КАНДИНАЛЬ 9 страница

осыпь. В одно мгновение его кобыла взлетела на вершину с легкостью лани. Эльдар поискал гла­зами тропинку к наблюдательному посту, распо­ложенному где-то далеко впереди, поднял ружье над головой и потряс им, чтобы дозорный заме тил его. Теперь мулла получит сообщение: газа­ват окончен, отряд возвращается с трофеями.

В повозке оказались шесть бочонков с поро­хом, большой ящик со взрывчаткой и ящик с полусотней ружей. По тем временам это богатст­во можно было считать достойной платой за жизнь молодого чеченца. Такой арсенал поможет над­ежно защищать деревню много месяцев, и еще не один казак поплатится жизнью за эту смерть.

Въехав в деревню, где жил мулла, Ахмет и Мурад свернули и направились к дому. Медина пряла, сидя у дверей с покорным смирением, что было так свойственно женам воинов, коротавших время в тревожном ожидании. Сколько раз вот так, сидя за работой, она размышляла о том, во что превратится ее жизнь, если муж однажды ие вернется. В конце концов она здраво рассудила, что лучше не мучить себя, а молиться о его бла­гополучии и благоденствии их молодой семьи.

Мера доверия Медины к Ахмету была такова, что она позволяла ему лечить Мурада. У молодо­го кабардинца была врожденная способность ис­целять, которую он еще больше развил, наблю­дая, как врачует его мать. Ахмет разрезал рубаш­ку Мурада и осмотрел рану на плече.

Ничего страшного. Пуля прошла навылет. Жив останешься.

Тимур и Джафар сидели на корточках перед ними и внимательно следили за происходящим. Так и он когда-то учился, так же точно. У Ах­мета заныло сердце: у него самого не было сы­новей. Пока.

Ахмет говорил громко, чтобы мальчишки мог­ли расслышать. Лучше увидеть все своими глаза­ми, чем слушать скучные объяснения,

- Надо сначала как следует почистить рану,

Мурад. Она у тебя сильно загрязнена... наверное, грязь попала, когда упал. И распухла. Нужен лед.

Мурад обратился к Тимуру:

- Эй, братишка, знаешь, где отыскать лед?

Мальчик убежал. Если высоко лезть по гор­ным склонам, то обязательно отыщешь лед, но он знал место, где ледниковая расселина нависала над узкой горной тропкой. Ни один солнечный луч не попадал туда, и лед под этим природным козырьком сохранялся все лето.

Тем временем, Ахмет закончил промывать рану и смазал ее розмариновым маслом, чтобы «под­сластить пилюлю.

Мурад постоянно старался разговаривать, что­бы отвлечься от боли: Я забыл тебе сказать... Недавно тут чеченцы заходили, хотели купить жеребят у тебя. Это было в тот раз, когда ты поехал навестить свою лю­бовь.

Ну и... ты показал им жеребят или повернул восвояси?

Мурад вздрогнул. Рану стало жечь от масла.

Ага, ты кажется хочешь продать своих дра­гоценных жеребяток! Прекрасно. Золото нам пригодится... Нам потребуются припасы.

Действительно, это способ, - мягко вставила Медина.

Ахмет стал колебаться.

Я смогу продать одного или двух жеребчи­ков, но не кобылок.

Но у тебя кобыл больше, чем жеребцов, -возразил Мурад. - Почему бы не продать кобы­лок? Жеребенок он и есть жеребенок...

Как будто не ясно! Он, улыбаясь посмотрел на Медину. Пора было, наконец, все им объяс­нить... И Ахмет удовлетворил их любопытство:

- Если я начну продавать кобыл, у меня ни­когда не будет хорошего конного завода.

Лицо Мурада побледнело, но ему явно хоте­лось отвлечься разговором.

- Мне кажется, что ты уж слишком всерьез думаешь заняться коневодством, брат, - настави­тельно произнес он. - А, жена? Ты считаешь, что горные чеченцы смогут по-настоящему оценить те качества коней, которые ты стараешься получить? Я так не думаю. Лошадь есть лошадь... -Его зоркие глаза блеснули, когда он заметил, как Ахмет вспыхнул от негодования. - Чеченцы счи­тают, что лошадь - просто зверь о четырех быс­трых ногах и с хвостом к тому ж!

