение лица, он чувствовал смятение. Первым заговорил Ахмет:

- Если позволите, Тхамада... Не знаю, что на сердце у Мурада, но могу сказать одно: если бы у чеченцев были уорки и князья, как у нас, кабардинцев, они бы давно выбрали его князем.

Гости внимательно слушали его. Между тем, Ахмет продолжал, несмотря на растущий комок в горле:

- У чеченцев он самый толковый советник, решительный и мужественный воин. У него заме­чательная семья и прекрасные дети. Я не знаю, что еще мужчине нужно.

Наступила пауза, потом Темиркан нашел, на­конец, нужные слова:

- В этой жизни мужчине нужно еще одно – такой друг как ты, Ахмет с Кубани!

Хафица улыбнулся Ахмету:

Мы только сейчас начали ощущать трудность этой задачи.

Однако, мы должны повторить волю его отца, - настаивал Темиркан, - и убедительно просим Мурада хорошенько это обдумать. Ну а мы вос­пользуемся твоим гостеприимством, Мурад, пока ты не примешь решения.

Мурад поднял голову, на его лице было по-прежнему какое-то неопределенное выражение:

- Я очень рад видеть вас в моем доме. Бла­годарю за доброе расположение. Мы все с удо­вольствием разделим ваше общество.

Ахмет внимательно следил за Мурадом, но не мог даже приблизительно угадать ход его мыслей. Он не представлял себе жизни в этих горах без Мурада и его семьи. Это была трудная минута, болезненная для Ахмета.

* * * * *

Светлейший князь Потемкин сидел, сгорбив­шись за своим столом. Легкий ветерок с Кубани шевелил бумагами и раздражал его. Это был отчет о том, что произошло с войсками Пьери. Потем­кин сердито прижал листки кулаком и громко выругался. Потом он закрыл лицо руками, пряди седеющих волос свисали меж пальцев.

Генералы Петрович и Григорович стояли рядом немыми свидетелями его печали. Из единственного глаза Потемкина текли слезы, и крупное тело иногда содрогалось от рыданий. Главнокомандующий оплакивал эту гюльшую потерю. Его охватила глубокая скорбь, и только водка могларазвеять его печаль. Никто из генералов не хотел
бы участвовать в предстоящей оргии - а это будет непременно оргия. Легенды ходили о невероятных способностях Потемкина отдаваться и горю, и питию.

Генерал Петрович не без лгобопытства, украд­кой, разглядывал Светлейшего- Возможно ли, чтобы человек, будучи персоной такой величины, испытывал чувство вины? Нет. Сожаления, мо­жет быть, но не вины. А, между тем, такая судьба постигла Пьери именно с его благослове­ния. Потери были слишком велики, как ни взгля­ни. Кому-то придется отвечать за это.

- Осмелюсь заметить.., - пробормотал Петро­вич.

Потемкин не пошевелился.

- Осмелюсь заметить, что мы добились все-таки большего, чем изволит предполагать Ваше высокопревосходительство. Этот головорез Мансур вместе с кучкой своих последователей, судя по всему, переместился куда-то к западу. Нам гораздо легче будет следить за действиями горцев на западе, где они сейчас находятся, чем в цен­тре Кавказской гряды.

- Действительно, - поддержал Григорович, -он не продержится долго среди черкесов здесь, на западе. Они не так терпимы к смутьянам, как чеченцы.

Потемкина словно прорвало:

- Армия разлагается. Вы знаете это. Я знаю это. Суворов прав. Казармы кишат паразитами не хуже, чем тюремные казематы Петербурга. Черт бы их побрал! Ничего, я еще развернусь!

Живой силе в России нет числа, Ваше вы­сокопревосходительство, - вкрадчиво вставил Гри­горович. - Стоит ли беспокоить Ее Императорское Величество без крайней на то нужды? Предос­тавьте Суворову завершить это дело.

