Основы психоанализа 5 страница

переживаниями. Когда я напомнила про обиду, он ис­кренне удивился — откуда я знаю? Уж не рассказал ли мне эту историю кто-нибудь из его недоброжелательно настроенных сослуживцев?

Регрессия или возврат к более ранним способам психи­ческого функционирования (формам мышления, спосо­бам поведения и действия, типам объектных отношений) бывает очень разнообразной. Подробное обсуждение ее видов и механизмов содержится в [37, с.418-420]. Возврат к прошлому, в особенности к раннему детскому опыту считается необходимым условием успешности психоана­лиза, однако в психодинамической терапии это требова­ние не возводится в абсолют. При терапевтическом ана­лизе мы не ожидаем глубокой регрессии клиента, чтобы воспроизвести условия формирования невротического симптома, а обычно сталкиваемся с нею после точных и прямых, "резких" интерпретаций, в результате которых тщательно скрываемые бессознательные импульсы стано­вятся доступными сознанию. Клиенты склонны реагиро­вать регрессией на успешно прогрессирующее лечение, и понимание этого факта помогает аналитику быть более терпеливым к ее проявлениям. Личности, злоупотребля­ющие регрессией и использующие ее в большинстве сложных жизненных ситуаций, рассматриваются как ин­фантильные, незрелые.

Рационализацию, интеллектуализацию, морализацию и раздельное мышление можно рассматривать как различные формы участия мышления и логики в искажении реаль­ности при ее восприятии и осмыслении. Рационализируя, человек подыскивает хорошие и разумные причины для тех своих действий и поступков, которые выполнены на основе бессознательных мотивов и влечений, осуждаемых суперэго. Рационализация — очень естественный про­цесс, большинство людей склонны рационализировать свои неудачи и промахи, объясняя их действием объек­тивных причин. Процесс рационализации лежит в основе так называемой фундаментальной ошибки каузальной ат­рибуции — феномена, многократно описанного в соци­альной психологии, "двойного стандарта" человеческого

поведения: если я сделал что-то хорошее, это моя заслуга, а если плохое — так уж получилось из-за случайного сте­чения обстоятельств. Если же нечто хорошее сделал мой враг или соперник, то это случайность, а вот его промахи вполне закономерны, он полностью ответственен за них.

Морализация — это рационализация, зашедшая намно­го дальше: клиент подыскивает уже не причины, объяс­няющие его поведение, а основания которые просто обя­зывают его поступать именно так, и никак иначе. Мнимые резоны превращаются в неукоснительные мо­ральные требования: "Хорошо ли для аспиранта, если я воздержусь от критики его слабого и беспомощного на­учного доклада? Ведь это мой прямой долг, иначе он так и будет считать себя успешным". В морализации активно участвует суперэго клиента. Эта защита является хорошо продуманной и трудна для терапевтического вмешатель­ства: клиент, убежденный в том, что он не просто напи­вается каждый вечер, а наказывает таким образом свою жену за бездушие и черствость, будет отметать любые ин­терпретации. Основная стратегия в таких случаях — сно­ва и снова показывать клиенту, что его интеллектуальные увертки никак не меняют существующего положения дел, а уровень дискомфорта в ситуациях, где используется ра­ционализация, продолжает расти.

Интеллектуализация — это отделение чувств от мыслей, а переживаний — от поведения. При таком виде защиты клиент признает наличие у себя отрицательных чувств, но не реагирует на них: "да, я сержусь на него, но это не ме­шает нам сотрудничать", "я испытываю некоторую обиду, но мое хорошее отношение к жене остается прежним". Внешне такое поведение выглядит сдержанным и уравно­вешенным, на самом же деле клиенты блокируют сильные чувства, не позволяют себе признаться в них и отреагиру­ют "исподтишка". Интеллектуализацию часто используют подростки, чтобы выглядеть неуязвимыми, к ней склонны прибегать люди, стремящиеся производить впечатление мужественных, бесстрастных и хладнокровных.

