КАНДИНАЛЬ 14 страница

Иванов был просто вне себя от радости, что судьба милостиво подарила им счастливую воз­можность попасть именно туда, куда нужно. Он обернулся на Хашима, и они обменялись понима­ющими взглядами. Хашим тоже уловил большую часть того, что сказал мулла, однако сохранял непроницаемый вид.

Между тем мулла продолжал свою речь:

- Великий Имам принял решение вновь атако­вать Кизляр, причем немедленно. На этот раз будут собраны еще более значительные силы. Шейх Манеур намерен окончательно уничтожить там русский гарнизон-.. Он попросил меня, своего наиба, повести в бой- самые крупные отряды, какие только удастся собрать... Я поручаю свое­му сыну Хамзету вести эти войска.

Все это время Иванов старался не смотреть в сторону муллы. Ему отчаянно хотелось видеть этого человека, запомнить его лицо, однако, если он даст сторожащему их мальчишке хоть малейший повод заподозрить, что он слушает муллу, - беда. Поэтому Иванов сидел с закрытыми глазами, не вкдя ни муллы, ни Хамзета, которого назначили полководцем.

Если б он открыл глаза, то заметил бы над­менный, тяжелый взгляд муллы, устремленный то на Хамзета, и на его шурина Ахмета. Это поручение ложилось на Хамзета тяжким бременем, но он, покорный сын, не смел перечить отцу.

Голос муллы все лился и лился, не умолкая:

- Хамзет может высказаться, если захочет. А пока я призываю вас должным образом подгото­виться и явиться в следующую пятницу сюда, на эту площадь, во всеоружии, Я прошу вас извес­тить об этом всех, кто не смог присутствовать сегодня. Известите своих деревенских старейшин и всех чеченцев в горах об этом великом джиха­де.

Площадь хранила молчание.

- Есть ли у кого вопросы, братья? - спросил мулла.

Раздался голос какого-то зрелого мужчины. По тону Иванов почувствовал, что говорит человек опытный, переживший немало баталий: речь его была точной, краткой и без ненужных красот и комплементов - как у генерала Комарова.

Можно мне, мулла? Выходит, день нового сражения уже известен? Не слишком ли скоро, через месяц после похода на Каргинск?! У некоторых наших парней еще не зажили раны!

Пойми Эльдар, - начал мулла, - вы все должны уразуметь великий Имам стремится на­нести мгновенный удар, чтобы застать неверных врасплох. Мы не должны позволить им собраться с силами, получить подкрепления и обрести прежнюю мощь. Эти вопросы не нам решать. Имам знает лучше, когда выступать.

Мужчины начали шумно переговариваться. Иванов рискнул зевнуть и открыл глаза. Он уви­дел, как, бурно жестикулируя, на ноги поднимается человек, огромный и мощный, словно бык. Это его звали Эльдар. Его черная накидка была подшита зеленым. Его темное лицо походило на кору дуба.

- Я скажу за всех этих отважных людей, мул­ла. В назначенный день они все будут здесь, чтобы сражаться рядом с Хамзетом. Можешь в этом не сомневаться. Да хранит нас Аллах!

Все встретили ревом одобрения эти слова. Ива­нов повернул голову, чтобы взглянуть еще раз, но тут вдруг кто-то навалился на него, забив рот кляпом. Это был, конечно же, славный чеченский воин Куэр. Он победно упер колено Иванову в спину.

~ Тебе сказано было сидеть у амбара! Ты не дезертир, ты шпион!

Иванов как-то сразу обмяк. Он передернул плечами и указал на кляп: как можно оправдаться, если рот закрыт? Куэр вынул кляп.

- Тебе нужны ружья? - хладнокровно сказал Иванов. - Это твоя война, не моя. Отдай шкуры, и мы тут же уберемся. Неприятности мне не нужны. На своем веку я уж достаточно пролил крови...

Иванов произнес свою речь твердым голосом, но внутри все трепетало! Конечно, он хотел жить,, получать чины. Он не мыслил себя без армии.

