КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Основы психоанализа 4 страница
Я считаю, что в условиях краткосрочной аналитической терапии профессиональное поведение лучше ориентировать не на классические образцы, рекомендуемые Фрейдом и сторонниками ортодоксального психоанализа, а согласовывать его с принципами, предложенными, например, Х.Кохутом [112] или М.Гиллом [109]. Аналитик в качестве терпеливого и участливого слушателя, а не только "бесстрастного зеркала", будет и более эффективным, и более человечным. Для клиента необходимость высказывать свои чувства или фантазии человеку, на которого они направлены, сама по себе является весьма пугающей. А с учетом того, что в ходе терапии пациент все больше осознает и вспоминает свой негативный опыт, связанный с подобными ситуациями, вполне понятно, как велико будет его сопротивление выражению чувств, испытываемых в переносе. В терапевтическом анализе клиент имеет возможность не только заново пережить влечения, тревоги и бессознательные конфликты прошлого, но и научиться соприкасаться со своими негативными чувствами, выражать их в безопасных условиях, обсуждать без осуждения, понимать причины и прогнозировать последствия. Интерпретация трансферентных чувств — абсолютно необходимая составляющая терапевтического процесса, без этого он может зайти в тупик. Особую чуткость и внимательность следует проявлять в групповой работе, когда Трансферентные реакции членов группы могут давать самые неожиданные сочетания. Так, в одной из обучающих групп студент Д., бывший весьма активным и открытым на занятиях, неожиданно замкнулся, перестал принимать участие не только в терапевтической работе, но и в ее обсуждениях. Просидев два-три занятия в мрачном молчании, он подошел к одному из руководивших работой группы ко-терапевтов и попросил назначить ему индивидуальную встречу. А поскольку такая практика существовала только в отношении тех участников, которые не могли рассказывать о своих проблемах из-за робости и различных страхов (господин Д. таким вовсе не был), ко-терапевты решили провести встречу вместе. Перед индивидуальным сеансом клиент несколько раз пробовал объяснить, что для решения его "мелкой проблемы" вовсе не обязательно присутствие обоих терапевтов. Мы предложили ему прямо рассказать, что произошло, и господин Д. ответил, что он очень расстроен поведением одной из участниц группы на предыдущем занятии. Эта клиентка, истерически демонстративная женщина, предприняла несколько попыток манипуляции котерапевтами, пытаясь настроить нас друг против друга и внести раскол в работу группы. Кроме того, она часто была неискренней в своих "признаниях" и имела привычку делать провокационные комментарии относительно своих сокурсников. Работа с ней отнимала много времени, но оба терапевта были настроены по отношению к этой участнице толерантно, доброжелательно и терпимо. Господин Д. сказал, что он внезапно и сильно возненавидел "эту дуру" и несколько раз с трудом удерживался от того, чтобы поставить ее на место, показав ей, кем она в действительности является и чего хочет. Более того, он начал отдавать себе отчет, что переполнен сильными агрессивными импульсами по отношению к тем членам группы, которые, по его мнению, "недостаточно быстро соображают, много лгут и вообще мешают работать". После этого клиент произнес несколько сбивчивых фраз о том, как он благодарен более старшему и опытному ко-терапевту, как ему бывает стыдно за других членов группы в некоторых ситуациях и выразил сомнение, что в таком эмоциональном состоянии он способен эффективно работать и "не быть обузой для руководителей семинара". Мы поняли, что поведение г-на Д. обусловлено трансферентными чувствами к аналитику. Второй из пары котерапевтов решил прояснить это клиенту: Т (терапевт): Вам не приходило в голову, что Ваши враждебные чувства к участникам семинара, возможно, обусловлены симпатией к Н.Ф.? Вы цените ее как терапевта и как личность и, испытывая чувства восхищения и благодарности, наверное, хотели бы выразить их? К (клиент): Ну да. Но меня злит, что остальные этого не поймут. Т: Следовательно, по-Вашему, лучший способ выразить свои чувства — это "призвать к порядку" непутевых слушателей? К: Они должны ценить возможность получить такую подготовку. И вести себя соответственно. Т: Как именно? К: Ну... они могли бы сразу говорить правду...