Москва, 2002 40 страница

Теперь, вернувшись в Гималаи, я лично ознакомился, к моему сожалению, с целым рядом неприемлемых, грубых необоснованных обвинений, которые не соответствуют действительности. Г-н Хорш сделал эти заявления в некоторых официальных Журналах Заседаний, а также в нескольких письмах, и он считает, что эти заявления выражают не только его мнение, но также мнение г-жи Н.Хорш и мисс Эстер Дж.Лихтман.

Давайте теперь суммируем эти неприемлемые заявления, не отвечающие реальным фактам и противоречащие всему тому, что трое упомянутых людей столь щедро выражали в течение тринадцати лет. Более нелогичного противоречия даже нельзя себе представить, тем более что в период с апреля 1934 г. по настоящее время ни с моей стороны, ни со стороны г-жи Е.Рерих никакого изменения политики не было. Напротив, г-жа Е.Рерих дала очень важным деятелям рекомендательные письма, говоря о трех перечисленных выше Попечителях в самых возвышенных тонах, чем они не преминули воспользоваться.

Возникает вопрос: когда же г-н Хорш был искренним, в течение 13 лет или сейчас?

Теперь позвольте мне процитировать неожиданные обвинения г-на Хорша в его письме г-же Рерих, датированном 30 июля: «Исключительно под Вашим водительством и руководством провалились следующие предприятия: корпорация «Панкосмос», корпорации «Белуха» и «Ур», «Алатас», «Новый Синдикат» и Международное информационное агентство; «Рерих Мьюзиум Пресс» сократилась почти до смешного, также резко упал доход Мастер-Института, а его престиж скатился до уровня посредственности. Стоимость здания сильно возросла из-за помпезных запросов и постоянного вмешательства сотрудников с непрактичным мышлением и абсурдными идеями. Наконец, здание попало под судебный арест, благодаря экстравагантным запросам Профессора Рериха и тех сотрудников, которые требовали расширения деятельности на деньги Бондхолдеров. Этого требовали, несмотря на мои постоянные предупреждения и протесты. Я считаю преступлением, что деньги, с трудом заработанные несчастными Бондхолдерами, непомерно растрачивались и шли на расширение деятельности, на что у нас не было морального права. Я помню, что Вы, Профессор Рерих и некоторые сотрудники считали меня «врагом культуры», потому что я хотел защитить права Бондхолдеров и следить за тем, чтобы учреждения существовали в пределах своего бюджета и расширялись оправданно. Во всех этих возглавляемых Вами предприятиях в Ваше распоряжение поступали большие суммы». Так же несправедливо и необоснованно в своем следующем письме, датированном 27 сентября 1935 года и адресованном мне и г-же Рерих, г-н Л.Л.Хорш заявляет: «В соответствии с моими недавними письмами и записями в Журналах Заседаний, хочу заявить Вам на будущее, что Ваши методы не есть мои методы и наши отношения подошли к концу. Мы более не признаем Вашего руководства, и примирение между нами невозможно... Отныне мы будем вести работу по пути высших принципов и этики, согласно высшим идеалам. Если вы попытаетесь подстрекать против нас Ваших любимых сотрудников, г-на и г-жу Лихтман, мисс Франсис Р.Грант или г-жу Шафран, то хотим Вам напомнить, что больше не потерпим подрывной деятельности, поскольку эти сотрудники, которых Вы настраивали против нас, сделали невыносимой нашу жизнь за последние тринадцать лет» – помимо прочего, г-н Хорш, похоже, совершенно забыл, что он, г-н Хорш, и мисс Э. Дж. Лихтман поступили в уже существовавшее и работавшее учреждение, основанное мной, г-жою Рерих, г-ном и г-жою М.Лихтман. Здесь я, конечно, только цитирую, но полные копии этих писем будут приложены к записям. Давайте также не забудем, что с 1922 года, когда г-н Хорш поступил в упомянутое учреждение, он заявил, что полностью берет на себя финансовую сторону деятельности Учреждений, которая и была затем ему вверена; также мои частные средства (по доверенности) были отданы в полное распоряжение г-на Хорша ввиду моего отсутствия.

Теперь давайте по порядку рассмотрим приведенные выше обвинения. Несмотря на то, что почти все время мы находились в дальней экспедиции, мы тем не менее видим, что много организаций, подобных вышеперечисленным, успешно существуют, даже несмотря на всемирный кризис. Даже российская издательская компания «Алатас», невзирая на крайне неблагоприятные условия, все еще существует и, судя по письмам г-на Гребенщикова, имеет планы на развитие. Со времени моей рекомендации учредить всемирное информационное бюро, было основано много подобных агентств. Но, разумеется, у них был больший начальный капитал, больше времени, а персонал – многочисленней. Обвинения против Мастер-Института могли выдвигаться только теми, кто не знает, что с 1929 года в Америке разразился невиданный в истории кризис. До этого времени Мастер-Институт, под тем же самым руководством, имел годовой доход 30 000$ в год. Также и стоимость здания никогда не могла быть увеличена под моим давлением, поскольку, когда мы вернулись с Тибета, все проекты, планы, контракты, облигации и само здание уже не подлежали изменениям, а финансирование было уже завершено. Я хотел бы напомнить, что мы всегда рассчитывали на здание в 24 этажа, а не в 29. Никто не осмелится утверждать, что я когда-нибудь требовал какой-либо роскоши, что прямо противоречит моей натуре, поскольку роскошь – это антипод красоты и культуры. Здание не могло попасть под арест из-за каких-то моих воображаемых требований, и, более того, причина этого ареста была достаточно ясно изложена в официальных бумагах. Я надеюсь, что г-н Хорш не обвиняет меня также в том, что я был причиной краха «Bond & Mortgage Co» и во всемирном кризисе. Еще в 1931 году, до всяких арестов здания, я волновался и предлагал создать из Бондхолдеров специальный Комитет с целью установления тесного и дружеского сотрудничества. Также впоследствии я непрерывно настаивал, что Бондхолдеры в любом случае не должны страдать от каких-либо убытков. Разумеется, обесценивание вследствие кризиса всех американских ценных бумаг привнесло в наш проект особые непредвиденные трудности. Кроме предложенного мною Комитета Бондхолдеров, я постоянно настаивал на организации целой серии Фондовых комитетов по различным областям нашей программы, чтобы пробудить интерес широкой публики и оповестить общественность о нашей культурной деятельности. Ожидалось, что эти комитеты, непрерывно увеличивая число своих членов и обновляя их состав, принесут пользу в обретении новых сотрудников, фондов и возможностей. Приходится лишь сожалеть, что Комитет Бондхолдеров не был сформирован в 1931 году и все другие комитеты не развивались так, как намечалось. Даже недавно я упомянул в письмах о необходимости таких комитетов и выражал надежду, что они будут успешно действовать.

Также я хочу подчеркнуть, что никогда не имел ничего общего с деньгами Бондхолдеров. Напротив, в то время мне пришлось выделять часть своих скудных средств на культурную работу. Напомню также, что во время моей последней поездки в Америку я постоянно писал и говорил, что интересы Бондхолдеров должны быть, наконец, полностью защищены. Также мне было прискорбно слышать, что Бондхолдеры серии «Б» исключены из прибылей от плана реорганизации. И до сих пор я надеюсь, что это обстоятельство можно поправить.

Всему тому существует большое число письменных свидетельств, поскольку, находясь далеко, я мог общаться только через переписку. Кроме этих письменных документов, есть ряд свидетелей, которые подтвердят вышесказанное.

В заключение я хочу заявить, что ни я, ни г-жа Рерих, ни наши сотрудники никогда не называли г-на Л.Л.Хорша «врагом культуры», поскольку все мы очень ценим каждое деяние, которое прямым или косвенным образом вносит вклад в Культуру. Достаточно упомянуть мою статью «Corona Mundi» («Твердыня Пламенная», стр. 352). Кроме того, в Журналах Заседаний, письмах и т.п. постоянно выражалась высокая оценка г-на и г-жи Л.Хорш.

Что же такое могло случиться, чтобы приведенные выше неоправданные обвинения г-на Хорша стали диаметрально противоречить его прошлым заявлениям, многократно повторяемым в течение тринадцати лет? Давайте процитируем последнее заявление г-на и г-жи Луис Л.Хорш на собрании Попечительского совета, состоявшегося 20 апреля 1934 года, №267: «Параграф 21. На этом последнем собрании перед отъездом профессора Рериха, г-н и г-жа Луис Л.Хорш хотят выразить свое глубочайшее уважение и благодарность профессору Рериху за принесенную им радость и за его мудрое водительство всей деятельностью Музея. Мы приложим все усилия, чтобы выполнить его указания и принести славу и почет учреждению, носящему Его имя. Наше горячее желание – во время отсутствия нашего Руководителя освободить его от любого финансового бремени, и мы будем помнить обязательства по платежам г-же Рерих, Штаб-квартире «Урусвати» и Европейскому Центру. В довершение всего, мы приложим усилия для сбора средств, чтобы осуществить великий план, а также будем радостно работать для того, чтобы Знамя Мира было принято так широко, как только возможно. Для нас было и остается большой привилегией охранять имя нашего Возлюбленного Руководителя и следить, чтобы его имени и его духовному и культурному Руководству оказывалось надлежащее почитание. Также мы хотим выразить нашу благодарность д-ру Юрию Рериху за сердечное сотрудничество в работе и будем рады всячески помогать ему в выполнении его миссии. Мы хотим выразить нашему Возлюбленному Руководителю наше глубочайшее уважение и высказать самые сердечные пожелания и уверенность в полном успехе и осуществлении нашего великого будущего. Мы приложим усилия, чтобы сохранить пламя великой любви, которое профессор Рерих зажег во всех наших друзьях и товарищах во время своего приезда сюда, и вдохновлять их на сотрудничество ради развития наших Учреждений».

Таков итог моего прошлого приезда в Америку, сформулированный лично г-ном Хоршем и г-жою Хорш. Если мы прочтем Журнал Заседаний от 15 апреля 1934 года, то со стороны всех членов Совета увидим то же определенное утверждение и ту же оценку моей деятельности.

Таким образом, я уехал из Нью-Йорка, увезя с собой более чем ясно выраженное несомненное выражение чувств со стороны всех Попечителей и признание моей культурной и созидательной работы. Таким образом, настоящие заявления г-на Хорша кажутся плодом болезненно-возбужденного воображения, или – упаси Боже – каким-то злым умыслом, поскольку сличение фактов для любого непредубежденного стороннего наблюдателя будет слишком впечатляюще очевидным.

Мое кредо и моя этика достаточно хорошо воплощены в тысячах моих живописных работ и в целом ряде книг и были признаны во всех странах мира. Мне более шестидесяти лет от роду, и почти полвека я отдал Искусству, Науке и Служению Человечеству.

Николай РЕРИХ

Записка о картинах профессора Н.К.Рериха

24 октября 1935 г. «Урусвати», Наггар, Кулу, Пенджаб, Индия

24 июля 1929 года Совет Трэстис Музея в единогласной и торжественной Декларации объявил Музей Рериха как собственность американской нации, выразив в том же документе, при сем прилагаемом в копии, и прочие условия, сопровождающие и утверждающие этот дар. Указанная Декларация является настолько национальным документом, что мы должны с величайшей тщательностью охранять неприкосновенность этого дара, составляющего историческую дату в жизни Культуры Америки. Напомним себе все условия и положения картин моих, состоящих в Музее, а также и тех, которые составляют мою личную собственность; дабы никакого смешения или недоразумения не могло возникать в этой области.

В официальном каталоге Музея 1929-30 года означены все картины, входящие в содержание означенной Декларации. При этом эти зафиксированные каталогом картины распадаются на две определенные группы. Против каждой картины обозначен год ее написания. Итак, первая группа картин, написанная до отъезда в Индию, то есть до мая 1923 года, составляет безусловную собственность Музея, ибо приобретена на средства, пожертвованные Музею г-ном Хоршем. Вторая группа, состоящая из картин, написанных в Азии от 1923-го до 1929 года, была передана мною Музею за цену, определенную Советом Трэстис в двести тысяч долларов. Так как Совет Музея не имел в своем распоряжении этой суммы, то было условлено, что эта сумма остается за Учреждением при условии выплаты процентов из четырех процентов годовых. Таковые проценты за стесненностью средств Учреждения я не получаю. Зная стесненность положения, вызванную всеобщим неслыханным в истории мировым кризисом, я и не претендую на это условие, лишь бы цельность торжественной Декларации 1929 года была вполне охранена.

Ведь не забудем, что торжественная Декларация имела в виду всю нацию, о чем и было доведено в свое время до сведения Правительства. Конечно, все члены Совета понимают всю неотменимость условий этой торжественной Декларации, ставшей всеобщим достоянием. Таким образом, благодаря точным данным официального каталога Музея 1929–30 года, вполне ясно определяется положение двух групп картин, составляющих упомянутый в Декларации состав Музея. С тех пор на таких же процентных условиях были приобретены этюды и картина «Мадонна Труда»[305], привезенные из Индии г-жою Эстер Лихтман, в Журналах Заседаний (№153, 14 декабря 1931 г., §4) эти вещи точно обозначены. Также Советом Музея были приобретены семь этюдов от частных собственников – из серии этюдов 1903 года. От меня и от жены моей Е.И.Рерих за это время были принесены в дар Музею следующие картины: «Ламаюра», «Приказ Кесар Хана», «Будда-Испытатель», а также триптих «Жанна д'Арк». Кроме моих картин, в Музее находятся три портрета моих работы моего сына Святослава Рериха, поставленные на выставку временно, из которых один был пожертвован Музею моим сыном в 1931 году. Этим определяется состав Музея, объявленного национальной собственностью.

В течение периода от 1930-го по 1934 год все картины мои, посылавшиеся в Америку для продажи, а также поставленные на временную выставку в Париже, в Брюгге, в Риге, в Белграде, в Загребе, в Бенаресе и в Аллахабаде за исключением нескольких картин в Югославии, посланных из предыдущих серий из Нью-Йорка[306], составляют мою личную собственность; таково положение моих картин, написанных за период от 1930-го по 1934 год. Все означенные картины имеются в точных списках, сопровождавших каждую посылку копии которых были посланы г-ну Л.Хоршу как Президенту Музея и моему доверенному лицу[307], и на каждой из этих картин на обратной стороне написано не только ее название, но и год написания. Все эти списки хранятся в полнейшем порядке и исключают всякое недоразумение о картинах.

Николай Рерих

МЕМОРАНДУМ №2

29 октября 1935 г. Наггар

В предыдущем Меморандуме мы коснулись помеченных там писем г-на Л.Хорша. Теперь же нам надлежит перейти к рассмотрению Журналов Заседаний, копии которых имеются в нашем распоряжении. Журналы этих Заседаний по сие число для нас оканчиваются 29-м августа, с чего и начнем наше обозрение.

В параграфе 5 означенного Журнала г-н Хорш заявляет о том, что все финансовые неудачи Учреждений произошли вследствие руководительства моего и Е.И.Рерих. Еще раз напомним, что все финансовое делопроизводство находилось под исключительным управлением Л.Хорша, равно как и мои дела, вверенные ему по полной доверенности. Г-н Хорш, если отнесется справедливо и непредубежденно ко всему прошлому, то он должен будет сказать, что мои советы, касавшиеся воспитательной и культурной стороны Учреждений, не только не были непрактичными, но вполне подтверждаются множайшими Учреждениями, которые возникали и существовали за это время, нередко подражая именно нашей программе. Достаточно вспомнить слова директора Музея г-на Шолле, переданные нам г-жою Эстер Лихтман. Существование галерей, посвященных продаже старинных и новейших художественных произведений, подтверждает правильность советов в этом отношении. Образование за это время многих новых музеев, Рокфеллеровского Центра, а также разного рода культурных Обществ опять-таки говорит за то, что мы своевременно предусматривали эти возможности. Существуют и новые издательства, и литературные агентства, народились всевозможные деловые корпорации, которые при достаточных оборотных средствах и персонале развиваются более чем успешно. В моих статьях и обращениях я неоднократно указывал на подражательность многих новых культурных учреждений, которые прямо или косвенно приближались к нам, очевидно изучая дело для своего применения. За время кризиса возник рядом с нами целый большой дом, благополучно существующий. Создались новые музеи и галереи, превозмогающие современное положение вещей. Как мы увидим из последующих выписок из Журнала Заседаний Совета Музея, г-н Хорш определеннейшим образом установил, что всякие финансовые затруднения произошли как вследствие краха Банка «Бонд Мортгэдж», так и вследствие ресивершипа, который, естественно, отвращал от наших Учреждений многих возможных жертвователей и сотрудников. Каждому совершенно ясно, что Учреждение, находящееся в ресивершипе, не может привлекать пожертвований. Все эти соображения неоднократно высказывались и мною, и самим г-ном Л.Хоршем, и всеми членами Совета. Потому совершенно непонятно, каким образом после тринадцати лет совершенно определенных заявлений г-н Хорш во второй половине текущего года вдруг диаметрально противоположно изменил свое мнение. Когда прочитаются все заявления г-на Хорша и его супруги, и г-жи Эстер Лихтман, сделанные ими во всех подписанных ими Журналах Заседаний и в рапортах Президента, в заявлениях и в письмах, то встанет поразительная картина скоропостижного, боюсь сказать с какою целью, измененного суждения. Не странно ли, что именно тогда, когда ресивершип был закончен и здание возвращено Совету Учреждений, именно тогда вдруг возникли суждения, противоречащие всему прошлому. С нашей стороны никакого изменения нашего кредо и отношения к Учреждениям не было. Напрасно г-н Хорш заявляет, что пожертвования поступали лишь от его друзей. Достаточно вспомнить финансовую помощь от г-жи Кэмпбелл, г-жи Сутро, г-на Крэна, г-жи Шинази, Циммермана, г-жи Палмер, Бэкстон, майора Ф.Стокса, Фосдика, Зейдель и других, помогавших Учреждениям как пожертвованиями, так и займами – все указанные лица являлись привлеченными нами, г-жою Зинаидой Лихтман и г-жою Франсис Грант. Прежде всего дело нуждается в точности и правде.

Ни о каких протестах г-на Хорша против развития дел мы не знаем, и никто из нас не называл г-на Хорша «врагом Культуры». Самым решительным образом протестую против внесения в Журнал Заседаний и произнесения неверных фактов. Еще раз напоминаю мое мнение о г-не Хорше и его супруге в моей статье «Корона Мунди». Намеки г-на Хорша о том, что он требовал о построении Учреждений на честном основании, содержат в себе совершенно недопустимое обвинение. И он должен очень подумать, прежде чем произносить такие неосторожные формулы, противоречащие истине и всем его предыдущим утверждениям.

В Журнале Заседания от августа 17-го в § 7-м г-н Хорш опять указывает на то, что Учреждениям помогали исключительно его друзья и что никакие наши друзья и остальные Трэстис не участвовали. Интересно знать, какие именно многочисленные друзья г-на Хорша помогали Учреждениям и почему именно имена всех наших, а также друзей остальных членов Совета г-ну Хоршу в этом случае для чего-то нужно забыть. В том же параграфе г-н Хорш сообщает неверное сведение по поводу финансовой кампании для нашего Научного Института. Директор Института, в свою очередь, изложит точные факты, я же со своей стороны должен сказать: кампания дала некоторую сумму, которая вовсе не была поглощена притязаниями лица, заведовавшего этой финансовой кампанией. Во всех случаях сохраним правду.

Не будем возвращаться к сообщению г-на Хорша о том, что идея во всем является наиболее неценной стороной дела. Вся история человечества говорит как раз за обратное. До сих пор все народы мира ценили тех, кто мог давать живые идеи, возвышая культурную жизнь страны, и в этом предвидении будущего слагали истинное благосостояние народов. Это положение подтверждается издревле повсюду и во всем. И некоторые члены Совета, относящиеся непредубежденно, как видим из Журнала, вполне это понимают.

К указанному Журналу Заседаний приложено заявление г-на Хорша от августа 17-го. Хотя это заявление повторяет те же неверные и злостные обвинения, которые уже были выражены в Журнале Заседаний и в последующем, отвеченном в Меморандуме первом письме, но все же обратимся и к этому оскорбительному документу.

Г-н Хорш опять заявляет, что он купил землю для здания (400 картин для Музея). Необходимо внести поправку в это заявление. Г-н Хорш пожертвовал пятьсот тысяч для Учреждений и вложил под четыре процента заем в шестьсот тысяч. На эти пожертвованные суммы была приобретена и поминаемая им земля со всеми зданиями, картины для Музея, обширнейшая коллекция произведений старинных мастеров, предметов обстановки, туда же относятся все расходы по 14-летней многообразной культурной жизни Учреждений и картины для Музея, статус которых точно рассмотрен в особой Записке о Картинах от октября сего года. Из этих сумм, пожертвованных как г-ном Хоршем, так и другими жертвователями, в течение четырнадцати лет производились как приобретения предметов старинного искусства, так и многие другие затраты на культурную деятельность. Эти указания тем более своевременны, что пожертвование г-на Хорша, упоминаемое в различных вариантах, может вводить кого-то в заблуждение о еще больших каких-то цифрах.

Средняя Азиатская Экспедиция была совершена как на суммы, полученные мною за продажу моих картин, так и на суммы Учреждений. Потому г-н Хорш выразился бы правильно, сказав не о его личных средствах, но о средствах Учреждения, в которые входили его пожертвования. Для делового заявления это звучало бы более основательно. Из средств, пожертвованных Учреждению, была финансирована первая поездка Франсис Грант в Южную Америку, равно как и остальные поездки членов Совета.

Совершенно правильно, что в 1929 году г-н Хорш внес семнадцать тысяч долларов – сумму, потребовавшуюся на покрытие расходов по зданию. Это обстоятельство проистекло в силу краха банка «Бонд и Мортгэдж». Эта сумма также включена в число тех же пятисот и шестисот тысяч, которые составляют: первая – пожертвование г-на Хорша, и вторая – заем, данный им из четырех процентов.

Думается, что напрасно г-н Хорш полагает, что г-жа Зинаида Лихтман и г-жа Франсис Грант что-либо забыли из им сделанного. Всякое пожертвование и всякая помощь культурным Учреждениям не может быть забыта. Напоминаемые им расходы относятся к тому же пожертвованию, за которое г-ну Хоршу многократно полностью выражена признательность членов Совета. Хотя мы уже говорили, что все уже перечисленные г-ном Хоршем корпорации и начинания вполне оправданы самою действительностью, но ввиду его повторений о их неудачливости опять подчеркнем, насколько все эти начинания были жизненны. Транспортные конторы до сих пор повсюду существуют. Металлургические корпорации повсюду успешно образовываются, мы же не можем сказать, что отмеченная г-ном Хоршем корпорация была неудачна, ибо право разработки нужных богатств было предоставлено за малую сумму, но отсутствие средств и соответственной организации понудили отказаться от уже данного права. «Новый Синдикат», конечно, мог бы существовать, подобно «Юнайтед Пресс» и многим другим по примеру его основанным агентствам. Не может г-н Хорш винить администрацию «Нового Синдиката», ибо ни соответственных оборотных средств, ни достаточного персонала не оказалось. Издательство «Алатас» существует и до сих пор и, судя по последнему письму Гребенщикова, даже имеет планы на развитие. Возможность существования Мастер-Института подтверждается многими существующими школами. В каждом Учреждении бывают периоды, которые требуют оборотных средств, особенно же когда известность их подвергалась таким потрясениям, как ресивершип. Производит болезненное впечатление сообщение г-на Хорша о том, что в продолжение многих лет он подвергался гонениям и преследованиям со стороны некоторых членов Совета. Этого не только не было, но, упаси Боже, от всякой мании преследования. За все это время мы не изменяли нашего отношения к делу и ко всем членам Совета. Спрашивается, считает ли г-н Хорш, как участник культурного дела, уместными все те выражения, которые он допускает по отношению к некоторым членам Совета. Г-н Хорш говорит о высших принципах, но ведь именно эти принципы накладывают обязательство точности и к достоинству выражений. К следующему заявлению г-на Хорша можно лишь добавить, что я никогда не принимал на себя финансовой части Учреждений, что же касается до культурной и воспитательной программы, то я могу отстаивать правильность каждого моего совета на этом поприще. Бюджеты устанавливались на Заседаниях членов Совета. Если мы возьмем каждый из этих бюджетов и сравним его с соответственным бюджетом других существующих Учреждений, то, по справедливости, мы можем видеть, насколько малы и экономны были эти бюджеты. Хранителями жизненности этих бюджетов были специальные Комитеты. Если бы эти Комитеты заметили какое-то роскошество или непомерные траты, то ведь они своевременно и обратили бы внимание. Во главе каждого Учреждения стоит доверенное лицо, которое может оправдать по существующим обстоятельствам исполнение и жизненность своего бюджета. Кто же может сказать, чтобы обстоятельства протекших годов были нормальны? А потому, прежде чем произносить грубые и недопустимые суждения, следует со всею справедливостью и человечностью рассмотреть причину создавшегося положения. Если же г-н Хорш боится за потерю условно вложенной им Учреждениям суммы, то, во всяком случае, он не должен был бы поступать так, как он поступает. Гибельны утверждения о какой-то неуспешности, когда мы имеем перед собою лишь временные обстоятельства, которые могут быть залечены при изживании мирового кризиса. Саморазрушение есть самое страшное в жизни любого Учреждения. А еще страшнее оно, когда оно делается с какою-то логически непонятною предвзятою целью.

Какие же высшие принципы подсказывает разрушение? Какое же Знамя Мира диктует войну и истребление?

Затем г-н Хорш еще углубляет свои действия. Он утверждает, вопреки всякой очевидности, о том, что его кто-то из членов Совета называл «врагом Культуры». Ведь не было же этого! Затем г-н Хорш никогда не предупреждал меня, как он сейчас утверждает в своем Заявлении. По словам г-на Хорша выходит, что вместо созидательных культурных Заседаний происходили какие-то невежественные мракобесные сборища. Ведь так может рассуждать только человек, почему-то теперь желающий вреда. Никто не называл г-на Хорша «врагом Культуры», и я не могу допустить, чтобы он желал вреда. Всякая удача зависит прежде всего от качества предпосланных мыслей.

Я совершенно не допускаю, чтобы следующий параграф об отношении г-жи Лихтман и г-жи Франсис Грант соответствовал бы действительности. Не могла г-жа Грант говорить, что никакой ботанист не мог бы сотрудничать с нами, тогда как профессор Гордеев – член Китайской Академии Наук и его помощник в полном сотрудничестве и дружбе работали с нашей экспедицией. Всем известно, что г-н Макмиллан вообще не представился мне, а, кроме того, называл письмо своего высшего начальника поддельным. Все факты налицо. Только г-жа Лихтман и Франсис Грант могут пояснить, что означало выражение их лиц при суждениях, приведенных в Заявлении г-на Хорша. Также странно упоминание в таком заявлении о будто бы критике мисс Грант о стоимости сапог, часов и двух палаток, цены на которые вообще известны и которые были...[308]

Г-н Хорш продолжает, что, по словам мисс Грант, Американская Пресса потеряла доверие к Агентству Музея после того, как был сообщен якобы неверный маршрут экспедиции в Абиссинию. Тем более что каждая экспедиция настолько часто меняет свой маршрут в зависимости от научных и других обстоятельств, что и говорить от этом нельзя. Кроме того, каждая газета в мире настолько часто печатает противоречивые сообщения, что она должна была бы потерять доверие ко всем своим сотрудникам. Имеем много фактов об изменении маршрута экспедиций.

В Журнале Заседания Совета Трэстис от 28 июля 1935 г. из замечания г-на Хорша можно вывести, что будто бы г-жа Рерих не знала, что Бондхолдеры серии Б не предусмотрены Вами в плане реорганизации, между тем как Е.И.Рерих, так и я неоднократно озабочивались судьбою Бондхолдеров и находили странным, что небольшая часть их, имевшая серию Б, должна была почему-то пострадать. До сих пор мы полагаем, что это положение вещей может быть в будущем исправлено. Где же были упоминаемые г-ном Хоршем его повторные предупреждения, чтобы деньги Бондхолдеров не тратились? Наоборот, мы не пользовались деньгами Бондхолдеров и со своей стороны не раз заявляли, чтобы их интересы были охранены.

Не можем не упомянуть также и то, что в Заседании 17 августа г-н Хорш заявляет, что он будет вести Постоянный Комитет Пакта так, как он хочет. Думается, каждый Президент Совета или Комитета не уподобляется безответственному Диктатору, но возглавляет Комитет, выражая мнение большинства.

Отметив все приведенные пункты из Журналов и Заявления г-на Хорша, мы приступим к сопоставлению их теперешних заявлений с точными цитатами из Журналов Заседаний целого ряда бывших лет, постепенно запишем эти даты.

Николай Рерих

МЕМОРАНДУМ №3

5 ноября 1935 г. Наггар

Ввиду совершенно необоснованных, не отвечающих истине неожиданных заявлений г-на Хорша, по его словам, говорящего и за г-жу Хорш и мисс Э.Лихтман, является особенно благоприятным, что все документы от самого начала деятельности в Америке находятся в полном порядке. В нескольких тысячах постановлений, документов и писем совершенно определенно выражено естественное опровержение всем неосновательным обвинениям г-на Хорша. Каждый, кто ознакомился с этими многими тысячами страниц, или подписанных или собственноручно написанных указанными лицами, всякий придет в искреннее изумление – можно ли вообще предаваться разрушительным изобретениям[309], когда все совершавшееся имело свои ясные логические причины. Кроме этого рукописного огромного материала, каждый интересовавшийся деятельностью Учреждений имеет перед собою целую полку печатных изданий, в которых от лица всех членов Совета сообщался ряд неопровержимейших фактов. Вспомним хотя бы печатные отчеты за 1929 и 1930 год, вспомним выпуски, посвященные Пакту, вспомним весь печатавшийся бюллетень, брошюру о десятилетии Учреждений, брошюру о закладке здания и все прочие брошюры, каталоги, оповещения, которые, конечно, осведомляли об истине. Думает ли г-н Хорш и те двое, о которых он упоминает, что прежде всего общественное мнение помыслит о том, когда же именно сообщались верные сведения? В продолжение ли 13 лет за подписью и с ведома членов Совета или же верны неожиданные вымыслы, которые сейчас произносят упомянутые лица? Если ни мы, ни остальные члены Совета за все это время не меняли своего отношения к культурным задачам Учреждений, то, естественно, явится вопрос: в силу чего произошло неожиданное вольт-фас г-на Хорша, который так явно противоречит всему им написанному и подписанному в течение тринадцати лет. Если г-н Хорш предполагает, что все тома постановлений Совета и прочие документы исчезли, то ведь он в этом глубоко ошибается, – все эти доказательства находятся в полном порядке, так как они были присланы нам из Нью-Йорка. Кроме того, неужели г-н Хорш забыл обо всех печатных изданиях, в которых выражена деятельность Учреждений? Ведь эти издания разошлись по всему свету. Не может же г-н Хорш сказать, что он лгал в течение 13 лет и лишь сейчас решил говорить правду? Каждый, кто ознакомится со всем материалом, упомянутым мною выше, невольно спросит г-на Хорша: «Когда же вы были искренни, тогда или теперь?» Подумал ли г-н Хорш, что его теперешние заявления производят болезненное впечатление на его теперешних слушателей, на которых он пытается воздействовать с неизвестной, но, во всяком случае, мрачною целью. Для этой разрушительной цели он избрал время, когда я находился в почти недосягаемом далеке, ибо почта была в особых условиях.

Дата добавления: 2015-06-04