Монастырская артель

Екатерининская пустынь расположена в 30 верстах к югу от Москвы. После Октябрьской революции, когда декретами советской власти церковь была отделена от государства, началось повсеместное упразднение монас­тырей, в том числе и на территории Московской епархии. 23 декабря 1919 г. съезд представителей сельсоветов Сухановской волости принял решение закрыть и Екатерининскую пустынь, не посчитавшись с ее почти 300-лет­ней древностью и со святынями, находящимися в ней. В освободившихся

помещениях Подольский уездный ис­полком хотел организовать детский дом. Для участия в ликвидации мона­стыря создали комиссию из трех чело­ век. Правда, по закону о социализации земли закрываемым монастырям пре­доставлялась возможность «самореорганизоваться» в трудовые артели, что и было сделано. В начале 1920 г. в Екатерининской пустыни возникла артель, или, как ее стали еще называть, коммуна³³.

Монахини владели многими знаниями и навыками. Среди них были ого­родницы, портнихи, сапожницы, рукодельницы, а также садовница, пчело-водка и рыбоводка, агроном, зубной врач и даже фотограф. В списке среди 137 членов учреждаемой артели значится всего трое мужчин-чернорабочих. Наличие специалистов разных профилей, дисциплина, деловитость, взаи­мовыручка, неустанный добросовестный труд принесли свои плоды. Сохра­нился перечень собранного в конце 1920 г. урожая. Картофеля выращено более 1 300 пудов, 800 пудов было сразу оставлено на семена. Капусты засо­лено 1 220 пудов, еще 127 пудов свежей капусты оставлено на хранение. Хо­рошим был также урожай моркови, репы, проса, гречихи.

Женщины работали усердно. Только один пример: под каждый кустик клубники они подкладывали соломку, урожай собирали буквально по ягодке и очень осторожно несли его к месту хранения. Архивные материалы подтверж­дают: жили в Екатерининской пустыни дружно, все вопросы, даже самые мелкие, решали коллективно. Добрые отношения в артели шли рука об руку с их хозяйственными успехами. Из сохранившихся документов следует: год от года артель богатеет, растет количество принадлежащего ей скота, выше ста­новится урожай сельскохозяйственных культур. В общем, в обители осуще­ствился тот самый социализм, к которому стремились новые власти, только выписанный не из иностранных книжек, а свой, православный.

Однако работящие монахини показались местным властям враждебны­ми и опасными. И чем успешнее сестры работали, чем лучше у них шли дела, тем опаснее они становились. В коммуну зачастили многочисленные про­веряющие.

В 1921 г. из уезда пришло распоряжение оставить в Екатерининской пу­стыни при храме лишь одного из пяти священников и одного из двух дья­конов. Остальных требовали выдворить из монастыря. В 1928 г., в период нового наступления на врагов советской власти, президиум Моссовета осу-

Зименков А., Кудрявцев М. Об одной забытой артели // Подмосковные известия. 2000.03.02.

ществил проверку примонастырских артелей Московской губернии. По результатам проверки 8 июня 1928 г. президиум принял решение: артели при бывших монастырях в Серпуховском, Можайском, Дмитровском и некото­рых других уездах закрыть. Оставшиеся могли продолжить свою хозяйствен­ную деятельность только при условии выполнения ряда требований. В час­тности, монастырские артели обязали пополнить свой состав середняками и бедняками, а также освободиться от всех лиц, специально занятых обслу­живанием церкви.

Монастырские артели всегда отличались результативным трудом

Понятно, что в основной своей массе члены монастырских артелей со­гласиться на подобные требования не захотели. Не стали их выполнять и в Екатерининской пустыни. По идеологическим соображениям была закры­та сельскохозяйственная артель в Екатерининской обители³⁴.

ПРАВОСЛАВНЫЙ СКИТ³⁵

Традиция скитского жительства восходит к первым векам монашества, основатель которого в Египте преподобный Антоний Великий после 20 лет затвора, как сообщает его житие, жил в окружении своих учеников. Хотя это не был скит со своим определенным уставом и правилами жизни, но в нем соблюдался основной принцип скитского жития — иноки всегда могли пользоваться наставлениями своего старца и спасались рядом с ним. Пер-

³⁴ Зименков А., Кудрявцев М. Об одной забытой артели // Подмосковные известия. 2000.03.02.

³⁵ Материал подготовлен при участии К.В. Смоляр и Е.Ю. Власова.

вые египетские монастыри скитского типа основали в IV в. ученики препо­добного Антония — святой Аммон и преподобный Макарий Великий. Афон­ские скиты, более поздние по своему происхождению по отношению к древ­ним скитам Египта и Палестины (наиболее древний Свято-Аннинский скит был основан в конце X в.), повторяли основные принципы скитского жи­тия предшественников³⁶. Устав скитского жития известен на Руси с начала XV в.¹⁷ Одновременно с Египтом скитская форма монашеской жизни рас­пространилась и в Палестине.

