Часть четвертая 22 страница

— Я слыхал, что ты проявляешь больно много интереса к фельдфебельской дочке, — не остался в долгу Борейко.

— Сиротку надо пожалеть, особливо ежели она обижена от людей, — смущенно ответил солдат.

Под прикрытием артиллерийского огня японцы вновь добрались до подножия горы и на этот раз прочно закрепились в мертвом пространстве. Ни бомбочки, ни шаровые мины не могли их достать.

Дул северный ветер. Блохин решил воспользоваться им. Набрав по блиндажам всякого тряпья, солдат связал его, прицепил к нему камни, облил керосином, зажег и спустил вниз. Едкий, вонючий дым распространился вокруг. Японцы не выдерживали, выбегали из своих нор и попадали под обстрел.

— Выкурили мы японца, — обрадовались солдаты.

Но сильный орудийный обстрел заставил гарнизон Орлиного Гнезда опять укрыться в блиндажах. Число раненых все время увеличивалось. Их едва успевали наскоро перевязывать; Борейко разрешил им уходить с горы.

— Нам некогда возиться с перевязками, — решительно заявил он.

Утесовцы, все, как один, решили остаться до конца со своим командиром.

— Вместе воевали на Утесе и Залитерной, вместе и смерть принимать будем, — за всех сказал взводный фейерверке? Жиганов.

Около двух часов дня, без всякой подготовки, японцы снова кинулись на Орлиное Гнездо. Они быстро окружили его со всех сторон и по склонам начали взбираться вверх. Некоторым удалось добраться до вершины, но их тотчас же перекололи.

Отрезанный от штаба, Борейко мог только сигнальными флагами сообщать о своем положении и просить помощи из резерва. Но Горбатовский был глух и нем. По приказу Фока Орлиное Гнездо подлежало сдаче, и гарнизон его был обречен на гибель.

Перед вечером поднялся туман. Старый город затянуло пеленой. Борейко последний раз взглянул на здание Пушкинской школы и глубоко вздохнул.

Вскоре иссяк запас воды. Раненые просили пить и в смертельной муке беспомощно метались в блиндажах. На исходе были бомбочки и ружейные патроны.

— Вашбродь, разрешите отогнать японца штыками и вынести раненых, — обратился к Борейко Жиганов.

Поручик осмотрелся. Здоровых солдат оставалось всего пятнадцать‑двадцать человек, раненых было примерно столько же, из них человек пять тяжело.

— Вали, Жиганов! — с грустью проговорил он. —

Оставь мне двух человек, я с ними буду прикрывать твой отход.

— Разрешите, вашбродь, мне остаться с вами, — тотчас отозвался Блохин.

— И мне также, — подошел Заяц.

— У тебя еще не зажили раны, поэтому ты не подходишь. Кто еще? — окинул он своих солдат испытующим взглядом.

— Эх, была не была! Вместе с Блохиным дрался под Цзинджовой и теперь еще раз попытаю свое дырявое счастье, — тряхнул головой Гайдай.

— Помните, живыми отсюда едва ли уйдем, — предупредил Борейко.

— Мы, вашбродь, утесовцы, — бойко отозвался Блохин.

Собрав около себя всех способных держать винтовки, Жиганов бросился сверху на японцев. Это было так смело и неожиданно, что осаждающие кинулись врассыпную. Почти все солдаты благополучно прорвались через цепь, окружавшую Орлиное Гнездо.

— Прешли, — проговорил следивший за ними Борейко. — Теперь, ребята, держись! Сейчас японцы кинутся на нас.

Он не ошибся. Решив, что Гнездо очищено, японцы со всех сторон стали взбираться к его вершине. Но Борейко, Блохин и Гайдай качали забрасывать их бомбочками. Как ни старались японцы подбодрить себя криками» банзай «, все же принуждены были вновь отступить.

— Сколько осталось бомбочек? — усталым голосом справился Борейко.

— Десять штук, вашбродь. Девять японцам, а последняя нам, — ответил Блохин.

— И последнюю в них. У нас еще останутся винтовки со штыками.

— Банзай! — снова раздалось внизу.

Трое защитников кинулись к переднему брустверу. Едва их фигуры показались на вершине, как прогрохотал страшный взрыв мины, высоко вверх взлетели обломки скалы, бревна…

Через пять минут японский флаг взвился над Орлиным Гнездом.

Силой взрыва Блохина отбросило далеко в сторону. Оглушенный при падении, он потерял сознание. Уже затемно солдат пришел в себя, припомнил, что с ним произошло, и решил двинуться на поиски Борейко.