меньше социальной желательности — это только требует дополнительных усилий от Вас и от Н.Ф. Они должны думать... понимать... Т: То есть Вы злитесь на них, потому что они плохо думают, чего-то не понимают? К: Нет, мне просто неловко... (долгая пауза) Т: Вам неловко оттого, что другие члены группы могут догадаться о Ваших чувствах? И еще потому, что, возможно, некоторые из них испытывают такие же? К: Ну да. Т: Теперь Вы понимаете, что Ваше поведение объясняется трансферентными переживаниями? В них нет ничего необычного или плохого, мы неоднократно обсуждали природу и функции переноса в лекциях и на практических занятиях. Просто у вас перенос приобрел форму ревности и агрессивного стремления защищать аналитика от других клиентов, так? Поэтому Вы и стали испытывать сомнения касательно возможности своего участия в групповой работе. К: А почему молчит Н.Ф.? (Обращаясь ко мне) А что Вы думаете? Второй терапевт: Вы с самого начала испытывали неловкость и хотели говорить с моим коллегой. Ему удалось быстро и точно прояснить ситуацию, и все акценты теперь расставлены правильно. Я могу добавить, что мне приятно слышать, как высоко Вы оцениваете мою работу. В свою очередь, я полагаю, что Вы и впредь будете работать в группе так же продуктивно, а любые чувства, которые покажутся Вам неуместными, будете сначала анализировать, а потом уже — отреагировать. К: Но если чувства неуместные, то их вряд ли стоит проявлять? Т: Как раз анализ — единственное место, где это можно делать. (С улыбкой) Безнаказанно. Второй терапевт: И, конечно же, не стоит стремиться наказать других членов группы за их, по Вашему мнению, неуместные чувства или неправильное поведение.
После этого разговора господин Д. вернулся в группу и чувствовал себя в ней комфортно. Его участие вновь стало продуктивным, а поведение — существенно более терпимым и мягким. Силу влияния трансферентных отношений трудно преувеличить. В краткосрочном анализе ограниченный его рамками терапевт может незаметно для себя злоупотребить таким влиянием, стремясь провести терапию быстро и с максимальной эффективностью. Здесь уместно вспомнить предостережение Фрейда, который, обсуждая меру и степень допустимого вмешательства, писал: "Следует предостеречь от неправильного использования этого нового влияния. Как бы не было заманчиво для аналитика стать учителем, примером и идеалом для других людей и создавать их по своему подобию, он не должен забывать, что не это является его задачей в аналитических взаимоотношениях и что в действительности он не выполнит свою задачу, если поддастся такому желанию. Если же это случится, то аналитик лишь повторит ошибку родителей, которые сокрушили своим влиянием независимость ребенка, и врач лишь поменяет прежнюю зависимость пациента на новую. Во всех своих попытках улучшения и обучения пациента психоаналитик должен уважать его индивидуальность. Та мера воздействия, которую он вправе себе позволить, будет определяться степенью подавления развития пациента" [76, с. 97]. Проблема распознавания переноса, его видов и форм, способов и техник работы с ним выходит далеко за пределы этой книги. Главное, что мне хотелось бы подчеркнуть здесь, в изложении принципов терапевтического анализа, — необходимость этого аспекта в психотерапевтической практике. Многие терапевты, не владеющие основами психоанализа, опасаются переноса, боятся оставить трансферентный невроз неразрешенным. Те, кто работает в рамках не-психодинамических направлений, часто игнорируют трансферентную симптоматику и не могут уберечь себя и клиентов от деформации отношений, вызванных чувствами, возникающими в переносе и контрпереносе. Нередки также случаи, когда трансферентные отношения используются в корыстных целях — например, терапевт злоупотребляет ими для неоправданного увеличения продолжительности терапии и получения дополнительной оплаты. Но, несмотря на все эти сложности, в аналитической терапии нет другой альтернативы. 