Лопатин 2 страница

Впервые отчетливо сказано, что в сознании есть как сознавание, так и осознанные содержания. Упомянутые в связи с сознающим Я, они становятся мостиком, перекинутым от вопроса Владимира Соловьева: чье сознание? — к работе Шпета «Сознание и его собственник». Работы, в которой Шпет много и тонко издевается над Лосским. Но при этом он, как мне кажется, не замечает в силу профессиональной слепоты вот этого «сверхнового» описания сознания.

Ничего действительно нового в нем, вроде бы, нет. Но если исходить из того, что для всех европейских философов сознание есть сознавание по образцу Декартовского «я мыслю», то о собственнике какого сознания они спрашивают? Естественно, о собственнике осознавания. Но отнюдь не о собственнике содержаний. И даже если в простонаучной речи они и используют слово «содержание», что они под ним подразумевают, одному Богу известно. Но уж точно не то, что понимается обычным языком. В итоге все эти поиски хозяина оказываются дикой мешаниной умных сложностей. Но ведь Лос-ский, в сущности, предлагает здесь действительно сделать анализ сознания, то есть разделить его на составные части. И если разделение удастся, это, безусловно, упростило бы задачу и облегчило понимание.

Не заметили. Не того искали, и хотели не того...

В 1913 году Лосский повторяет попытку дать описание сознания в работе «Преобразование понятия сознание в современной гносеологии, и роль Шуппе в этом движении» (Основные вопросы гносеологии. Сборник, 1919).

Здесь, на мой взгляд, он делает еще один небольшой шаг к созданию школы философствования о сознании. Он теперь не рвется поражать воображение сверхоригинальностью, а идет, я бы сказал, методом культурно-историческим. Он описывает те понятия о сознании, которые бытуют у философов. Правда, таких понятий оказывается всего два: старое и новое, к которому, вероятно, приложили руку сам Лосский и немец Шуппе.

«Старое понятие» пересказывать нет смысла, потому что в нем перечисляется все то, что говорила о сознании философия и психология сознания. Новое же описание сводится все к тем же трем частям: содержание, Я и сознавание. Движение тут, конечно, есть, но очень слабое.

Развивались ли взгляды Лосского после этого? Как-то развивались, но как, я сказать не могу. Судите сами — я просто приведу выдержки из работы, написанной в 1931 году уже за рубежом. Это глава «Сознание» из книги «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция».

«Говоря о душевной жизни, на каждом шагу приходится употреблять термин сознание. Что обозначается этим словом? К сожалению, оно имеет два весьма отличные, хотя и тесно связанные друг с другом, значения.

Во-первых, им обозначается совокупность всего, что обладает некоторым особым свойством — сознательности; такой смысл имеет это слово,например, в выражении "объем сознания ".

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 8

Во-вторых, этим же термином обозначается также и само это свойство сознательности, присущее каждому члену "объема сознания "; такой смысл имеет это слово, например, в суждении: "входя в трамвай, он оттолкнул в сторону ребенка с сознанием того, что делает"» (Лосский, Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция, с. 49).

С примерами у него все хорошо, а вот с объяснениями постоянно неладно. Тем не менее, понять, что сознание — это «объем» и «осознавание», — можно, а вот почему «к сожалению» — нельзя. Если вдуматься, то звучит это дико и означает признание: я, конечно, философ, но люблю не мудрость, а философию. И мне дела нет до того, какие там у сознания свойства и качества, мне это мешает рассуждать гладко. А жаль!

И далее он просто опускает первое значение и начинает рассуждать о втором. Может быть, вы догадаетесь, к кому оно его приведет?

«Понятие сознания стало играть первенствующую роль в философии нового времени благодаря Декарту...» (Там же, с. 50).

Уточню: это второе значение понятия «сознание». Да и оно, только если мы заявим: нас сознание не интересует, под сознанием мы понимаем то, о чем говорил Декарт. Все остальное, особенно описания живого сознания — к сожалению! В общем, конечно, как-то двигался Лосский...

Кстати, здесь же он дает еще одно описание сознания. На нем я и закончу свой рассказ:

«Согласно интуитивизму, строение сознания таково: познаваемый предмет, к какой бы области мира он ни принадлежал, будет ли то какое-либо психическое состояние познающего субъекта, например, радость, будет ли то вещь внешнего мира, например, дерево, — вступает в кругозор сознания самолично, в подлиннике. <...>

Основное условие сознания есть отношение сочетанности (гносеологическая координация) между субъектом и объектом, благодаря чему внимание субъекта и другие интенционалъные акты его (сравнение, различение и т. п.) непосредственно направляются на объект, и сознание оказывается сверхиндивидуальным единством сознающего индивидуума и сознаваемого предмета.

Когда интерес субъекта к предмету, например, дереву, растущему вдали на холме, исчезает, тогда и предмет выпадает из сознания субъекта, но, конечно, продолжает по-прежнему существовать там вдали на холме...» (Там же, с. 50).

Там вдали за холмом — сознание...

Глава 9. Предмет знания. Франк

Философы поколения Владимира Соловьева ничего не хотели знать о своих русских предшественниках. Они были в этом настолько крутыми, что даже добились уважения следующего поколения философов, моложе их на 15—20 лет. Все это очень напоминает то, что сейчас происходит в молодеж-

Глава 9. Предмет знания. Франк

ном мировоззрении — как связанном с компьютером, так и музыкальном. Молодежь постоянно не уважает предшествующие поколения, которые можно назвать отцами, разве что те были революционерами из революционеров и вели себя так, чтобы их можно было считать образцом неуважения к отцам. Это круто! — вот оценка приемлемости чего-то для современных «детей». Философия девяностых — это круто!

Война Богов. Для меня как для психолога это плохой знак, потому что все, про что молодежь говорит: Круто! — обязано иметь двойную цель — кроме того дела, которое прямо заявлено, это должна быть битва за свободу, битва за свободу от своих и своей культуры, за право стереть собственную историю, потому что история обязывает...

Тем не менее, Семен Людвигович Франк (1877—1950) явно уважал предшественников, начиная с Соловьева. Впервые в России рождалась преемственность у философов, а значит, и школа. И действительно, шаг к школе Франком был сделан в работе «Предмет знания».

Сама работа начинается, как и большинство философских сочинений того времени, с очерка того, что знает о предмете исследования европейская философия. Говорить о знании, не упоминая сознания, невозможно. Поэтому сознание очень часто поминается в первой части сочинения Франка. Однако сделано это настолько наукообразно, что я совершенно не в состоянии ни читать, ни повторять эти высказывания. Для меня книга Франка начинается с того места, где он сам говорит: я так устал от умничанья, что хочу отбросить все, что говорила о сознании философия, и просто посмотреть на то, о чем говорю. Конечно, у него это звучит гораздо интеллигентнее.

Итак, «прямое описание состава сознания»:

«Я смотрю на расстилающийся передо мной летний пейзаж. Я вижу синеву неба, зелень лугов и леса, струи серого дыма из труб домов, слышу крики людей, работающих в поле, обоняю доносящийся до меня аромат свежего летнего воздуха.

Вся эта картина, конечно, "непосредственно дана" мне, присутствует в моем сознании. Само собой разумеется, что "непосредственно " мне даны не эти понятия, в которых я выражаю и с помощью которых я передаю стоящую передо мной картину, а именно сама эта совершенно конкретная картина. <...>

Одновременно с этой картиной, которую я таким образом воочию воспринимаю, я имею ряд мыслей, содержание которых я противопоставляю непосредственно-данному в качестве того, до чего я дохожу, то есть чего я не имею непосредственно перед собой.

Так, я думаю о том, как изменится вся эта картина с наступлением зимы; я вспоминаю о других пейзажах, некогда виденных мной; я знаю, что далеко отсюда, от этой местности ровных полей и скудного света, лежит невидимая, недоступная для меня в этот момент страна высоких гор со снежными вершинами и с сияющими от избытка света зелеными склонами и долинами, страна с другими домами и другими людьми. Возвращаясь назад к видимой мной картине, я и в ней, точнее, в том, что она мне говорит, нахожу бесконечный материал для размышлений.

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 8

Реальность, о которой говорит мне эта картина, полна содержаний, которые не сразу и не во всей своей полноте мне доступны. И в этой скрытой от меня реальности, на которую указывают непосредственно предстоящие мне образы, все может служить темой для многообразных размышлений и догадок» (Франк, с. 137-138).

И далее он дает волю такому многообразию догадок и размышлений об имманентности знания и прочих красивых и умных вещах, что я ощущаю, как мое сознание ломается. Я бы, наверное, вообще не стал его читать, если бы попытка прямо описать состав сознания не привела его к выводу, который мог сделать только живой человек:

«Когда берешь живое сознание и всматриваешься, вне всяких теорий, в его подлинную фактическую природу, то учение, что сознание есть "совокупность ощущений " или вообще складывается целиком из "опыта ", из "непосредственно данного ", оказывается в таком вопиющем противоречии с реальными фактами, что становится непостижимым, как оно могло вообще возникнуть» (Там же, с. 139).

Как жаль, что он не проверил таким простым и прямым наблюдением и прочие научные теории о сознании! Как облегчилась бы его и моя жизнь!

К сожалению, на полную проверку Франка не хватило. Он, как пойманная между оконными рамами бабочка, все бьется между имманентностью и трансцендентностью. Меня это настолько не интересует, что я даже не буду переводить этих слов. Пусть они останутся знаком качества философии Франка, да и вообще профессиональной философии. Главное, что Франк первым из всех этих умников приходит к необходимости дать определение тому, о чем идет речь.

«Размышления предыдущей главы ближайшим образом подводят нас к следующим результатам.

Решение вопроса о трансцендентности и имманентности предмета знания зависит от того, что мы будем разуметь под сознанием» (Там же, с. 187).

Само это заявление дикое, с точки зрения того, чем должно быть чистое рассуждение, если ты имеешь задачей найти истину, то есть понять действительность. От того, что ты будешь разуметь под сознанием, ничего не зависит, кроме количества макулатуры, которой ты снабдишь нужники читателей. Все зависит лишь от того, чем в действительности является сознание. Но это если мы ищем истину, а если мы собрались поискать философии, то действительность не имеет значения, главное, как мы увяжем между собой слова и понятия.

Соответственно, если мы делаем данное исходное предположение, что от того, как мы будем разуметь сознание, что-то изменится, то совсем естественно можно предположить, что изменится само сознание! Вчитайтесь в паутину слов Франка, и с удивлением обнаружите, что именно это он и делает:

«...зависит от того, что мы будем разуметь под сознанием.

Глава 9. Предмет знания. Франк

Предмет, как мы видели, в одном смысле имманентен, в другом — транс-цендентен.

Следовательно, возможны два совершенно различных понятия сознания, которые должны быть строго различаемы и смешение которых, очевидно, является источником многих противоречий и безысходных трудностей в теории знания» (Там же).

Почему должны и кому должны? Зачем строго различать два надуманных понятия, вместо того, чтобы сличить их с действительностью и избавиться от лишнего или от обоих? Потому что это не получается вот уже несколько веков?

Но то, что эти понятия существуют, означает лишь то, что сознание вещь сложная и многосторонняя, как слон в темноте. И одни мудрецы рассмотрели лишь его хвосты, другие — хоботы, а значит, все эти понятия частичны и тем ложны, и их надо заменять на подлинное. Не получается? И это понятно. Сложное не получается сразу, если его решать с наскоку, и не получается никогда, если его не решать совсем. А для того, чтобы не решать, достаточно не ставить себе такой задачи, а ставить задачу строго различать и беречь весь бред, который насочиняли за столетия, чтобы хоть как-то говорить о том, чего не понимают.

Все это означает, что после первой попытки поглядеть на живое сознание, еще рано вести о нем рассуждения. Надо его описать. А вот если, делая описание, мы обнаружим, что существуют разные способы разуметь сознание, это будет точное высказывание. И главное, дающее возможность двигаться, потому что предполагает вопрос: какие?

Какие рассмотрел Франк?

1. «Под сознанием, во-первых, мы можем разуметь совокупность данного, комплекс актуально переживаемого как такового, выделенный из его связи с "имеющимся " запредельным и взятый просто как самодовлеющая, замкнутая реальность потока впечатлений» (Там же).

«Реальность потока впечатлений» — это, скорее всего, осознавание или сознавание, как превращение воспринятого в знание. Такое понимание вроде бы подтверждается следующим пояснением:

«В этом смысле — все остальное — прошлое и будущее, как и пространственно удаленное — словом, все, в данный момент "отсутствующее ", не вмещающееся в поток впечатлений и восприятий, находится "вне сознания "» (Там же, с. 187-188).

Это определенно сознавание, как своеобразный луч сознания, направленный от Я в мир, который Я познает. Но Франк видит это сложнее и добавляет:

«Правда, сама мысль о неданной реальности тоже входит в состав переживания, но она входит в него именно в качестве мысли, то есть определенного переживания, например, мелькнувшего образа, приятных или неприятных чувств, ему сопутствующих, каких-либо органических ощущений и т. п.

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 8

В этом смысле не только восприятия, но и воспоминания, образы фантазии и прочее входят в состав "непосредственно данного " но не по тому, к чему они относятся, не по своим предметам, а потому, что они суть, как переживания данного момента.

Если я представляю себе Наполеона, то сам Наполеон как реальная личность находится, конечно, "вне моего сознания ": он жил сто лет тому назад, мое сознание живет теперь...» (Там же, с. 188).

Тут Франк, конечно, переусложнил исходное понятие. Он, на самом-то деле, ведет к тому, чтобы вывести завершенную формулу, описывающую сознание образом двух кругов, вписанных один в другой. Естественно, это продиктовано «двоичностью» его поиска меж двух рам. А тут на деле граней или черт оказывается больше, вот и приходится их как-то сращивать, чтобы не нарушать геометрической красоты.

Что позволяет Франку объединить «поток восприятий и впечатлений» с «мыслями как переживаниями»? Пожалуй, только то, что и на то и на другое смотрит некий внутренний глаз. Вот вы ощущаете плотность стула под собой — и осознаете, что вам мешает складка ткани, — это восприятие и впечатление, и это осознается сознанием. Но вот вы вспомнили про Наполеона. И вы тоже «глядите» на какой-то образ, но этот образ не входит в сознание вместе с восприятием, а выплывает из глубин памяти или самого же сознания. Но в миг, когда вы его видите, вы вдруг осознаете, что видите его, и это так схоже с осознанием складки на стуле! Схоже, но ведь не то же самое!

Думаю, эти способности сознания надо не объединять, а поставить через запятую, просто перечислив в описании как его свойства.

Тем не менее, Франк их объединяет:

«Сознание в этом смысле есть, следовательно, поток актуальных переживаний, как таковых» (Там же, с. 189).

Оставлю, как есть. Задам только один вопрос. Вот Франк, чтобы доказать это свое утверждение, сказал: «если я представляю себе Наполеона». Можно ли считать представление, то есть образ Наполеона, «актуальным переживанием»? То есть действием? Вопрос без ответа. Франк его обошел или не заметил. Поэтому проследую за ним к описанию следующего наблюдения над сознанием:

«С другой стороны, под "сознанием "я могу разуметь не только актуально переживаемое как таковое, но и то, к чему оно относится, на что оно указывает вне себя» (Там же, с. 189).

Не менее дикое заявление, чем исходное. Как можно отнести к вещи то, что вне ее? Как можно считать город частью вывески или дорожного указателя, которые на него указывают? Явно ощущается, что Франк здесь задумал что-то хитрое, из разряда как перехитрить самого себя:

«Все "данное ", как было указано, дано на почве не данного, "имеющегося "; картина "данного " естественно связана со своим продолжением — с неданным безграничным фоном; содержание, актуально заполняющее сознание в каждый данный момент, непрерывно слито с тем, что находится за его пределами,

Глава 9. Предмет знания. Франк

и потому сразу и непосредственно воспринимается не как таковое, не как только имманентное содержание, а как знак отсутствующего "иного ". Одновременно и непосредственно вместе с восприятием "данного"мы имеем неданное, и эта связь так тесна, что нужна трудная работа анализа, чтобы отделить, например, образ письменного стола, в данный момент конкретно стоящий в моем сознании, от не-данного мне "стола "как длительной реальной вещи, не вмещающейся ни в какой образ, ибо стол как непрерывную длительную реальность я потенциально имею непосредственно и в тот же момент, когда мне актуально дан текучий "образ стола ", изменяющийся или исчезающий с каждым поворотом головы.

Поэтому столь же естественно, как первое понятие сознания, нам навязывается и второе его понятие, согласно которому в состав сознания входит не только актуально данное как таковое, но вместе с ним и все содержания, потенциально доступные сознанию» (Там же, с. 189—190).

Да-а... Так и хочется распахнуть дверь и крикнуть: Анализ, заходи! Вот так просто без бутылочки вина, распитой на пару с Декартом, и не разобраться. Кстати, это крутое философское словечко «актуальный» тоже заимствовано из французского. Actuel — это может быть современный. Явно не то. Может быть насущный, тоже как-то слабо. А вот основное значение — действенный, прямо читается в самой основе слова: акт — действие, движение. Сказать: «содержание, актуально заполняющее сознание», значит, сказать: содержание сознания составляют действия. Но если над этим задуматься, то станет очевидно, что сознание при этом само не есть действие, а есть то, что их вмещает и содержит. Но это мог бы увидеть носитель «наивного сознания». А философы не наивные, они многобитые. Они помнят, с чего все началось.

И если не учитывать, с чего все началось для Франка, всех этих его мучений и самоистязаний с тем, как увязать не увязываемое и примирить непримиримое, вообще не понять. Почему-то это свое исходное основание всех рассуждений он упрятал чуть не в самый конец сочинения. Наверное, потому, что писал только для своих, кто принял это исходное как символ веры и сомнения не допустит. Строгая философия — это когда строго для своих!

«За исходную точку рассуждения мы берем декартово Cogito ergo sum. <... >

Мы имеем здесь классическую формулу идеализма: абсолютно достоверно сознание, и только одно сознание» (Там же, с. 204—205).

Декарт говорит: мыслю, — философы понимают сознание... А кто не с нами, тот — наивный! Почему? Потому что ему, наверное, проще жить, он столько не мучался.

Вот и пример, в котором Франк поясняет свое второе «понятие» сознания, откровенно показывает, что наивно-научное мышление сознание от мысли не отличает.

«Моя мысль свободно облетает все мироздание, погружается в отдаленное прошлое, гадает о будущем; нет ничего на свете, что было бы ей абсолютно

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 8

недоступно. Не есть ли поэтому все на свете также ее достояние, не входит ли все мыслимое вообще в состав сознания?» (Там же, с. 190).

Как в одном предложении у него совмещается: и все на свете и все мыслимое? И вещи и их образы.

Думаю, оно не совмещается, оно еще не расторжимо, оно еще цельно, как исходный клубок, в который и сплелись все понятия о сознании, складывающиеся из наблюдений еще в том самом «наивном», то есть обычном сознании. И именно сейчас, на наших глазах, философ бьется за их разделение и различение. И я намеренно показываю его труд, как мучительный и очень запутанный, чтобы вы почувствовали, что вычленение понятий из начальной мглы так же сложно для мудрецов, как для мифологических героев отделение неба от земли.

Благодаря усилиям таких, как Франк, мы сейчас знаем, что сознание действительно хранит не только образы «актов», то есть какие-то действия, но и образы вещей, включая образ мира. А все мыслимое действительно входит в него. А при этом его вопрос о «составе сознания», им самим вряд ли осознанный, становится вполне оправданным. У сознания есть Состав или Устройство, одна из частей которого и есть образ мира. Другая, к примеру, образ себя. Но всего этого еще нет в Образе Сознания Семена Людвиговича Франка, он лишь создает этот состав, как птица, бьющаяся в паутине слов и наблюдений. Он лишь пахтает безобразную материю сознания, сбивая ее в понятия. И пока они еще неточны и неясны, но они позволяют с ним спорить, говоря, где он не прав. Так рождается истина о сознании.

«Сознание "большое " и "малое " — как мы могли бы их назвать — суть как бы два круга, из которых меньший помещается внутри большого.

При этом содержания меньшего круга, вмещаясь в него, то есть будучи имманентным ему, в качестве актуальных переживаний, — в качестве содержаний знания необходимо мыслятся вошедшими в него из "большого круга " и уходящим назад в последний; и помимо этих содержаний, в составе большого круга мыслится еще безграничная полнота вех остальных содержаний, не проступающих из него в "малый круг"» (Там же, с. 191).

Что получается? Определенно, есть то «большое» сознание, в котором хранятся образы всего мыслимого. И есть какое-то «малое» сознание, которое действует, переживая воспринятое и осознавая его. Думаю, именно к нему относится понятие «интенциональности», которым болеет в это время и русская, и европейская психология. И Франк болеет. Он точно забывает то, что только что сам нашел, но никогда не забывает, что нашел Гуссерль.

«Сознание, по существу, есть "интенционалъностъ ", переживание, состоящее не в какой-либо простой наличности известных отграниченных состояний, а в направленности на иное, запредельное.

Различие между сознанием как совокупностью актуальных переживаний и вне его стоящим предметным бытием уже произведено и опирается на единственно возможное первичное понятие сознания как направленности» (Там же, с. 195).

Глава 10. Сознание и его собственник. Шпет

Война Богов. Почему единственно возможное? Вот я беру и понимаю сознание как, к примеру, воспринимающую среду. Значит, возможно и иное. Почему Франк пишет так? А он, как полагается настоящему философу, не договаривает того, что свои обязаны понимать. Книга-то писана не для любого. Тайным языком писана. Для приобщенных. Вот это и опущено: опирается на единственно возможное для профессионального философа понятие сознания! Если ты наш, то делай философию, а не сознание исследуй!

Но что же все-таки при этом это «малое» сознание, которое не есть образы и содержания, но создает их? И что Декарт описал не очень точным выражением: я мыслю? А точнее, я заглядываю в себя и осознаю, что я мыслю.

«Сознание в этом смысле есть не "круг"— все равно, "малый" или "большой", — а скорее сравнимо с пучком лучей, который, исходя из одной точки, расширяется в безграничность, и, ничего не замыкая в себе, потенциально все захватывает» (Там же, с. 195—196).

Вот и опять появляется в русской философии Карповский образ сознания, как света. Для Франка, он, правда, не столь определенен, не более, чем способ описывать какие-то качества сознания. Но без такого способа, похоже, описать сознание полноценно не удается, и, значит, к нему стоило бы вернуться и исследовать. Впрочем, это уже не вопрос к Франку.

Что же касается его, то я бы завершил рассказ вот такими словами: «Мы стоим, таким образом, перед задачей выработать единое понятие сознания» (Там же, с. 192—193).

Он даже делает первую попытку. Пересказывать ее я не буду, не хватит сил ни у меня, ни у читателя с неиспорченными профессиональной философией мозгами. Задача была поставлена, и она стоит до сих пор. Не оборви революция развитие русской философии, возможно, она была бы уже решена. Такой штурм этой крепости, какой вели тогда русские мыслители, не мог не дать плодов.

Глава 10. Сознание и его собственник. Шпет

Густав Густавович Шпет (1874—1937) — польский немец по происхождению — сейчас считается чуть ли не великим русским философом. Как говорится, фигура харизматическая, особенно для интеллигенции. Думаю, потому, что он был очень интеллигентным и очень западным мыслителем по складу ума. При жизни это вызывало отторжение у людей, которые его окружали, его плохо принимали философы и совсем не принимали психологи, хотя он очень много писал по психологии. Впрочем, это за рамками моего исследования, желающих отсылаю к книге В. Зинченко «Мысль и слово Густава Шпета».

Что же касается понимания сознания, то тут мое мнение двоится. Шпет, безусловно, был очень сильным философом. Но когда читаешь о нем в словарях

Основное — Море сознания — Слои философии — Слой 8

и энциклопедиях, то может сложиться впечатление, что он философ сознания. Там слово «сознание» сверкает чуть ли не в каждом предложении! Шпет и то сказал о сознании, и другое открыл!..

Мое мнение — Шпет для философии сознания сделал главным образом то, что ее стало невозможно читать. Да и нельзя забывать того, что он был учеником Гуссерля и искренним феноменологом. А про феноменологию у философов бытует мнение, что она занимается сознанием, а Гуссерль критиковал психологизм в понимании сознания. Однако сознание феноменологию занимало мало. Ей было дело до того, что говорил Декарт. Это и было сознанием феноменологии. А мнение это утвердилось в итоге недоразумения: феномен — это явление. Явление — это то, что являет себя. Где? Конечно, в сознании. Значит, феноменология — наука о сознании. А Гуссерль и Шпет о нем и писали.

Гуссерля в сторону. А Шпет действительно часто использует слово сознание. В сущности, первая работа, где сознанию уделена целая глава, была написана за год до Франковского «Предмета знания». Это «Явление и смысл». И я не случайно поминаю в связи с ней Франка. Рассказы о сознании у них поразительно схожи. Причем, Шпетовский чище и понятнее, будто Франк не очень удачно его пересказал.

И все же я поставил Франка вперед. Почему? Потому что Франк, хоть и явно зависим в своем понимании сознания от феноменологии, пытается говорить сам. И лишь использует феноменологическое понимание для создания собственного понимания сознания. Шпет же в отношении сознания в чистом виде перелагает Гуссерлевские «Идеи». Из всей главы «Чистое сознание» достаточно привести одно предложение, чтобы распрощаться со Шпе-том и отправиться к первоисточникам:

«То особое бытие, на которое теперь направляется наш взор, есть то, что выше было обозначено, как cogito, сами наши переживания, сознание» (Шпет, Явление и смысл, с. 41).

Вот это сознание и оказывается «поприщем (das Feld) новой науки — феноменологии» (Там же).

Это, безусловно, сильнейшая философия современности, и Шпет как-то очень вовремя это почувствовал и оказался первым у стола, где распределялись места. Возможно, за это его так и уважают сейчас. Однако, к сознанию это имеет отношение условное, я бы сказал, кабинетное или диссертационное. А мне нужно что-то такое, что мне поможет в очищении.

Дата добавления: 2015-06-04