КАНДИНАЛЬ 12 страница

Мурад. рассмотрев местность в свою трубу, удовлетворенно кивнул Ах мету:

- Хороший выбор. Место лесистое, на возвы­шенности. Здесь удобно собираться войскам, го­товящим атаку на Кизляр. Думаю, мы его возьмем.

Он сложил трубу и обратился к спутникам: Недалеко уже. Мы на правильном пути Вперед, друзья.

Ахмет ехал рядом.

- Сегодня мы наверняка не вступим в схватку с противником. Лошадям нужен отдых. Может быть, завтра или послезавтра... кто знает.

Отряд в молчании ехал через кустарники. На конец, впереди на расстоянии около версты пока­залась возвышенность, на которой расположился Каргинск. Был примерно полдень. Вокруг стояла странная тишина, даже птицы молчали,

Мурад вновь припал к подзорной трубе.

- Во имя Аллаха! - воскликнул он вдруг. Битва-то уже в разгаре! Чеченцы сражаются!

Всех обдало жаром. Забыв об усталости, люди рванулись вперед, чтобы лучше разглядеть происходящее. Мурад нашел подходящее место, откуда все было видно, как на ладони, и позвал остальных. Грохот пушек и огонь выстрелов были хорошо слышны и видны. Большинство людей не могли все же следить за ходом сражения, и они смотрели на Мурада, который не отрывался от трубы.

Мурад был мрачен. Перед его глазами одна за другой разворачивались страшные картины крова ной битвы. Чеченские всадники отважно рубились на саблях с казаками. Непрерывные атаки и контратаки слились в общее месиво рук, ног, коней и сабель. Было ясно, что русские полностью владеют ситуацией на равнине, и они, пользуясь своим преимуществом, теснили горцев, пытаясь овладеть высотой. Среди деревьев у

кромки леса. Мурад вдруг заметил великолепного карабахского скакуна, принадлежавшего шейху Мансуру. Этот великий человек, кажется, вознамерился защищаться до тех пор, пока гора мертвых тел не достанет ему до пояса. Но вот под шквальным огнем казаков и русских войск пали чеченцы, находившиеся рядом с шейхом Мансуром.

Там... Ушурма! Он в опасности! Поможем ему, братья! Ради этого мы приехали сюда!

Не говоря более ни слова, чеченцы ринулись за Myрадом с саблями наголо, и пронзительный крик вырвался из их пересохших глоток: Аллах Акбар!»...

Что, интересно, чувствовал в тот день рядовой казак, перепрыгивая из окопа в окоп, стараясь добраться до вершины лесистого холма? Что чув­ствовал он, всаживая штык в живот десятому, может быть, горцу, сражающемуся за свой очаг? А что, когда на спину ему со страшным визгом прыгал невесть откуда появившийся враг и рубил его саблей от шеи до поясницы? И он, этот рядовой казак, падал лицом вперед, в смертельной муке расставаясь с жизнью. Отряд Мурада врезался в гущу казаков, окружавших их вел и ко го предводителя, и около четверти часа чеченцы отчаянно бились с превосходящими силами противника, пока, наконец, не разорвали окружение и шейх не был освобожден.

Мурад придержал лошадь, чтобы осмотреться и отыскать Ахмета. Он заметил, что его приятель гонится за двумя казаками. Взмах черкесского клинка - и один из преследуемых, изогнувшись в седле, замертво падает на землю. Другой казак повернулся и бросился наутек, пытаясь спастись в ближнем лесу.

Мурад, возбужденный видом и запахом крови, помчался вниз по ущелью вдогонку. Он влетел в лес на полном скаку и вдруг увидел двух русских, скачущих прямо на него. Мурад находился на узкой тропе между плотными рядами деревьев, и избежать встречи было уже невозможно. Инстин­ктивно он понял, что не нужно сдерживать коня, и продолжал мчаться вперед, прижав голову к лошадиной шее и намереваясь проскочить слева от них. Поравнявшись с русскими, Мурад резко выпрямился, выхватывая саблю, и, невероятным образом изогнувшись, полоснул по плечу ближай­шего всадника. Русский вскрикнул и начал ва­литься набок. Лошадь понесла его дальше, и Мурад уже не видел, где и как он упал на землю.