Григорович говорил все это с видом человека, привыкшего заставлять других делать за себя грязную работу, кем бы они ни были. Он как бы забывал о собственной причастности к этим собы­тиям, к развалу армии. Ведь многие знали, что сам он разбогател на военных поставках, и что все его офицеры здорово поживились, проявляя чудеса мошенничества и 1ОДяокрадства.

Конечно, здесь есть вина Комарова, - про­должал размышлять вслух Григорович.

Комарова? - Потемкин вскинул свою льви­ную голову.

Он был начальником Пьери. И без сомне­ния, плохо подготовил операцию.

Послушайте, Григорович, Вы знаете не хуже меня, что генерал Комаров никогда бы не повел свою бригаду к Алди.

Не повел бы, В том-то и беда. Он не ста­рался диктовать условия, позволял горцам управ­лять ситуацией. Слишком затянул. На мой взгляд, с Алди нужно было покончить еще в июле.

Потемкин поднялся и отдал приказание секре­тарю:

- Передайте мои наилучшие пожелания начальнику штаба и уведом ито его, что я приказываю отозвать генерал-бригадира Комарова.

Потемкину стало легче. Он заставит Суворова как следует прочистить юг, чтобы летом следующего года Екатерина смогла совершить свое гран­диозное путешествие, венцом которого должен стать смотр черноморского флота в Крыму. Это будет вершиной его славы. Суворов должен вос­кресить память о Полтавской битве, которук» славный предшественник царицы, Петр Великий, некогда выиграл, разбив шведского короля Карла Двенадцатого. А теперь его, Потемкина, черед отличиться. Никто в Москве или Петербурге не должен сомневаться в военных талантах Светлей­шего.

* * * * *

Местное общество на Линии ожидало, что гра­финя Софья с мужем предпочтут тихо располо­житься в Константиногорске, чтобы избежать унижения в Екатеринограде. Регулярно туда под усиленной охраной отправлялись раненые для поправки здоровья на целебных источниках, при­чем результаты подобного лечения весьма впечат­ляли. Это была маленькая крепость, названная в честь великого князя Константина. Лишь так Комаровы могли спасти свое лицо. Графиня Софья могла бы объявить, что для скорейшего выздоровления мужу необходимо полечиться на минеральных водах, недавно обнаруженных под Пятигорском, у склонов горы Mai пук, к северу от Терека. Там был прекрасный воздух, а казаки практически усмирили этот край.

Однако графиня Софья рассказывала всем прав­ду: они с мужем уезжают в Петербург. Скоро просочились и известия о причинах отъезда. В обществе считали, что Комарова обвинили в мас­совой гибели войск полковника Пьери в ходе похода на Алди и за это удаляют с Кавказа.

Графиня Софья не сомневалась, что мужа просто сделали козлом отпущения. Эта история могла стать первой помехой в его доселе безупречной военной карьере, и это само по себе ставило под сомнения обвинения такого рода. Будучи человеком чест­ным, Комаров покидал Кавказ, не увозя с собой груды награбленного добра, что делали, как пра­вило, другие офицеры. Возможно, и это обстоя­тельство освободило графиню Софью от необхо­димости вилять и изворачиваться. Не в ее харак­тере было показывать спину при поражении, и, кроме всего прочего, она старалась как можно дольше затянуть свое пребывание здесь, побли­зости от гор, в надежде получить хоть какую то весточку о кузене князе Василии.

Князь Василий был человеком слишком на­ходчивым, умным и жизнелюбивым, чтобы легко расстаться с жизнью. Как бы подло и предатель­ски не действовали власти в отношении ее мужа, графиня не могла смириться с тем, что ее счас­тливая жизнь на Кавказе кончится полным пора­жением. Она верила, что горы в конце концов вернут Василия обратно.

