ЧАСТЬ II 16 страница

— У меня нет выбора. По закону ты должна вернуться, или тебя поместят в тюремную больницу. Я не могу позволять им это сделать.

Роулингс остановился рядом с ней я с улыбкой вивисектора, препарирующего свою очередную жертву, произнес:

— Келли, обещаю тебе, что за эту проделку никто не будет наказан. Оуэн и все остальные уже вернулись к себе в комнаты. Они спокойно спят в своих кроватях.

Она повернула к нему лицо, залитое слезами;

— А Леонард?

Роулингс растянул рот в еще более отвратительной улыбке:

— А зачем тебе беспокоиться о Леонарде? — с плохо скрываемым злорадством произнес он. Она упрямо мотнула головой:

— Я никуда не пойду с вами, до тех пор, пока вы не скажете, что с ним все в порядке и что ему ничего за это не будет.

Разумеется, Роулингсу ничего не стоило дать любую клятву. Все равно, вряд ли кто-нибудь удосужится проверить, выполнял ли он свое обещание. Поэтому, не стирая с лица своей улыбки палача, он тем же ровным голосом произнес:

— Обещаю тебе, что с ним ничего не случится.

С этими словами он дал знак рукой стоявшему рядом с ним, словно служебная собака, санитару с уродливым лицом. СиСи выпустил Келли из своих объятий и стоял рядом с ней, любовно поглаживая, по волосам. Хотя он и ощущал свое полное бессилие в этой ситуации, однако из простой гордости не мог позволить, чтобы с его дочерью обращались плохо. Поэтому, когда санитар попытался ухватить ее за руку, СиСи решительно оттолкнул его и воскликнул:

— Не трогайте ее!

Санитар, недовольно хмыкнув, отошел в сторону и, заложив руки за спину, застыл, как каменное изваяние,

СиСи повернулся к Роулингсу:

Ведь ей уже лучше, не так ли? Келли стояла, заломив руки, и со страхом смотрела то на отца, то на доктора Роулингса, который, приподняв уголки губ в иезуитской улыбке, елейным голосом произнес:

— Да, я заметил значительное улучшение ее состояния. Особый прогресс заметен в последнее время.

СиСи подошел к нему и суровым голосом спросил.

— Я надеюсь, мне позволят с нею видеться? Надеюсь, вы понимаете, что в моей просьбе нет ничего противозаконного?

Продолжая улыбаться, Роулингс ответил:

— Надеюсь, что мы скоро снимем ограничения на ее посещения в клинике. Однако до этих пор — увы, я ничем не могу помочь вам, — он развел руками.

СиСи, тяжело дыша от волнения, повернулся к дочери:

— Вот видишь, Келли, скоро все будет в порядке.

— А пока, — вмешался в их разговор доктор Роулингс — пожелай своему отцу спокойной ночи!

Келли поняла, что сегодня ее участь решена — ей придется вернуться в клинику, как бы она ни желала обратного. Отец ни чем не смог помочь ей, он даже не смог добиться разрешения на право посещать ее в больнице. Глаза ее потухли, утолки губ опустились и она безнадежным голосом сказала:

— Отец, они никогда не выпустят меня оттуда. Я останусь там навсегда и никогда не выйду на свободу.

СиСи поморщился и попытался обнять дочь:

— Успокойся, Келли! Конечно же ты выйдешь, так обязательно будет, я тебя уверяю. Только ты должна хорошо вести себя. Я вытащу тебя, когда настанет время!

Она плакала без слез:

— Они меня никогда не выпустят...

Роулингс шагнул ей на встречу и сладко пропел:

— Нет-нет, Келли! Перестань, ты же понимаешь...

СиСи резко обернулся:

— Не надо... — сказал он. — Доктор Роулингс, позвольте мне разобраться с моей дочерью самому. Уверяю вас, это не займет много времени.

Он снова повернулся к Келли, которая, прикрыв глаза руками, беззвучно плакала.

— Успокойся, милая, успокойся! Я ведь твой отец, я не забуду о тебе.

Она всхлипнула и еле слышно проговорила;

— Это правда?

— Да-да, конечно, — успокаивающе говорил он. — Я обещаю тебе. Пойдем, дорогая.

Обняв дочь за плечи, СиСи повел ее к выходу из дома:

— Обещаю, что каждую секунду буду думать о тебе.