Однако, Медина была на стороне Ахмета по нескольким причинам. Во-первых, она была не­равнодушна к кабардинцам. Так как сама она была уже замужем за одним из них, ей хотелось выдать за Ахмета свою лучшую подругу. Кроме того, Мурад, хотя и считал чеченцев замечатель­ным народом, но кое в чем они казались ему проще и грубее, чем его предки, терские хапца Если и был у него недостаток, то именно этот: чувство некоторого национального превосходства.

- Чеченцы разбираются в лошадях не хуже тебя, дорогой муженек. Они не мудрят и не носятся с ними, как кабардинцы, но смыслят не меньше, - вставила Медина.

Тимур вернулся с большим куском льда, ис­пачканном в земле. Ахмет отмыл его в ведре в водой, отколол кусок, завернул в тряпицу, соби­раясь приложить компресс к плечу Мурада.

- Я не хочу, чтобы в рану попала вода, нужен только холод, - объяснил он заинтересованному Тимуру. - Давай ка, помоги отцу.

Мурад продолжал подшучивать:

- Ты слышал, Ахмет? Чеченцы вдруг стали коневодами! Я могу поклясться, что когда впер­вые отправился на газават, с нами было три мула и ослик..!

Маленький Джафар, который испуганно пос­матривал на изрядную дыру в плече своего отца, подвинулся ближе и взялся за его колено.

- Неужели? - Ахмет поддержал шутливый тон. - И что случилось?

- Что бы ты думал! Мы встретили их, возвра­щаясь после набега, они вовсю спешили громить казаков!

Ахмет рассмеялся, но потом замолчал, пере хватив взгляд Медины. Они зашли слишком да­леко.

- Мурад!

Чеченцы! Коневоды! - Мурад продолжал яз­вительно посмеиваться.

Перестань, а то сегодня останемся без ужи­на, - предупредил Ахмет.

Медина погрозила им пальцем.

Те, кто ничего не смыслят в лошадях, под­арили твоему другу лучшего жеребца на всем Кавказе...

Хорошо сказано, Медина. Ты видишь, муж твой немножко не в себе, так что прости уж его бредни.

Детишки обрадовались, когда взрослые друж­но расхохотались. Как счастлив был Джафар, когда Медина убрала, наконец, это ужасное ведро с красной от крови водой, и отец наклонился, что­бы поднять его, несмотря на сильную боль в плече.

Ахмет потрепал мальчика по волосам. Под­умать только, лишь несколько часов назад они с Мурадом убивали людей!

- Знаете, я хотел с вами обоими посоветовать­ся по касающемуся меня делу, - начал Ахмет.

Смех прекратился. Медина бросила на него мягкий взгляд. А хм I ту хотелось, наконец выгово­риться. Выложить все, что накопилось. Как здо­рово!

-Давай советуйся! - сказал Мурад. - Я так ослабел от потери крови, что кет уже никаких сил спорить. Ты меня легко одолеешь...

Медина щелкнула языком:

- Мурад, прекрати! Ахмет говорит серьезно. Конечно, мурад понимал это, просто хотел, чтобы его молодой приятель чувствовал себя как можно раскованнее.

- Спасибо, Медина, - сказал Ахмет более уве­ренным голосом. - Наверное, вы мне поможете, хотя не знаю... Видите ли, если б я был на Кубани или среди адыгов, то следовало бы со­блюдать надлежащий порядок... и обратиться к кому положено.

Медина едва сдерживалась от нетерпения.

Здесь, в Чечне, я не знаю местных обыча­ев...

Ну что ты мямлишь?! - сказал Мурад, дип­ломатично делая вид, что еще не понимает, о чем речь. - Я то думал, что лихорадка только у меня!

Это насчет Цемы, верно, Ахмет? - быстро вставила Медина.

Ахмет облегченно выдохнул

Женщины такие чуткие создания... Не то, что их крепколобые мужья. Как ему вообще удалось уговорить тебя выйти за него замуж?!

С большим трудом! А ты, наверное, хочешь просить у муллы руки его дочери?

Ахмет покорно кивнул, и Мурад рассмеялся.

- Наши обычаи не отличаются от ваших, -объяснила Медина. -Ты должен будешь послать в его дом своих сватов самых уважаемых лиц из числа твоих приятелей.

- Ну, это, конечно, буду я, - ввернул Мурад. Ахмет глянул на него искоса.

- Возможно, но я еще не знаю окончательно, насколько ты вообще тут значителен...

Медина продолжила наставление:

Их должно быть не меньше трех человек, и, если согласие будет получено, посланники обсуж­дают с отцом выкуп.

Мы отдадим старому волку назад все его подарки! - вставил Мурад, продолжая валять дурака.

Это невежливо, к тому же, противоречит традициям, ты сам это знаешь, муженек. Ахмет должен предложить какое-то новое добро, достой­ное его невесты, его Цемы.

- Что, например? Что здесь считается достой ным? Золото? Серебро? - Ахмет с волнением ждал ответа.

Да, кивнула Медина, - или что-то ценное в хозяйстве: дойные коровы или персидские ягня­та.

Вот так. Придется еще не раз совершать налеты, - хмыкнул Мурад. - Чтобы женить тебя, придется перебить кучу казаков и угнать у них весь скот.

Впрочем, шутки завели их очень далеко. Ахмет с Мурадом переглянулись: утреннее «дело» выдалось кровавым, и сами они были на волосок от смерти. Мурад выпрямился на ложе и с жаром пожал руку приятелю.

- Я думаю, у муллы достаточно дойных коров и персидских ягнят, - заметил он. - Ему придется по вкусу кое-что их этого оружия: сабли и один пистолет с серебряной рукоятью, который мы захватили в прошлом месяце. Этого будет дово­льно.

Медина поставила перед ними еду и чашки с простоквашей. Мужчины вдруг почувствовали лютый голод и набросились на мясо.

А кто еще будет моими сватами?

Во-первых, мой отец, - сказала Медина. Кто еще, муж?

Кто-нибудь из твоих дядюшек, - предложил Мурад. - Наверное, лучше всего будет попросить об этом Эльдара, отца Куэра.

И- когда ты собираешься завести с ними разговор об этом? - с пристрастием расспрашивала Медина.

Вчера было бы рано. А теперь... Перед нами молодой мужчина, он влюблен, не так ли? И разве может чеченская девушка отвергнуть насто­ящего кабардинца благородных кровей?!

Ахмет покачал головой:

- Подожди, хапца. Думаю, что Цема и ее отец относятся ко мне, как к любому другому чеченцу. Чем раньше мы перестанем считать, что кабардинцы лучше остальных, тем лучше к нам будут относиться здесь. Это пора всем понять.

Медина признательно посмотрела на Ахмета и довольно холодно - на мужа. Мурад. кстати, знал еще кое-какие тонкости, не уладив которые, трудно будет считать бракосочетание предопреде­ленным,

Воинам муллы потребуется некоторая пере­дышка, прежде чем они смогут совершить новую вылазку, jto был как раз удобный момент, чтобы подыскать сватов для Ахмета. С тестем труднос­тей не будет. Мурад все обдумал и решил, что Эльдар - это как раз то, что нужно.

Эльдар был богат, и в лучшие свои годы слыл самым искусным воином племени. Для любого юноши не было почетнее дела, чем посостязаться с ним в ловкости и отваге. Мурад знал также и то, что Куэр давно уже любит Цему и был просто взбешен, когда Ахмет встал между ними. Куэр отнюдь не обладал безоблачным нравом. Внутри он был таким же сумрачным и темным, как и снаружи. Это дело легко могло кончиться кров­ной враждой. Поэтому Мураду хотелось, чтобы отец Куэра участвовал в этом браке: у Эльдара появятся определенные моральные обязательства, и это поможет избежать беды.

Здесь, в Чечне, как и в Кабарде, было не принято делать предложение девушке из своей деревни. Традиция предписывала, чтобы узами брака связывали себя уроженцы разных мест, что укрепляло отношения между селами, да и.потом­ство было здоровее. Это обстоятельство мешало союзу Куэра с Цемой с одной стороны, однако, с другой, их родство было очень дальним, и, кроме того, трудно было представить себе чеченскую семью более состоятельную и воинственную,

Мурад не был уверен, что Куэр не сделал уже официального предложения. Разговор с Эльдаром мог принять неожиданный оборот.

На следующий день Мурад отправился в де­ревню- Эльдар обтесывал колья для забора. Он махал топором, лопатки на его спине ритмично двигались. Никого из домочадцев поблизости не было. Мурад с грустью подумал о том, что жен­щины этой семьи сейчас, должно быть, в глубо­кой скорби готовятся к похоронам погибшего молодого родственника, которого он сам едва знал. Какой печальный день... Мурад подумал, не от­ложить ли разговор до следующего раза.

К тому времени, как Мурад подъехал и спе­шился, Эльдар успел сходить в дом и надеть красивую темную бурку. Мужчины обменялись приветствиями и сели пить мятный чай с медо­выми пирожками.

Что привело воина хапца в мой дом? Планы насчет следующего набега? - Его голос напоминал звук колокола, и в нем слышалась глубоко спря­танная боль. Было ясно: этот человек будет мстить.

Нет, не то. Прости, что поведу речь об ином в дни скорби.

Жизнь продолжается. Молодой Али сказал бы так же. Говори, не стесняйся, хапца.

Хочу просить тебя помочь Ахмету с Кубани просить руки Цемьк дочери муллы.

Уже не один год мой Куэр страдает по ней. Я знаю, что она к нему совершенно равнодушна. Боюсь, что мальчик просто наложит на себя руки, если не добьется своего.

Мурад был потрясен. Такие простые челове­ческие чувства не вязались с его обликом. Мо­жет, это и к лучшему. Потом он вспомнил взры­вы эмоции своего отца, иногда переходившее в разрушительную ярость, и немного успокоился.

- Я не знал, что ты говорил об этом с муллой от имени Куэра. Извини, что побеспокоил тебя.

Мурад начал подниматься, чтобы уйти. Эльдар остановил его.

- Подожди, не уходи. - На его усталом мужественном лице вдруг проступили все прожитые годы. - По нашим обычаям женщины имеют право сами выбирать себе спутника жизни. Когда-то мне самому здорово повезло в этом смысле. Пусть

будет так, как Бог велит. Кроме того.., - он придвинулся поближе к Мураду, - Ахмет пре­красный наездник и воин. Я люблю его за это, почти как собственного сына. И отважный тоже. Мы еще повоюем вместе: ты, Ахмет и я, и мы еще заставим этих наемников-казаков дрожать при звуке наших имен. Клянусь, что так оно и будет, хапца.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Графиня Софья сидела у постели своего мужа. Доктор низко склонился над Комаровым, прослу­шивая его грудь. Дыхания почти не было слыш­но, но раненый находился в сознании, хотя гово­рить мог с большим трудом,

- Никаких признаков гангрены, Ваше сиятель­ство. Полагаю, нет оснований сомневаться, что больной идет на поправку.

Генерал вновь прикрыл глаза, желая, видимо, спать, или лишь делая вид. Он устал от этой ежедневной процедуры, которая, видимо, каза­лась ему бесполезной. Он чувствовал себя очень слабым и беспомощным. Жена предвидела близ­кую отставку и была вне себя.

- На поправку! - Графиня сумела в одно слово вложить столько подтекста, на что другому пона­добилась бы целая тирада. Она была потрясена тем, что случилось с мужем, что из-за неумело оказанной помощи он чуть было не истек кровью. Ее бесило, что генерала Комарова должен поль­зовать какой-то презренный полуобразованный армейский эскулап, до тех пор, пока из Петербурга не прибудет настоящий врач, ее кузен.

Графиня сидела неподвижно, как статуя, и ее серо-зеленые глаза были холодны. Доктор под­умал, что в юности она, вероятно, была очень красива, а теперь, с годами стали заметны сво­еволие и надменность.

- Завтра приезжает мой кузен, князь Васильчиков. Надеюсь, он согласится с Вашим диагно­зом и методами лечения, - заявила она как-то слишком резко и официально.

Хирург вздохнул. Господи, как он устал от этих высокомерных столичных аристократов... Не было ни дня, чтобы ему не приходилось враче­вать ужасные раны, полученные в боях. Казаки сражались отчаянно, если нужно, не жалея собственной жизни. У них было за что драться: служба на Линии гарантировала им земельные наделы и денежное довольствие. Однако, продви­жение вперед стоило многих жизней как казакам на их форпостах, так и регулярным российским войскам на отвоеванных ими землях. Горцы про­водили тактику изматывающей войны: часовых все время «снимали*- меткие стрелки, патрули попадали в засады и возвращались, сильно поре­дев, если вообще возвращались. Да и самому ему, лекарю, не раз приходилось браться за ружье, оперировать прямо на поле боя. Скудное питание и суровая зима привели к тому, что к весне солдаты во всех гарнизонах были сильно ослабле­ны физически, чего нельзя было сказать о -гене­рале Комарове, который и будучи раненым, со­хранял вид хорошо упитанного, дородного госпо­дина.

Сочту за честь быть представленным Вашему знаменитому родственнику, Ваше сиятельство. Искренне надеюсь, что его присутствие окажет благотворное воздействие на душевное и физичес­кое состояние Вашего супруга. Большое дело, присутствие близкого родственника..,

О, ради Бога, оставьте нас теперь, - холодно произнесла графиня Софья, прервав красноречие хирурга, считавшего необходимым выразить свое восхищение столь знатной особой.

Дело заключалось в том, что графиня была глубоко озабочена случившимся по многим при чинам. Пребывание в Екятеринограде было са­мым счастливым периодом ее жизни. О такой свободе она не могла и мечтать. Графиня проис­ходила из небогатой аристократической семьи, и ей чуть ли не с детства внушали, что ее долг -спасти семейные дела, выйдя замуж за богатого человека. Комарова ей представили на балу в Санкт-Петербурге в том самом году, когда она впервые показалась в свете. Он не был особенно родовит. Родители хотели, чтобы ее выбор пал на Малевича или Зиновьева: оба они, получив офицерские чины, обещали сделать блистатель­ную карьеру и делили свой досуг между великос­ветскими салонами и забавами в загородных по­местьях. Так проводили свою жизнь большинство людей их круга.

Комаров же отличался иным складом. Он был предан армии, но в то же время свободен от безумного, слепого поклонения трону, что отли­чало большую часть дворянства. Он служил Рос­сии/ Комаров частенько заводил с женой разгово­ры о политике: его волновало, что творилось в мире, и, странное дело, супруга стала замечать, что ей самой интереснее обсуждать поступки французских или польских генералов, чем то, кто с кем дрался на дуэли в Петербурге. Ей нрави­лось сидеть подле мужа, слушая его рассуждения, и в то же время испытывая чувственное влече­ние. Ее возбуждала эта особая мужская привле­кательность - крепкая коренастая фигура, низкий звучный голос. Их до сих пор связывала сильная страсть, что приносило обоим много радости, несмотря на ее мимолетные увлечения молодень­кими офицерами.

Графиня Софья была женщиной сильной, во­левой - достойный побег фамильного дерева бла­городного рода (она приходилась сродни царствующей династии Романовых), у нее хватило му­жества против воли отца выйти замуж, слушаясь только своего сердца. Однако назвать девичью увлеченность любовью было бы слишком сильно.

Тем не менее сейчас, сидя подле раненого мужа, Софья впервые почувствовала, как в ее душе поднимается волна истинной привязанности к нему. Она знала, что офицеры-карьеристы смотрели на кавказский фронт как на теплую Сибирь. Но они совсем неплохо жили. Муж был истинным слугой Отечества, он умел воевать лучше, чем кто бы то ни был, лучше, чем этот вздорный, бездушный мясник Суворов. Комарова любили солдаты, обожал сын. Это был прекрас­ный человек, достойный всяческого уважения и она гордилась им.

Комаров не шевелился и не открывал глаза. Он то ли спал, то ли погрузился в глубокие размышления и не хотел, чтобы ему мешали Софья наклонилась и взяла его руку, но его пальцы не шелохнулись. Она решила, что он крепко спит. К раненому была приставлена си­делка, однако супруга решила ухаживать за ним сама, никому не доверяя даже перевязок. Софья внимательно изучала рану, разглядывая гнойную корку по краям, пытаясь понять, заживает она или нет. Эта изнеженная женщина собрала свою волю в кулак, вела себя дельно и хладнокровно. Она чувствовала,, что их с мужем объединяет эта способность не поддаваться чувствам в минуту опасности.

Ей казалось, что рана понемногу затягивается, однако небольшое кровотечение не прекращалось, и его никак не удавалось остановить, Софья не верила военному хирургу, объяснявшему, что чеченская кама, скользнув по тонкому ремню с пряжкой, лишь боком полоснула по животу, и поэтому жизненно важные органы не задеты. Как будто этот лекаришка мог разбираться в таких вещах!

Проведя обычные полчаса у ложа своего мужа, графиня решила покататься верхом, что было делом обычным. Она вышла на двор. Карачаевец Хащим сидел на корточках подле крыльца рядом со своей оседланной лошадью. Он походил на старую охотничью собаку, ожидающую хозяина.

Он поднял голову. Злобное выражение его лица могло отпугнуть каждого, но знающая его графи­ня уловила тревогу во взгляде слуги.

- Никаких перемен, - сказала она ровным го­лосом, - по крайней мере к худшему. Это все, что я могу сказать.

Хашим сплюнул на землю - это у него выражало облегчение.

- Приведи мою лошадь, Хашим. – Графиня Софья поручила карачаевцу смотреть за лошадь­ми, чтобы тот был при деле. Ему нравилось со­провождать Софью верхом: он будто оказывал услугу своему господину. Хашим и генерал Кома­ров были примерно ровесниками, и, несмотря на национальные и общественные различия, состав­лявшие целую пропасть между ними, стали почти друзьями, что было настоящей диковиной.

В тот день прогулка графини в компании вер­ного Хашима, была весьма продолжительной. Выехав за пределы поселка, она направилась вдоль оборонительных рубежей Екатеринограда. Солда­ты уже привыкли к этой картине: статная ама­зонка, прямо и уверенно сидящая в дамском седле, слегка откинувшись назад, проносится мимо. Софья считала, что ей следует придерживаться заведен­ного распорядка, чтобы не давать людям повода для досужих домыслов относительно состояния здоровья ее мужа.

Вернувшись домой, она с радостью узнала, что ее кузен Василий Васильчиков приехал на день раньше ожидаемого. Графиня велела войти в дом карачаевцу - она хотела дать ему немного денег, чтобы купить всего необходимого для конюшен. Когда они вошли, Васильчиков с недоумением посмотрел на большого косматого человека с ужасным шрамом через все лицо, в меховой шапке, который бесшумно шагал в своих мягких кожаных сапогах следом за его элегантной кузи­ной.

- Не пугайся, он тихий, - сказала Софья не без иронии: она знала, что Васильчиков впервые на Кавказе, и все тут в диковинку для него. Она отсыпала Хашиму горсть монет, и тот мигом удалился.

Василий - такая же «белая ворона - в их роду, как и она - был ее истинным другом. Он был слишком умен для той легкомысленной аристок­ратической среды, в которой был вынужден на­ходиться. Как и Софью, его совершенно не удов­летворял принятый образ жизни. К счастью, у него было немалое состояние и он мог позволить себе некоторые фантазии. Василий нанял учите­лей, чтобы научиться ботанике, биологии и фи­зиологии и уметь разбираться в тонкостях науки. Ему было не по вкусу тянуть лямку рутинной учебы в госпитальной школе, хотя его и интере­совали сложные хирургические операции и он даже сам принимал участие в некоторых из них. У Васильчикова были искусные руки, и медицинс­кие светила Петербурга высоко ценили его ред­кие способности. Он тотчас же откликнулся на призыв кузины и собрался в дорогу. Василий не любил сдерживать свои желания. Так было и на этот раз: к Софье он питал самые теплые чувст­ва, мучился от хандры в Петербурге и, кроме всего прочего, он подозревал, что на Кавказе «все по-другому». Его давно уже подмывало собствен­ными глазами увидеть это знаменитое «дикое поле», как было принято тогда называть Кавказ. В сто­личных гостиных бытовала фраза: «Не видел Кавказа - считай, что не жил».

- Боже мой, что за место! Что за поездка! -простонал Василий в изнеможении, откидываясь на кушетку и закуривая трубку. У него» казалось, слипались глаза. Василии отвернулся от яркого солнечного луча, бьющего в лицо, и натянул на себя толстый шерстяной плащ. Многие дамы находили его весьма привлекательным: мягкие каштановые волосы, обрамляющие высокий лоб, орлиный нос и ясный, холодный взор серо-зеле­ных, как у Софьи, глаз. Василий являл собой совершенное воплощение редкой человеческой породы. У него были замечательные руки, не­большие, с тонкими чуткими пальцами, что не предполагало особой физической силы. Софья отмечала про себя, что у него самые стройные мужские ноги в их роду, хотя и саму ее Бог не обидел: она знала, что многие мужчины без ума от ее изящных ножек...

- Но ты, дорогая кузина, выглядишь просто превосходно! Горный воздух идет тебе на пользу, - сказал Василии, очнувшись,

Я постоянно пользуюсь минеральными вода­ми. И ты не упускай случая, пока находишься здесь. Тебе подали чая? Как прошло путешест­вие? Ужасно?

Жутковато. Я, видать, совсем позабыл, ка­кой запашок у нашего народца. О еде уже не говорю. Приехав в Кизляр, л мог смело писать трактат о роли маринадов в кавказской кухне.

Я так благодарна тебе за приезд. Не могу доверять этим олухам. Такими людьми, как гене­рал Комаров, не разбрасываются.

Василии поднял брови:

- Да ну? Неужто, Софья, в этой глуши ты обрела супружеское счастье? Что-то не похоже на нашу семейку!

Софья вспыхнула:

Перестань паясничать, Василий. Я имею в виду, что здесь, на Кавказе, ему предстоят важ­ные дела.

Кстати, по приезде я сразу осмотрел его. У него воспаление и довольно опасное, моя доро­гая. Однако, полагаю, процесс можно остановить. Сделаю все, что возможно. Я прочистил рану и наложил свежую повязку. Нужна будет неболь­шая операция. Обещает быть интересной.

А как быть с этим постоянным кровотечени­ем? Оно меня так беспокоит...

Да, твой храбрец потерял много крови, но натура у него сильная, и при хорошем уходе выздоровеет лучше прежнего. Не нужно тебе так беспокоиться.

Софья с облегчением перевела дух. Само при­сутствие кузена улучшало ее настроение. Заметив это, Василий ехидно ухмыльнулся:

Ужель ты, Софьюшка, влюблена? Наконец-то! Отныне и вовеки веков? Неужто?!

Ну будет, Василий. Сейчас прими ванну, нужно будет нанести кое-кому визиты, а затем в десять мы ужинаем у Распоповых.

Софья знала, чем угодить милому кузену.

- Как скажешь, ma chere cousine, - улыбнулся Василий. Он не любил противоречить кому-либо. День был худо-бедно расписан, и, если ему не будет скучно, то нет и причин для возражений, он с радостью покорится судьбе. Борьба со ску­кой - таково было его жизненное кредо, и он искренне надеялся, что сей жизненный путь бу­дет ярким, насыщенным и не утомительно-до­лгим. Все проштудированное им убедило Василия лишь в том, что этот путь, помимо всего прочего, абсолютно бесполезен. Он никак не мог понять, ради чего живут и страдают такие люди, как Комаров.

Что ж, коль скоро он мог помочь в беде ку­зине, это радовало его, тем более, что обещало новое упражнение в медицине. Роль генерала Комарова в военной истории Кавказа его ничуть не волновала.

Если б только он знал, что происходит в Чеч­не, то поразился бы, как мало нужно бывает порой, чтобы один человек мог изменить судьбу целого народа.

* * * * *

Мулла распорядился, чтобы все собрались в его доме. Раненное плечо Мурада стало зажи­вать, и они с Ахметом приехали вместе. Вошли, вежливо поздоровавшись с участниками похода.

Хамзет выглядел неважно. Его рана была не столь серьезной, как у Мурада, но ведь он не так давно оправился после нападения казаков, силы к нему еще не вернулись, и юноша выглядел вялым.

Тем не менее, Хамзет сидел рядом с муллой, стараясь казаться таким же серьезным, как и отец. Пока воины собирались, мулла перебирал четки, еле слышно бормоча какие-то молитвы. Хамзет тоже молился, однако Ахмет заметил, что иногда какая-то тайная мысль озаряла его лицо внутренним светом, и тогда мрачная сосредото­ченность рассеивалась. Ахмет понял, почему у муллы появилась привычка разговаривать, полу­прикрыв глаза. Он делал это бессознательно, чтобы скрыть пламень, бунтующий в его душе.

- Новая задача будет непростой... хотя и не очень сложной, нужно подобрать человека, кото­рый неплохо знает русский и мог бы появиться на улицах Кизляра, не вызывая подозрений.

Хамзет поднял руку, будто спрашивая разре­шения что-то сказать. Мулла одобрительно кив­нул,

- У нас таких двое... Я предлагаю Ати.

Ати чуть усмехнулся. Одним из великих досто­инств этого непревзойденного мастера шпионажа была его невзрачная серенькая внешность, на которую вряд ли обратишь внимание.

Арсби поддержал это предложение:

- Пусть идет Ати. Если о мы тогда послали его поближе к станице, то, может быть, не потеряли бы нашего родича. Нам необходимо все как сле­дует разведать, мулла.

В комнате одобрительно зашумели голоса.

- Дело не только в том, чтобы добыть сведе­ния. - Мулла говорил твердо, размеренно. - Но и в том, чтобы согласовать наши действия. Я на­мерен посвятить вас в кое-какие секретные пла­ны.

Он сделал паузу, видимо для того, чтобы все присутствующие осознали важность момента.

- Вы все, конечно, помните, что я говорил о великом мулле из Алди... Ушурме. Теперь его называют шейх Мансур.

По комнате прокатилась волна возбуждения. Мулла с удивлением отметил, что многие из его воинов, оказывается, наслышаны о действиях Угаурмы.

Ахмет вопросительно глянул на сидящего ря­дом Мурада. Тот отрицательно помотал головой.

Никто из них никогда не слышал об этом мулле из Алди.

- Мы в своей деревушке поотстали от жизни, - с сожалением заметил Ахмет.

Между тем, мулла продолжал:

- Ушурма, шейх Мансур, прислал мне лично уведомление о том, что он собирается в течение следующих двух месяцев собрать крупные силы и атаковать русскую станицу в Кизляре. Мы долж­ны как следует показать себя в этом деле.

Ахмет был растерян и вновь посмотрел на Мурада, ожидая объяснений. Он поразился не столько самому сообщению, столько тому, как его преподнесли. Никто из кабардинских прави­телей не стал бы раскрывать военные секреты такой важности на общем собрании, подобном этому. Зачем простым воинам знать сокровенные планы, да еще за много недель вперед, особенно, если учесть, что у противника, наверняка, сеть осведомителей не менее обширна, чем у муллы?

Дата добавления: 2015-06-04