Социология религии

М. ВЕБЕР

(типы религиозных сообществ)

Нас интересует не «сущность» религии, а условия и воздействия совместной деятельности определенного типа, понимание которой возможно только исходя из субъективных переживаний, представлений, целей от­дельного человека — из «смысла» деятельности, так как внешний ее характер чрезвычайно многообразен. Религи­озные и магически мотивированные действия на ранней ступени своего разви­тия ориентированы на посюсторонний мир. Религиозные и «магические» дей­ствия или мышление не выходят из сферы повседневной целенаправленной деятельности, тем более что и цели их преимущественно экономические.

Харизма может быть природным даром, присущим объекту или лицу, обрести который невозможно никакими усилиями. Она может быть и ис­кусственно сообщена объекту или лицу какими-либо необычными средства­ми. Они уже существуют, но остаются скрытыми, пока их не «пробуждают», например, «аскезой».

Вначале дух не является ни душой, ни демоном, ни тем более Богом, а чем-то неопределенным, материальным, хотя и невидимым, безличным, но обла­дающим своего рода волей; он придает конкретному существу некую специ­фическую силу воздействия, может войти в объект или человека, а также вый­ти из него, как из ставшего негодным орудия, выйти из колдуна, харизма которого перестает действовать, в ничто или перейти в другого человека или в другой объект. Магическими свойствами харизмы обладают лишь особо квалифицированные для этого люди и тем самым вера в духов становится основой древнейшего «призвания», призвания профессионального колдуна.

Выражением или опосредствованием харизмы (является) экстаз. Под влиянием профессиональной практики колдуна с развитием мышления появляется представление о «душе» в качестве некоей сущности, отличной от предмета, так же присутствующей позади, вблизи или внутри природных объектов, как в человеческом теле присутствует нечто, покидающее его во сне, в беспамятстве, в экстазе и в смерти. Уже на первой, более простой ста­дии абстракции бытует представление о «сверхчувственных» силах, способ­ных вмешиваться в судьбы людей, подобно тому как люди вмешиваются в события внешнего им мира.

«Бог» может мыслиться как сила, ведающая ходом определенных конк­ретных событий, о которой впоследствии никто больше не вспоминает или вспоминает, когда данное событие повторяется. Как персонификация, так и деперсонификация может в каждом отдельном случае быть актом более позднего развития.

Специфическим для всего развития является не личностность, безлич­ность или сверхличность этих «сверхестественных» сил, а то, что теперь в жизни играют роль не только вещи и события, которые существуют и про-

исходят, но и помимо них и такие, которые нечто «означают», и именно потому, что означают. Тем самым колдовство превращается из прямого воз­действия силы в символику.

Если связь с умершим возможна только посредством символических дей­ствий и Бог выражает себя только в символах, то можно удовлетвориться не реальными, а символическими дарами. Все большее число вещей и со­бытий стало привлекать не только своими действительными или мнимыми свойствами, но также своей «значимостью», люди пытаются теперь получить реальные результаты посредством значимых действий. В сферу магическо­го символизма втягиваются все виды человеческой деятельности. Поэтому даже внутри рационализированных религий величайшие противоречия чи­сто догматического характера переносятся легче, чем нововведения в сим­волике, которые могут помешать магическому действию или даже вызвать гнев Бога или души предка.

Первое и основополагающее воздействие «религиозных» представлений на жизненное поведение и хозяйство осуществлялось посредством общей стереотипизации. Любое изменение обычая, который так или иначе нахо­дится под защитой сверхчувственных сил, может задеть интересы духов и бо­гов. Тем самым к присущему человеку от природы страху перед всяким нов­шеством религия присоединяет дополнительные могущественные факторы: святое — всегда специфически неизменное.

Мышление, лежащее в основе развитого символизма, названо «мифоло­гическим», и была предпринята попытка определить его своеобразие в каж­дом отдельном случае. Для нас важна лишь общая черта этого мышления, а именно, значение для него аналогии в ее наиболее действенной форме, в форме уподобления. Важно оно для нас потому, что оказало длительное воздействие не только на формы религиозного выражения, но и на юриди­ческое мышление вплоть до вынесения приговоров на основании прецеден­тов в чисто эмпирических правовых учениях и лишь постепенно вытесня­лось силлогистическим формированием понятий посредством рациональ­ного подведения под определенный закон. Источник мифологического мышления — символически рационализированная магия, полностью осно­ванная на применении этого метода.

После того как неизменность божественных образов твердо установлена, профессионально занятые этой деятельностью люди могут перейти к систе­матизации сфер таких представлений. «Боги» часто являют собой — и отнюдь нетолько при незначительной социальной дифференциации —бессистемное смешение творений, случайно возникших в культе. Как только религиозная практика и рационализация жизни вообще с их растущими типическими тре­бованиями к свершениям богов достигают определенной ступени, происхо­дит «образование пантеона богов», наделение их определенными атрибутами и разграничение их компетенций. Однако рост антропоморфизма и персони­фикации богов отнюдь не тождественен и не параллелен разграничению и прочному установлению их компетенций, скорее наоборот.