Скит — скиток, малая пустынь, общая обитель отшельников; кельи от­шельников или монахов в отдалении от монастырей; небольшие монастыри.

В историографии не существует едино­го взгляда на то, что можно считать ски­том. В соответствии с поздней традици­ ей Русской Церкви (XIX—XX вв.) под скитами часто подразумеваются уеди­ненные монашеские кельи, находящиеся на небольшом удалении от основ­ного монастыря. Здесь подвижники живут по более строгому уставу, посе­щение скита мирскими людьми строго ограничено. Принцип скитского жития, когда двое или трое иноков собирались вокруг опытного старца, представляет собой исходный момент организации любого монастыря. Именно по такому принципу жил, в частности, Кирилло-Белозерский мо­настырь на ранней стадии своего становления. Первый русский скит — Нило-Сорский — длительное время просуществовал как самостоятельный монастырь со своим определенным уставом и укладом скитской жизни.

В старообрядчестве скитом называется любой монастырь и поселение монастырского типа; общежития беглых старообрядцев в Поволжье, на се­вере, в Сибири. Раскольничьи скиты состояли из добротно построенных отдельных изб, со множеством комнат, всевозможными выходами, тайни­ками, чердачками, чуланчиками и жилыми подпольями, нередко связанны­ми между собой подземными переходами.

В православной церкви скит административно подчиняется настоятелю монастыря. Скит обычно закрыт для посещения посторонних. Существует две версии происхождения этого слова: а) от греч. asketes — аскет, подвиж­ник; б) от греч. Sketis — название одного из пустынных мест в Египте, в ко­тором в IV—V вв. были уединенные поселения монахов. Некоторые иссле­дователи считают, что название скифы (буквально «кочевники») связано со славянским корнем скит, ср. русское скитаться™.

Скит — как место отшельничества и форма социальной изоляции — вы­полнял две очень важные культурные функции: 1) служил своего рода духов­ной лабораторией для совершенствования своего духа и укрепления своей веры, местом для аскетических упражнений и религиозных прозрений; 2) являлся религиозной школой особого вида, где на первом месте стояло не получение новых знаний, а оттачивание практики послушания. «Скит-

Романенко Е.В. Нил Сорский и традиции русского монашества // Исторический вестник, № 3—4. 1999. Белякова Е.В. Устав пустыни Нила Сорского // Литература Древней Руси. Источниковедение. Л., 1988. С. 105.

Рябчиков СВ., К вопросу о семантике некоторых сарматских и скифских артефактов // Славян­ские древности, 2000 (http://public.kubsu.ru).

ничество» как форма монастырской жизни есть, по справедливому опреде­лению В.О. Ключевского, «умное делание»³⁹.

Преподобный Нил Сорский желал насадить в России особый вид мона­шеского житья, издавна процветавший на Афоне и известный под именем «жития скитского». Святые отцы разделяли монашеское житие на три вида: 1) когда многие иноки живут и подвизаются вместе; 2) отшельничество, когда подвизается один инок в уединении; 3) скитничество, когда инок живет вместе с двумя или тремя из братии при общей пище и одежде, труде и рукоделии. Скит — это промежуточный тип организации между двумя

первыми.

Необщежительные монастыри, а среди них и скиты, составляли в XV—XVII вв. большинство. По своей малолюдности они назывались монастырьками и пустынька-ми. Там каждый инок сам заботился о са­мом насущном: о пище для себя, одежде, иногда даже о келье и других вещах, и не­избежно должен был иметь частые сноше­ния с внешним миром, в ущерб своим ду­ховным занятиям. Без сомнения, и в этих монастырях братья обязаны были испол­нять общие правила монашеской жизни, завещанные древними Отцами Церкви, и от начала XVI в. сохранился образец «на­казной грамоты», какую давали наши свя­тители таким монастырям. Наказные фа-моты, изложенные в общих чертах, остав­ляли слишком много простора и иноки, не направляемые подробными правилами, могли предаваться своеволию, распу­щенности и иногда даже совсем забывать о своих обязанностях.

Во главе скита стоял обыкновенный старец, у которого не было офици­альных званий, должностей и привилегий, но который обладал колоссаль­ным нравственным авторитетом. Собственно, под него и вокруг него стро­ился скит. Скиты (особенно ранние) не имели четко прописанного устава, который бы четко регламентировал внутреннюю жизнь. Все скиты, соб­ственно говоря, назывались по имени своего основателя, например, лавра Харитона-исповедника, монастырь Макария Египетского, пустынь Нило-Сорского. В отличие от этого западноевропейский орден брал имя какого-либо святого, не связанного с ним социальными связями, к примеру, Обла-тов Девы Марии, Капуцинов, Ливонский, Тевтонский.