Вскоре ему попалась изорванная, окровавленная артиллерийская фуражка с черным бархатным околышем. Внутри были ясно видны золотые инициалы:» Б. Б.«

— Эх, пропал наш Ведмедь! А какой человечище‑то был! — И Блохин почувствовал, как у него защекотало в горле. Слезы хлынули из глаз. Вокруг никого не было, и он, не стыдясь, вытер лицо рукавом. Затем спрятал фуражку в карман.

Заняв Большое Орлиное Гнездо, японцы не рискнули ночью продолжать наступление на Артур и стали окапываться. Это дало возможность Блохину благополучно добраться до русских частей. Попав в город, он прежде всего направился в Пушкинскую школу. На стук вышла Оля Селенина, опираясь на костыль. Солдат молча подал ей фуражку. Оля непонимающе повертела ее в руках, потом глухо зарыдала.

— На Большом Орлином Гнезде японские флаги! — влетел без спроса в кабинет Стесселя ротмистр Водяга.

Генерал‑адъютант вскочил, как на пружинах, а затем снова сел на стул. Вера Алексеевна всплеснула руками и заплакала. В доме началась суматоха. Забегали ординарцы, захлопали двери.

— Где это запропастился Фок? — истерически вопрошала генеральша. — Надо немедленно начать переговоры о мире, пока японцы не ворвались в Артур и не устроили поголовной резни. Анатоль, пошли сейчас же за Рейсом!

Через минуту прибежал взволнованный начальник штаба.

— Виктор Александрович, надо немедленно отправить Ноги письмо с предложением сдачи Артура, — встретила его Вера Алексеевна.

— Текст у меня уже заготовлен, — вынул полковник бумагу из бокового кармана. — Но ведь мы еще не имеем официального донесения о положении наших частей ни от коменданта крепости генерала Смирнова, ни от начальника сухопутной обороны генерала Фока, — напомнил Рейс.

— Смирнова нечего путать в это дело, а Фока надо немедленно разыскать во что бы то ни стало, — распорядился Стессель.

— Он только что подъехал к дому, — доложил Водяга.

Через минуту Фок в пальто, перепоясанный серебряным шарфом, при шашке и с револьвером на боку, широким строевым шагом вошел в кабинет. Он официально вытянулся перед Стесселем и доложил:

— Ваше превосходительство, под давлением превосходящих сил японцев наши части отошли на последнюю линию обороны. Ввиду истощения запасов артиллерийских снарядов и ружейных патронов, а также вследствие крайнего изнурения гарнизона считаю дальнейшее сопротивление невозможным.

Стессель стоя выслушал этот доклад.

— Вполне согласен с тем, что дальше мы сопротивляться не можем. Что же вы, ваше превосходительство, предполагаете делать? — спросил генерал‑адъютант.

— Считаю необходимым немедленно начать переговоры о капитуляции Порт‑Артура, — твердо ответил Фок.

Стессель стоял бледный, взволнованный, сразу осунувшийся, утеряв обычный бравый вид.

— Как генерал‑адъютант русского императора и старший из военных начальников в Артуре я решаю капитулировать, — проговорил он. — Полковник Рейс, потрудитесь по этому поводу вступить в переговоры с командующим японской осадной армией генералом бароном Ноги, — официальным тоном закончил он и опустился в кресло. — Господи, спаси и сохрани меня от всякого зла! Не миновать теперь мне виселицы…

— В России, слава богу, еще генерал‑адъютантов не вешают, а если они проштрафятся, то направляют их в Государственный совет, — успокоила мужа Вера Алексеевна. — Анатоль, ты должен помнить, что этим шагом ты спасаешь от смерти десятки тысяч наших героических офицеров и солдат. Тысячи и тысячи матерей, жен, сестер и дочерей вечно будут молить за тебя господа бога.

— Разрешите прочитать письмо к японскому главнокомандующему, — вкрадчиво произнес Рейс.

» Его превосходительству барону Ноги, главнокомандующему японской армией, осаждающей Порт‑Артур.

Милостивый государь!

Сообразуясь с общим положением дела на театре военных действий, я признаю дальнейшее сопротивление Порт‑Артура бесцельным и, во избежание напрасных потерь, желал бы войти в переговоры относительно капитуляции. Если Ваше превосходительство на это согласны, то прошу назначить лиц, уполномоченных для переговоров об условиях и порядке сдачи, а равно указать место, где они могут встретить назначенных мною лиц.

Пользуюсь случаем выразить Вам чувство моего глубочайшего уважения.