Раздельное мышление (компартментализация) свойст­венно людям, рационально использующим диссоциативные процессы; в случае этой защиты противоречивые чувства или стремления существуют порознь, независимо друг от друга: человек считает алкоголь злом и осуждает пьяниц, но позволяет себе время от времени выпивать. К этому механизму часто прибегают родители, безусловно запрещающие детям вещи, которыми наслаждаются сами (курение, порнофильмы и т.п.). Используя компартментализацию, человек может придерживаться двух и более идей или форм поведения, конфликтующих друг с дру­гом, не осознавая их противоречия или даже взаимоис­ключающего характера. Так, женщина, которую пресле­довали серьезные неудачи в семейной жизни, являвшиеся источником выраженного истерического невроза, счита­ла себя прекрасным преподавателем психологии семей­ных отношений и настойчиво стремилась расширить круг своих слушателей. Она искренне удивилась вопросу, не является ли ее поведение компенсаторным, и никак не могла понять, "причем тут одно к другому".

Аннулирование сводится к магическому уничтожению чувства вины или стыда посредством действий, которые как бы "уравновешивают" ранее совершенные проступки. При этом компенсаторная природа "магического" поведе­ния, равно как и желание искупить или загладить эффект содеянного ранее, совершенно не осознается. В терапии хорошо известен феномен гипертрофированной активнос­ти и повышенной сговорчивости клиента на сеансе, следу­ющем после сильно сопротивляющегося поведения или срыва. На бытовом уровне аннулирование встречается очень часто и служит поводом для жалоб типа "какое-то время после дебоша муж ведет себя как ангея, но никогда не просит прощения и даже не желает об этом говорить, а потом снова напивается, и все повторяется сначала".

Защитное аннулирование лежит в основе ритуальных действий, связанных с искуплением грехов. Одна клиент­ка неожиданно испытала сильное огорчение и разочаро­вание после дня рождения, когда получила множество цветов и знаков внимания от своих младших коллег. Она смогла понять это чувство, лишь интерпретировав их действия как ритуальные, в то время как сама она предпочла бы откровенное признание проблем, существую­щих в отношениях с товарищами по работе.

Поворот против себя — защитный механизм, с помо­щью которого клиенты пытаются совладать с чувствами ненависти и гнева, направленными на значимых людей. Такие чувства направляются на самих себя, и клиент чув­ствует себя в большей безопасности — ведь идеализиро­ванный другой остается неприкосновенным. К тому же всегда есть шанс услышать от него похвалу и поддержку, ободрение, что не так уж ты и плох. В раннем детстве причиной защиты "поворотом" может быть агрессия про­тив любимой матери или обожаемого старшего брата. Од­на из моих клиенток любила представлять себя в черном цвете, искренне считая, что если я (вдруг, не дай Бог!) ее не люблю, то лишь потому, что она этого заслуживает. В основе поворота лежит очень простая логика: если отно­шения со Значимым Другим — величайшая ценность, то лучше не подрывать их негативной критикой или сомне­ниями, а сразу признать себя плохим (грязным, жадным, грубым, глупым и т.д.), чтобы не рисковать — и не при­знаться в том, насколько ты зависим от них или вовсе не заслуживаешь таких отношений в принципе.

Близким к повороту против себя по сути и смыслу яв­ляется реактивное образование. Эта защита состоит в том, что субъект заставляет себя испытывать чувство, проти­воположное подлинному — любовь вместо ненависти, восхищение вместо пренебрежения. Интересно, что за десять лет аналитической практики мне ни разу не встре­тилось реактивное образование "в сильной позиции" — замена позитивного чувства негативным. Зато обратных ситуаций бывало множество — видимо, отрицательные переживания оцениваются большинством клиентов как более угрожающие и опасные для самооценки.

Описывать идентификацию нет особой необходимос­ти—с различными вариациями этого защитного меха­низма сталкивался любой психотерапевт. Она может быть проективной (субъект отождествляется с объектом собст­венной проекции), анаклитической (стремится быть по­хожим на уверенного в себе человека), нарциссической - при этом происходит отождествление с чертами Я-идеала личности. Идентификация с агрессором — это защитная тенденция уподобить себя страшному, пугающему объек­ту; так часто происходит, например, в подростковых ком­паниях, где более слабые ребята идентифицируют себя с сильными лидерами. В литературе описаны случаи, когда заложники, захваченные бандитами, отождествлялись с их позицией, требованиями и моралью даже вопреки соб­ственным интересам.