После смерти родоначальника скит мог переходить к его ученикам или вовсе менять свою функцию, но вначале он был как бы именным. Скиты были одиноко стоящими либо находились при монастырях. У каждого старца в под­чинении находилось от одного до двух-трех молодых монахов, которых назы­вали иноками. Каждый проходил определенные испытания и лишь после того был принимаем в послушание. Послушание младших старшим было беспре­кословным. Показателен следующий пример: старец Иоанн Колов из Египет-

³⁹ Ключевский ВО. Курс русской истории. М, 1988. Ч. 2. С. 264.

ского скита воткнул перед иноком сухую палку в землю и заставил ее поли­вать. А родник находился на таком расстоянии от его кельи, что он вечером уходил за водой и возвращался только к утру. Инок поливал ее три года, пока она не зазеленела. Авва сорвал плод, принес его в церковь и пригласил мона­хов отведать его, говоря: «Возьмите, ешьте плод послушания!».

В отличие от киновии, где монахи распределялись между духовниками, инок скита мог сам выбрать себе старца, а в исключительных случаях отка­заться от него. Избрав себе учителя ученики не оставляли своих духовников до самой смерти. Таким образом, старец и его 2—3 ученика составляли со­циальную ячейку скитской структуры. Пустынный монастырь признавал­ся совершеннейшей формой общежи­тия, основание такого монастыря — высшим подвигом инока. Будущий ос­нователь пустынного монастыря гото­вился к своему делу продолжительным искусом в таком же пустынном мона­стыре под руководством опытного старца и проходил разные монастыр­ские службы, начиная с самых черных работ, при строгом посте, «изнуряя плоть свою по вся дни, бодрствуя и мо­лясь по вся нощи». Так воспитывалось первое и основное качество инока — отречение от своей воли, послушание без рассуждения. Инок проходил суро­вую школу физического труда и нрав­ственного самоотвержения. Вскоре он был готов основать новый скит.

Почти каждый инок после своего пострижения в каком-либо монастыре вскоре уже начинал мечтать, как бы удалиться в пустыню, как бы основать свой особый монастырек или пус-тыньку. При первой возможности он уходил в дремучий лес или другое без­людное место, ставил себе небольшую келию и часовню. К нему впослед­ствии присоединялось еще 2-3 инока, строили себе келий, — так появля­лась на свет новая пустынька.

Случалось, что иноки заботились об устроении себе отдельных пустынь толь­ко для того, чтобы жить на своей воле, не подчиняясь никаким монастырским правилам (например, старец Александр, на которого братия Кирилле-Белозер­ского монастыря вынуждена была жаловаться царю). Бывало и так, что первые жар и увлечение проходили, и строители монастырей отправлялись скитаться по миру для собирания милостыни на свою обитель, а потом все собранное изживали на свои прихоти, и церкви, ими основанные, оставались пусты.

Старцы даже поощряли своих учеников, в которых замечали духовную силу, по окончании искуса уходить в пустыню, чтобы основывать там но­вые монастыри. Отшельника манили дебри, где были бы «леса черные, мхи и чащи непроходимые». На выбранном месте ставилась кельица или просто устраивалась землянка. К примеру, Павел Обнорский три года прожил в дупле большой старой липы. Но отшельнику редко приходилось долго ос-

таваться в безмолвии: его открывали окрестные крестьяне и другие пустын­ники, которых много скрывалось по лесам. Около кельи отшельника стро­ились другие для желавших с ним жить, и составлялось пустынническое братство. Со временем появлялись новые иноки, стремившиеся отселить­ся — начинался новый цикл в великом скитническом движении.

Правда, отшельник не всегда переходил из воспитавшей его обители пря­мо в пустыню, где суждено ему было основать свой монастырь. Многие долго странствовали по другим монастырям и пустыням. Ученик Сергия Радонеж­ского Павел, постригшись в 22 года, пятьдесят лет странствовал по разным пустыням, прежде чем основал свою обитель на реке Обноре. Странниче­ство было распространено среди русского монашества тех веков. Странник уходил иногда тайком, чтобы увидеть обычаи разных монастырей и покло­ниться святым местам Русской земли. Отходному житию посвящали себя люди, стремившиеся жить в полном уединении, посте и молчании. Оно счи­талось высшей ступенью иночества, доступной лишь тем, кто достигал ино­ческого совершенства в школе общего жития.

Выходить из скита без благословения настоятеля и не в «уставленное» время запрещалось. В кельях иноки могли собираться вместе или принимать странников только для духовного наставления. В своем «Предании» препо­добный Нил Сорский запрещает входить в скит женщинам, принимать от­роков, держать скот «женьска рода на послужени». В «Предании» преподоб­ного Саввы Освященного говорится, что если иноки повинны в раздоре до драки и не примирятся, их надо изгнать; если повинны в пьянстве, сварах, нанесении обид, составлении партий, пусть исправятся или удалятся. По­нятие «мое» в скиту практически отсутствовало. Одной из высших доброде­телей скитского инока было полное нестяжание. Келья тоже не являлась его собственностью. Если монах уходил из скита, то терял все права на нее. Если даже возвращался, то не мог требовать назад ту же келью. Это решалось толь­ко по воле настоятеля. Все время, кроме общих служб, скитники находились каждый в своей келье. Каждому полагалось иметь в своей келье иконостас.