2.4. Сопротивление и защиты Специфика терапевтического анализа диктует модифицированные формы работы с сопротивлением и психологическими защитами клиентов. Это касается прежде всего интерпретаций указанных феноменов. В отличие от толкований классического типа, когда аналитик стремится найти причины сопротивления или защиты в раннем детском опыте, в рамках описываемого подхода важны интерпретации, связанные с актуальным состоянием личности и психики пациента. Толкование служит прежде всего целям сознательной переработки патогенного содержания, а его понимание должно способствовать изменению позиции клиента. Однако для успеха анализа одних только актуальных интерпретаций недостаточно, а углубление в предысторию проблемы может сделать его затяжным. Тут нужна, что называется, золотая середина. Сопротивление в широком психоаналитическом контексте понимается как специфическая установка пациента на отвержение знаний, полученных в результате интерпретации бессознательных содержаний и вытесненных влечений. Многие терапевты упускают из виду, что это сопротивление не столько аналитику, сколько его действиям, так что наличие мощного сопротивления свидетельствует как о силе Я пациента (благодаря которой негативные аспекты внутреннего и межличностного опыта продолжают оставаться вытесненными и подавленными), так и, возможно, о не совсем адекватном или малоэффективном терапевтическом воздействии. Сопротивление возвращению вытесненного нуждается в специальных пояснениях, трансферентное сопротивление — в эмпатии и поддержке со стороны терапевта в роли открытого и доверительного участника аналитического процесса. Одним словом, "сопротивление больных чрезвычайно разнообразно, в высшей степени утонченно, часто трудно распознается, постоянно меняет форму своего проявления" [75, с. 182]. Эти слова Фрейда справедливы и по сей день. В терапевтическом анализе, как правило, из многочисленных форм сопротивления особенно "досадными" являются, во-первых, так называемые явные или открытые13 формы сопротивления, проявляющиеся во всевозможных нарушениях правил терапевтической работы и ее распорядка, а во-вторых — сопротивления, обусловленные вторичной выгодой от заболевания. Явное сопротивление может полностью дезорганизовать анализ и превратить его в нечто среднее между ссорой влюбленных ("наверное, ты меня не любишь") и семейной разборкой ("ты опять не сделал-(а) то-то и то-то — потому что ты такой-сякой"). Как пишут Х.Томэ и Х.Кэхеле, "эти грубые нарушения создают впечатление сознательного и намеренного саботажа и задевают особо чувствительные места аналитика. Некоторые из форм вышеупомянутого поведения, такие, как опоздания, пропуск занятий, подрывают аналитическую работу и предполагают глобальные интерпретации, которые в лучшем случае становятся воспитательными мерами или в худшем случае ведут к борьбе за власть" [67, т.1, с. 155]. Вторичная выгода от болезни — это особое положение, "режим наибольшего благоприятствования", на которые претендует клиент в связи с имеющимися у него симптомами или проблемами. Всем известны отъявленные истерички, у которых "слабое сердце и такая ранимая психика", великовозрастные "дети", демонстрирующие свою инфантильность в широком социальном окружении, агрессивные психопаты, которых "нельзя трогать, потому что они слишком возбудимы" и так далее. По моим наблюдениям, клиенты с выраженной заинтересованностью во вторичной выгоде ориентированы на то, чтобы продолжать получать ее в анализе — теперь уже в форме вторичной выгоды от терапии, Этот интересный феномен я впервые обнаружила, столкнувшись с клиентом Е., который сделал себе из психотерапии образ жизни. Молодой человек, совмещавший заочное обучение с сезонной работой, производил впечатление дисгармоничной и неадекватной в социуме личности, хотя на теоретических занятиях по психологическому консультированию и психотерапии демонстрировал недюжинную эрудицию. С первых дней знакомства с господином Е. как со студентом я слышала от него неоднократные просьбы пройти индивидуальную терапию. Он стал особенно настойчив после того, как я сказала, что своих студентов консультирую бесплатно. Попытка начать работу с господином Е. была весьма специфической — он напрочь не желал идентифицироваться с ролью клиента, а хотел лишь рассказывать о том, как много терапевтических групп различной ориентации успел посетить и как мало ему помогло участие