Она никак не могла успокоиться и, всхлипывая, повторяла:

— Папа, но я люблю тебя, люблю...

— Не плачь, моя дорогая, — говорил СиСи. — Мы с мамой тоже очень любим тебя и никогда не забываем. Помни об этом.

— Ты придешь ко мне? — утирая слезы, спросила Келли.

— Конечно, конечно! Ты для меня — все, ты же знаешь об этом, ты — моя жизнь.

Он остановился у дверей и, взяв ее лицо обеими руками, пристально посмотрел ей в глаза, а затем поцеловал в щеку.

— Я всегда помню о тебе, Келли. Ну что, ты уже успокоилась, с тобой все в порядке?

Келли немного пришла в себя. На несколько мгновений она как будто забыла о том, что находится в окружения полицейского инспектора, доктора Роулингса я санитара из его клиники. Преданно глядя в глаза отцу, она повторяла:

— Но ты не забудешь, не забудешь навестить меня? Папа, я очень надеюсь на то, что ты придешь ко мне.

— Нет-нет, — проникновенным голосом говорил он, — я все помню. Помни и ты о том, что я сказал тебе.

Он открыл дверь и, взяв ее за руку, вывел ее на порог. Она покорно зашагала к машине скорой помощи, стоявшей во дворе дома. Следом за ней быстро вышли Уитни, Роулингс и санитар. СиСи остался стоять в дверях, провожая ее полным жалости и сочувствия взглядом. Ему было бесконечно жаль, что так получилось, однако он не чувствовал в себе сил предпринять что-либо, чтобы помочь дочери. Сейчас он по рукам я ногам был скован решением суда, которое обязывало его дочь находиться в больнице до тех пор, пока не будет достигнута та степень восстановления ее здоровья, которая позволит поставить вопрос о возвращения Келли Домой.

Судья Корви, которая вела ее дело, была намерена строго придерживаться буквы закона, а он предписывал в подобных случаях держать подозреваемого в убийстве, который страдает расстройством психики либо временной потерей памяти, в психиатрической клинике до тех пор, пока для этого будут основания, таковыми же считались лишь показания лечащего врача, а им, в данном случае, был доктор Роулингс. Короче говоря, судьба Келли Кэпвелл целиком и полностью зависела от Роулингса. Сейчас она была в его руках.

Сантана по-прежнему сидела на диване в гостиной дома окружного прокурора Кейта Тиммонса. Она держала в руках чашку кофе. Тиммонс продолжал разглагольствовать с бокалом густого красноватого хереса в руке о перипетиях любви и семейной жизни, хотя он был таким же специалистом в этой области, как Сантана знатоком политической ситуации в штате и городе.

— Иногда я слышал такое мнение: что брак — это как осажденная крепость, те, кто внутри, хотели бы из нее выбраться, а те, кто снаружи, хотели бы ворваться в нее.

Сантана с недоверием взглянула на него:

— Ты решил поупражняться в красноречии, Кейт? А знаешь ли ты, что значит быть одиноким?

В ее голосе была такая горечь и такое разочарование, что даже Тиммонс, с его холодным, расчетливым умом и корыстными интересами даже в отношениях с женщинами, почувствовал это. Она продолжала:

— Разве тебе не понятно, почему редко встречаются люди, желающие навсегда остаться холостяками? Или ты относишь себя к категории именно таких мужчин?

Тиммонс постарался уйти от прямого ответа:

— Ну, конечно, — протянул он. — Бывают браки более удачные, чем твой, но, Сантана, пойми, есть и куда менее удачные образцы семейной жизни, где каждая сторона только и ждет возможности уложить в гроб своего партнера, и тогда тот, кто выжил, стремится поскорее прибрать к рукам наследство.

Сантана нервно усмехнулась:

— Да, такие крупные удачи редко кому выпадают на долю. Обычно, если случается такое, то об этом говорят все вокруг.

Тиммонс отпил еще немного вина и, пожав плечами, произнес:

— Ничто не бывает полностью таким, каким могло бы быть. Почему никогда не находить того, о чем мог бы сказать: вот оно! Потому, что этого но существует.

Последние слова он продекламировал, как цитату их какого-то романа. Даже Сантане, с ее нервным возбуждением и отрешенностью, это стало ясно.

— Кейт! По-моему, ты говоришь чужими словами! — поморщилась она.

Тиммонс поднял уголки губ и изобразил на лице улыбку:

— Как ты догадалась?

— А что, я права?

— Да, это цитата из Вирджиния Вульф.

Сантана в свою очередь несмело улыбнулась:

— Ты читаешь романы? Точнее говоря, ты читаешь женские романы?

На этот раз Тиммонс усмехнулся уже более искренно:

— Вообще-то, эту цитату я запомнил еще со студенческих лет, когда в университете мы проходили курс английской литературы. Но я действительно иногда почитываю подобную литературу на сон грядущий, чтобы хорошо и крепко заснуть.

— Это довольно любопытно, — с некоторым валетом растерянности сказала Сантана. — Как видно, я довольно многого о тебе не знаю. Вернее, я больше не знаю о тебе, чем знаю.

Тиммонс развел руками:

— Ну, даже самому себя узнать трудно! Что ух говорить о других. Сантана, в одном могу уверить тебя наверняка — ты знаешь меня значительно лучше, чем кто-либо из окружающих.

Сантана вызывающе откинулась на спинку дивана.

— Конечно, Кейт, мне довольно лестно услышать это из твоих уст, однако, не скрою, мае хотелось бы знать о тебе значительно больше. Но думаю, что это едва ли возможно. Ты слишком точно отмеряешь дозы информации, касающейся тебя самого.

Тиммонс не скрывал своего неудовольствия:

— Сантана, мне не хотелось бы сейчас разговаривать на эту тему.

Однако Сантану уже трудно было остановить, она завелась и, как обычно бывает в таком состоянии, бросала свои слова, словно обвинения в адрес собеседника:

— Кейт, а почему ты никогда не хочешь разговаривать о себе? Ты всегда говоришь только обо мне. Я понимаю, ты действуешь по принципу — чем больше говорить женщине о ней самой, тем быстрее она покорится тебе. Но меня, к твоему глубокому сожалению, интересует не только твоя лесть, но и правда, и правда, касающаяся не только меня, но и тебя.

Тиммонс решил пойти на попятную:

— Сантана, но ведь ты знаешь обо мне многое из того, чего не знают другие. Я, конечно, могу целыми вечерами сидеть и рассказывать тебе о своем детстве, но, по-моему, ты и так достаточно обо мне знаешь. Слава Богу, мы все-таки учились в одной школе.

Сантана гордо вскинула голову:

— Да, это я заметила! И еще я заметила, Кейт, одну не слишком приятную для себя вещь.

— Какую?

— Страсть не в твоем характере, Кейт! Ты не можешь быть безумным любовником, ты делаешь все слишком трезво и расчетливо, как будто отмеряешь по миллиграмму дозы любви, которые ты отдаешь другим.

Тиммонсу тоже передалось нервное настроение Сантаны, он поднялся с дивана и, не скрывая расстроенных чувств, убрал бутылку с хересом а бокал назад в бар.

— Сантана, ты несправедлива! — удрученно качая головой, сказал он. — Мне кажется, что ты сегодня вечером просто слишком возбуждена. Не знаю, может быть ты плохо себя чувствуешь? Но, уверяю тебя, ты бываешь и более спокойна. Не стоит так близко принимать к сердцу все, что непосредственно не касается тебя.

Она вдруг схватила сумочку, лежавшую рядом с ней на диване, и вскочила:

— Я пойду!

Она направилась к двери, но Тиммонс успел преградить ей путь:

— Куда ты?

Она старалась не смотреть ему в глаза:

— Я... Я должна идти... Мне нужно ехать.

Сантана расстегнула сумочку и, порывшись в ней,

вытащила ключи от машины. Тиммонс взял ее руку:

— Сантана, останься! Прошу тебя. Ну, куда ты поедешь в таком состоянии? Тебе опасно садиться за руль. Подумай сама, как ты будешь вести машину? У тебя ведь руки дрожат. Тебе нужно немного посидеть я успокоиться, придти в себя. Сейчас не стоит ехать.

Она упрямо пыталась пройти к двери:

— Я не могу, не могу, — повторяла Сантана. Тиммонс развел руками:

— Ну, почему? Что тебе мешает? У тебя, что, есть какие-то срочные дела, тебя ждет дома семья, ребенок? Ведь Брэндон в летнем лагере. Почему ты должна торопиться куда-то? Насколько мне известно, твой муж сегодня на дежурстве, да и вообще, ты свободная женщина, которая не обязана никому давать отчет в своих действиях.