Мурад быстро развернулся, чтобы уберечь спи­ну, однако второй всадник решил не испытывать судьбу и припустил из леса в сторону русских позиций.

Мурад отдышался и сделал круг в поисках сбитого им солдата. Сначала он увидел лошадь. Она спокойно пощипывала траву, а вот всадник куда-то подевался. Мурад пустил лошадь шагом, держа саблю наготове.

Уже собираясь уезжать, он повернулся, и вдруг сзади, из кустов, на него прыгнул русский, сбив Мурада на землю. Мужчины сцепились и покати­лись по земле в яростной схватке. Однако у раненного противника не было шансов одолеть Мурада. Кабардинец быстро оказался наверху и выхватил кама. Левой рукой Мурад крепко ухва­тил русского за горло, прижал к земле, и занес правую руку с кинжалом, чтобы нанести решающий удар.

И тут его жертва хрипло просипела:

- Гори ты в аду, бандит чеченский! Если б я мог драться правой!

Мурад так и замер. Он не мог уже ударить. Враг говорил по-черкесски на кабардинском диа­лекте.

- Черкес! Ты говоришь по-черкесски!

Кама в руке у Мурада грозно поблескивала, словно решая, что делать дальше. Ты адыг?

Мурад зорко вглядывался в красивое, несмот­ря на синяки и кровоподтеки, лицо юноши. У

того были глубоко посаженные сверкающие глаза и светлая кожа. Лицо явно нерусское.

- Да, я адыг. Я кабардинец! гордо восклик­нул юнец, яростно пытаясь освободиться, словно пойманный тигренок.

Уши Мурада слышали звуки битвы она продолжалась где-то совсем рядом. Гремели пуш­ки, и кровь кипела у него к жилах. Но это происшествие поразило Мурада сильнее всего. Адыг сражается против них! Черкес - ив армии гяуров! Все это дурной сон. Не иначе. Мурад громко выругался и вновь изо всех сил прижал противника к земле.

- Тихо, не дергайся, черт тебя возьми! - Мурад крепче прижал кама к его горлу. - Что ты ска­зал? Не пытайся меня обмануть!

Молодой воин закрыл глаза, словно приготовившись к смерти, но вдруг заговорил быстро на чистом кабардинском наречии, которое Мурад не спутал бы ни с каким другим, - это был его родной язык:

- Нет, нет! Я говорю правду! Я адыг! Я клянусь! А теперь убивай, и делу конец!

Мурад приподнялся, однако не слез с груди противника и по-прежнему не отводил кинжал.

- Если ты кабардинец, то какого племени? Парень широко открыл глаза.

- Я мисостовец. Кто твой шли?

Дыхание юноши стало спокойнее. Говорил он уверенно:

- Мой князь Мисост Сараби. Если ты слезешь с меня, может быть, я смогу свободно дышать, да и говорить тоже...

Теперь Мурад не сомневался, что его недав­ний противник не врет. Только у кабардинца хва­тит отваги разговаривать столь небрежно с чело­веком, от которого в этот момент зависит его жизнь.

- Ну ладно, кабардинец, - сказал Мурад, от пустив врага, и быстро поднялся на ноги. Мисост встал с трудом и долго отряхивался. Это был очень молодой парень шестнадцати семнадцати лет, хорошо сложенный и довольно красивый.

- Почему ты воюешь в этой форме? Парень заговорил более твердо:

Наш князь велел нам присоединиться к армии Кавказа. Мы так и сделали. Нас отправили к Кизляр.

Мураду было очень грустно это слышать.

- Ты хочешь сказать, что вас здесь было сегодня немало?

- Да, - прямо ответил парень. В основном мисосты. Но ты, Тхамада... Ты тоже кабардинец. Почему ты тут и воюешь вместе с чеченцами?