Идентификация — это универсальное защитное средст­во, используемое в широком круге социально значимых ситуаций. Как и большинство защитных механизмов, она имеет множество положительных аспектов и лежит в осно­ве эмпатии, эмоционального научения, поддерживающего поведения. Механизм идентификации является компонен­том многих высших человеческих способностей и ка­честв — любви, долга, самоотверженного служения идеа­лам, гражданского мужества и других. Способностью к идентификации во многом обусловлены изменения, проис­ходящие с личностью в результате обучения или терапии.

Отыгрывание (обусловленное личностью аналитика или ходом терапии поведение, которое клиент не решается осуществить прямо на сеансе и выносит за рамки терапев­тических отношений) может иметь самые разные формы. Чаще всего отыгрываются различные аспекты трансферентных отношений (любовь или ненависть к аналитику, ревность, зависть, инцестуозные влечения). Чувства, по­рождаемые трансфером, неуместно проявляются в различ­ных сферах жизни клиента, а затем становятся предметом обсуждения в анализе. Так в косвенной форме они выра­жаются тому, кому, собственно, и предназначены.

Иногда отыгрывание происходит и в процессе тера­пии — клиент на текущем сеансе находится во власти чувств, испытанных ранее, и ведет себя в соответствии с ними, как бы "припоминая" аналитику прошлые грехи. Сталкиваясь с сильными, интенсивными чувствами и пе­реживаниями клиента, всегда стоит обсудить то, в каких формах, где и когда он будет их отреагировать. Такое об­суждение иногда снимает проблему отреагирования в целом, так как является, по существу, одной из его форм. Очень трудно анализировать чересчур импульсивных лю­дей, которые не способны наблюдать за чувствами, не выражая их в действиях и поступках. В этих случаях бо­лее эффективна гештальт-терапия, психодрама и т.п.

Сексуализацию или эротизацию можно рассматривать как частный случай отыгрывания, при этом личность пы­тается справиться с тревогой, сопровождающей ее дейст­вия, с помощью сексуальных фантазий. Отношения зави­симости сексуализируются наиболее часто, и далеко не все порождаемые при этом сценарии являются патологи­ческими. Что же касается таких феноменов, как юноше­ская влюбленность в учителей, сексуализапия фигур по­литиков, известных спортсменов или актеров, то они общеизвестны. Механизм эротизации — основа основ рекламы, шоу-бизнеса, почти любой пропаганды и т.п.

Реверсия — это очень своеобразная защита, при которой субъект и объект меняются местами. Например, испыты­вая потребность в восхищении со стороны окружающих, человек может активно восхвалять кого-либо другого и, бессознательно идентифицируясь со своим кумиром, под­черкивая свою реальную или воображаемую близость к нему, отчасти удовлетворяет эту потребность. Хорошо из­вестно поведение женщин, соблюдающих строгую дие­ту, — часто они любят готовить, настойчиво потчуют вкусными блюдами друзей и членов семьи и испытывают громадное удовлетворение, глядя как другие много и с ап­петитом едят. Некоторые пациенты справляются с дис­комфортом во время терапии тем, что сами делают по­пытки анализировать терапевта. В учебно-аналитических группах механизм реверсии является мощным положи­тельным фактором, способствует созданию атмосферы де­лового сотрудничества и взаимной доброжелательности.

Сублимация или возвышение либидо до стремления к целям, не связанным с сексуальным удовлетворением и иными примитивными удовольствиями, — фундамен­тальная человеческая способность, лежащая, по Фрейду, в основе цивилизации и духовной культуры. В программ­ной работе "Судьбы влечений" (1905) основоположник

психоанализа утверждает, что сублимация (наряду с обра­щением на себя, превращением в противоположное и вы­теснением) — один из четырех основных путей развития психики. Тремя годами позже, в специальной статье, по­священной связи между сексуальным влечением, субли­мацией и неврозом17, он конкретизирует свою мысль:

"Развитие сексуального инстинкта идет от аутоэротизма к поиску объекта любви и от автономии эрогенных зон к их под­чинению половым органам, служащим процессу размножения. В ходе развития часть доставляемого собственным телом сексу­ального возбуждения делается избыточной, подавляется и, в благоприятных случаях, подвергается сублимации. Таким обра­зом, годные для культурной работы силы выигрываются пре­имущественно посредством подавления извращений сексуаль­ного инстинкта" [74, с.20, архаизмы убраны мною — Н.К.].