Она наконец вскинула на него взгляд своих наполненных слезами глаз:

— Я знаю, почему ты просишь меня остаться, Кейт! Несмотря на то, что ты прикрываешь все это огромным занавесом из слов, я все прекрасно понимаю!

Тиммонс вызывающе спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Иногда ты просишь меня остаться просто потому, что тебе этого хочется.

— Ну и что, — пожал он плечами. — Так оно и есть. Я действительно этого хочу. Почему ты подозреваешь меня в чем-то ином?

Она криво улыбнулась:

— Может быть, так оно и есть. Однако, иногда ты делаешь только для того, чтобы досадить Крузу, увести меня от своего старого соперника.

Тиммонс нервно расхохотался:

— Да какой он мне соперник?! Сантана, о чем ты говоришь? Мы не можем с ним соревноваться просто потому, что находимся в разных весовых категориях. Неужели ты не понимаешь этого.

Она хмуро покачала головой и отвернулась:

— Да, вы еще в школе ничего не могли поделить, грызлись вечно, как кошка с собакой. Думаю, что ты хорошо помнишь это, Кейт.

Он в изнеможении приложил руку ко лбу:

— Школа?! — воскликнул Тиммонс. — Чертова школа! Это было слишком давно. Если кто-то и хочет соперничать до сих пор, так это твой муж. Но полагаю, на это есть причины. Сравни, чего за свою жизнь добился он, и чего я. Ты же понимаешь, в чем разница между окружным прокурором и полицейским. Мы оба служим закону, на этом все сходство и заканчивается. Мне незачем пачкать руки.

— Но Круз... — попыталась возразить Сантана. Однако Тиммонс не слушал ее:

— Он вряд ли сможет сохранить свои руки чистыми! — распаляясь, заявил окружной прокурор.

— Круз очень хороший! — повторила Сантана. Тиммонс вдруг умолк и разочарованно покачал головой:

— Возможно, Круз и хороший человек, однако ты заслуживаешь большего.

Он снова подошел к ней и положил руку на плечо Сантане. Это подействовало на нее возбуждающе. Дыхание ее участилось, на щеках проступил румянец.

Сантана дрожащими руками стала теребить пуговицу на блузке. Тиммонс, увидев какой эффект произвели его слова, продолжал:

— Ты не просто заслуживаешь гораздо большего, ты заслуживаешь всего, него пожелаешь. Любое твое желание должно исполняться. Ты — не просто женщина, ты — богиня!

Он провел рукой от плеча до шеи Сантаны. Она дышала так тяжело, словно наглоталась живого адреналина. Неизвестно, чем бы кончился этот эпизод, если бы не раздался звонок в дверь. Тиммонс в изнеможении простонал:

— О, черт...

Сантана забеспокоилась:

— Ты кого-нибудь ждешь?

Тиммонс затряс головой:

— Нет-нет, уже слишком поздно, чтобы я кого-нибудь ждал. Да и вообще, у меня сегодня был тяжелый день, а тут еще эти посетители... Едва слышно выругавшись, он направился к двери. Сантана осталась стоять в дальнем углу гостиной, пытаясь хоть как-то утихомирить дрожащие от возбуждения руки.

Когда Тиммонс распахнул дверь, из уст его вырвался непроизвольный крик:

— О!

Перед ним стоял Круз Кастильо. Ко всем неприятностям, которые произошли за этот день, прибавляется еще и эта — поздним вечером к нему домой приходит муж его любовницы, он же — его злейший враг.

Оглянувшись, Тиммонс едва не выдал себя. Но Круза он все еще не впускал в дом, поэтому тот не видел, что Сантана находится здесь.

Кастильо еще не успел сказать ни единого слова, как Тиммонс выразил свое явное неудовольствие;

— Послушай! Нельзя ли отложить это все на завтра? — скривившись, сказал он.

Кастильо спокойно смотрел на него, сверяя пронзительным взглядом

— Нет, — сказал он. — Сейчас именно то время, которое требуется. Мы не можем откладывать это до утра.

Тиммонс по-прежнему не приглашал его в дом. Он стоял на пороге, закрывая собой Крузу обзор.

— Ну, чего тебе надо, Кастильо? — грубо спросил окружной прокурор. — Раз уж ты стоишь здесь, выкладывай!

— Меня посетила одна забавная идея, — вздохнув, сказал Круз.

Тиммонс натянуто рассмеялся:

— Из-за того, что тебя посетила какая-то забавная идея, ты решил нарушить мой вечерний отдых? Не забывай, что я все-таки окружной прокурор, и обращаться ко мне по пустякам — дело безнадежное. Тебе повезло, что я сейчас нахожусь в хорошем настроении, иначе я бы просто захлопнул дверь перед твоим носом, отправив тебя отдыхать вместе с твоими забавными идеями.

Круз выслушал этот монолог, слегка нахмурившись:

— Все-таки, с твоего позволения, я продолжу Моя идея состоит в том, что, по-моему, наш уважаемый окружной прокурор замешан в чем-то противозаконном, причем, замешан по уши.

Тиммонс внутренне напрягся, но постарался ничем не выдать своего состояния. Криво усмехнувшись, он спросил:

— Вот как! С чего это ты взял?

Кастильо внимательно следил за ним. Увидев, как забегали глазки Тиммонса, он понял, что его подозрения были не беспочвенными. Тиммонс наверняка что-то знает, и спокойствие его выглядит слишком искусственным. Не сводя взгляда с окружного прокурора, Круз продолжил:

— Тебе ни о чем не говорит такое название — Рэдблафф-Роуд?

Тиммонс, не снимая с лица улыбки, сказал:

— Если ты собираешься предъявлять мне какие-то обвинения, то я думаю, ты выбрал не того человека, не в то время и не в том месте. Так что, чем быстрее ты прекратишь это, тем лучше будет для тебя самого. Ты же полицейский инспектор и должен знать, чем заканчиваются голословные обвинения в чей-либо адрес.

Круз возмущенно вскинул голову:

— Это не голословные утверждения! У меня есть факты!

Тиммонс снисходительно улыбнулся:

— Какие факты? Ты кого-нибудь уже арестовал? У тебя есть свидетели, показания? Ты вот назвал какую-то улицу. Что это такое? Задержал кого-нибудь там?

Круз слегка поморщился:

— По этому адресу находится гараж, который, по-видимому, служит перевалочным пунктом для незаконной переброски рабочих из-за мексиканской границы.

Окружной прокурор с деланным равнодушием пожал плечами:

— Ну и что? Ты можешь сказать мне что-нибудь по существу?

Кастильо чувствовал, что закипает от ярости, однако ему приходилось сдерживаться. Пока у него нет конкретных доказательств, он действительно не имеет права обвинять окружного прокурора в чем-то противозаконном. Но ему казалось, что этот разговор должен был бы идти по другому руслу. Возможно, Круз недооценил Тиммонса. Он ожидал от окружного прокурора всего, чего угодно, но не такого хладнокровия.

— Хорошо, — вскинув голову, сказал Круз, — я приведу тебе один конкретный факт. В этом гараже имеется телефон.

— Вот как! — насмешливо протянул Тиммонс. — Это невероятно весомая улика для любого судебного разбирательства. Ты мгновенно сможешь доказать виновность любого подсудимого, рассказав о том, что у него есть телефон!

Круз был вынужден молча проглотить это издевательство. Сейчас, к сожалению, не он чувствовал себя хозяином положения, хотя в его планы входило обратное. Окружной прокурор быстро перехватил инициативу и с легкостью опровергал любое утверждение Кастильо. Едва слышно скрипнув зубами, Круз произнес:

— Я хотел бы, чтобы ты спокойно выслушал меня до конца.

Тиммонс кивнул:

— Ладно, валяй.

— Так вот, — дрожащим от возбуждения голосом продолжил Круз, — в этом гараже есть телефон. За последние два дня с этого телефона было зафиксировано десять звонков по хорошо известному тебе телефонному номеру.

Тиммонс непонимающе пожал плечами:

— Что значит «известному мне»? Это что, какой-то необычный номер?

Круз опустил голову и глянул на Тиммонса исподлобья:

— Это номер телефона твоей квартиры! — негромко сказал он.

Тиммонс расслышал в его голосе глухую угрозу. Однако он улыбнулся и весело продолжил:

— А, так, значит, на основании этого ты подумал, что я запутался в этом деле! Я правильно тебя понял?

Круз невольно выпрямился:

— А что же, господин окружной прокурор, по-вашему я должен думать? Что вы не имеете к этому ни малейшего отношения, а звонки в вашу квартиру делают лишь для отвода глаз?

Тиммонс брезгливо поморщился:

— К вашему сведению, господин полицейский инспектор, я проводил мое частное расследование.

Брови Круза удивленно поползли вверх:

— Какое частное расследование?

На этот раз Тиммонс уже по-настоящему расхохотался:

— Кастильо, вы меня радуете! Даже не зная, что происходит вокруг, вы суете нос в чужие дела.

Затем его тон переменился. Теперь он как будто сам обвинял:

— Мы бы накрыли эту шайку, если бы вы не сунулись туда и не испортили все!

Кастильо сверкнул глазами:

— И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? — вызывающе спросил он. — Чем ты можешь подтвердить своя слова? У тебя есть доказательства?

Тиммонс снова рассмеялся:

— Доказательства, моя дорогой полицейский инспектор, должны искать вы! Я — окружной прокурор, я не собираюсь тут дальше выслушивать ваши оскорбления! Но если вы так страстно желаете знать, слушайте: у меня там был свой человек. Почему вы не позвонили мне? Почему не задержали облаву?

Кастильо едва не задохнулся от возмущения:

— Почему ты мне об этом не сообщил?! — он не заметил, как в пылу разговора перешел на ты.

Но Тиммонс не заметил или сделал вид, что не заметил итого. Ему было достаточно того, что Кастильо почувствовал себя посрамленным.

— Я не обязан информировать полицию о каждом своем шаге! — мстительно сказал Тиммонс. — Я — глава самостоятельного ведомства, окружной прокуратуры. И имею право проводить собственные расследования где и когда захочу. И совсем не обязательно мне сообщать об этом каждому, отдельно взятому, полицейскому инспектору.

Круз проглотил и это оскорбительное высказывание. Он терялся все больше и больше:

— Но наш отдел непосредственно занимается этим делом, и ты хотя бы из уважения мог бы проинформировать нас.

Тиммонс, чувствуя, что перевес на его стороне, уверенно и даже с некоторым торжеством в голосе воскликнул:

— В вашем отделе происходит утечка информации!

На этот раз Круз не мог стерпеть подобного оскорбления:

— Тиммонс, — угрюмо сказал он, — это самая большая профессиональная и человеческая ошибка, которую ты когда-либо совершал. Мы с Полом Уитни вынуждены были ехать туда потому, что получили сообщение от Иден Кэпвелл. Очевидно, она что-то узнала о вашей, так называемой, операции и решила провести собственное расследование. Но когда мы прибыли туда, ее там не было. Мы не смогли ее там найти, она исчезла, и нам до сих пор не известно ее местонахождение. У меня такое ощущение, что она попала в какой-то переплет. Если с ней что-то произойдет, то за это будешь отвечать ты, Тиммонс! Лично ты!

Сообщение об Иден сильно обеспокоило окружного прокурора, но он постарался не подать виду:

— Успокойся, Кастильо! — миролюбиво сказал он.

Однако Круз уже распалился и стал размахивать руками:

— Если с ней что-нибудь случится, то ты пожалеешь, что появился на свет! Я тебе устрою такую веселую жизнь, что ты пожалеешь и о том, что встретил меня!

Чтобы остановить его, Тиммонс вынужден был заорать во всю глотку:

— Успокойся!

Кастильо умолк. Окружной прокурор, понимая, что дело принимает слишком серьезный оборот, решал пойти на попятную. Он отошел я сторону, широко распахнул дверь и пригласил Круза к себе:

— Заходи.

Круз некоторое время испытывал колебания — заходить или не заходить — но в конце концов шагнул через порог.

То, что он увидел я гостиной квартиры Тиммонса, привело его я неописуемое изумление, перед ним, испуганно теребя пуговицу на блузке, стояла Сантана, его жена. Круз остановился посреди комнаты, как вкопанный. Тиммонс, удовлетворенно отметив верность своего психологически точно рассчитанного кода, с мстительным наслаждением произнес:

— А теперь, полицейский инспектор, планируйте ваш следующий ход!

Круз почувствовал, как его кулаки сжимаются сами собой, кровь закипает у него в жилах, я сердце начинает ходуном ходить в груди. Он мог ожидать всего, чего угодно, но только не этого. Сантана — в квартире окружного прокурора, его злейшего врага... Это просто невероятно! Этого не может быть! Он все еще не мог поверять своим глазам, однако перед ним на самом деле была Сантана, а не какая-нибудь другая женщина. Кто знает, может быть, Круз предпочел бы увидеть на ее месте Иден Кэпвелл — все-таки она была свободной женщиной и имела хотя бы формальное право находиться здесь. В отношении же Сантаны никаких оправдательных аргументов он найти не мог. По его мнению, она была безусловно виновна.

Пока Джулия Уэйнрайт в ночной темноте бродила по участку вокруг дома Кэпвеллов, Келли увезли. В сопровождении санитара и доктора Роулингса она села в машину скорой помощи, и автомобиль умчался. Полицейская машина уехала в другую сторону. Джулия вернулась в дом Кэпвеллов.

В гостиной было пусто. Джулии пришлось крикнуть:

— СиСи!

Он вышел из своей комнаты и, пройдя по коридору, остановился в углу гостиной.

— Как Келли? — спросила Джулия.

СиСи был мрачен. Услышав вопрос, он опустил глаза:

— Ее увезли в больницу.

Джулия поняла, что сейчас не стоит расспрашивать СиСи о том, что произошло с его дочерью. Поэтому она с не меньшим смущением стала вертеть в руках свою сумочку:

— Я... Я проверила домик для гостей и посмотрела там, в саду. Мейсона там нет. И еще, я воспользовалась телефоном, который стоит у вас в домике для гостей, и обзвонила всех, кого могла, и кто сейчас находится дома.

— И что? — спросил СиСи.

— Никто не видел ни Мейсона, ни Марка. Особенно меня беспокоит судьба Марка.

— Почему?

— Его никто не видел в городе уже часа три!

СиСи недоуменно пожал плечами:

— Но, может быть, он уехал куда-нибудь или находится у себя в номере?

Джулия уверенно возразила:

— Нет, в номере телефон не отвечает, я звонила туда. Но в последний раз его действительно видели в отеле «Кэпвелл».

СиСи стал беспокойно расхаживать по гостиной.

— Как давно это было?

Джулия пожала плечами:

— Метрдотель говорит, что встретился с Марком в дверях ресторана часа два назад.

СиСи развел руками:

— Ну, я думаю, что он должеи где-то быть сейчас. Может быть, мы просто не можем его найти.

Но Джулия горячо воскликнула:

— СиСи! Разве ты не слышал, что сказал Мейсон? Он признался, что убил Марка Маккормика!

СиСи отрицательно покачал головой:

— Не думаю, чтобы Мейсон мог кого-то убить, — с сомнением произнес он. — Мейсон не такой человек. Думаю, что все это были лишь слова.

Джулия мрачно усмехнулась:

— Да? Ты так думаешь?

— Но ведь тебя или меня он не убил!

Джулия по-прежнему не желала соглашаться с Кэпвеллом-старшим:

— Что касается тебя или меня — это одно дело. Но ведь он ненавидел Марка! Прибавь к этому еще то, что ему пришлось перенести из-за Мэри. Эти две вещи могут довести его до чего угодно.

Ченнинг-старший все еще не хотел прислушиваться к ее словам:

— Я так не думаю, — прохладно ответил он. Джулия стала возбужденно размахивать руками:

— Я его видела! Это правда! Он просто обезумел, неизвестно, до чего он может дойти! И потом, ты ведь видел у него в руке пистолет?

СиСи опустил глаза и сквозь зубы процедил:

— Да, видел...

— Ну так вот, сам знаешь, что это может означать. Марка нигде нет, Мейсона тоже нет, в руке у вето пистолет! Что он еще может сотворить — неизвестно.

СиСи понял, чего добивается Джулия, однако он чувствовал себя не в праве поступать так, как ей хочется. Он вспомнил свой разговор с Мейсоном и на мгновение задумался. Джулия решила, что он по-прежнему не хочет уступать ее нажиму. Тогда она перешла в лобовую атаку:

— СиСи, должен позвонить в полицию! Пусть они разыщут Мейсона, может быть, им удастся обнаружить и Марка Маккормика.

СиСи поморщился так, будто ему пришлось надкусить свежий лимон:

— Я не могу звонить в полицию, — отрывисто ответил он.

— Но почему?

СиСи смерил Джулию высокомерным взглядом.

— Потому, что он мой сын!

Она пожала плечами:

— Ну и что в этом такого? Может быть, это даже и лучше, если вы позвоните и попросите разыскать его

Но СиСи пока не мог принять решение.

Дата добавления: 2015-06-04