Генерал‑адъютант Стессель «.

— Прекрасно, — одобрил Стессель и подписал протянутую ему бумагу.

Через четверть часа прапорщик Мальченко в сопровождении двух казаков с огромным белым флагом уже скакал по направлению к японским линиям. Когда он поравнялся со штабом Горбатовского, генерал с удивлением спросил:

— Куда направляется парламентер в столь позднее время?

— Очевидно, поехал передать от Стесселя поздравление генералу Ноги с наступившим Новым годом, — иронически ответил Степанов.

Когда Мальченко со свитой миновал русские линии и направился дальше, стрелки догадались о его намерениях.

— Поехал продавать Артур японцу, — сердито проговорил Денисов, фельдфебель охотничьей команды Енджеевского, и, вскинув винтовку, один за другим выпустил по парламентерам всю обойму. Вечерние сумерки помешали, однако, попасть ему в цель.

Услышав за собой стрельбу, Мальченко поспешил укрыться от русских пуль в японских окопах.

Белый нервно ходил по кабинету, ожидая донесения о положении на фронте. Очищение батарей литеры Б и Залитерной явилось для него полной неожиданностью. Еще утром он получил от Фока приказание обстрелять эти укрепления, так как они заняты японцами. Крепостные батареи сосредоточили на них свой огонь. Как потом оказалось, укрепления были оставлены именно вследствие этого обстрела с тыла. Белый начинал понимать, что он был обманут Фоком, и решил обо всем переговорить непосредственно со Стесселем.

Волновала его и судьба Большого Орлиного Гнезда. Там находились его солдаты‑артиллеристы и офицер, о которых он не мог не беспокоиться. Да и огромное значение этого укрепления для дальнейшего хода обороны было для него очевидным. Он несколько раз звонил по телефону, справляясь о положении дел на Гнезде, но ему неизменно отвечали, что гора все еще держится.

Подали обед. Генерал рассеянно поздоровался с Варей, пришедшей с Электрического Утеса, и вполуха слушал ее болтовню о всех утесовсхих событиях. Затрещал телефон. Варя бросилась к нему и через минуту вернулась бледная, испуганная.

— Борейко убит! — с трудом проговорила она. — Передали из штаба Горбатовского. — И девушка заплакала.

— А каково положение Большого Орлиного Гнезда? — быстро спросил Белый.

— Я не… знаю, я не… дослушала…

— Эх ты, глупая девчонка, самое важное и не спросила, — рассердился генерал и сам пошел к телефону.

— Пало? Что же Фок предполагает дальше делать? Долго на третьей линии мы не продержимся. — И взволнованный Белый вернулся к столу. — После обеда я сейчас же еду к Смирнову. Вели заложить экипаж, — сердито приказал он Варе, которая продолжала плакать.

— Жаль, жаль Борейко. Прекрасный был офицер, хотя и безалаберный человек. Говорят, его разнесло на клочки, — сообщил Белый жене.

— Господи, когда же этот ужас кончится? — тяжело вздохнула Мария Фоминична.

— Теперь скоро! Не то что дни‑часы Артура уже сочтены. — Генерал торопливо заканчивал обед.

Звонок в передней возвестил о прибытии гостя. К своему удивлению, Белый увидел адмирала Вирена.

— Я решил вас побеспокоить, Василий Федорович ввиду наступления чрезвычайных обстоятельств, — про говорил моряк.

— Прошу в кабинет, — пригласил Белый.

— С четверть часа тому назад я получил следующую записку:» Сейчас отправляю с парламентерами письмо генерала Стесселя к барону Ноги с предложением начать переговоры о капитуляции. Поэтому только сегодняшняя ночь остается для того, чтобы сделать с кораблями то, что вы найдете нужным. Необходимо подготовить миноносец для отправки с ним знамен и секретных бумаг в Чифу. Рейс «.

— Первый раз об этом слышу. Едемте сейчас же к Смирнову. Он, верно, в курсе дела. Ведь только вчера совет решил продолжать оборону, а тут вдруг сдача, — недоумевал генерал,

Накинув на плечи шинель, Белый вместе с Виреном направился к Смирнову.

Комендант крепости только захлопал глазами, когда ему сообщили о капитуляции.

— Тут какое‑то недоразумение! Едемте сейчас же к Стесселю…

Стесселя застали в обществе Фока, Рейса, Никитина и нескольких адъютантов. Он уже обрел свой обычный важный вид. Фок о чем‑то вполголоса совещался с Рейсом. Никитин же с графинчиком в руке пил рюмку за рюмкой, чокаясь с адъютантами.