Как видим, сублимация не является, в строгом смысле слова, психологической защитой. Это, скорее, механизм, обеспечивающий нормальное и адекватное личностное функционирование, "узаконенный" обществом способ утилизации (катектирования) либидо. О защитных функ­циях сублимации можно говорить в тех случаях, когда она затрагивает не чрезмерные аспекты сексуальной энергии, или предлагает социально одобряемые, культур­но значимые формы реализации влечений, слабо связан­ные с их непосредственным объектом. Например, робкий юноша, благоговеющий перед женщинами, увлеченный любовной поэзией или галантной живописью, но отчаян­но боящийся реальных контактов со сверстницами, ис­пользует сублимацию для снятия избыточного напряже­ния. Или (хрестоматийный пример) — эротические, чувственные картины на религиозную тему, написанные исповедующими аскетизм художниками.

Знание природы психологических защит и их разно­видностей позволяет терапевту лучше ориентироваться в бессознательных основах поведения клиента и помогает представить себе структуру той части его Я, которая уча­ствует в процессах самопредъявления. Ведь вступая в зна­чимые отношения, индивид тщательно оберегает именно те аспекты своей личности, которые особо ценны и уяз­вимы, ибо связываются с экзистенциальными основами его индивидуального бытия. Иными словами, защиты располагаются "прямо над" теми личностными образова­ниями, что функционируют патологически и являются источниками проблем.

В терапевтическом анализе работа с защитами чаще всего составляет "второй план" терапии, тогда как пер­вый занят исследованием генезиса проблем клиента и по­ниманием вклада бессознательных содержаний в этот процесс. Чаще всего защиты рассматриваются сперва как факторы, мешающие пониманию аналитических интер­претаций, а потом уже — как основания психологических и личностных трудностей. Поскольку для клиента защи­ты суть обычные и привычные способы взаимодействия с миром и другими людьми, то их интерпретации должно предшествовать описание конкретных, четких форм за­щитного поведения. Терапевт, встречающий упорное со­противление, может начать с поведенческой картины, а уж потом определять ее как ту или иную защиту.

Однако терапевтическая работа должна включать как анализ, так и синтез — иначе эффективность терапии не­велика. А для этого необходимо иметь развернутое пред­ставление о личности в целом, нужна теоретическая мо­дель становления и развития ее активности. Анализ защит и сопротивлений диктует тактику терапевтическо­го вмешательства, а выработка стратегии требует более системных знаний и представлений о бессознательной природе внутренней динамики личностных структур. По­этому следующая глава будет посвящена обзору основных положений глубинной психологии, в особенности тех, которые определяются классической линией развития фрейдовского психоанализа.

Глава 3. Психоаналитические идеи и представления в терапевтическом анализе

3.1. Возможности психоаналитического подхода

За почти двухсотлетнюю* историю развития теории и практики психотерапевтической помощи сформирова­лось несколько сотен ее специфических вариантов и форм. Согласно мнению специалистов Европейской Психотерапевтической Ассоциации (ЕАР), их можно сгруппировать в пять основных категорий:

"1) Психоаналитическая психотерапия — охватывает те формы психотерапии, которые можно вывести из глубинных психологический теорий Фрейда, Юнга и др.; жизненные проблемы при этом рассматриваются как результаты неосо­знанных конфликтов и моментов развития.

2) Когнитивная и поведенческая терапия — охватывает те формы психотерапии, которые опираются на теории обуче­ния и когнитивную психологию; жизненные проблемы тут выводятся из неправильного обучения и мышления.

3) Гуманистическая психотерапия — охватывает те формы психотерапии, которые, в противовес квази-редукционизму психоанализа и бихевиоризма, акцентируют потенциал чело­веческого развития. Здесь жизненные проблемы рассматри­ваются как блокада чувств.

4) Системная психотерапия — охватывает те формы психо­терапии, которые — на основании общей теории систем — рассматривают жизненные проблемы как возникающие

вследствие сдвига функций в системе или группе, к которой принадлежит данное лицо.