Верно, в его жизни было немало смертей, а теперь видно, их будет гораздо больше... Куэр сильно пихнул Иванова.

- Презренный трус. Не нравится убивать! На, забирай свои шкуры и ползи отсюда, пока мулла не осквернил о тебя свой взгляд.

Иванов не мог поверить собственному счастью. Он подхватил шкуру и заковылял к тому месту, где сидел Хашим. Протянул руку, чтобы взять одно из ружей.

Куэр наступил ему на кисть.

- Ты же сказал, что больше не хочешь уби­вать! Я правильно понял? Поэтому оставь здесь все ружья. Ты слышишь меня? Все!

Иванов не стал спорить. Он медленно поднял­ся и кивнул Куэру:

- Хорошо, юный воин. Хорошо. Отлично. Пошли Хашим. А где наш друг Тадеуш?

Не спеши, - прервал его Куэр/ - Ты сказал, что ружей у тебя еще много? Твой поляк пока останется здесь как заложник, пока ты не привезешь их сюда... Не беспокойся, за оружие получишь шкурами так же щедро, как сейчас.

У Иванова пересохло во рту. Комаров с него живого снимет шкуру, если они вернуться без Васильчикова.

Но... но он не говорит по-чеченски. Оставь карачаевца, если так нужно. - Он указал на Хашима.

Карачаевца? Да я презираю этого изменни­ка! Нет уж, я лучше приберегу твоего бессловес­ного поляка. Если ты не вернешься, его легче будет продать-

Иванов хотел еще спорить, но увидел, что к ним с места собрания направляется небольшая группка воинов. Один из них пристально вглядывался в него. Иванов провел грязной рукой по своему бледному лицу в надежде, что его черты трудно узнать. Чутье подсказывало, что он уже где-то видел этого небольшого человека с неприятной и слов ной стертой внешностью. Было бы безумием оставаться здесь до рассвета.

- Что ж, удачи тебе, чеченский воин. Скоро увидимся! Я привезу ружья, и мы еще поторгуемся. Через три дня.

Иванов повернулся, посматривая по сторонам в поисках своей лошади, стараясь не выдать волнения. На его счастье улыбающийся Лич вы­шел из-под деревьев с двумя поводьями в руках.

- Спасибо, дружище. - Иванов бросил Личу мешочек с солью, вскочил на лошадь, и они с Хашимом на полном скаку припустили из деревни.

В то время, как мужчины, вернувшиеся с собрания вслед за Куэром, восхищенно рассматривали оружие, Ахмет с Мурадом задержались по просьбе муллы, чтобы продолжить разговор. Кабардинцы сели напротив, а Хамзет - справа от отца.

Что не весел, Ахмет? Я вижу, тебя одоле­вает какая-то тревога, - спокойно начал мулла. - Говори, не таясь. Мы - одна семья.

Я.не хочу никого обидеть, мулла, но... мое последнее сражение... наше последнее сражение... когда мы бились вместе с войсками Имама, стало просто..., как бы сказать помягче.., просто бедой для нас.

Мулла нахмурился и взглянул на сына, ожи­дая его реакции на слова Ахмета. Хамзет сидел с бесстрастным видом. Мурад тоже выглядел довольно спокойным.

Наконец Хамзет заговорил:

- Ахмет прав, отец.

Глаза у муллы были полузакрыты и он быстро перебирал четки, пытаясь скрыть раздражение.

Первым отважился высказаться Мурад. О, это был прирожденный дипломат! Видно, он точно был потомком нарта Батраза, который сладкими речами своими сумел добыть божественный котел для приготовления пищи.

- Мулла... Я с полным уважением отношусь к нашему предводителю, однако несмотря на все свое упорство и преданность делу, Имам не об­ладает талантом полководца, он не вождь в широком смысле этого слова. Наши потери под Каргинском вызваны вовсе не недостатком сил или храбрости у наступавших. Это произошло из-за того, что у Имама не было четкого плана действии. Наши не успели даже собраться, как русские нас атаковали. Большинство наших лю­дей уцелели лишь потому, что прибыли позже и избежали огненного дыхания русских пушек...