в этих группах. На вопрос о том, в чем же состоит его проблема, он не сумел (или не захотел) ответить, а когда я спросила, не является ли ею навязчивое желание проходить психотерапию снова и снова, просто промолчал. Тогда я спросила, зачем он столь настойчиво "рвался" в клиенты. Господин Е. ответил: "Ну как же, я еще ни разу не пробовал юнгианский анализ сновидений". Вопрос "А зачем?" так и остался без ответа. В дальнейшей групповой работе со студентами, среди которых был и господин Е., я обратила внимание на его агрессивно-неадекватное поведение. Было очевидно, что эта агрессия — типичный acting out, отыгрывание вовне. Но ведь анализ даже не начинался — я просто отказала г-ну Е., не найдя возможности работать с ним как терапевт. Я решила мягко игнорировать эту агрессию, в результате чего Е. демонстративно покинул учебную группу. Остальные студенты пояснили, что такое поведение господина Е. вызвано тем, что я отказалась "психоанализировать" его. На следующее групповое занятие г-н Е. пришел как ни в чем не бывало и стал настойчиво предлагать себя в качестве клиента. Я предложила ему прокомментировать мотивы своего желания. Господин Е. с готовностью ответил: "Но Вы сами предложили вызваться тому, у кого есть проблема". Я предложила ему как-то обозначить свою проблему. "Но Вы должны сделать это сами — это же Вы психоаналитик, а не я" — ответил Е. Я спросила, что по этому поводу думает группа. Сокурсники господина Е. наперебой стали говорить, что его проблема состоит в том, что он хочет показать всем, какой он "ас" в психотерапии. После того, как все высказались, я проинтерпретировала поведение г-на Е. как желание самоутвердиться в роли клиента и добавила, что у него это, видимо, верный способ вызывать интерес к собственной личности и ощущать свою значимость. Господин Е. нехотя признал это. Опыт дальнейшего взаимодействия с ним подтвердил справедливость такой интерпретации. В терапевтическом анализе полезно различать сопротивления, исходящие из Сверх-Я (совести, чувства вины, боязни социального неодобрения) клиента, и собственно сопротивления Эго. Последние (сопротивление осознанию вытесненного) требуют содержательных интерпретаций, тщательного реконструирования переживаний клиента, тогда как первые могут быть преодолены на уровне базовых терапевтических установок (безоценочного принятия, конфиденциальности, эмпатии). Иногда тревогу, связанную с обостренной чувствительностью Сверх-Я, может преодолеть вовремя осуществленное самораскрытие терапевта. Не всегда нужно ревностно соблюдать принцип "бесстрастного зеркала" — обеспокоенному родителю или неуверенному супругу можно рассказать о том, как терапевт разрешает собственные проблемы в этой сфере. Для принятия правильного решения (где, когда и в какой форме стоит это делать) нужен опыт, но бывает достаточно простой тактичности и чувства меры. Психологической защитой принято называть широкий круг поведенческих реакций личности, не обязательно имеющих отношение к психопатологии. Это присущие каждому человеку устойчивые способы восприятия и переживания мира, в процессе которых отдельные аспекты действительности изменяются, искажаются. В отечественной психологии феномены, относящиеся к защитам, описываются как субъективные характеристики образа восприятия. Процессы взаимодействия с реальностью могут иметь защитную функцию, и это вполне естественно. Люди стремятся в той или иной степени смягчить негативные и угрожающие влияния социального окружения, защититься от несправедливой или резкой критики, не замечают многих досадных и неприятных событий. Однако искажение реальности не должно быть настолько сильным, чтобы с его помощью можно было отгородиться от подлинной действительности и жить иллюзиями. Устойчивая привычка не замечать неприятные факты и события, считая их чем-то не стоящим внимания, может постепенно привести к полному краху жизненных планов. Психоаналитическая традиция рассматривает защиты в контексте их интенсивности и дереализующей, искажающей интенции. Психологическая защита создает проблемы как в случаях, когда она чрезмерно деформирует реальность, так и при недостаточности — последнее чревато психотической декомпенсацией личности. Защиты тесно связаны с эго индивида, его сознательным Я. Ж.