— Поминки справляю по русскому Артуру, — хохотал генерал. — Заодно можно будет выпить и за все наши потопленные калоши. Начинайте, ротмистр Водяга. За» Ретвизана «,» Полтаву «,» Победу «,» Пересвет «, — начал он перечислять затонувшие корабли.

— Вместо того чтобы попусту разъезжать по городу, вашим превосходительствам следовало бы озаботиться о возможно быстрейшем выполнении моих приказаний, — накинулся Стессель на прибывших. — У вас, адмирал, времени в обрез, чтобы подорвать свои корабли. А тебя, Василий Федорович, попрошу позаботиться о батареях, особенно береговых. Я больше вас не задерживаю, господа.

Превосходительным гостям оставалось только откланяться.

Как только Белый уехал, Варя заторопилась на Электрический Утес. Известие о гибели Борейко страшно взволновало Звонарева.

— Пока я не увижу его труп своими глазами, я не поверю в его смерть, — твердил прапорщик.

— К тебе пришел Блохин, — сообщила Варя.

— Где Борейко? — кинулся к солдату прапорщик.

— Погибли на Орлином Гнезде. — И Блохин подробно рассказал об обстоятельствах смерти Борейко.

— Но, может быть, поручик уцелел, так же, как и ты?

— Никак нет. Перед взрывом они стояли впереди всех. Рядом был Гайдай, я находился чуток подале. Не иначе как разорвало поручика на части и Гайдая с ним…

— По‑моему, следует немедленно послать наших утесовцев на розыски Борейко.

— Туда, вашбродь, сейчас не доберешься. Наши части отошли к самой городской стене.

Звонарев все же пошел на батарею потолковать с Родионовым и другими солдатами первого взвода. Решили с рассветом поискать Борейко в районе Орлиного Гнезда. На это надо было получить разрешение от Белого. Прапорщик намеревался лично отправиться в Артиллерийский городок, чтобы там переговорить с генералом.

— Как ты, хромой, на ночь глядя поедешь туда? Хочешь, схожу я и все устрою, — отговаривала Варя своего жениха.

Но Звонарев стал молча одеваться.

— Я и не знала, что ты можешь быть таким упрямым!

— Дело идет о жизни самого близкого мне друга. Неужели тебе это непонятно? — возразил прапорщик.

— Я попрошу у Андреева пролетку, чтобы тебе не идти пешком, — уступила наконец Варя.

Через четверть часа они уже ехали по береговой дороге вокруг Золотой горы. Низкие тучи нависли над океаном, который глухо шумел. На сухопутном фронте слышались редкие ружейные выстрелы. Лучи прожекторов медленно ползали по земле.

Когда Звонарев приехал к Белому, генерал уже вернулся домой. Выслушав предложение прапорщика, он мрачно насупил брови и коротко сообщил, что к японцам направлен парламентер с предложением начать переговоры о сдаче.

— Надо думать, завтра наступит перемирие, и вы легко сможете навести все справки о Борейко у самих японцев, — закончил генерал.

Звонарев остолбенел. Варя растерянно посмотрела на отца и жениха, затем вдруг запрыгала и начала хлопать в ладоши.

— Значит, конец войне! Конец всем ужасам и мучениям! Какой ты хороший, папка. — И девушка крепко поцеловала отца и шаловливо дернула за ухо жениха. — Значит, ты больше не будешь сидеть на позициях, а я бояться за тебя.

— Да перестань ты шуметь, глупая девчонка! — рассердился Белый. — Нашла чему радоваться. Что хорошего в том, что мы сдали русскую крепость? Ведь это кладет позорное пятно на всех защитников.

Варя сразу потускнела.

— Но ты же, папочка, и Сережа в этом не виноваты?

— Кто станет разбирать — виноват или нет! Раз был в Артуре, значит, повинен в его преждевременном падении, — с горечью проговорил Звонарев.

— Но раз война окончена, то можно будет уехать домой в Россию. Не правда ли? — спросила девушка.

— Едва ли будет так. Вернее, весь гарнизон пойдет в плен, а тяжелораненые, женщины и дети отправятся на родину. Но еще пока ничего не известно. Необходимо подготовить батарею Электрического Утеса к уничтожению, — перешел на деловой тон генерал. — Взорвите пушки, снаряды, порох. Не сможете сделать этого — побросайте в море все, что только можно. Японцам ничего не должно достаться.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — вытянулся Звонарев.

Со стороны гавани раздался сильный грохот.

— Что это за стрельба? — удивилась Варя.