Мулле было трудно слушать эту правду, если правдой было то, о чем здесь говорили. Но у него не было оснований не верить этим людям.

- Ах дети, дети... Что такое вы говорите! Это первый сражающийся Имам, великий голос Чеч­ни. Он вовсе не мудр? Он не умеет воевать? Как вы можете говорить это, а я - слушать?

Вступил Ахмет:

- Даже для нас, неопытных, было ясно, что нельзя штурмовать крепость с налету, очертя голову. Наши старые ружья и мечи - ничто по сравнению с их пушками. Эти пушки поливают огнем головы чеченцев, разрывал их плоть, и пугая коней еще задолго до того, как: появится хоть один казак. Нельзя нам снова идти на Кизляр, это обернется еще большей бедой.

- Сможет ли Имам пережить еще одно поражение? Пойдут ли вновь люди за ним, если это случится? Вот чем мы встревожены, мулла... Мы выступаем не против Имама Мансура, а напротив, за него, - добавил Мурад.

Пальцы муллы нервно теребили четки.

- Ну и что вы предлагаете, Мурад, Хамзет, Ахмет?

Молодые люди помолчали, тщательно обдумы­вая ответ. Наконец, Мурад предложил:

- Мы знаем, как воевать малым числом, устраивать засады, мы сумеем нанести удар и скрыться в лесу. Это наш путь. Там, где проходим мы, казаки не смогут протащить свои тяжёлые пушки.

Хамзет рискнул согласиться:

Мы можем их таким образом здорово измо­тать, оторвать от основных сил, а потом обрушиться на них с нашими саблями. Ведь так мы одержали немало побед...

Другими словами, - вмешался Мурад, - мы должны навязать им наши условия, нападать, когда они менее всего ожидают нас, а не тогда, когда они ждут нас, чтобы прирезать, как жертвенных баранов.

Мулла был не на шутку раздражен. Понимая справедливость всего сказанного, он, между тем, в душе оставался приверженцем старых обычаев и любил открытый честный бой.

Но могут сказать, что тактика трусов.

Бесспорно, почетно умереть в открытом бою за правое дело. Но глупо умереть, не успев на­нести врагу ответного удара, и по-моему, отнюдь не почетно.

Хамзет видел, как мучительно отец пытается сделать выбор: сберечь свой народ или поддержать великого предводителя, не взирая на потери.

- Отец, ну почему бы нам не предложить шей­ху свою тактику. Он собрал большие силы для главного сражения - это прекрасно. Но мы при этом будем самостоятельным отрядом и станем наносить удары по небольшим лагерям русских в районе Кизляра. Таким образом мы сможем парализовать значительную часть войск противника...

Мулла кивнул. Он почувствовал некоторое об­легчение.

- Я так и сделаю. Думаю, нам не придется стыдиться этого плана. Хамзет, предложи мужчи­нам выбор: идти с шейхом или с тобой. - Он говорил резко, давая понять, что в душе остался при своем мнении.

Хамзет был расстроен тем, что они огорчили отца:

- Отец, если хочешь, я тоже пойду на Кизляр с Имамом.

Но мулла даже не посмотрел на Хамзета. Его взгляд был устремлен на другой конец деревни, где Куэр лупил какого-то неизвестного.

- Нет, не надо. Вам троим лучше держаться вместе. И никому ни слова, пока я не переговорю с Имамом.

Очевидно, разговор был закончен. Мулла встал и сделал знак остальным, что они свободны. Хамзет немного прошелся с Ахметом, потом вдруг взял его за рукав:

- Спасибо за поддержку, брат.

Ахмет улыбнулся и потрепал его по плечу:

- Когда-нибудь ты станешь великим полковод­цем. У тебя военный талант, как у Мурада.

Хамзет пропустил комплемент мимо ушей и придвинулся ближе:

- Я разговаривал с отцом насчет кабардинцев, воюющих на стороне русских.

- Он расстроился?

Нет, не думаю. Мне кажется, он и Имам знали об этом и раньше. Есть даже чеченцы и ингуши, которые продались неверным. Но самое главное то, что ты и Мурад - вне всяких подозрений. Он хочет, чтобы вы знали это.

Большое спасибо тебе, Хамзет, за участие. Это нас с Мурадом очень беспокоило.

- Мы - одна семья. И должны полностью доверять друг другу. Только так и никак иначе.

Ахмет взглянул на худощавое, напряженное лицо Хамзета. С каждым днем он все больше доходил на настоящего главу своего рода. Хамзе ту было очень епросто заставить себя управлять, но у него был счастливый дар нравиться людям, которые охотно помогали ему. Ахмету было и радостно и грустно видеть это. Обретая бойцов­ские качества, Хамзет становился более жестким, расчетливым, но при этом менее тонким и меч­тательным. Это еще одна их потеря, и если ее никто не замечал, это не значит, что ее не было вовсе.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Князь Василий с ужасом осознал, что его ос­тавили одного у чеченцев. Он испытывал поисти­не адскую муку: душа его разделилась надвое. Одна половина готова была смириться и принять смерть, но вторая, после страданий в многочасо­вом плену, кричала о том, как хочется жить. У него не было цели в жизни, но и умирать он не желал. Отчаяние жгло сердце. Он размышлял, что же побудило его отважиться на это рискованное путешествие, и не мог найти вразумительного - ответа. Василий не мог понять, почему его спутники уехали так поспешно, даже не поговорив с ним. Скорее всего, они пообещали еще привезти оружие, так что его плен кончится через один - два дня.

Куэр так и не развязал его в тот день - вовсе, не из-за жестокости, а просто забыв о нем. Когда на следующий день мулла сурово спросил у него, кого это он бил во время собрания, Куэр рассказал о покупке ружей но том, что незнакомцы обе­щали еще.., и тут вдруг он вспомнил о заложни­ке.

- Сейчас, когда мы готовимся к важным собы­тиям, мне совершенно не нужен здесь чужак, особенно гяур, - ворчливо проговорил мулла. - Думаю, что будет лучше переправить этого чело­века ' в более укромное место. Завтра я отправляюсь к Ахмету. Отвезем туда твоего за­ложника, так будет спокойнее. А там ему хватит дел, чтоб отработать еду.

Куэру пришлось не по вкусу поручение везти своего пленника во владения Ахмета, но он не смел ослушаться. Этот поляк может действитель­но стать настоящей обузой. По большому счету, Куэр не мог думать о чем-то еще, кроме джиха­да. Все остальное лишь раздражало его.

- Если позволите, я не поеду с вами, мулла.

- Можешь не ехать, - ответил тот, догадыва­ясь о причинах отказа. Он смотрел вслед Куэру. Все же, как тоска сушит человека, гложет его изнутри, оставляя пустоту, способную породить иные, недобрые чувства...

Ранним утром следующего дня к мулле пожа­ловали давно ожидаемые гости. Коневод из Да­гестана прибыл на рассвете с намерением осмотреть новую конюшню Ахмета. Он был старым знакомцем муллы, с которым тот в прошлом имел дела. Раджаб был аварцем, принадлежал к одно­му из многих племен, населяющих Дагестан, и слыл опытным коневодом, у него мулла, кстати, и купил того вороного жеребца, которого подарил Ахмету: Это был богатый торговец, прекрасно разбиравшийся в денежных делах, Раджаб со своим помощником Ури проделали долгий путь через самые высокие перевалы Кавказского хребта, избегая встреч с казаками. Конечно, они были наслышаны о волнениях в Чечне, и чеченцам они не были чужими. Жизнь должна продолжаться, невзирая ни на что, со всеми ее радостями и заботами: переездами, торговлей.

Раджаб хорошо говорил по-чеченски: Он ведь не раз бывал в этих краях по всевозможным делам.

Горю нетерпением увидеть плоды трудов тво­его зятя, - произнес он, сердечно приветствуя муллу и почтительно кланяясь. - Мне повезло, что теперь у тебя есть родственник, с которым можно вести торговлю. Хорошие лошади - редкость в наших горах, а спрос на них растет, мой друг.

Да, чтоб воевать с неверными, нам нужны быстрые кони с крепкими ногами. - Мулла приветливо улыбнулся. - У Ахмета лучшие породы коней во всей Чечне. Тебе понравятся.

И вот, маленькая группа, состоящая из мул­лы, двух аварцев, слуги, мальчика Лича и залож­ника князя Василия, собрались на площади, что­бы отправиться к поселению Ахмета. Они позавтракали в доме муллы, сотворили утреннюю молитву и тотчас были готовы к отъезду.

Мулла удивился, увидев заложника с завязан­ными глазами и прикрученным веревкой к какой-то худосочной кобыле. Даже эта убогая одежда не могла скрыть его крепкого сложения и благородных манер.

Мулла спешился и обошел кругом князя, пристально разглядывая его. Васильчиков чувство­вал, что что-то вокруг происходило. Он слышал шелест халата муллы и нервное постукивание четок в его руках. Потом послышались речь и еще один человек подошел к ним.

- Так ты, говоришь, польский дезертир? -спросили его по-русски, что очень удивило

Васильчикова.

Князь кивнул. Если б он открыл рот, то, наверное, его бы стошнило от страха, душившего его.

У какого генерала служил? Комаров хорошо подготовил князя.

У Воронцова, - напряженно ответил тот.

Боже Праведный! Как ты мне отвечаешь? Васильчиков понял, что разоблачен. Он едва

мог произносить русские слова, не то что поль­ские. Он высоко поднял голову, отважно приготовившись к худшему.

- Я не чистый поляк, - ответил он по-русски.

Мулла сразу, смекнул, что опустившийся поль­ский дезертир не вел бы себя таким образом. И тут его осенило. Это был русский благородного происхождения, заброшенный на Кавказ волной имперской экспансии. Его лучше бы поберечь, еще сослужит, службу.

К удовольствию Василия его развязали и сня­ли повязку с глаз. Раджаб в своей красивой -красной с золотым - накидке стоял, улыбаясь, перед ним.

- Меня зовут Раджаб, я аварец из Дагестана, - представился он по-русски, произнося слова медленно, но правильно. - Ты находишься в об­ществе муллы данной деревни.

- Я..., я...Тадеуш - поляк, дезертир, - выда­вил из себя князь Василий, читая недоверие в глазах муллы, и замолчал.

- Поедешь с нами.

Группа двинулась вперед, и пленник испытал радостное облегчение, как только что помилован­ный. Он выпрямился в седле, к нему вернулась былая осанка истинно благородного человека, и он ехал легкой рысью рядом с остальными.

Если у муллы и были до этого какие-то сомне­ния в происхождении этого заложника, то его манера ездить верхом рассеяла их. Этот высокий статный человек был мужествен, но это не был воин. В седле он сидел высоко, по-европейски, как сидят обычно дворяне. Его руки были грязны, но они явно никогда не знали черной работы. Его волосы были аккуратно подстрижены. Безуслов­но, это был русский шпион. К своим он вернется рассказывать сказки, уж об этом-то мулла поза­ботится.

* * * * *

Цема застенчиво приветствовала своего отца. Ее беременность была уже заметна, поэтому отец смотрел на нее какими-то другими глазами, что еще больше сковывало ее. Не в первый раз уже она ощутила, как не хватает ей рядом матери, которой можно было бы доверить все на свете. Но рядом была подруга и наставница Медина, и Цема сумела принять гостей как положено.

Мурад на охоте. Он будет жалеть, что не встретился с вами, - сказала Цема. - Ахмет в загоне. А кто этот человек?

Заложник. Он не причинит вам вреда.

Мулла велел Василию спешиться и тот пови­новался. Его любимая привычка надевать маску безразличия помогала ему прятать свои чувства.

Но внутренне он благословлял судьбу, которая подарила ему такое приключение. Ведь он ока­зался в самом центре Чечни, один из немногих русских, тем более своего сословия, получивший возможность воочию увидеть, как живут эти дети гор. Для ученого, интересующегося философией и биологией, это была огромная удача. Ему хо­телось бы узнать, каковы законы этих людей, живущих единым племенем, есть ли у них поня­тие о чести и какова их культура. Возвращаясь из Екатеринодара, он штудировал тетрадь с упражнениями по чеченскому языку, которой снабдил его генерал Комаров. Потом князь пы­тался практиковаться, приставал к карачаевцу и Иванову, однако чеченский язык оказался чертовски сложным, и ему так и не удалось до­биться желаемых успехов. Это задевало самолю­бие человека, свободно владевшего несколькими языками. Теперь князь Василий ужасно злился, что рядом нет переводчика.

Мулла общался с Васильчнновым через Раджаба.

- Садись и подожди. Мулла просит передать, что ты будешь работать на Ахмета, хозяина этой усадьбы, пока не решится твоя судьба. Тебе по­везло, польский солдат: здесь одна из самых луч­ших конюшен в округе... если ты, конечно, лю­бить работать с лошадьми.

Князь Василий подошел к ограде и присел у столба, стараясь привлекать поменьше внимания и не давать повода для враждебности со стороны своих нежданных хозяев. Сам же он начал незаметно приглядываться ко всему окружающему. Он отметил скромность женщин, лукавые смею­щиеся мордашки мальчишек, крутящихся вокруг гостей, - это были премилые создания, хорошо сложенные, с живыми блестящими глазами. Во­обще эти люди меньше всего походили на диких и обездоленных. Эта семья, как и те, что он наблюдал в другой деревне, казалось на удивле­ние жизнестойкой, с основательным укладом хо­зяйства. Он еще не представлял себе, что будет делать здесь, однако это поселение казалось Васильчикову менее враждебным, и он уже был чуть ли не доволен, что его оставят здесь.

Мулла и его спутники направились к загонам для скота и позвали Ахмета. Тот так усердно занимался с животными, что даже не заметил суеты, связанной с прибытием гостей. Услышав свое имя, Ахмет повернулся и быстро привязал к ближайшей ограде молодого жеребца. Он быстро подошел, дружески улыбаясь тестю.

Познакомься: мой добрый приятель Раджаб из Дагестана. Хочет, вот с тобой сторговаться.

Очень рад, Раджаб. - Он пожал руку коне­воду и Ури. - У меня есть жеребята на продажу. Вот этому, например, скоро два года. До этого возраста л их не продаю.

Разумно, - кивнув Раджаб. - До двух лет они еще не могут показать себя должным образом.

Вместе с остальными мулла подошел к привязанному жеребенку, искренне восхищаясь им.

- Машаллах, действительно хорош! Точная коп­ия родителя. Как думаешь, Раджаб?

Раджаб не спешил с оценками. Он легко перемахнул через ограду,, бережно провел рукой по спине жеребенка, потрепал холку, опустил руку вниз и ощупал сухожилия передних ног. Жеребенок вскинул голову и гордо заржал, слов­но желал покрасоваться. Раджаб внимательно осмотрел его глаза и уши, потом отступил назад, чтобы оценить стати.

- Не к чему придраться, - сказал он наконец. Хотелось бы, чтоб был пошире в кости. Грудь могла бы быть покрепче... Но он, мне решительно нравится. Полагаю, это отпрыск того черного?

Ахмет сразу понял, что это и есть тот аварец, который прислал черного как смоль жеребца, принятого Ахметом в подарок от муллы. Все эти разговоры про кость и грудь были лишь уловками приценивающегося к жеребенку опытного торговца.

- Да, именно так. Черный слабоват на жеребцов. До сих пор все больше кобылки.

Раджаб скрестил руки.

- Он мне нравится, - заключил он. - Когда-нибудь он сам может стать хорошим производителем. Будет ли мне позволено узнать цену?

Ахмет промолчал, соблюдая правила приличий. Вместо него заговорил мулла с какой-то особой гордостью:

- Раньше, когда Ахмет лишь начал заниматься разведением лошадей, жеребят у него можно было купить по любой цене. Но теперь среди конево­дов в этих горах нет никого, кто мог бы сравниться с Ахметом с Кубани. Здесь лучшие лошади во всей Чечне... Однако, прежде чем говорить о цене, может быть, вновь взглянем на его родителя?

- Конечно, если это несложно устроить.

- Совсем несложно. Сейчас я выведу его, - сказал Ахмет, направляясь в конюшню.

Раджаб повернулся к мулле и сказал, как бы по секрету:

- Я хотел бы. купить еще двух кобылок, кроме жеребца. Надеюсь, ты поможешь мне договориться, друг мой.

Мулла улыбнулся и крикнул Ахмету:

- Ахмет, сегодня вечером я жду вас с Мурадом к себе на ужин в честь моего дорогого гостя Раджаба...

Ахмет обернулся и кивнул, улыбаясь. Он был доволен. Мулла сделает все возможное, чтобы поддержать его начинание. Ужин превратится в отличный праздник. Мулла был человеком мало общительным, поэтому приглашение к его столу было очень почетно для любого нового жителя деревни.

Цема подала им освежающие напитки в не­больших стеклянных стаканчиках, отделанных серебром, на подносе филигранной работы. Поза­ботившись о гостях, она направилась к пленнику.

Только сейчас он почувствовал, как сильно его мучат жажда и голод.

Он ожидал увидеть в ее манерах, в ее пове­дении какие-то дикие повадки. Однако Васильчиков сразу отметил, как свободно и непринужденно она двигалась со своим немаленьким животом, это обычное дело для примитивных народов. Если ее приодеть, она будет даже красавицей, Василь­чиков учтиво поклонился и пробормотал благодарность по-польски. Цема внимательно взглянула на него.

- Ты хотел бы что-нибудь поесть? - Она по­могла себе жестами. Васильчиков благодарно кивнул.

- Поесть. Да. Спасибо, пани.

Через несколько минут один из мальчиков притащил ему миску с кукурузной кашей. К удив­лению князя и пища, и питье были вкусно приготовлены и поданы в красивой посуде. Каша не отдавала прогорклым маслом или гнилым зерном. Подкрепляясь, Васильчиков наблюдал, как горцы беседуют, стоя у лошадей, и вновь под­ивился тому, как схожи их мимика и жесты с теми, что можно наблюдать на рынке в Петербурге, у рядов с живностью.

Жеребчик был очень хорош. Этот говорящий по-русски покупатель был тонким знатоком ло­шадей, судя по тому, как он осматривал его. Но самое поразительное заключалось в том, что этот замечательный арабский скакун появился на свет в хозяйстве какого-то Ахмета... Васильчиков даже слегка присвистнул. Этот Ахмет был большим мастером разводить коней, ничего не скажешь. Лучше этого жеребчика Васильчиков еще не ви­дывал коня. Два жеребца, отец и сын, заржали и воинственно поднялись на дыбы. Чеченец уме­ло развел их по сторонам.

- Машаллах! Машаллах! - бормотали гости до­вольно, а потом мулла обошел вокруг жеребца, поднимая руки в благословляющем жесте, ограждая ею от сглаза и всяких напастей. Сама по себе эта сцена произвела на князя большое впечатление. Ярко расцвеченный золотым и красным наряд дагестанского купца, простая черно-белая одежда муллы и сочная голубизна черкески хозяина-коневода - все это великолепно смотрелось в лучах ослепительного горного солнца. У горцев были поджарые атлетические тела людей, привыкших к суровым, но отнюдь не примитивным условиям жизни.

Князь Василий вспомнил своих страдающих подагрой знакомых в столичных салонах, и у него невольно стали напрашиваться некоторые романтические сравнения. Однако он тут же вернулся к реальности, отдавая себе отчет в том что в его положении невозможно испытывать зависть или симпатии к этим людям, ведь это разбойники и убийцы без всяких принципов и морали. Васильчиков решил, что эта вспышка симпатии порождена страхом: он был их пленни­ком, их власть над ним невольно заставила его восхищаться ими. В любой момент они могли косо глянуть на него и решить прикончить на месте... Пленник пытался с привычных позиций разума оценить собственное ощущения.

Между тем Раджаб любовался царственной осанкой, своей бывшей собственности.

- Да славится Аллах! Какой чудесный конь! Он так возмужал... и стал много лучше, чем я ожидал. Полностью оправдывает свою родословную. Ты, Ахмет, должен помнить, что & твоих руках почти полное подобие аравийского Саглаии. Тебя можно поздравить, мой друг. Обыч­но они бывают серой или белой масти. Но черная - большая редкость. И большая ценность.

Ахмет поднял свой кубок и пожелал дагестан­цу всех благ, выразив признательность за его слова. Ах, если б отец мог видеть его сейчас... Ахмет - умелый воин, признанный коневод и будущий отец Он стал как раз таким, каким хотел видеть его родитель. Однако близких нет рядом и ему придется самому гордиться собой, не ожидая похвал от кровного родственника. Ахмет молча помолился, чтоб души его родителей бла­женствовали на небесах, покинув свои замерзшие сплетенные тела.

Мулла и Раджаб вернулись к своим лошадям.

- До вечера, Ахмет. Можете захватить с собой женщин. Да, еще одно... Он низко нагнулся в седле. - Этот заложник, скорее всего, русский шпион, а не польский дезертир, как он заявляет. Заставь его работать как следует, но корми хорошо. Позже он мне понадобится.

Ахмет почтительно поклонился, и гости тронулись в обратный путь. Затем он повернулся и посмотрел на заложника более внимательно. В его глазах Ахмет прочитал вызов и страх одновременно. Ахмет подошел к ограде, где сидел Васильчиков.

Меня зовут Ахмет. А тебя?

Тадеуш.

Тадеуш? Хорошо. Вставай, Тадеуш, и сле­дуй за мной.

Ахмет повел его в конюшню, где и храпел крупный жеребец. Машинально Васильчиков под­нял руку и принялся что-то приговаривать по-русски, чтобы успокоить разбушевавшегося коня, как он сделал бы в своей богатой конюшне в России. Потом вдруг опомнился и начал более громко болтать по-польски всякую всячину.

Теперь Ахмет отчетливо различал шипящие зву­ки речи гяуров, однако он совершенно не был способен отличить польский язык от русского.

- Выведи его. Привяжи вот здесь и вычисти денник. То же самое сделаешь у остальных, -коротко приказал Ахмет, вручая князю метлу и указывая на кучи навоза.

Васильчиков не был простаком и сразу понял, какой реакции от него ждали. На лице его изобразился ужас.

Ньет! Ньет! - начал протестовать он. - Со­лдатский пленник не есть раб...

Если не будешь отрабатывать еду, станешь голодать. Ахмет очень наглядно объяснил ему это с помощью жестов.

Васильчиков решил подчиниться. Рассудок под­сказал, что если он будет послушен, его оставят в покое и он сможет раздобыть весьма полезные Сведения. Эх, если бы еще все его существо не протестовало против самой мысли о черной работе, столь унизительной для него.

Он видел, как мальчик-слуга повел еще одну лошадь в дальний угол конюшни. Надо будет пообщаться с ним, он может научить хотя бы нескольким необходимым чеченским словам. В любом случае это заточение временно. Без сомне­ния, Иванов скоро явится сюда с оружием, и весь этот кошмарный спектакль прекратится.

Вздохнув, князь Василий взял в руки метлу и принялся за работу. Время от времени Ахмет проходил мимо, проверяя не сбежал ли залож­ник.

К вечеру все тело князя ныло и требовало отдыха, спина разламывалась, а ноги подкашива­лись даже тогда, когда он просто стоял. Никогда еще он не изнурял себя так физически, он опа­сался, что может заболеть, от переутомления.

Дата добавления: 2015-06-04