С представлением о богах в первую очередь связано следующее: частич­но идущие параллельно, частично расходящиеся процессы антропоморфи-зации.

Растущее объективное значение типичных компонентов и видов деятель­ности и субъективная рефлексия в этой области ведут к овеществленной

специализации богов. Так же, как не существует индивидуальной деятель­ности без своего особого бога, нет и совместной деятельности, которая не имела бы такого бога и не нуждалась бы в нем для того, чтобы ее существо­вание было длительно гарантировано.

Там, где существует религиозная связь домашней общины и рода, могут возникнуть лишь два типа более широких, в частности политических, сооб­ществ: 1) конфедерация родов (действительных или фиктивных) на сакраль­ной основе; 2) патримониальное господство по типу несколько ослабленного господства в домовой общине, управление крупным хозяйством (королев­ским), возвышающимся над хозяйствами «подданных».

Как правило, каждое прочное политическое объединение имеет своего особого бога, который гарантирует успех политической деятельности дан­ного союза. Чужой остается не только вне политического, но и вне религи­озного союза.

Каждая победа является победой своего, более сильного, бога над чужим, более слабым. Как правило, качества локального бога и «монолатрия», ко­торой он подчас требует от поклоняющихся ему, отнюдь не ведут к моноте­изму, а, напротив, усиливают религиозный партикуляризм, в частности на почве полиса.

Возникновение подлинных местных богов связано не только с постоянным поселением, но и с другими предпосылками, которые придают местному со­юзу политическое значение. Своего полного развития это явление достигает на почве города, который существует в качестве политического объединения с корпоративными правами независимо от двора и личности правителя.

Так же, как в зависимости от природных и социальных причин меняют­ся сами образы богов, меняются и их возможности занять первое место в пантеоне или монополизировать божественность в своем лице. Строго «мо-нотеистичны» по существу только иудаизм и ислам. В процессе различного продвижения к монотеизму мир духов и демонов нигде не был полностью уничтожен; он был только — во всяком случае теоретически — подчинен власти единого Бога (не составляла исключения и Реформация).

Бывает, что один бог придает определенный характер всей религии народа (например, Осирис в Египте), особенно, если он соответствует какой-либо ре­лигиозной потребности — в данном случае сотериологической, — но при этом не первенствует в пантеоне богов, и каждое последовательное создание панте­она в какой-то степени следует систематическим и рациональным принципам, поскольку оно всегда испытывает влияние рационализма профессионального жречества или стремления к упорядочению со стороны светских властей.

Появление в пантеоне небесных или астральных божеств обусловлено обычно систематизированным священным порядком, поддерживаемым жречеством (в Индии, Иране, Вавилоне), и рационально упорядоченными отношениями подданных в бюрократических государствах (таких, как Ки­тай и Вавилон). Тенденция к универсализации усиливается вместе с ростом значения главного бога пантеона, т.е. по мере того, как он принимает «мо­нотеистические» черты.

Препятствия повсеместно развивающемуся в той или иной форме строго­му монотеизму, которые везде, за исключением иудаизма, ислама и протес­тантизма, задерживали его проникновение в повседневную религию, вызы­вались, с одной стороны, идеальными и материальными интересами могуще-

ственных жрецов, связанных с культом отдельных богов и местами этого куль­та, с другой — заинтересованностью светских лиц в доступном магическому воздействию религиозном объекте, осязаемом, близком, допускающем связь с конкретной жизненной ситуацией или конкретным кругом людей, из кото­рого будут исключены остальные. Концепция «сверхчувственных» сил в ка­честве богов, даже в качестве надмирного Бога, отнюдь не устраняет древние магические представления (не устраняет их и христианство), однако она со­здает двойственную возможность отношения к этим силам.

Тот, кто обладает харизмой и способен применить правильные средства, сильнее бога и может заставить его подчиниться своей воле. Тогда религиозное действие превращается из «служения богу» в «принуждение бога», а обращение к богу превращается из молитвы в формулу. Оргиастические и мимические компоненты религиозного культа, прежде всего пение, танцы, драматическое действо, а также типические, неизменные формулы молитв, неизменно коре­нятся, если не целиком, то главным образом в народной религиозности.

Специфические элементы «богослужения» — молитва и жертвоприноше­ние — заимствованы из магии. В молитве граница между магической фор­мулой и просьбой стерта. В слабо дифференцированных религиях существу­ет подлинная индивидуальная молитва в виде «просьбы»; обычно молящий­ся в чисто деловой, рациональной форме перечисляет свои заслуги перед богом и высказывает надежду на воздаяние. Жертвоприношение тоже сна­чала являло собой магическое средство. Частично оно прямо служит при­нуждению богов. Жертва может быть также магическим средством, с помо­щью которого гнев бога, вызванный определенными действиями, перено­сится на другой объект. Отход от магии являет собой представление о жертвоприношении либо как о дани, например, первых плодов, чтобы бо­жество дозволило человеку пользоваться остальным, либо как о «каре», ко­торую человек сам наложил на себя, дабы избежать божьего гнева.

Сокращено по источнику: Макс Вебер. Избр. Образ общества. М., 1994. С. 78-97.

Дата добавления: 2015-06-04