Каждое воскресенье полагалось служить «всенощное скитское, молебен и обедню». Скитское всенощное бдение продолжалось всю ночь. Чтение писаний и исповедь продолжались два-три часа. Повседневно полагалось на день и на ночь отпевать по «полпсалтыря», молитв шестьсот или тысячу, поклонов триста или шестьсот; неграмотные вместо Псалтири должны были вычитывать шесть тысяч молитв, и за «полпсалтыря» — три тысячи. Афон­ские монахи каждый день прочитывали по 600 молитв «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Сверх того им полагалось от 300 до 500 поклонов. Согласно описанию И. Плешкова в «Повести о Нило-Сор-ском ските», инок Иосифо-Волоколамского монастыря должен был задень вычитать 100 молитв Богородице и 1 900 Иисусовых⁴⁰.

Из среды старцев выбирались пресвитеры, хотя во многих скитах они при­глашались со стороны. Пресвитеры (настоятели) церквей, по которым распре­делялись иноки скита, наблюдали за монастырской дисциплиной — они на­ставляли, налагали наказания. Высшее руководство скитом принадлежало собранию старцев под председательством пресвитеров, здесь судили важней­шие проступки, выбирали на различные монастырские должности, а также на

⁴⁰ Романенко Е.В. Нил Сорский и традиции русского монашества// Исторический вестник. 1999. № 3—4.

должность пресвитера. В истории скитских подвижников часто упоминается о таких собраниях, которые проходили обычно в церкви, и чаще в субботу и воскресенье, когда иноки собирались для богослужения.

На основе вышеизложенного мы можем сделать следующий вывод: со­циальная структура скита основывается на практике старчества, которая стала духовным и социальным стержнем скитской структуры. Эта практи­ка, с одной стороны, не позволила этой структуре развиваться иерархиче­ски, послужив препятствием для количественного развития скита. Но с дру­гой стороны, она не допускала распада ее социальной структуры, в какую бы негативную среду не попадала эта практика. В этом смысле скит похож на

традиционные общества, где всем но­вовведениям препятствуют обычаи и обряды, передаваемые из уст в уста и строго соблюдаемые его членами.

Если киновии, более раскрытые ми­ру по своему характеру, как правило, стоят на открытых возвышенностях с плодородной почвой, в окружении озер и рек, то скиты и лавры, как и кельи отшельников, обычно устраивались в «пустыни». Так могли называться горные ущелья, лесные дебри — главное, это были места необитаемые, пустынные, труднодоступные и малопригодные для жизни⁴¹. В таких местах располагались, к примеру, афонские скиты. Ничто, даже красота видимой природы, не должно было отвлекать подвижника от безмолвия, созерцания, изучения Божественных Писаний.

Принципы планировки древних скитов предполагали, что кельи долж­ны стоять на некотором удалении друг от друга и от храма. Этот принцип строго соблюдался, чтобы не нарушать «безмолвие» и созерцание иноков — дабы «не слышно было, как кто к Богу подвизается»⁴². Некоторые подвиж­ники древнего скита кроме основных келий имели — для еще большего уеди­нения — дальние тайные пещеры. В Нило-Сорском скиту, как сообщает «Повесть» Плешкова, кельи в лесу стояли так, чтобы из окна одной можно было увидеть только другую келью. В кельях, согласно правилу египетских скитов⁴³, жили по одному. Уединение каждого инока сохранялось неукос­нительно. Небольшой скит, построенный в конце XV в. в лесной пустыни на Белом озере, затерянный среди лесов и болот, имел богатую библиотеку. Келий скитской братии в знаменитой Оптиной пустыни в XIX в. представ­ляли собой маленькие домики, большей частью штукатуренные и выбелен­ные, разбросанные между деревьев.

Место поселения скитника было достаточно обособлено в общей струк­туре монастыря, оно устраивалось так, чтобы монах независимо от мона­стыря мог иметь все необходимое для жизни. Келья, колодец с питьевой водой, пруд для поливки огорода — этого, по мысли основателя скита, было достаточно иноку для строгой нестяжательной жизни. Постоянная молит­ва, связанная с простым рукоделием, работа на огороде для дневного про­питания «от труда рук своих» составляли весь день старца. Место поселения

' Романенко Е.В. Нил Сорский и традиции русского монашества// Исторический вестник. 1999. № 3—4. Прохоров Г.М. Повесть о Нило-Сорском ските // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегод­ник. 1976. М., 1977. С. 17. Жизнь пустынных отцов. Творение пресвитера Руфина. Свято-Троицкая Сергиева лавра. 1991. С. 92.