Между тем, Российскую армию вовсю разди­рали интрига, падение нравов было повсемест­ным. Даже Суворова столько лет продержали в глухом Астраханском гарнизоне безо всякой над­ежды на продвижение. До графини дошли сплет­ни, будто причиной этого было его слишком на­стойчивое желание развестись с неверной женой! Императрице потребовалось немало времени, что­бы простить ему этот скандал, тем более, что жена Суворова приходилась дальней родственни­цей ее всемогущему фавориту Потемкину. Рано или поздно Комарову воздадут должное, но это произойдет, скорее всего, тогда, когда падет сам всесильный Потемкин - так же стремительно, как и вознесся. Этот час придет...

Однажды утром Софья с Комаровым сидели на веранде, попивая кофе. Наступал еще один суматошный утомительный день, который они про ведут, хлопоча об упаковке и отправке наиболее ценного имущества. Эта возня будет прерываться лишь короткими визитами офицеров, забегающих попрощаться.

Послушай, друг мой, не вмешивайся в домашине дела. Я все это устрою сама, - раздра­женно бросила графиня Софья.

Давай, давай... Постарайся только, чтоб от­сюда до Тифлиса каждый горбатый армянин не смог поживиться благодаря тебе.

Раньше ты что-то не жаловался на мои хо­зяйственные таланты, - спокойно ответила гра­финя.

У тебя был помощник - Хашим! Кроме того, я шел тогда в гору и мог рассчитывать на более толстый кошелек, чем сегодня.

Перестань хандрить. Как только мы вернем­ся в Петербург, ты сможешь повидать своих друзей и поправить положение. Хватит, я не хочу вести подобные разговоры.

Наступило тягостное молчание. Комаров был в ярости от того, как с ним поступили и печалил­ся, потеряв своего Хашима. Софью же раздража­ло его мрачное расположение духа. Нет, она не позволит унынию взять верх: ей казалось, что это уменьшит шансы на спасение Василия, а ведь он был единственным из ее семейства, кто видел ее жизнь на Кавказе, чувствовал, как счастлива была она здесь. Ей очень нужно, чтобы он выжил, чтобы это чувство приошценности к Кавказу со­хранилось и осталось их общей тайной. Мысль о возвращении в Петербург была ей отвратительна. Вновь ей придется окунулся в эти бесконечные условности, оттирание ближнего своего в стрем­лении подняться как можно выше по аристокра­тической лестнице: существовало четырнадцать степеней знатности русской аристократии, озна­ченных в изрядно потрепанной «Бархатной кни­ге»: десятки князей Голицыных, могущественные и захудалые роды Нарышкиных... В общем, чём быстрее муж получит новое назначение, тем будет лучше для них обоих.

Эта напряженная тишина во время утреннего завтрака была прервана приездом торговца-армя­нина Артюняна. Он нравился Софье: в нем была какая-то разбойничья удаль. Иногда он втайне от мужа ссужал ей деньги для покрытия карточных долгов.

- Слышали новость? - проговорил он, низко наклоняясь, чтобы поцеловать графине руку. – Говорят, шейх Мансур атаковал крепость Наур, и потерпел поражение, хотя гарнизон крепости был слаб. Еще одна оплеуха горцам! Уверен, что к зиме его войска разбегутся.

Комаров взглянул на него с сомнением:

- Возможно. А возможно, и нет. Он может обратиться за помощью к туркам. Они то всегда рады подлить масла в огонь на Кавказе. Не со­мневаюсь, что мы еще услышим об этом Мансу-ре.

- У меня есть новости и поприятнее, Ваше превосходительство...

- Молодец, Артюнян. Выкладывай.

- В Кизляре я отыскал кое-кого. Вам будет приятно встретиться с этим человеком.., - Артю­нян подошел к двери и подал знак. Откуда ни возьмись, появился грязный, оборванный Хашим. Он не решался даже войти на веранду, не убе­дившись прежде, что старый хозяин не обрушит на него свой гнев. Так и стоял, теребя шапку в руках и не смея поднять глаза.

- Боже праведный! - ахнул Комаров. - Где же ты пропадал?!