Лапланш и Ж.-Б.Понталис определяют психологическую защиту как "совокупность действий, нацеленных на уменьшение или устранение любого изменения, угрожающего цельности и устойчивости биопсихологического индивида. Поскольку эта устойчивость воплощается в Я, которое всячески стремится ее сохранить, его можно считать ставкой и действующим лицом в этом процессе" — пишут они [37, с. 145]. Психологические защиты рассматриваются в психоанализе не только как важнейшие функции эго, но и как его структурные элементы с выраженным индивидуальным своеобразием сочетаний и проявлений. Работа с защитами предполагает акцент на познавательных возможностях клиента, тогда как трасферентные отношения больше затрагивают эмоциональную сферу. В качестве привычных способов формирования субъективной психической реальности (картины мира, каким он кажется индивиду) психологические защиты поддерживают Я-концепцию и неразрывно связаны с системой ценностей личности. Конкретизация субъективной истины выглядит (и поначалу является) работой мысли, однако очень скоро превращается в эмоциональную, пристрастную, личностно вовлеченную деятельность. Основные проблемы при анализе защит обусловлены не столько противоречиями между субъективной и объективной реальностью, сколько противостоянием двух субъективных реальностей — клиента и терапевта. Первый при каждом удобном случае приписывает "неудобные" аспекты действительности субъективизму аналитика, второй же зачастую рассматривает свою точку зрения как полностью объективную. Эта трудность разрешима только в случае, когда терапевт хорошо знает теоретические аспекты данной проблемы и умеет отделять один тип защиты от другого. Четкое представление о природе и функциях психологических зашит, с моей точки зрения, абсолютно необходимо любому психотерапевту, даже не являющемуся психоаналитиком. Умение распознавать и интерпретировать защиты столь же необходимо в работе с людьми, как эмпатия, безоценочность, конфиденциальность и другие базовые терапевтические установки. Я приведу классификацию защитных механизмов как они представлены в работе Н.Мак-Вильямс [41]. Она делит зашиты по принципу их локализации на первичные иди примитивные, располагающиеся между Я и внешним миром, и вторичные или зрелые, предохраняющие личность от внутри- и межсистемных конфликтов14. К числу первичных защит относятся примитивная изоляция, отрицание, всемогущий контроль, примитивная идеализация и обесценивание, расщепление эго, диссоциация, проекция, интроекция и проективная идентификация. Характерной особенностью примитивных защитных механизмов является их автоматический бессознательный характер ("мгновенное включение") и отсутствие связи с принципом реальности. Можно сказать, что примитивные защиты работают на уровне первичного процесса, не допуская в сознание материал, против которого они направлены. Первичные защиты соответствуют ранней стадии развития объектных отношений, так называемой параноидно-шизоидной позиции15, на которой индивид не в состоянии воспринимать амбивалентные характеристики и свойства окружающей реальности, рассматривая внешний мир как только хороший или исключительно плохой. Более подробно теория объектных отношений изложена в пятой главе, а сейчас нас интересуют лишь сами защитные механизмы, Большинство примитивных защит в силу своей архаичной и довербальной природы представляются клиентам естественным аспектом психического функционирования. Хотя картина мира, возникающая в сознании индивида с большим количеством незрелых защит, весьма противоречива и содержит множество упущений, сам человек не склонен обращать на это внимание, даже в тех случаях, когда у него возникают серьезные проблемы. Его мышлению присущи особенности, выделенные Л.Леви-Брюлем и Ж.