Где-то рядом послышался конский топот. Мурад быстро натянул поводья обеих лошадей.

- Сойди с дороги, здесь опасно...

Он забрал у парня его оружие, и они укрылись в густых ветвях- На тропе показалась группа казаков, направляющихся в сторону русских по­зиций. Мурад инстинктивно зажал парню рот рукой на случай, если тот вознамерится позвать на помощь. У него не было времени на. объясне­ния, обстановка требовала немедленный дейет вий.

- Меня зовут Хапца Мурад. Я из племени джлахстней, с Терека. А здесь я теми же неис­поведимыми путями, что и ты...

Мурад глянул на юное лицо, вымазанное кровью и грязью, поднял его вверх одним движе­нием руки, вгляделся в него, пытаясь проникнуть в душу этого паренька. В этот момент Мурад испытал неожиданный прилив нежности к моло­дому воину, на месте которого мог бы свободно оказаться он сам, или Ахмет, или Хамзет.., ибо все они подчинялись непреклонной воле князей, мулл, шейхов... и были обречены сражаться во имя высших целей, далеких от их собственных устремлений. И это было несправедливо: зачас­тую эта борьба не оставляла места для веры, надезкд и любви. Ведь он и этот юный мисост могли бы быть друзьями и сражаться заодно, как их предки на протяжении столетий. А не наоборот.

Русским обеспечен успех, если им удастся натравить человека на человека, племя на племе­ни, как сегодня. Мураду вдруг отчетливо представилось будущее, полное кровавых усобиц и взрывов ненависти, равных по мощи небывало­му стихийному бедствию, как если бы на Кавказ обрушилось страшное землетрясение и все реки слились в единый все сокрушающий поток. Горцы ринутся друг на друга и все смешается, как галь­ка, которую волны катают по берегу. Смерч русской экспансии налетит и поглотит их.

Мурад подумал, что, если б он убил юного адыга, это стало бы величайнлей трагедией его жизни. Мир, видно, сошел с ума, если один кабардинец чуть не лишил жизни другого.

- А теперь, - тихо сказал Мурад, - садись на коня и быстро возвращайся к своим, пока мои чеченские друзья не разделались с тобой.

Он грубовато подтолкнул парня к его лошади и помог забраться в седло, ведь тот здорово ос­лабел: раненное плечо сильно кровоточило.

Молодой мисостовец глянул на Мурада с вос­хищением. Что можно сказать человеку, который подарил тебе жизнь?

- Хвала Аллаху! - Хвала Аллаху!

Два кабардинца разъехались в разные стороны-.

Приветствуя Ахмета, шейх Мансур вытянул голую руку, перепачканную кровью.

Хвала Аллаху... Мы будем сражаться еще один день.

Не говоря ни слова, Ахмет схватил протянутую руку. Потом он смотрел, как шейх удаляется на своем белом коне и уводит за собой отступающие войска в сторону колючих кустарников, откуда появился отряд, ведомый Мурадом. Огромное поле битвы замерло, как по мановению руки. Силы покинули чеченцев. Те, что были ранены, стона­ли и молились. Русские скоро вернутся, чтобы прикончить оставшихся в живых.

В российских войсках были нередки надругательства над раненными горцами или те­лами убитых. Они знали, что это приносит их сородичам невыразимые страдания. Это являлось одним из предусмотренных приемов военной по­литики: предписывалось использовать все средства - и честные и бесчестные - чтобы сломить волю противника. Побежденный неприятель не должен был ожидать пощады, поэтому русские без коле­бания убивали чеченцев, пытающихся помочь своим раненым. Заметя чеченца, который, шата­ясь, тащит на себе товарища, казак стрелял ему в спину, и те умирали, обнявшись. Некоторым удавалось-таки добраться до своих, другие даже не пытались спастись и ложились на землю умирать, шепча молитвы.

Ахмет огляделся, пытаясь найти Мурада. Он уже знал, что русские выиграли битву под Каргинском. Ему хотелось уйти вместе с отступа­ющими чеченцами, однако он продолжал кружить по полю битвы, отмахиваясь саблей от нападав­ших казаков.