Хашим был мрачен, и у него для этого были основания, о которых вскоре и поведал Артюнян:

- Похоже, полковник Пьери содержал его в Кизляре под стражей. В железах, увы. Долго не мог уразуметь, кто он такой - шпион или как раз наоборот. Я смог замолвить словечко за него только после этой резни и гибели самого полков­ника. Никто более им не интересовался. - Артюнян закашлялся, будто не ставил себе в особую заслугу освобождение Хашима, стараясь в то же время дать понять, что за эти труды надо бы и отблагодарить.

Графиня Софья повела себя как безутешная мать, потерявшая ребенка. Дрожа от гнева, она подбежала к Хашиму и принялась дубасить его по голове:

- Что, потерял язык?! Говори! Где мой кузен? Где он?!

Хашим упал на колени, закрыв голову руками и продолжая безмолвствовать.

Оставь его! - крикнул Комаров, загораживая собой карачаевца.

Она не желает тебе зла, - заговорил он с ним по-татарски. - У нее горе, сам понимаешь. Ну вставай же, старый пес...

Хашим продолжал смотреть на него, будто ни­чего не понимая, и Комарову пришлось силой поставить его на ноги:

- Ступай на кухню.

Хашим еле таскал ноги от боли. На щиколот­ках у него были явственно заметны красные сса­дины от кандалов.

- Вы были правы, мадам, - Комаров взглянул на свою супругу. - Вы можете прекрасно обой­тись и без Хашима. Я планирую отъезд на четыр­надцатое октября и отдаю все сборы в Ваши умелые руки.

Комаров двинулся вслед за Хашимом, чтобы наедине спокойно поговорить с ним обо всем. Приходя в себя, Софья поняла, что перегнула палку и обидела мужа, подняв руку на его самого старого слугу.

Артюнян вертелся под ногами, стараясь как можно лучше воспользоваться этой домашней стычкой.

- Позвольте, Ваше сиятельство, - тараторил он, т я могу помочь с лошадьми... И вам, конеч­но, потребуются меха. Вы едете так поздно, по дороге вас застанут метели...

Продолжая пить кофе, графиня Софья дала армянину возможность вволю наболтаться и на­хвастаться. Она слушала его вполуха, ожидая когда вернется супруг. Вдруг Артюнян замолчал. Софья прослушала его последние слова и смутилась:

- Что? Что Вы сказали? Простите меня... Я так расстроена из-за кузена...

Артюнян наклонился вперед и заговорил с важ­ным видом:

- Хашим рассказал мне, что князя Василия чеченцы оставили у себя в качестве заложника, а их с Ивановым отправили за оружием. В обмен на это оружие горцы обещали отпустить Вашего кузена... Но на обратном пути они попали в засаду. Иванова застрелили. Это очень, очень опасно.., -он сокрушенно покачал головой, ведь Мансур все время держит горцев в возбуждении...

У графини Софьи упало сердце. Страх и гнев смешались в ней. Чеченцы считались самыми кровожадными среди всех горских племен. Они не только постоянно беспокоили русские патрули, но и все время воевали между собой самым жестоким образом.

- Это военные секреты! Помалкивай, Артю­нян, не то я донесу на тебя кому следует.

Артюнян опешил. Как она может быть такой неблагодарной?

- Я только хотел довести до Вашего сведе­ния.., - заикаясь, пробормотал он, но Софья оборвала его.

- Спасибо. Теперь я попрошу Вас удалиться. Артюнян поклонился и вышел. Софья видела,

как они с мужем уехали, чтобы продолжить, видимо, беседу за обедом. Комаров решил нака­зать ее, держа в неведении. Софья принялась за поиски карачаевца. Сейчас он был ей очень ну­жен, поэтому она старалась успокоиться, чтобы поговорить с ним по-хорошему.

Хашим спал в конюшне на охапке сена. У него был какой-то болезненный, измученный вид.

Комаров, видимо, накормил его и угостил доброй бутылочкой кахетинского вина.

- Проснись, - графиня толкнула Хашима носком туфли-

Хашим открыл один глаз.

- Можешь не вставать, - коротко проговорила она. - Я хочу просто поговорить.

Дата добавления: 2015-06-04