Пиаже в качестве характеристик первобытного (до-логического) мышления и ранних стадий развития интеллекта у детей — нечувствительность к противоречию, артификализм16, вывод "от частного к частному, минуя общее". Клиенты, предпочитающие примитивные защиты, составляют особую категорию. Они редко пользуются симпатией окружающих, ибо слишком настойчиво навязывают им предвзятую картину своих взаимоотношений с людьми. Субъективно "корыстный" характер их представлений о себе и других весьма прозрачен. Стиль использования примитивных защит чаще всего агрессивный. Приведу характерный пример. Госпожа Ж. обратилась за помощью в связи проблемой воспитания дочери. По ее словам, 14-летняя девочка была неуправляемой, уходила из дому, ночевала на вокзале, попрошайничала, месяцами не посещала школу. Я сразу обратила внимание на абсолютно негативное описание ребенка: в течение часа мать рассказывала о своей дочери только плохое, неоднократно подчеркивала ее тупость, упрямство, неблагодарность, называла позором семьи и т.п. Это позволило высказать следующее предположение: Т: Вы, видимо, не любите свою дочь? К: Да, не люблю. Да и за что ее любить, если она себя так ведет? Т: Вы говорили ей об этом? К: Конечно, говорила. Т: Тогда поведение Вашей дочери выглядит естественным и закономерным — она уходит, убегает из дому, где ее не любят и всячески подчеркивают, что она скверная, хуже своего младшего брата, не заслуживает доверия. К: Но ведь я забочусь о ней! Т: Вы называете заботой желание контролировать поведение девочки, "пресекать" любые ее намерения. И в то же время утверждаете, что Ваша главная цель — помочь ей, наладить с ней нормальные отношения. К: Конечно! Ради этого я даже пошла учиться на психолога. Т: Но зачем налаживать нормальные отношения с тем, кого не любишь? К: Как это не любишь! Она ведь моя дочь! Т: Но Вы сами об этом только что сказали. К: Я такого не говорила. Я всю жизнь дочери посвятила, и сейчас ни сил, ни времени не жалею... (истерические рыдания). Попытка терапевта интерпретировать истерику как скрытое признание вины успеха не имела. Клиентка настойчиво утверждала, что плачет она из жалости к себе и от трудной жизни, оттого, что старается сделать для дочери все, а той ничего не нужно — она не любит свою мать, и точка. Многочисленные противоречия в своем рассказе госпожа Ж. продолжала начисто отрицать. На одном из следующих сеансов г-жа Ж. рассказала эпизод, относящийся к началу учебы девочки в школе. Она случайно увидела дочь у игровых автоматов, стала спрашивать, откуда у нее деньги. Далее произошла безобразная сцена скандала и побоев, она обвинила семилетнего ребенка в воровстве, привела в школу, позорила перед одноклассниками и учительницей. Позже выяснилось, что денег девочка не крала. Т: Что произошло после? К: Да ничего. Училась она средне, упрямилась, не хотела отвечать на уроках, даже если выучила. Т: Но ведь этот случай был настоящим потрясением для первоклассницы. Дети очень зависимы от мнения товарищей, первой учительницы. К: По-Вашему, я не должна была выяснить, откуда у девочки деньги на игру? Ведь я мать! Я в ответе за ее поведение. Т: Вы не сожалеете о содеянном? Не раскаиваетесь? К: Вы просто не знаете, каким упрямым и скрытным созданием она была уже в первом классе! Вечно хитрила, что-то утаивала, врала... Т: Скажите, Вы не связываете поведение Вашей дочери с тем, как Вы относитесь к ней? К: Как это? Т: Вы часто ведете себя несправедливо и предвзято по отношению к дочери. К: Да ничего подобного! Я всеми силами старалась сделать из нее человека. Отрицание, обесценивание и примитивная идеализация, многочисленные проекции, свойственные этой клиентке, полностью исказили ее восприятие поведения и личности дочери. Их отношения зашли в тупик, из которого мать пыталась вырваться посредством истерических реакций, а дочь — демонстрируя асоциальный образ жизни. Аналитическая работа с госпожой Ж. оказалась безрезультатной, поскольку в основе ее обращения за помощью лежала попытка самоутвердиться через демонстрацию собственный страданий. Изменить эту мотивацию мне не удалось, единственным итогом было некоторое снижение интенсивности ее истерического поведения в учебной группе. Вторичные защиты характеризуются более специфичным действием (направлены только на чувства или на конкретные аспекты восприятия и переживаний) и обязательным участием мышления. Они в меньшей степени искажают и деформируют реальность, более адаптивны и почти всегда могут быть опознаны по наличию рациональных и рационализирующих компонентов. Так удобно быть разумным, иметь хорошие объяснения на все случаи жизни и находить логические основания для того, чтобы делать только то, что хочется, или вообще ничего не дедать. По сравнению с примитивными зрелые защиты легче осознаются; как правило, клиенты признают их наличие, но не очень склонны что-либо менять в своем поведении и привычных способах действия. По-видимому, устойчивость вторичных защит к терапевтическому влиянию обусловлена тем, что многие клиенты склонны отождествлять невротические защиты с собственным Я. Ж.