и образ жизни скитского инока более всего походили именно на такое «от­шельническое пребывание». Средоточием общей монастырской жизни в скиту был храм. В Нило-Сорской пустыни, как и в афонских и египетских скитах, он занимал центральное место в планировке монастыря. Братские кельи находились в лесу, окружавшем храм, на некотором расстоянии от них и от церкви размещались немногочисленные хозяйственные постройки⁴⁴.

Моленная в старообрядческом скиту матушки Афанасии, Рудный Алтай, верховья реки Уба, 1970 г.

В Серафимо-Знаменском скиту, освященном в сентябре 1912 г., жили 33 монахини. Неподалеку от скита находился хозяйственный двор, где жили послушницы. Они обеспечивали всем необходимым монахинь, главным делом которых была молитва. Вся обитель была обнесена оградой в форме квадрата, каждая из сторон которого — тридцать три сажени в память трид­цати трех лет земной жизни Спасителя. В центре был выстроен храм в честь Знамения Божией Матери и преподобного Серафима с престолом внизу в честь равноапостольной Нины. С наружной стороны храма находится двад­цать четыре уступа в честь двадцати четырех апокалиптических старцев. Храм увенчан одной главой, знаменующей Господа Иисуса Христа.

Скитской путь подвижничества многие святые отцы именовали «золо­тым», т.е. наиболее удобным для тех, кто мог избрать любую форму мона­шеской жизни: отшельничество, скит, киновию. Первый устав скитского жития появился на Руси в начале V в. Как мы уже отмечали, новатором в деле распространения на Руси скитского жития явился преподобный Нил Сорс-кий. Нилов скит — уникальное явление в истории русского монашества XV— XVII вв. В XIX—XX вв. самыми прославленными явились скиты знаменитой Оптиной пустыни, куда на поклонение святым старцам съезжалась вся ин­теллектуальная элита России.

⁴⁴ Романенко Е.В. Нил Сорский и традиции русского монашества//Исторический вестник. 1999.№3-4.

РУССКОЕ СТАРЧЕСТВО⁴⁵

Старчество — тип ученого монашества; особый институт наставников духовной жизни; согласно православной доктрине — институт преемствен­ности духовных даров и служения миру; направление монашеской жизни, в основе которого лежат советы и поучения, преподаваемые опытным духов­ным наставником-«старцем» (в женском монастыре — «старицей»); в пра­вославной монашеской традиции — окормление монахов и мирян опытным духовником, которому духовные чада полностью открывают свои поступки и помыслы. В христианстве старчество как способ духовного руководства ос­новывается на Священном Писании. Послушание и смирение Сына Божия присуще Самому Божественному Три­ единству.

Характерной фигурой в православ­ном монашестве является фигура старца. Старец — это монах, обладающий особым даром духовной проницательности и мудрости, которого другие монахи и миряне выбирают себе в руководители и духовные наставники. Старец может быть священником, а может и оставаться простым монахом, он не получает особого посвящения в старцы, но приводится к своему слу­жению прямым водительством Святого Духа. Причем к этому виду служе­ния могут быть призваны как мужчины, так и женщины: православие знает как «духовных отцов», так и «духовных матерей». Старец на практике знает, какова воля Божья в отношении каждого из людей, пришедших к нему за советом: в этом особый дар старца, его харизма. Самым ранним и прослав­ленным из монахов-старцев был сам св. Антоний. Первую половину жизни, от восемнадцати до пятидесяти пяти лет, он провел в удалении от мира и одиночестве, а затем, по-прежнему живя в пустыне, отказался от строгого затворничества и начал принимать посетителей⁴⁶.

Слово «старец», «добрый старец» («калугер» в переводных с греческого житийных текстов — от kalosgeron) означает умудренность и опытность, а не почтенный возраст. Старцем нельзя родиться, старцем нельзя захотеть стать, старец должен быть отмечен особой печатью — его коснулась благо­дать Святого Духа. Именно поэтому его еще называют духовным отцов­ством⁴⁷. В строгом смысле старчество существует только в христианстве, а в других мировых религиях можно обнаружить его аналоги, которые относятся к более широкому явлению — религиозной практике учительства.

Церковное учительство — практика проповеди духовенства в церкви. Воз­никло в XVII в. Оно проходило в форме живой проповеди — в виде назида-

Материал подготовлен при участии Е.Ю. Власова.

Епископ Калист Диоклийскии (Уэр). Православная Церковь. Библейско-богословский институт ап. Андрея. М., 2001. С. 24-48.