5) Экзистенциальная психотерапия — охватывает те формы психотерапии, основу которых составляет экзистенциальная и феноменологическая философия. Жизненные проблемы объясняются тут недостатком ясности понимания условия человеческого существования" [55, с. 30-31].

Эвристические возможности психотерапевтических те­орий трудно сравнивать. Тем более нелепо пытаться рас­сматривать различные подходы на предмет большей или меньшей эффективности предлагаемых методов воздей­ствия. Как и в других сферах человеческой жизни, в области психологический помощи популярно далеко не самое лучшее, а прежде всего доступное, разрекламиро­ванное и недорогое.

По моим наблюдениям, стихийно сложившаяся в оте­чественной психотерапии практика выбора направления, в котором терапевт специализируется, во многом случай­на. Сравнительно редко встречаются практики, тяготею­щие к нескольким подходам, и очень часто терапевт счи­тает избранную ориентацию самой лучшей и наиболее эффективной (а то и единственно правильной). При этом подходы, требующие более длительной и дорогостоящей подготовки (а аналитическая терапия именно такова), ес­тественно, оказываются менее популярными.

Интеллектуальная респектабельность психоаналитичес­кой терапии несомненна, так что аналитики не прибегают к интенсивно-оголтелым способам рекламы своей деятель­ности. Психоанализ пропагандируется меньше, чем другие подходы, он реже представлен в профессиональном поле отечественной психотерапии. Соответственно, изучение психоаналитической теории и обучение навыкам аналити­ческой работы мало распространено. Институциализированные, легитимные формы подготовки психоаналитиков доступны и вовсе только единицам. Профессиональное со­общество психоаналитиков расширяется в соответствии с правилом "числом поменее, ценою подороже".

Другой стороной такого положения вещей, является существенно меньшее (по сравнению с другими направлениями) количество книг, посвященных методическим и клиническим аспектам психоанализа. Переводы (каче­ственные, снабженные комментариями) работ современ­ных психоаналитиков можно сосчитать по пальцам. Текс­ты классиков, собственно первоисточники, переиздаются чаще, но большей частью при этом используются уста­ревшие переводы, с архаическими речевыми оборотами, расплывчатыми формулировками основных положений. Такие авторы, как Д.Айке, Д.Анзье, М.Балинт, Д.Боулби, М.Кляйн, М.Малер, Г.С.Салливан, Дж.Сандлер, Х.Сегал, Р.А.Спитц, Р.Стерба, Д.У.Фэйрберн, А.Холдер, Ш.Ференци и др., либо вообще не представлены в русских пе­реводах, либо известны их единичные небольшие работы. Практически нет трудов по структурному психоанализу (за исключением двух томов "Семинаров" и нескольких статей Ж.Лакана), остались в стороне интереснейшие ре­зультаты постмодернистской рефлексии бессознательно­го. Книг отечественных психоаналитиков, содержащих обсуждение актуальных проблем психодинамической те­рапии и результатов собственной практики, не наберется и полдесятка. Русских учебников, подобных двухтомнику Х.Томэ и Х.Кэхеле [67] или монографии Р.Р.Гринсона [13], нет вообще.

Поэтому обсуждение идей и теорий глубинной психо­логии, которые могут использоваться в практике терапев­тического анализа, представляется важной и актуальной задачей. Я хорошо сознаю, что данная работа ни в коем случае не может приравниваться к систематическому из­ложению психоаналитической теории. Это всего лишь попытка выделить ряд научных, теоретических и методи­ческих положений психоанализа, способных структури­ровать мышление начинающих психотерапевтов.

По мере накопления опыта практической работы пси­хотерапевт все чаще испытывает потребность в его ос­мыслении. Со времен Х.Кохута самонаблюдение (интро­спекция) и эмпатия служат не только основными формами организации психотерапевтических отношений, но и главными принципами, определяющими направле­ния (интенции) мыслей и действий терапевта. Психоаналитическая (или другая, но глубинная психология пред­лагает лучшие из возможных) теория предлагает логику понимания и практических действий на сеансе. Парал­лельно с этим различные школы предоставляют удобный и конкретный язык описания проблем, основания для систематизации, варианты теоретических моделей — од­ним словом, все, что необходимо для понимания и ос­мысления феноменов, возникающих в ходе психотера­певтического взаимодействия.

Эволюция психоаналитических школ и подходов — предмет для глубоких и серьезных научных изысканий. Этот вопрос освещается во множестве справочников и учебных пособий; из имеющихся на русском языке мож­но рекомендовать книгу П.Куттера [32] и некоторые сло­вари [47, 53]. В рамках терапевтического анализа полезно представлять себе хотя бы общие особенности развития психоаналитической теории. Следующая схема будет по­лезной при выборе направления для интерпретаций в ра­боте с конкретным клиентом:

Личностная подструктура, в которой преимущественно ло­кализованы проблемы клиента	Психоаналитическая школа или направление
Супер-Эго (Сверх-Я)	Неофрейдизм, психология Самости Х.Кохута, индивиду­альная психология А.Аддера
Эго	Эго-психология, работы Р.Спитца, Э.Эриксона, Г.С.Салливана.
Ид (Оно)	Теория объектных отноше­ний, британские школы (Д.В.Винникотт, Д.У.Фэйрберн и Др.), фрейдовская теория влечений.

Классический психоанализ вряд ли можно назвать сво­бодной от противоречий психотерапевтической школой, но он сохраняет цельность и единство своих теоретико-методологических оснований и преемственность форм и методов аналитической практики. Основные положения фрейдовского учения — теория структуры и функцио­нальной динамики психического аппарата, представле­ния о стадиях развития личности, этиологии психических нарушений и способах их лечения — прихотливо эволю­ционировали в рамках различных глубинно-психологиче­ских школ, но при всем многообразии существующих ныне вариантов они более или менее схожи.

3.2. Ранние фрейдовские представления о психическом функционировании

Фрейд рассматривал психоанализ в качестве объектив­ного способа научного познания, способного определить долю участия бессознательной проекции в формировании системы представлений об окружающей действительнос­ти. "Большая часть образа мира, — писал он, — есть не что иное как проекция психического на внешний мир. Неяс­ное осознание (внутреннее восприятие) психических фак­торов и бессознательных процессов отражается в констру­ировании сверхчувственной реальности, которую научное знание должно преобразовать в психологию бессознатель­ных явлений" [108, Vol. 22. Р. 182]. Развитие психического аппарата предполагало способность формировать со вре­менем все более объективные представления о мире, однако бессознательные влечения предопределяли психи­ческую активность человека в любом возрасте. Психоло­гические проблемы личности, психические нарушения и расстройства были проявлениями специфических нару­шений равновесия в психическом аппарате. Исследование этих нарушений и выработка способов лечения были главной задачей фрейдовского психоанализа, в истории которого принято выделять три последовательно сменяв­ших друг друга этапа ее разрешения.

На первом этапе* развития психоанализа Фрейд пред­ложил модель аффективной травмы, лежащей в основе психопатологии. Второй этап представлен топической моделью психического аппарата, состоящего из трех си­стем — бессознательного, предсознательного и созна­ния. В рамках этой модели психопатология рассматри­вается как результат вытеснения в бессознательное психических содержаний, связанных с переживанием и удовлетворением влечений. Структурная теория рас­сматривает психические расстройства как нарушения внутриличностной динамики, следствие антагонизма между Оно, Я и Сверх-Я.

Первоначально Фрейд полагал, что основная функция психического аппарата состоит в способности управлять психической энергией, в стремлении создавать оптималь­ное для личности состояние равновесия и покоя. Такой гомеостатический принцип работы психики способствует ее функционированию на относительно постоянном и при этом стабильно низком энергетическом уровне; эмо­ция (аффект) есть его повышение. При слишком боль­шом количестве аффективной энергии психический ап­парат не способен ее контролировать, инстинкты и влечения становятся неуправляемыми. Это и называется психической травмой, причем для целей лечения необхо­димо отличать актуальные травмы (возникающие как не­посредственная реакция на реальное событие или ситуа­цию) и ретроактивные травмы, связанные с прошлыми событиями, воспоминание о которых может внезапно по­родить сильный аффективный конфликт. Например, не­вротический симптом может развиться в результате ассо­циативной связи между переживанием сексуального влечения в зрелом возрасте и сексуальным воспоминани­ем раннего детства; такого рода травмы Фрейд считал ключевыми в возникновении истерии.

В соответствии с теорией аффективной травмы он вы­делял две категории неврозов: психоневрозы, к которым относились истерические неврозы и неврозы навязчивых состояний, и актуальные неврозы, включающие неврасте­нию и неврозы страха. И те, и другие суть личностные и поведенческие расстройства психогенного происхожде­ния, симптомы которых в символической форме выражают либо конфликт между влечением и моральными чув­ствами пациента (психоневроз), либо сексуальную фрус­трацию (страхи и неврастения).

В дальнейшем Фрейд пересмотрел свою раннюю тео­рию патогенеза психических расстройств, ряд исходных положений которой (например, представление о сексу­альном совращении в раннем детстве как реальном фак­те биографии невротиков) оказались ошибочными. Одна­ко именно модель аффективной травмы18 часто лежит в основании расхожих представлений о психоаналитичес­кой теории невроза. В теории сексуальной травмы — кор­ни обыденно-житейского понимания психоанализа как стремления обнаружить "клубничку" в индивидуальной истории и "объяснить" с ее помощью чью-либо личную жизнь и общественную деятельность, литературно-худо­жественное творчество и т. п.

В топической модели главный объяснительный потен­циал связан не с аффектами (непосредственно пережива­емыми состояниями), а с влечениями — психическими ре­презентантами ("образами") потребностей, побуждающих индивида к активности, к выполнению определенных действий. Влечения, по Фрейду, — основной механизм и залог психической активности, удовлетворение влечения (разрядка побуждения) — условие жизни организма и ис­точник развития личности и психики:

"Возникающие в организме раздражения влечений... предъявляют к нервной системе гораздо более высокие тре­бования, побуждают ее к сложным последовательным дейст­виям, благодаря которым возможно удовлетворение, но глав­ным образом они заставляют нервную систему отказаться от своей идеальной цели — устранения всяких раздражении. Можно заключить, что именно влечения, а не внешние раз­дражения, являются двигателем прогресса, который привел к развитию столь совершенной и бесконечно работоспособной нервной системы" [77, с. 128, архаизмы убраны мною — Н.К.].

Влечения, каждое из которых обладает специфическим типом переживания психического напряжения, целью, объектом и исходит из определенного соматического источника, составляют основное содержание системы бес­сознательного, подчиненной принципу удовольствия, т.е. стремлению к удовлетворению влечений. Аффекты со­провождают процессы разрядки и, в отличие от влече­ний, не подвергаются вытеснению. Инстинктивные же­лания и влечения (сексуальные и агрессивные), их объекты и формы удовлетворения являются главным ис­точником психических конфликтов и служат объектом вытеснения. Подавляются и вытесняются также различ­ные представления, связанные с проявлением и реализа­цией влечений, аффективно окрашенные способы соот­ветствующего поведения и, наконец, во взрослом возрасте вытесненными или не воспринятыми сознанием могут оказаться ситуации, связанные с возникновением желания и возможностью его исполнения.

В процессе терапевтического анализа вытесненные влечения представлены прежде всего сильными аффекта­ми. Бурные эмоции, неуместные чувства обусловлены главным образом трансфером, однако их модальность и формы проявления могут указывать на природу вытес­ненных желаний. Разумеется, нельзя анализировать аф­фективную динамику в отрыве от объектных отношений клиента, но бывают случаи, когда терапевт наблюдает схожие эмоции в одинаковых ситуациях с различными объектами. Так, одна из моих клиенток, госпожа Б., в числе прочих своих проблем отмечала склонность к яро­стным спорам, в ходе которых она полностью утрачивала контроль над своими действиями. Госпожа Б. жалова­лась, что ввязывается в споры в совершенно неподходя­щих ситуациях с людьми, которые заведомо некомпе­тентны в обсуждаемых вопросах. Чем более неправым или неосведомленным оказывался ее противник, тем сильнее она вовлекалась в спор и, в конечном счете, все заканчивалось, по ее словам, "безобразной сценой, в ко­торой я выглядела просто ужасно — как в переносном, так и в прямом смысле: разозленная фурия, которая уже ничего не соображает и только кричит".

Дата добавления: 2015-06-04