Лакан не зря определял Я (Воображаемое) как сумму всех защит и сопротивлений, свойственных индивиду, как отчуждающую иллюзию, которая занимает место между природным естеством человека (влечениями) и окружающей действительностью. Анна Фрейд в классической работе "Я и механизмы защиты" пишет: "В отдельные периоды жизни и в соответствии со своей собственной конкретной структурой индивидуальное Я выбирает то один, то другой способ защиты — это может быть вытеснение, смещение, перестановка и т.д. — и может использовать его как в своем конфликте с инстинктами, так и в защите от высвобождения аффекта. Если мы знаем, как конкретный пациент стремится защититься от всплывания своих инстинктивных импульсов, мы можем составить представление о его возможной установке по отношению к собственным нежелательным аффектам. Если же у какого-либо пациента ярко выражены конкретные формы трансформации аффектов, такие, как полное вытеснение эмоций, отрицание и т.д., нас не удивит, если он применит те же самые способы для защиты от своих инстинктивных импульсов и свободных ассоциаций. Я остается одним и тем же, и во всех своих конфликтах оно более или менее последовательно в использовании имеющихся в его распоряжении защитных средств" [71, с.30]. К числу вторичных защит относят вытеснение, регрессию, рационализацию и интеллектуализацию, изоляцию, морализацию, раздельное мышление, аннулирование, смещение, поворот против себя, идентификацию, реактивное образование, реверсию, отыгрывание, сексуализа-цию и сублимацию. Все они в той или иной степени являются "уловками сознания", посредством которых оно оберегает себя от столкновения с нежелательными аспектами реальности — как внешней, так и внутренней. 06щим для всех вторичных защит будет также стремление справиться с аффектами (сильными чувствами и переживаниями) посредством интеллекта, рационализирующего мышления, благодаря которому клиент способен найти разумное логическое объяснение для сколь угодно противоречивых действий и поступков. Вытеснение или мотивированное забывание неприятных событий, негативных чувств и переживаний встречается очень часто. Вытеснение может быть мощным или слабым, особенно сильно подавляется материал, связанный с инцестуозными влечениями, перверсивными склонностями и т.п. "Сигналом" к вытеснению является обычно чувство тревоги, пусть даже и не локализованное — в этом случае эго прибегнет к тотальному подавлению всего, что хотя бы в малой степени связано с вызывающей тревогу проблемой. Строго говоря, вытеснение создает неудобства не столько само по себе, сколько в случаях, когда репрессия недостаточно надежно удерживает в бессознательном то, чему там надлежит оставаться. Это, в свою очередь, вызывает тревогу, которая снова заставляет прибегнуть к вытеснению, и круг замыкается. О.Маурер назвал данное явление "невротическим парадоксом", оно часто лежит в основе истерического невроза. В практике терапевтического анализа клиенты хорошо реагируют на интерпретации, касающиеся вытесненных травм, фрустрирующих ситуаций, и менее проницаемы для интерпретаций по поводу вытесненных и подавленных желаний и влечений. А поскольку для успешного использования этой защиты необходимо сильное и устойчивое эго ("слабые" личности предпочитают изоляцию и отрицание), то терапевт часто сталкивается с упрямым нежеланием признать наличие вытесненных мотивов, чувств, желаний. В этом случае может помочь конкретный пример с анализом вытеснения того, что было предметом обсуждения на одном из предыдущих сеансов. Так, один из клиентов темпераментно рассказывал об обиде, которую нанес ему начальник в день юбилея. При следующей встрече он настойчиво утверждал, что юбилей прошел очень хорошо и сопровождался только приятными
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 361; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |