Часть четвертая 8 страница. Генерал принял прапорщика просто и смеялся, слушая его рассказ

Генерал принял прапорщика просто и смеялся, слушая его рассказ.

Вернувшись от Стесселя, Фок уселся в мягкое кресло и принялся читать недавно полученную в Артуре немецкую газету «Остазиатнше Цейтунг». Не успел он погрузиться в дебри высокой политики, как к нему вихрем влетел радостный Гантимуров.

— Приказание вашего превосходительства выполнено. Сахаров умер.

— Когда и при каких обстоятельствах?

— Сегодня, от воспаления легких, которое я ему устроил. Надеюсь, вы теперь не откажетесь вернуть мне хотя бы часть моих векселей?

— У меня к этому нет никаких оснований, — невозмутимо ответил генерал.

— Зато у меня есть все основания считать вас непорядочным человеком, — вспыхнул поручик.

— Что вы, сутенер, шулер и просто мелкий жулик, понимаете в порядочности?

— Во всяком случае, больше, чем бывшие жандармы и шпионы.

— Напрасно вы думаете, что можете меня оскорбить. Я слишком презираю вас, чтобы обижаться. Но так как ваше присутствие не доставляет мне никакого удовольствия, то прошу вас покинуть мою квартиру. Эй, подать поручику пальто! — крикнул генерал.

Князь ушел. Фок по телефону вызвал Рейса и, попросив не допускать Гантимурова до Стесселя, добавил:

— Жду вас немедленно к себе.

— Позвать сюда Шубина, — приказал он затем денщикам.

Как только Шубин появился в комнате, лицо Фока сразу просветлело.

— Итак, наш милейший друг Василий Васильевич, к великому сожалению, покинул бренный мир. Что же вы собираетесь теперь делать?

— Господин Тифонтай предусмотрел этот случай Управление всеми делами передается мне, но под мудрым контролем вашего превосходительства, — отвечал Шубин.

— Никогда не думал, чтобы он оказался столь дальновидным.

— Покойный капитан был неплохим советчиком.

— Постараюсь во всем следовать ему, за исключением оплаты моих, как вы выразились, мудрых советов. По своему генеральскому чину и положению я должен получать значительно больше, чем получал Сахаров

В цене скоро сошлись. Обсудив затем некоторые детали, оба собеседника поднялись с мест.

— Да, не думаете ли вы, милейший, что некий князь совершенно не нужен в Артуре?

— Мои мысли всегда совпадают с желаниями вашего превосходительства.

— Тем лучше, медлить не следует.

— Все будет сделано в кратчайший срок!

Шубин исчез, а на смену ему появился Рейс.

— Надо немедленно опечатать квартиру Сахарова, — с места начал Фок.

— Это уже сделано.

— …и назначить комиссию для приведения в ясность оставшихся дел и имущества. Общее руководство — за мной, но меня в нее официально не вводите.

Рейс едва успевал записывать распоряжения Фока.

— Сегодня же оформите у Стесселя этот приказ.

— Будет сделано, ваше превосходительство.

— Итак, мы теперь без всяких посторонних лиц связаны со штабом, но, конечно, не Куропаткина, — весело засмеялся Фок. — И можно действовать смелее. Вам поручается «мадам», благо вы еще мужчина в соку и вполне сохранили свой гвардейский вид, а я вплотную займусь моим старым, но, увы, безнадежно глупым другом, — весело шутил генерал, потирая от удовольствия руки.

— Кстати, следовало бы также чем‑либо отметить память нашего незабвенного друга. Это бы и для нас было полезной ширмой. Надо подумать о сооружении ему памятника в Дальнем, — предложил Рейс.

— Нет, этого без разрешения японцев не сделаешь. Проще представить его к ордену, например — к Георгиевскому кресту.

— Но за что же?

— Хотя бы за то, что так хорошо сумел наладить связь с… японцами. Это ведь дело весьма рискованное. Подайте‑ка эту мысль Вере Алексеевне!

Поздний звонок встревожил собравшуюся на покой Веру Алексеевну. Не желая беспокоить уже дремавшего в постели мужа, она сама вышла в приемную.

— Приношу тысячу извинений! Не будь самых срочных дел, никогда не посмел бы обеспокоить в столь поздний час, — расшаркался Рейс. — Сейчас получил известие о смерти в больнице Красного Креста капитана Сахарова.

— Василий Васильевич умер? — с ужасом воскликнула генеральша и от волнения опустилась на стул. — Какое несчастие! Неужели эти медики не могли его спасти? Два дня тому назад уверяли, что он вне опасности — и вдруг умер! Завтра же велю отслужить по нем панихиду. — И Вера Алексеевна по‑настоящему всхлипнула.

— После Василия Васильевича осталось значительное имущество, различные документы, имеющие, быть может, большую государственную важность. Все это надо привести в ясность, необходимо принять сразу же экстренные меры. Я набросал тут проект приказа и хотел просить его превосходительство о подписи.

— Анатоль уже спит, завтра с утра я передам ему. Никак не могу примириться с мыслью, что бедного Василия Васильевича уже нет на свете, — печально вздохнула Вера Алексеевна. — Когда же всем этим ужасам придет конец?

— Когда это найдет нужным и возможным Анатолий Михайлович.

— Разве дело только в нем? А Фок, Смирнов, Белый, Кондратенко, адмиралы…

— Генерал Фок давно уже обдумывает этот вопрос. Вот с Кондратенко договориться труднее! Остальных не стоит и принимать в счет. В случае чего их можно и обезвредить.

— Роман Исидорович еще месяц тому назад поднимал вопрос о сдаче, но Анатоль отклонил его предложение, — проговорилась генеральша. — Только вы не выдавайте меня мужу, Виктор Александрович. Это секрет.

— Тем не менее Кондратенко проявляет самую кипучую деятельность по обороне Артура и, кроме того, очень популярен среди солдат и младших офицеров.

— Ну, тех‑то никто спрашивать не станет, что делать. Прикажут — они сдадутся.

— А если нет?

Вера Алексеевна с удивлением и страхом посмотрела на своего собеседника.

— Быть этого не может, — полушепотом проговорила она.

— Я вполне уверен, что первым откажется повиноваться приказу о сдаче все тот же Кондратенко, и гарнизон его поддержит. Недавно я шутя спросил его, что он будет делать при известии о сдаче Артура. Он совершенно серьезно ответил, что арестует начальника, отдавшего такое приказание, и будет продолжать сражаться до последнего человека.

— Анатоль об этом знает?

— Я не доводил до сведения его превосходительства.

— Напрасно. Я сама расскажу ему обо всем. Спокойной ночи. — И генеральша удалилась.

— В чем там дело? — сонно справился Стессель у жены.

Вера Алексеевна передала свой разговор с Рейсом. К известию о смерти Сахарова генерал отнесся совершенно спокойно. Но награждать Сахарова все же не согласился.

— Одним жуликом в Артуре стало меньше, царство ему небесное, — пробормотал он зевая.

— Как ты можешь так говорить о покойнике? О них или не говорят, или говорят хорошо.

— В могиле все безукоризненно честны, Верунчик. А Рейс — хитрая лиса, себе на уме, вроде твоего Кондратенко. Два сапога пара. Крестов же за мошенничества пока не дают.

— Виктор Александрович всецело предан тебе и твоим интересам…

— Потому что сидеть в штабе гораздо спокойнее, чем командовать полком на позиции: больше шансов уцелеть.

— Когда ты думаешь кончить воевать, Анатоль? — спросила генеральша.

— Это вопрос сложный. Если Артур падет раньше времени, я за все буду отвечать. Выгонят меня со службы.

— У нас кое‑что есть в Шанхайском банке.

— На три‑четыре тысячи долго не проживешь.

— А золото, которое хранилось в Артуре?

— О нем, конечно, знают японцы и все отберут при капитуляции.

— Можно попробовать с ними договориться.

— Снявши голову, по волосам не плачут. Сдавши крепость, об условиях капитуляции не говорят.

— Тогда нужно начать переговоры заранее.

— О сдаче? — даже приподнялся на кровати генерал.

— Если Артуру суждено пасть, то надо хоть себя обеспечить в материальном отношении. Служишь ты почти сорок лет, а, в сущности, гол как сокол; нищ как церковная крыса.

— Это‑то, конечно, верно, но твои планы очень опасны, — уже неуверенно проговорил Стессель.

— С точки зрения гуманности тоже не следует затягивать оборону, так как это поведет к лишним, напрасным жертвам. Ты подумай, сколько жен, матерей и детей будут за тебя молиться богу, если ты сохранишь их мужей, сыновей и отцов.

— Этот вопрос надо как следует обдумать, а за Кондратенко установить негласное наблюдение: не ведет ли он интриг против меня? Но кому это поручить?

— Конечно, Фоку. Он ведь из жандармов и хорошо знает, как это следует организовать.

— Завтра же с ним об этом переговорю.

— А заодно и о сроках обороны, — вставила Вера

Алексеевна.

В тот же вечер, когда Гантимуров возвращался домой после безуспешной попытки повидать Стесселя и пожаловаться на Фока, он был убит случайной пулей, залетевшей в город.

— Потарапливайтесь, Сергей Владимирович, — будил

Рашевский заспавшегося Звонарева. — К десяти часам на форт номер два должен прибыть генерал Смирнов. Он лично хочет взорвать заложенный нами в левой галерее камуфлет.

Обжигаясь горячим чаем, глотая целиком куски холодной конины, прапорщик одновременно одевался. Через несколько минут он уже шагал рядом с подполковником по военной дороге. Стоял ясный, солнечный день. Японцы усиленно обстреливали все форты и тылы крепости. Русские батареи молчали

После ночного дождя было свежо, еще не высохшие лужи блестели под лучами солнца. Рашевский громко хохотал, слушая рассказ о ранении Стесселя и о награждении Звонарева.

— Смех‑то наш сквозь слезы Больно все это грустно и гнусно. Служить бы каждый из нас рад, но прислуживаться тошно, — заметил Рашевский, выслушав рассказ.

— Зато меньшинство, которое вьется около начальства, процветает, осыпаемое наградами.

— Вот и на форту втором. Решили мы подорвать японскую минную галерею. Рассчитал я заряд, получилось около трех пудов пороха, а у Григоренко вышло в два с лишним раза больше. Мы заспорили. Подошел Смирнов и давай тоже считать. Досчитался чуть ли не до десяти пудов. Если взорвать такой камуфлет, то может обнажиться тыльная стена капонира. Сколько я ни возражал — не слушают, а Григоренко не смеет перечить начальству. Вот и заложили девять с половиной пудов. Сделали забивку, теперь сам Смирнов прибудет для того, чтобы замкнуть ток мины.

— И получить крест за вашу работу…

— Вернее, наградить деревянными крестами добрый десяток наших солдат, если только все выйдет, как я предполагаю.

— Быть может, сообщить об этом Стесселю, он остановил бы своей властью это дело?

— Что вы! — замахал руками Рашевский. — Если только сунуться сейчас к нему, жена раскричится. Нет, надо идти на форт и там по возможности обезвредить генеральскую затею.

На форту они застали нового коменданта, молодого поручика Фролова. Он проявлял кипучую деятельность. Противоштурмовые пушки в полной боевой готовности находились на брустверах. Рядом с ними сидели на земле номера. На тыловом капонире поставили пулеметы и старые полевые пушки. Капонир вооружили малокалиберными скорострельными морскими орудиями. Гарнизон был разбит на три части. Одна часть гарнизона спала в нижней казарме, другая дежурила в верхней, а третья караулила снаружи. Даже на укрытом ходу над контрэскарпной галереей усилился караул. Молодой артиллерийский поручик носился по форту, примеряя, где бы еще можно было установить орудие или миномет. Солдаты сразу повеселели и имели бодрый вид. Около минных галерей Рашевский и Звонарев нашли прапорщика Берга.

— Выдержит забивка? — спросил его Рашевский.

— Думаю, что выдержит, но боюсь, чтобы свод или стены каземата не дали трещины при взрыве камуфлета, — ответил минер.

— Тогда микадо должен будет наградить Смирнова большим орденом за его помощь японским саперам!

— Во всяком случае, отсюда и из контрэскарпной галереи надо будет вывести всех людей, а также убрать часовых с укрытого хода и брустверов, — распорядился Рашевский.

— Генерал Смирнов! — торопливо доложил Один из стрелков.

В сопровождении Фролова быстро шел своей прыгающей петушиной походкой комендант крепости.

— Здравствуйте, друзья мои! — на ходу приветствовал он солдат.

— Ишь ты, друг‑то какой у меня нашелся, с красными отворотами! — прошептал кто‑то сзади Звонарева.

Прапорщик обернулся и увидел Блохина. Солдат похудел, почернел, оброс щетиной. Его глубоко посаженные в орбитах глаза горели беспокойным огнем и все время находились в движении.

— Здорово, Блохин! — дружески улыбнулся ему Звонарев.

— Здравия желаю! Думал, не захотите и признать меня. А где наши‑то? — скороговоркой вполголоса проговорил солдат.

— Работают около третьего форта по устройству электрической станции. А ты как поживаешь?

— Скушно без своих, — вздохнул солдат. — День за неделю кажется. Хоша бы поручик набил мне морду да вернул на батарею.

— Что там за приватные разговоры в моем присутствии? — вдруг обернулся Смирнов. — Можете найти другое время и место для своих собеседований, господин прапорщик. Это что за бандитская рожа? Как стоишь, какой части, фамилия?

— Бомбардир‑лабораторист Блохин.

— Титуловать надо, дурак. Зачем здесь? На неделю без горячей пищи! — брызгался слюной генерал, злобно глядя на солдата.

— Хорош друг, нечего сказать! — пробурчал Блохин себе под нос.

— Не угодно ли вашему превосходительству послушать, как работают японцы? — поспешил отвлечь внимание генерала Рашевский.

Смирнов махнул рукой, чтобы все замолчали, и припал ухом к бетону. Прошла минута напряженного молчания.

— Да, да! Но они, по‑моему, еще очень далеко от капонира, не ближе тридцати саженей.

— Я считаю, что не больше десяти‑двенадцати, — возразил Рашевский.

— Вы считаете! — презрительно бросил комендант. — Я окончил две академии — артиллерийскую и генерального штаба — и, надо думать, кое‑что в минном деле понимаю.

— Я же учился всего лишь в одной — в инженерной академии.

— Вечно вы, полковник Рашевский, вступаете в неуместные споры, — оборвал генерал и вышел из капонира.

— Видели? — кивнул ему вслед головой Рашевский. — Изволь иметь дело с таким упрямым ослом!

Электрические провода от мины были выведены на внутренний дворик форта в один из блиндажей переднего бруствера. Смирнов, все еще раздраженный, брюзжал всю дорогу. На дворике он громко, во весь голос, поздоровался с солдатами. Те ответили сдержанно и тихо, не желая привлекать внимания японцев, до которых было не более пятидесяти шагов.

— Отвечать как следует, а не бормотать себе под нос! Здорово, друзья! — крикнул генерал.

Солдаты ответили на этот раз громко и дружно, и через минуту около бруствера разорвались две бомбочки, брошенные японцами.

— Ой, братцы, ой, рука! — застонал стрелок, у которого по локоть оторвало руку. Соседи бросились к нему на помощь. Генерал же поспешил юркнуть в блиндаж.

Не успели солдаты отойти от брустверов, как Смирнов включил ток. Над местом взрыва поднялся столб дыма и пыли, полетели вверх доски, камни и какие‑то бесформенные предметы. Сильно осела земля.

В первый момент у японцев воцарилось полное затишье, которое через минуту сменилось неистовой ружейной трескотней и градом ручных гранат. Пули и осколки засвистели во всех направлениях, раня и калеча не успевших укрыться.

Смирнов предпочел отсиживаться в блиндаже, пока не уляжется этот ураган смерти. Фролов, выскочивший наружу, чтобы успокоить метавшихся по дворику солдат, тоже получил ранение в кисть руки.

— Всего этого можно было избежать, если бы ваше превосходительство не так торопились, — проговорил Рашевский, глядя на происходившее в форту смятение.

— Потрудитесь не учить, что и как мне делать! — обозлился Смирнов. — Вы боялись, что развалится капонир, а он стоит целехонек. Я предвидел и учел все возможное и невозможное, когда рассчитывал взрывной заряд. У меня было сделано свыше десяти вариантов для разных случаев.

Как только стало тише, Смирнов торопливо скрылся в тыловую казарму. Здесь прапорщик Берг доложил ему, что капонир остался совершенно цел и забивка камуфлета хорошо выдержала удар взрывной волны.

— Вот видите, — торжествовал генерал, обращаясь к Рашевскому, — а вы еще со мной спорили.

В это время с Куропаткинского люнета прибежал с запиской запыхавшийся стрелок. Комендант люнета сообщал, что камуфлетом была обнажена тыловая стена капонира и японцы, видимо, подготовляли ее взрыв снаружи.

— Немедленно обстрелять и забросать бомбочками, — распорядился Смирнов.

— Обстрелять нельзя, так как это место в мертвом пространстве, а бомбочками можно повредить стену, — нахмурился Рашевский.

— Вашескородие, японец долбит самую крышу капонира! — прибежал с докладом Блохин.

Рашевский опрометью бросился к потерне. За ним устремились все, кроме Смирнова, что‑то сердито кричавшего им вдогонку.

Оправдались наихудшие опасения Рашевского. Японпы подобрались к крыше капонира и, положив на нее заряд динамита, произвели один за другим несколько взрывов. После первого в своде появились трещины, после которого в нем образовалось небольшое отверстие, а после третьего свод рухнул, и японцы ринулись внутрь капонира. Все это произошло настолько быстро, что стрелки едва успели загородить мешками с землей выход из капонира в контрэскарпную галерею.

Японцы втащили в капонир пулемет и открыли из него огонь вдоль галереи. Положение русских стало сразу критическим. Спасая положение, Фролов бросился вперед и бомбочкой уничтожил пулемет. Оправившиеся стрелки кинулись за ним. У входа в тесный, темный, полуразрушенный капонир начался рукопашный бой. Несколько японских солдат подобрались по рву к пушечным амбразурам и через них забросали внутренность капонира бомбочками большой разрушительной силы, при этом взорвалась целая груда пушечных патронов, оставшихся в орудиях. Часть капонира рухнула. Контрольная галерея наполнилась едким дымом и пылью. Среди солдат началась паника.

Раненый Фролов, стараясь перекричать грохот, сзывал к себе стрелков и попытался с несколькими смельчаками еще раз броситься в штыки.

Звонарев потерял в темноте Рашевского и, схватив первую попавшуюся под руку винтовку, выпускал патрон за патроном в сторону японцев.

— Поберегитесь, Сергей Владимирович, я их сейчас угощу, — хрипел у него над ухом Блохин и, размахнувшись, кинул сразу целый десяток бомбочек.

Страшный взрыв оглушил припавшего ничком к земле прапорщика. Сверху посыпались осколки бетона, земля и окровавленные куски человеческих тел. Блохин вскочил на ноги и, громко закричав, со штыком наперевес бросился в сторону японцев. Прапорщик последовал за ним. Вдвоем они вскочили в полуразрушенный капонир, где в живых застали двух оглушенных японцев, которых Блохин тут же и приколол. За ним вбежали стрелки и наскоро стали сооружать траверс из земляных мешков. Японцев не было видно.

Звонарев начал осматриваться. Половина капонира около левой минной галереи была разрушена сверху донизу и представляла собой груду бетонных осколков. Часть капонира около правой минной галереи уцелела. Ее‑то и начали торопливо укреплять земляными мешками.

Вскоре японцы опять попытались прорваться в ров через разрушенный капонир, по были отброшены картечью с брустверов форта и вернулись в свои окопы. Настало временное затишье. Рашевский, дважды оцарапанный бетонными осколками, перевязанный носовым платком, расхаживал окопы остатков капонира.

— Надо сейчас же вокруг разрушенного пространства в гласисе устроить бруствер из мешков с землей и гнезда для пулеметов, иначе ночью японцы прорвутся через ров прямо на форт, — предупреждал он.

Стрелки быстро и сноровисто стали укладывать метки по его указанию.

— А Смирнов где? — вспомнил Звонарев.

— Как только запахло жареным, дал стрекача. Забыл и про свой генеральский чин, когда бежал через горжевой мост, — ответил подполковник.

День промелькнул очень быстро, и совсем неожиданно наступил вечер. Стало быстро темнеть. Начавшийся артиллерийский обстрел форта заставил стрелков спрятаться в контрэскарпную галерею и казармы. Тяжелые, сотрясавшие до основания весь форт взрывы указывали, что идет бомбардировка из одиннадцатидюймовых орудий. Звонарев, Рашевский, Фролов и артиллерист Корсаков сидели в казарме, когда на форт неожиданно прибыл Кондратенко в сопровождении своего неизменного начальника штаба Науменко. Невзирая на обстрел, они сразу же отправились осматривать повреждения капонира.

— Зачем вы, Сергей Александрович, впутали в минное дело Смирнова? Он ведь ни уха ни рыла в нем не понимает, — упрекал генерал Рашевского.

— Сам впутался, будь он неладен! Кинься японцы сразу после взрыва на штурм, была бы нам крышка, не отбились бы от них.

— Эта опасность, по‑моему, еще не миновала. Я распорядился передвинуть сюда две роты резерва и направил вам еще два пулемета с китайской гладкостенной картечннцей.

— Она‑то нам на что? — удивился Корсаков.

— Она у нас будет на ролях сторожевой пушки. Поставите ее на месте прорыва и в случае штурма ударите картечью.

Проходя по казармам, Кондратенко, как и Смирнов, здоровался с солдатами, но обращал внимание исключительно на их вид, а не на выправку.

— Когда ели, давно ли были на отдыхе, нет ли цинготных? — спрашивал он у стрелков.

Глядя со стороны на этого невысокого, невзрачного на вид генерала с глуховатым голосом и живыми умными глазами, Звонарев мысленно представил себе его в серой солдатской шинели.

«Едва ли бы он выделился чем‑либо из толпы десятков и сотен других стрелков, разве что своей сметкой», — подумал прапорщик, так мало было в Кондратенко специфически барского, офицерского.

Солдаты, видимо, чувствовали то же самое и свободно разговаривали с генералом, путая официальное титулование с простым обращением к нему по имени и отчеству, которое твердо знали все стрелки. Кондратенко даже не замечал этого нарушения уставной формы.

— Если японцы прорвутся в ров, стремитесь отрезать им путь отступления, атакуя их из контрэскарпной галереи. Капонир надо отстаивать до последней возможности, — предупреждал генерал обступивших его стрелков.

— Нам бы втащить в галерею скорострельную пушку, — проговорил Блохин.

— Дельное предложение. Ты кто такой? — спросил генерал.

Блохин назвался.

— Он сегодня отличился — выбил японцев из уцелевшей части капонира, — доложил Фролов.

— Представьте его к кресту.

— Бог с ним, с крестом, все равно все под деревянными лежать будем; мне бы… — замялся солдат.

— Ну, говори, чего хочешь! В город, что ль, сходить нужно?

— Никак нет… Водочки бы выпить, — смущенно улыбаясь, попросил солдат.

Стрелки дружно захохотали.

— Выдайте ему от моего имени чарку, поручик, — обратился к Фролову генерал.

— Покорнейше благодарю, ваше превосходительство! — гаркнул в ответ Блохин.

— Зайдешь потом, — приказал Фролов.

Обойдя весь форт, побывав даже в укрытом пути над контрэскарпной галереей, Кондратенко ушел с Рашевским и Звонаревым.

— Откровенно скажу — очень опасаюсь, что при нервом же серьезном штурме форт будет взят, а это затруднит и осложнит оборону Китайской стенки, — задумчиво говорил Кондратенко.

В штабе Звонарева уже поджидала Варя.

— Идемте обедать вон в тот блиндаж. Там помещается кухня, а то в штабе неудобно. Скорее бы вы возвращались на Залитерную, и я буду спокойнее за вас, и люди там все знакомые. Харитина с мужем сегодня отправились уже на позицию.

— С каким мужем?

— Да Ярцевым. Вчера их повенчал госпитальный батюшка. Это Медведь им приказал жениться.

— То есть как?

— Фу, какой вы непонятливый. Из‑за Харитины Блохин поранил Ярцева. Медведь за это прогнал его с батареи. Харитине тоже запретил там появляться, чтобы все солдаты не передрались между собой. С мужем, говорит, пущу, а одну нет. Ну, они и переженились.

— Что значит — переженились? Кто на ком? Харитина на Ярцеве или он на ней?

— Замолчите, или я сейчас же уйду.

— Как же я один обедать‑то буду?

— Ян забыла, что по молодости лет вас еще нужно с ложечки кормить.

За обедом Звонарев выслушал подробный рассказ обо всех артурских новостях, о самочувствии Стесселя, об увлечении Григоровича. Полочкой, о произведенных за день в Свободном госпитале операциях, причем выходило так, что во всех них Варя была едва ли не самым отавным действующим лицом.

— Они, конечно, все уже умерли?

— Кто?

— Да раненые, оперированные вашей милостью.

— Останетесь за дерзость без сладкого. — И Варя миюм проглотила крем.

— Молчу, а то и второе блюдо так же быстро исчезнет…

— Вот вам, вот вам, чтобы не дразнили меня. — И Варя слегка подергала прапорщика за ухо.

Тот в ответ свирепо зарычал, и оба весело захохотали.

Звонарев проводил девушку до городских ворот. Вернувшись в штаб, он получил от Рашевского задание на следующий день побывать на укреплении номер три.

Укрепление номер три являлось крайним западным фортом Восточного фронта обороны крепости. Хотя оно носило название «временного», но, как и многое другое в Артуре, это не соответствовало действительности. По своему устройству это было настоящее долговременное укрепление, как и форты номер два и номер три, только несколько меньшего размера. Оно защищало подступы к форту номер три с долины реки Лунхе. Китайская стенка, отходившая от западнотылового угла форта номер три, тянулась до самой горжи укрепления.

В плане оно представляло собой треугольник с закругленной вершиной. Передний вал его шел дугой, концы которой опирались на боковые брустверы.

В тыловой части имелась бетонная казарма для гарнизона. От нее шла к бетонному капониру, расположенному в переднем рву, изогнутая потерна. Впереди укрепления имелась линия стрелковых окопов, в непосредственной близости от которых была передовая траншея японцев. Здесь ни днем ни ночью не прекращалась борьба — то японцы врывались в русские окопы, то русские, выбив японцев, захватывали часть их траншей. Ружейная перестрелка, трескотня пулеметов и взрывы бомбочек не замолкали ни на минуту. Настойчивости «сынов Восходящего Солнца» противостояло упорство сибиряков.

Сюда‑то и направился на следующий день Звонарев для ознакомления с положением дел на этом участке обороны.

Стоял слегка туманный, пасмурный день. Лениво погромыхивали пушки, да японские батареи, с присушен им методичностью, неустанно посылали снаряд за снарядом по городу и стоявшей на внутреннем рейде артурской эскадре.

Постепенно незначительная с утра орудийная перестрелка превратилась в сплошную канонаду. Сотни тяжелых снарядов обрушились на форты номер два и номер три и на укрепление. Являлось ли это подготовкой к общему штурму крепости или только предварительной пробой сил, определить было невозможно. Едва прапорщик вышел из ущелья, где помещался штаб, как попал под сильный обстрел и поспешил укрыться за скалой. Пробегая таким образом от укрытия к укрытию, он добрался до вершины Скалистого хребта, расположенного в версте с небольшим за линией фортов. Обрывистый, лишенный всякой растительности кряж доминировал над первой и второй линиями обороны — фортами и Китайской стенкой.

Припав за камнем, Звонарев в бинокль начал разглядывать развернувшуюся перед ним панораму. Внизу и несколько вправо лежал форт номер три. Он весь был окутан черными столбами пыли и дыма от беспрерывно падающих на него бомб. Над ним в воздухе то и дело появлялись белые комочки шрапнельных разрывов.

Крупный снаряд ударил в самый центр казармы, и в следующее мгновение из всех окон выбросило густые облака дыма. Звонарев невольно вздрогнул На мгновение он представил себе десятки искромсанных, разорванных на куски, искалеченных солдатских тел вперемешку с осколками бетона и дерева, стоны, крики, хрипение умирающих и воздух, насыщенный едким запахом шимозы…

«Едва ли кто уцелел из находящихся в этот момент в казарме», — с ужасом подумал он и перевел взгляд на укрепление номер три.

Также окутанное густой пеленой пыли и дыма, оно едва различалось на сером фоне окружающей местности. Посредине между фортом номер три и укреплением четко виднелась глубокая лощина. В этом месте, несколько сзади, расположилась маленькая батарейка из двух полевых орудий, долженствовавшая, очевидно, защищать подступы к этой ложбине.

За рекой Лунхе темнели массивы Волчьих гор.

Прояснилось. Еще теплое солнце приятно согревало спину своими лучами. При виде сильного обстрела укрепления номер три Звонаревым овладело раздумье — идти туда или нет.

«При такой бомбардировке я, конечно, ничем не смогу помочь укреплению, там сейчас не до минных галерей», — оправдывался он перед собой. Наконец он принял компромиссное решение: подождать некоторое время, не уменьшится ли обстрел, и после этого идти на укрепление. Успокоившись на этом, он стал наблюдать за тем, что делается правее.

Далеко, чуть выступая из‑за ближних сопок, виднелась батарея литеры Б. На ней тоже взлетали черные султаны дыма, но гораздо реже, чем на соседних фортах. Крепостные батареи на японский огонь отвечали вяло, посылая свои снаряды далеко в тыл. Сзади, со стороны города, доносился рокочущий гул орудий броненосцев, помогавших крепости своим огнем.

Неожиданно заговорила расположенная за Скалистым хребтом батарея сорокадвухлинейных пушек.

«Один преждевременный разрыв, и от меня останется только мокрое место», — сообразил он и медленно побрел к укреплению.

Прошло около часа, пока бомбардировка несколько стихла. Воспользовавшись этим, Звонарев быстро прошел оставшееся расстояние и, перебравшись под ружейным огнем через горжевой мост, вбежал в ворота казармы.

Дата добавления: 2015-06-04