Наиболее полным исследованием о духовном старчестве на христианском Востоке остается: Hausherr /., Direction spirituelle en Orient autrefois // Orientalia Christiana Analecta 144. Rome, 1955. Прекрасный портрет великих русских старцев содержится в: Dunlop J.В., Staretz Amvrosy: Model for Dostoevsky's Staretz Zossima. Belmont, Mass, 1972; cp. de Beausobre I., Macarius, Staretz of Optino: Russian Letters of Direction 1834—1860. London, 1944. О жизни и писаниях русских старцев настоя­щего столетия см. Archimandrite Sofrony. The Monk of Mount Athos. Staretz Silouan: 1866-1938. London, 1973; Wisdom from Mount Athos. London, 1974.

ний, предшествовавших исповеди. Осуществлялось также и во внецерковной обстановке. Частью церковного учительства выступали учительные книги. К ним относят учительные книги «Пчелы», сборники христианско-назида-тельного характера «Златоструи», «Златоусты», «Златые Чепи», «Измарагды» и др. Учительная литература — это способ общения священнослужителей с паствой в назидательно-поучительном тоне, в целях воспитания. В то же время у учительной литературы постепенно создалась своя аудитория любителей книжного чтения и книжного учения. Это рядовые миряне — ремесленники и крестьяне, — увлекающиеся таким чтением. Элементом учительной лите­ратуры выступали проповеди. Учительная литература учила должному и предостере­гала от недостойных поступков, но учила, не отрываясь от живой практики. Так, «Измарагд» указывал на необходимость кроме внешнего обрядового еще и на внутреннее, духовное исполнение хрис­тианских добродетелей. Учительная лите­ратура — связующее звено между низовой культурой и «книжной» культурой интел­лектуалов средневекового общества⁴⁸.

Практика учительства присуща всем мировым религиям — христианству, буд­дизму, исламу, иудаизму. Имам в исламе и лама в буддизме являются учителями, авторитет которых практически непоко­лебим. Внешним аналогом русскому старцу выступают в мусульманском мире улама, в буддизме — гуру (санскр. — ду­ховный наставник, учитель), в католиче­стве — аббат (лат. abbas — отец). Выраже­ние духовный отец («pater spiritualis») мы встречаем впервые в аскетических писа­ниях общехристианских отцов, т.е. при­близительно в IV столетии.

Митрополит Сурожский Антоний выделяет в православном духовничестве три степени: 1) приходской священник, роль которого — совершать таинства Церкви; он может не быть хорошим проповедником, не давать никаких со­ветов на исповеди, ничем не проявлять себя в пастырском отношении; 2) духовник — более опытный священник, который способен показать друго­му человеку дорогу, которая ведет к Храму, это проводник до дверей Царства Божия; 3) старец — высшая ступень духовной мудрости, предполагающая, что он побывал в Царстве Божием, но был послан обратно на землю, чтобы вести нас в это Царство.

Старчество зародилось на определенном, достаточно зрелом этапе ран­нехристианского отшельничества. Уже IV в. в Египте появились первые

⁴⁸ Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1994. С. 21.

скиты и жилища тех христиан, кто, избегая городской суеты и необходимо­сти участвовать в политической жизни, спасаясь от бытовых неурядиц, жиз­ненных коллизий, искал духовного уединения. Поскольку никаких настав­лений, учебников и учителей у первых монахов не было, каждый выбирал собственный путь смирения плоти и гордыни, ошибался, заблуждался, ра­зочаровывался, возвращался к прежней жизни. Испытание жестоким само­истязанием, голодовкой, одиночеством выдерживали далеко не все отшель­ники (по-гречески анахореты), из которых в недалеком будущем сформи­руется особая культурная прослойка монашества. Первые пустынножители, взыскующие Бога, жили отдаленно друг от друга, бывало десятками лет

не видели человеческих лиц, между собой никак не общались. Анахореты, жившие вблизи Нила, сообщает глубо­кий знаток старчества профессор бого­словия Киевской духовной академии В.И. Экземплярский (1875-1933), пле­ли веревки и корзины из тростника, а свою работу изредка носили продавать в город, где покупали хлеб, семена и все немногое, необходимое для жизни. Никакой преемственности традиций и передачи жизненного опыта не было. У отшельников и аскетов Египта, Палестины и Сирии старцем именовался не священник, а опытный пожилой монах, не всегда имевший священни­ческий статус. Он жил в монастыре самостоятельно, так что даже игумен не вмешивался в его деятельность, и руководил молодыми монахами на пути к их духовному совершенствованию и нередко был избираем самими инока­ми. Старец мог принимать исповедь, поскольку он очень хорошо знал ду­ховный мир ученика, так что священнику оставалось только дать разреши­тельную молитву.

Первыми наставниками молодежи, которая уходила от городской суеты к отшельникам, выступили самые мудрые и старые пустынножители, кото­рые поняли, что надо помогать не только самому себе обрести божествен­ную истину, но и помочь другим. Количество отшельников постоянно рос­ло, встречи их становились все более частыми, а потребность вновь прибы­вающих в духовном учительстве — все более острой. Слава о наиболее выдающихся учителях распространилась по всему Египту и Ближнему Вос­току. Великому пустынножителю Арсению в буквальном смысле слова при­ходилось бегать от народа, пытаясь создать себе условия для уединения и затворничества, но ничего не выходило. Со временем наряду с выполнени­ем главного обета отшельника, послушания, появился второй обет — поучи­тельство, духовное наставничество. Вокруг прославленного наставника по­являлась целая школа последователей, селившихся рядом и образовавших нечто вроде коммуны, или монашеского общежития.

Таким образом, старчество как культурная практика, зародившаяся в Егип­те в IV в., представляло собой аналог светской школы. Распространившись по многим христианским странам, старчество приобрело все атрибуты религи­озного института, просуществовавшего на протяжении 1,5 тыс. лет. К осно­вополагающим принципам старчества относятся послушание и учительство, смирение и молитвы. В.И. Экземплярский определял сущность старчества как

полное послушание ученика своему наставнику-старцу, перед которым он ежедневно, даже ежечасно поверяет свои самые сокровенные помыслы. Ран­нехристианские подвижники, основываясь на своем опыте, утверждали, что послушание и смирение есть основа аскетической борьбы. Кроме того, сис­тема «полного послушания» выполняла важную функцию социализации. Молодые иноки, найдя себе учителя в пустыне, строили по соседству от это­го отшельника келию, а иногда селились вместе с учителем в одной из них. Старческое руководство осуществлялось в форме духовного окормления. Новоначальный инок в таком случае полностью подчинялся своему учителю, добровольно отказывался от своей воли и связывал себя обещанием полного послушания своему духовному отцу. Послушник, или духовный сын должен был испо­ведовать старцу ежедневно или даже несколько раз в день все свои помыслы, ни одного шага не делать без его ведома и смотреть на распоряжения последнего как на заповедь Самого Бога.

Внешне полное послушание чем-то напоминает тоталитарные секты, где адепты во всем подчиняют­ся своему руководителю. Однако механизм социали­зации у них разный. Во-первых, послушание в тота­литарных сектах основывается на том положении, что учитель или хозяин секты признается в качестве про­рока, мессии или представителя потустороннего сак­рального мира. Во-вторых, послушание поддержива­ется внешними факторами: угрозами, экономической зависимостью, насилием. В-третьих, в сектах нет сво­боды выбора учителя, поскольку альтернативы проро­ку или мессии не существует.

Таким образом, обобщая вышеизложенное, мы можем сказать, что старчество — это социокультурная практика, обладающая следующими чертами: ограниченное количество учеников, добровольный выбор учителя, полное послушание учеников сво­ему учителю, совместное проживание учителя с учениками, которые наи­более полно раскрылись в монастырях скитского типа.

Большой вклад в развитие старчества, которое со временем стали имено­вать «умной молитвой» или «духовным деланием», внес византийский иси-хазм (от греч. hesychia — покой, безмолвие, отрешенность) — этико-аскети-ческое учение о пути к единению человека с богом через «очищение серд­ца» слезами и самососредоточение сознания (IV—VII вв.). Византийская практика «умной молитвы», которая формировалась благодаря трудам Иоан­на Лествичника (VII в.), Симеона Нового Богослова (X—XI вв.), Григория Синаита и Григория Паламы (XIV в.), оказала глубокое влияние на русское старчество, которое зародилось в нашей стране благодаря паломничеству на Афон «заволжских старцев» (слово «заволжский» применялось по отноше­нию к обителям, расположенным за Волгой, на землях к северу от Москвы). Духовным главой отечественного старчества принято считать Нила Сорского (XV — начало XVI в.), практическим родоначальником — Паисия Величков-ского (XVIII в.), а местом наивысшего расцвета и оплотом старчества — Оп-тину пустынь (XIX в.).

Не меньшее влияние на русское старчество оказала культурная практика Афона. Афон — это православный Ватикан, сохранивший все виды мона­шества. Здесь можно обнаружить прекрасно организованные общежития, отшельничество, келиотство со старческим устроением, встретить анахоре­тов и бездомных монахов. Многие отечественные старцы проходили здесь «духовную стажировку». Так, великий русский старец Н. Сорский несколь­ко лет жил на Афоне, там же свои молодые годы провел известный старец П. Величковский.

Таким образом, в деле истории возникновения и последующего развития восточного старчества мы имеем дело с так называемым «культурным треугольником», вершинами которого выступают три наиболее яркие мона­шеские школы: Египет, Афон, Русь. Эти вершины связаны между собой миграционными каналами, по которым культурная практика старчества передавалась из одной страны в другую. Переносчиками духовных ценнос­тей выступали паломники, путешествовавшие между христианскими святы­нями. Причем, в первые века существования монашества центром миграци­онных потоков служил Египет, в последующие столетия Афон, а затем и Русь.

Поскольку старчество обнаружено и среди монашества, и вне его сре­ды, можно различать два типа старчества: внутреннее — монашеское и внешнее — мирское. Внешнее старчество — это старчество, обращенное к миру, и в этом смысле старец ничем не отличается от имама или буддий­ского ламы. Духовно-опытный старец дает советы всем желающим, всем, кто обратится к нему. Здесь старец являлся той социальной нитью, через которую идет общение скита с внешним миром. Ярким примером такого вида старчества являются старцы Оптиной пустыни. Таким образом, стар­цы выполняли образовательную и назидательную функции, т.е. функции учителя.

В отличие от внешнего старчества внутреннее старчество направлено внутрь монастыря, где оно приобретает специфические черты, отличающие его от практики учительства и сделавшие старчество практикой, присущей только православному восточному монашеству, поскольку старцев на Запа­де нет, а те, кто знает, что это такое, нередко пользуются русским словом staretz.

Отличительной чертой являлось полное послушание ученика своему старцу, отречение от своей воли. Если в учительстве каждый индивид в паре «учитель — ученик» достаточно автономен, то в старчестве группа «старец-ученик» является единым целым: нет отдельных субъектов, есть единый субъект. И в этом смысле старчество уникальная социальная практика, не име­ющая аналогов. Монахи смотрели на себя глазами старца, слышали себя его ушами.

В западном монашестве практику старчества заменяет практика учитель­ства. Причина кроется в структуре и функциях западных монашеских орде­нов, где роль учителей выполняют священники, аббаты и сами монахи, ко­торые не уделяли должного внимания духовному совершенствованию сво­их подчиненных. Для западного монаха главная цель — спасение, оно достигалось с помощью привлечения наибольшего количества адептов под знамена своей общины или ордена. Так, четыре крупных нищенствующих ордена —доминиканцы, францисканцы, августинцы и кармелиты — созда­вались исключительно как корпорации проповедников. У них было сильно

развито учительство в своей внешней форме. Каждый монах в монашеской конгрегации является своеобразным учителем, задача которого — научить окружающий мир Слову Божьему. Чаще всего монахи скитались по миру, не имея постоянного места жительства, как не было у них постоянного или пожизненного наставника, которому они могли ежедневно исповедовать свои мысли. Поэтому монашеские ордены были подвержены более сильному дроблению, чем скиты, поскольку практика старчества со своей внутренней направленностью цементировала социальную структуру скитской общины, а орден, в основе которого лежали проповедь и миссионерская деятельность, рассеивал по всему миру своих адептов, которые создавали новые ордены.

С развитием монастырей — как в западном, так и в восточном христиан­стве — поучительство направлялось не только внутрь монастырской жизни, обеспечивая передачу духовных знаний от одного поколения к другому, но и во внешнюю жизнь, за монастырские стены. Особенно ярким примером могут служить оптинские старцы, которые в XIX в. «поучали» не только местное крестьянство и приходящих в неисчислимом количестве богомоль­цев со всех концов страны, но также государей, высшее и среднее дворян­ство, выдающихся писателей, философов, ученых, включая Вл. Соловьева, Ф. Достоевского, Н. Гоголя. Выход на орбиту светской жизни чисто рели­гиозного института свидетельствует о том, что в духовном послушании муд­рому и авторитетному наставнику нуждались не только иноки, но и зрелые государственные мужи. Оптина пустынь на протяжении целого столетия (с 1821) являлась идейным и организационным стержнем православного монашества, самым крупным центром старчества. Она оказала огромное влияние на развитие русской духовной культуры. Наиболее значительную роль в насаждении старчества в Оптиной пустыни сыграл старец Леонид (Наголкин, 1788—1841), а самым знаменитым «духовным отцом нации» явился старец Амвросий Оптинский (Гренков, 1812—1891), выведенный в романе Достоевского «Братья Карамазовы» под именем старца Зосимы.

В отличие от школьного учителя старец передает молодому поколению не просто научные знания или пытается воспитать его поведение. Старец-наставник принимает покаяние, исповедует душу, а потому выполняет функ­цию духовника, которого в православии называли по-разному: «духовный отец», «покаянный отец», «исповедный отец», «душевный отец» и т.п. Он не поучает, а дает мудрые советы, способен прозревать будущие события, ис­поведует, лечит душу. Здесь формируются отношения не только учитель — ученик, но и отец — сын, духовник — исповедующийся. В отличие от мо­настыря, где отношения строятся по схеме игумен — послушник, для стар­чества характерен иной тип организации, а именно ученик — учитель. Стар­ческое движение было уничтожено большевиками.

РЕЛИГИОЗНОСТЬ:

Дата добавления: 2015-06-04