В этот день Ах мету тоже пришлось изрядно потрудиться. Он уже потерял счет зарубленным им казакам. Сквозь грохот пушек он снова и снова выкрикивал имя Мурада- В одной руке он держал свою большую саблю, во второй драгоценный кама. Под ним была его верная Кара. Она двигалась очень грациозно, разворачивалась, прыгала, резко выбрасывая передние ноги вперед, словно настоящая боевая лошадь, обходя мертвецов или умирающих, повинуясь малейшему движению колен всадника или узды. Ахмет просто не мог, не имел права умереть сегодня, в первый день своей супружеской жизни. Аллах убережет его для славных дел. Ахмет кликнул людей из своего отряда и велел следовать за ним. Шейх Мансур покинул поле битвы, было бы неразумно терять лишние жизни.

Отряд пустился галопом к западу, вслед за основными силами шейха Мансура. По дороге Ахмет непрестанно озирался ища глазами Мурада. И вот внезапно Хапца появился справа, подлетел к ним! и влился в общую колонну чуть ли не в метре от Ахмета.

- Наконец-то! - с облегчением воскликнул Ах­мет.

- Десятерых уложил! - бросил тот в ответ.

* * * * *

Молчаливые от усталости и ощущения поражения в бою, чеченские воины брели, споты­каясь, по тропам предгорий, возвращаясь под спасительную сень кавказских вершин. Они сту­пали тяжело, пройдя много верст пешком, лоша­дей вели в поводу. Мурад с Ахметом останови­лись и привязали своих коней в небольшой роще недалеко от Терека. Там собрался большой отряд чеченцев. Все расселись кучками на травянистых холмиках среди маленьких ручейков, сбегающих к великой реке и питающих ее воды.

Мурад искоса глянул на высокого крупного человека с потемневшим лицом. Это был Эльдар, отец Куэра.

- Приветствую тебя, Мол... Вы случайно не были в одной группе с Хамзетом?

Ахмет прикрыл глаза и лишь молился о том, чтобы услышать добрые вести о своем шурине.

Да, сначала мы были вместе, - буркнул старый воин, - однако потом, в пылу битвы мы разделились. Большая часть нашей группы распалась... и мы не могли соединиться вновь.

Одежда на Эльдаре, еще не просохла от све­жей крови. Ахмет мог себе представить, как туго пришлось нынче этому бывалому вояке.

Расскажи, что там было сегодня спросил Мурад с некоторым беспокойством.

Подошли еще несколько человек, желающих услышать, что скажет этот лихой рубака. Прежде чем начать говорить, он раздраженно сплюнул и прополоскал рот водой:

Вчера мы расположились на ночлег в лесу. Многие из людей шейха еще не прибыли, они появились уже утром. Русские внезапно напали на нас на рассвете. Сначала ударили тяжелые пушечные ядра. Потом - мы еще не успели перестроиться - нас атаковала казачья кавалерия.

Ахмет перебил его:

- Ты хочешь сказать, что русские знали о нашем появлении? Они что, засекли лагерь из Кизляра?

Темные глаза Эльдара вспыхнули.

- Я не знаю, как они пронюхали. Но пронюхали. Они нас уже ждали. Мы потеряли половину наших людей, шейх - даже больше. Ловушка!

Эльдар снял бешмет и обтер им кровоточащие руки. Кто-то из молодых воинов заботливо прополоскал его в соседнем ручье. Вода стала розовой, но все промолчали.

Мурад посмотрел на остальных.

- Ну что? Какие еще новости? - настойчиво спрашивал он каждого. Казалось, что Он не горевал о случившемся, сколько пытался что-то выяснить.

Ахмет не мог понять, что произошло и что теперь делать. Его мозг сверлила лишь одна мысль - они попали в капкан и пролилось море крови.

Голос подал какой-то незнакомый юноша, которому едва можно было дать шестнадцать:

- Когда мы выезжали, кто-то крикнул, чтобы мы передали остальным, что все должны собраться в деревне Алди. ЭТо был приказ шейха.

Эльдар насторожился:

- Алди - это деревня в горах, где живет шейх. Интересно, что это старый беркут затеял...

Мурад посмотрел на своих:

- Что думаете, братья? Шейх Мансур вызвал воинов в Алди. хотя он не вправе навязывать им свою волю. По традиции каждый чеченец волен принимать решения самостоятельно. Сейчас, пос­ле поражения, это имело особое значение.

Ахмет был совершенно растерян и раздражен.

- Лично я немедленно еду домой, резко за­явил он. Причиной такой решительности было скорее желание приглядеть за хозяйством и передохнуть, чем мысль о ждущей его молодой жене. Однако ему хотелось в этой невеселой обстановке дать людям повод позубоскалить.

Раздались смешки.

- Мы знаем, ты своего не упустишь, молодой муженек, - пошутил Мурад. - Никто, даже шейх Мансур не решится осудить тебя за желание поскорее добраться до милой, верно?

Ахмет натянуто улыбнулся:

- Я говорю только за себя. Остальные пусть думают сами. Я не собираюсь ехать в Алдн или куда-то еще, чтобы сражение кончилось так, как сегодня. Прежде чем атаковать хорошо обороняемые позиции, следовало хорошо подгото­виться. Это ведь не обычный налет из тех, что мы делали раньше. Разве можно с великой армией воевать случайными стычками?

Эти слова Ахмета произвели различное впечат­ление на присутствующих: одни соглашались, другие были явно оскорблены тем, что какой-то пришлый юнец открыто осуждает великого шейха Майсура.

Заговорил один из воинов отряда Мурада: Мурад, мы будем счастливы воевать за наше общее дело и за шейха Мансура, но Ахмет прав - нашим вождям нужно лучше готовиться к этим сражениям. Мы не должны попадаться в ловуш­ку, как сегодня.

И, вообще, мало кто из нас уцелеет, если такое повторится. Будет просто некого вести в бой, - заметил другой.

- Мы должны делать только то, что хороню умеем, - добавил один из ветеранов. Горцы прекрасно воюют в горах, где нет этих далеких пушек, осыпающих на нас огненными ядрами, как градом с небес...

Большинство поддержало Ахмета.

Мурад взялся за поводья и вскочил в седло.

- Что ж, я понял так, мы все возвращаемся домой и ждем дальнейших событий. Верно?

Не согласились лишь Эльдар и кое-кто из его отряда. Ахмет догадывался, почему. До сих пор ведь ничего не было известно о Куэре, Арсби и Айдемире. Эльдар, может быть, решится на зака­те вновь броситься в бой, если окажется, что убит еще кто-то из его родственников.

Ахмет не хотел думать, что Хамзета постигла печальная участь. Аллах, без сомнения, поможет ему.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В городе Екатеринодаре, что находился на середине извилистой реки Кубани, - там, где она поворачивала на запад и несла свои воды в Азов­ское море, - жизнь била ключом. «Дар Екатерины», столица Кубанского казачьего войска, превратился теперь в восточный штаб российской Кавказской армии и обретал все большее значение как поли­тический, торговый и военный центр. Лишь год назад в нем было не более 60G0 жителей, не­сколько крупных чинов, купцы и малочисленное сословие ремесленников. Теперь же каждому было ясно, что при таком притоке людей население города за десяток лет вырастет раз в десять. Кругом шла стройка. Промыслы росли, как на дрожжах, от рыболовства до извоза. На пристанях появились продовольственные и иные склады, причем часть этих строек оплачивали сами каза­ки, не жалея денег.

Комаров нашел Екатеринодар слишком неприветливым, суетливым и каким-то бездуш­ным по сравнению со своим маленьким, сонным гарнизонным городком Екатериноградом около Терека. Климат на Кубани был более влажным и более нездоровым, чем тот, к которому он привык в горной крепости.

Комаров сидел пред светлыми очами своего начальника - фельдмаршала Суворова в скромном здании его штаба. Подавали лишь чай. Суворов был во всем воздержан, и Комаров решил не курить - полководец и так дышал тяжело, с присвистом, как фисгармония в сыром воздухе - Суворов читал доклад о сражении у Каргинска, который, впрочем, удовлетворил его менее, чем можно было предполагать.

- Полковник Пьери тут вот сообщает «...наши потерн были значительными,*- - он сделал кислую мину. - С подкреплениями, разумеется, трудностей не будет. Жаль терять людей такого калибра, как Кушинский. Среди погибших самый высокий чин - полковник. Всего 25 офицеров.

Суворов бросил бумаги на стол и взглянул на Комарова с высокомерным любопытством.

- Пьери пишет, что этот поп-подстрекатель, шейх Мансур умудрился вырваться. В последний момент из засады выскочил отряд и отбил его.

Комаров не отвечал. Пусть Суворов сначала облегчит душу. Ему нравилось думать, что пол­ковника Пьери назначили возглавлять сражение у Каргинска, лишь потому что он, Комаров, был ранен. Кроме того, будучи генерал -бригадиром, он был выше Пьери по званию. Однако он знал, что Пьери - честолюбивый и придирчивый вы­скочка и что Суворов, чья звезда восходила, бла­говолил к нему

- Пьери тоже считает, что авторитет Мансура серьезно пострадал. Он, как и большинство его приверженцев, много потерял с этим поражением. Однако ни я, ни вы, мои друг, не столь благо­душны, верно?

Комаров никак не отреагировал и на эту редкую для Суворова фамильярность. Сейчас он был ему нужен, и это Комарова вполне удовлетворяло.

- Да, он может вновь нанести удар, развязать настоящую войну. Согласен, ответил Комаров уверенным тоном.

А где их центр? Крысу надобно бить в ее гнезде со всем выводком, пока они не разнесли чуму...

- В деревне Алди. Это на реке Сунже, к вос­току от Терека, в самом сердце чеченский владе­ний.

Комаров потянулся, чтобы показать это место на карте, но тут же сморщился от боли. Иногда он забывал о ране, и думал, что его тело так же сильно и ловко, как всегда. Он сильно устал, проделав такой длинный путь с Терека.

Суворову хватило деликатности не упоминать того налета на станицу, когда генерал получил свою рану. Он начинал понимать ход мыслей Комарова, заставлявших его действовать неординарно, если не сказать скрытно. Однако это было настоящее безумие для офицера столь высокого ранга - подвергать себя столь ужасной опасности. Даже сейчас Суворов не мог уразуметь, зачем понадобилось этому неутомимому генералу скакать вею ночь, чтобы встретиться с ним. Комаров лукаво глянул на Суворова:

- Капкан на крысу нужно ставить с умом, да так, чтобы она не почуяла подвоха. Нельзя забы­вать также, Ваше превосходительство, что за­гнанная в угол крыса скорее бросится на врага, чем смирится,

Комаров с таким жаром делился нажитым опы­том борьбы с этими нечестивцами, что даже Суворова передернуло при всей его безжалостнос­ти. Он уловил язвительность в словах Комарова.

- Я полагаю, что этого Ушурму нужно просто выкурить, а не тратить силы на полное окружение, - продолжал генерал ненавязчиво.

- Ушурму?... - Суворов был так заинтересован, что решил не изображать из себя всезнайку.

- Это его настоящее имя. Проповедник Ушурма. Мне говорили, что как оратор он не имеет себе равных. Одно время считали, что он иностранец, итальянский монах-иезуит. Кто знает... Он мо­жет быть кем угодно, хотя я лично и не верю этим слухам. Но с нашей стороны было бы боль­шой ошибкой недооценивать его коварство.

Суворов начинал терять терпение. Он не лю­бил, когда за повстанцами признавали какую-то культуру или способности, кроме способности грабить и убивать. Но Комаров настаивал, у него были на то свои причины:

- Когда он впервые начал свои проповеди на Сунже - это было около восемнадцать месяцев назад - в Чечне произошло землетрясение. Местные жители расценили это как знак самого Аллаха. Без сомнения, после этого Ушурма приобрел у этих суеверных людей огромный авторитет. Они убеждены, что он послан им свы­ше, дабы руководить ими.

- Неужто так может быть господин Комаров?

- Вы верите в священное право царей на престол? В то, что наша государыня Екатерина, хранит ее Бог, поставлена править нами свыше? И разве Вы сражаетесь здесь не потому, что беззаветно верите в правоту всех деяний Империи Российской?

- В своем Вы уме, сударь? Как можно возвы­шать этих нехристей подобным сравнением! Скорее всего, мы здесь имеем дело с обычным рехнувшимся фанатиком.

- Я лишь хочу обратить внимание Вашего превосходительства на то, что мы воюем не ради самой войны, а ради высших идей. Шейх Мансур может потребовать от Чечни для своей армии десятую часть всего урожая - и он получит ее, и через несколько дней. Если у него выбывает один боец, то тут же другой заступает на его место, и шейху не нужно тратиться на свое войско. Люди сами стекаются к нему на своих лошадях, вооруженные до зубов. И имейте в виду: он может поднять весь Кавказ, и восстание покатится, как лесной пожар.

Суворов смотрел на Комарова, полуприкрыв глаза, и в этот момент он сам, с его редким седеющим коком и напряженным лицом, походил на рехнувшегося фанатика.

- Что ж, в таком случае мне остается лишь тактика огня и меча. Согласны? Уничтожьте по возможности те хлеба, что на корню, да и другие запасы.

Комаров ожидал совеем не такого ответа.

- Но это же сулит голод...

- Ты же сам говоришь: капкан надо ставить умеючи. Нам нужно загнать этого шейха Мансура в угол: либо принудить к открытому сражению, либо подорвать основу его могущества. Голодные не могут хорошо воевать.

Комарова охватило отчаяние. Он терпел поражение в этом споре и не знал, как убедить Суворова не отказываться и от других способов усмирения горцев. Тот, кажется, склонялся к самым бесчеловечным методам. Тогда как генерал Комаров стремился выработать победоносную стратегию, генерал Суворов допускал возможность повального истребления туземцев, которых он считал просто скопищем дикарей.

Чтобы выиграть время, Комаров решил прибегнуть к последнему средству:

- С Вашего позволения, господин генерал, у меня есть человек, которого я собираюсь послать в разведку. Он способен представить точные и исчерпывающие рапорты. Свободно говорит по-чеченски и еще на нескольких местных диалек­тах. Мне приходилось частенько использовать его.

- У меня нет сомнений в точности Ваших сведений, но мне не нравятся выводы, которые Вы из них делаете. - Суворов подался вперед: то ли он собирался говорить конфиденциально, то ли хотел придать большую силу своим словам, -Я не потерплю более никаких тайных самодея­тельных операций. - Его пронзительный голос яростно зазвенел, усиливая смысл сказанного, - Я ценю твое усердие на театре военных действий, генерал... Сие тем более похвально, что ты не выдохся и не сдал, столь долго держа в руках бразды правления в войсках. Весьма похвально... Но нынешняя кампания моя. Я единолично руковожу ею. Мне крайне досадно говорить в подобной манере с лицом столь высокого ранга, однако необходимость требует того. Я изъясняюсь достаточно понятно?

У Комарова от возмущения побелели губы. Кровь бешено застучала в висках, тело покрылось испариной. Ему показалось, что раны открылись, и живот уже заливает черная липкая жидкость.

- Александр Васильевич, я не комедиант в бумажных латах и усах из пакли. Я свободно говорю по-чеченски, но если б и задумал что-то, не стал бы таиться. Не оскорбляйте моей чести и моего звания. И я вовсе не намерен представляться agent provocateur!

- Но я полагал, что именно этим ты и зани­мался! Добро, я рад, что дело прояснилось, и твоя верность безупречна. С тобой, Комаров, ей -Богу, готов стать плечом к плечу...

Суворов поднялся. Аудиенция была закончена.

Комаров встал со стула нарочито быстро и уверенно. Ему не хотелось показать свою слабость Суворову и не хотелось подавать ему руку ни сейчас, ни когда-либо еще. Ему вообще было в тягость общение с этим расчетливым хилым человеком, одержимым маниакальными идеями. Конечно, он небездарен и еще покажет себя, но ведь великая Империя, безусловно, заслуживает и более достойных защитников...

- Я пошлю своего человека на Сунжу. Доне­сения Пьери о том, что шейх Мансур ослаблен после недавнего сражения, меня не очень убеж­дают. Я хотел бы просить Ваше превосходительство не предпринимать нового на­ступления до тех пор, пока мой лазутчик не принесет нам свежие вести.

Но Суворову не терпелось:

- Нельзя терять времени,, победу нужно упрочить. Я намерен завершить эту кампанию к концу лета. Впрочем, пока мы ждем конвой с боеприпасами, можешь действовать по своему вкусу. Всех благ, господин генерал, и вообще -побереги силы, еще пригодятся.

Последние слова он произнес как-то натянуто, неискренне, словно лишь удостоверяя, что пока Комаров может чувствовать себя спокойно.

Комаров вернулся к себе, кипя от злости.

- Набитый дурак. Заводная машина для паль­бы, а не человек из плоти и Крови.

Он тяжело опустился на свою кровать в гос­тевом отделении штабных казарм. Его врач князь Василий, предложил генералу лекарство, чтобы унять боли, однако Комаров отказался, хотя это было бы весьма кстати. Адъютант Иванов ел генерала глазами, ему хотелось поскорее услы­шать что-нибудь о себе. Ты прощен, Иванов. Адъютант был более чем счастлив вновь отли­читься, и в своих собственных глазах, и в глазах начальства.

Благодарю, Ваше превосходительство.

Возьми с собой Хашима. Он говорит по-татарски и по-чеченски - Он там свой. Карачаевец долго терся среди горских племен. Это не вызовет особых подозрении, если один из горцев сопровождает торговца-немца.

Я бы предпочел ехать один, господин генерал. - Все сегодняшнее утро в Иванове сидел какой-то бес противоречия.

Ты сделаешь, как я велю, иначе не поедешь вообще, отрезал Комаров.

Слушаюсь-., - Иванов рассудил, что лучше не спорить.

Князь Василий, стоящий до этого у двери, подошел к ним.

- Как я понял, адъютант Иванов направляется в горы, дабы выяснить, не собираются ли варвары вновь под свои знамена? - спросил он как бы нехотя. - Это что ж, у вас особый секретный язык, в переводе с которого, вы собираетесь контрабандой ввозить оружие?

Комаров бросил на него яростный взгляд:

- Слушай-ка, для человека погруженного лишь в медицину, ты что-то слишком хорошо разбираешься в областях менее гуманных, любез­ный кузен.

- Отчего же нет, коли это может позабавить!... Комаров был готов взорваться, но удержался,

памятуя о чудесном исцелении, коим он обязан князю.

- У меня есть свой маленький план, - продолжал тот. - Есть у вас охота выслушать?

Что-то в его тоне и голосе заставило Комарова поднять глаза. Возможно, тут помогло его со­бственное звериное чутье: ему показалось, что от Васильчикова исходит какая-то неведомая сила, и это заинтриговало генерала.

Мне следует поехать инкогнито вместе с на­шим бравым Иваном Ивановичем, - заявил князь Василий.

Что за чушь! - рявкнул Комаров. - Это совершенно невозможно. Суворов еле-еле согла­сился, чтобы я послал своего адъютанта. Это тебе не научная экспедиция за былинками да букаш нами. Правду говоря, я, подозреваю, что горный воздух помутил твою голову, как говорится, ис­сушил мозги...

Дата добавления: 2015-06-04