— Должно быть, моряки начали взрывать свои суда, — ответил Белый.

Варя бросилась на балкон, за ней вышли генерал и

Звонарев. На дворе было очень темно. Справа, над Большим Орлиным Гнездом, пылали два огромных костра, освещая своим кроваво‑красным заревом весь Севере Восточный фронт. Пламя костров яркими огненными столбами тянулось к низко нависшим тучам. На фронте стояла полная тишина, не было слышно даже обычной ружейной перестрелки. С горы Высокой тянулись белые ленты прожекторных лучей, медленно скользя по внутренней гавани Артура. На Перепелиной горе ярко горело какое‑то здание. Под ней, в районе затопленных кораблей артурской эскадры, вспыхивали яркие зарницы и раздавались глухие, продолжительные взрывы. Ближе к Артиллерийскому городку, в Восточном бассейне, неожиданно возникло яркое пламя, на фоне которого вырисовывались силуэты какого‑то большого военного корабля.

— Папочка, да ведь это горит» Баян «! — испуганно проговорила Варя.

— Очевидно, решили его уничтожить, — ответил генерал.

Слева, в конце Западного бассейна, над Минным городком полыхало зарево. Оттуда доносились громоподобные раскаты, взрывов. Темные воды залива рдели багрянцем пожаров.

— Не правда ли, Сережа, жутко? Кажется, что вся гавань наполнена человеческой кровью, — содрогаясь, проговорила; Варя.

Белый сердито фыркнул и вернулся в кабинет.

Вскоре Звонарев заторопился на Утес. Варя осталась помогать матери. Мария Фоминична решила, что раз Артур сдается — следовательно, предстоит длительная дорога в Россию и принялась заблаговременно за сборы.

Около Утеса пролетку Звонарева остановила группа офицеров.

— Будьте добры, скажите, пожалуйста, где тут находится миноносец» Статный «?

— Понятия не имею.

— Нам сказали, что он будет ждать у Электрического Утеса. Мы везем с собой полковые знамена, георгиевкие трубы и секретные документы штаба.

— Значит, сдача решена окончательно?

— На занимаемых нашими частями позициях защищаться невозможно.

Около батареи чуть проступал силуэт небольшого миноносца, приткнувшегося к берегу. По сходням, проложенным прямо на прибрежные скалы, сновали темные фигуры матросов. С мостика доносились приказания.

— Возможно, что это и есть» Статный «, — указал на него Звонарев.

— Эй, на» Статном «! — крикнул один из спрашивающих.

— Есть на» Статном «? — тотчас отозвались с миноносца.

Офицеры двинулись по направлению к берегу, а за ними последовали две тяжело нагруженные телеги.

На Утесе уже знали о капитуляции, и прапорщика забросали вопросами. Артиллеристы хотели сразу же взорвать орудия, снаряды и порох, но Звонарев запретил делать это.

— Неизвестно, примет ли японец наше предложение о сдаче. Быть может, он отклонит его и бросится на штурм. Тогда пушки и снаряды нам еще очень пригодятся, — пояснил он солдатам.

— Мы, Сергей Владимирович, только подготовим все для взрыва и, когда узнаем, что японец согласился на мир, взорвем, — предложил Родионов.

На атом и порешили. Блохин, как признанный всеми знаток подрывного дела, руководил подготовкой.

Звонарев с Родионовым и Блохиным обошли напоследок весь Утес. В дуле каждого орудия помещались заложенные пироксилиновые, шашки. Около сотни десятидюймовых снарядов, сложенных вместе, также должны были взлететь на воздух от электрического запала. Стены бетонных казематов батареи также были минированы.

— Где же мы будем помещаться, если батарея будет взорвана? — спрашивали матросы и артиллеристы, жившие в этих казематах.

— Моряки отправятся к себе в экипаж, а мы разместимся с дохляками в нашей казарме, — ответил Блохин, кивнув головой на команду слабосильных.

На электрической станции Лебедкин рассовал около десятка пироксилиновых шашек.

— Кажется, ничего не забыли, — проговорил Звонарев, когда обход был закончен. — Можно и отдохнуть до утра.

Но спать в эту ночь не пришлось. Еще было совсем темно, когда из Управления артиллерии передали, что японцы согласились начать переговоры о капитуляции.

» Категорически запрещается, под страхов личной ответственности командиров батарей, что‑либо портить или жечь «, — заканчивалась телефонограмма за подписью Белого.

» Статный»и еще пять других миноносцев в эту ночь благополучно добрались до Чифу, где и разоружились.

Звонарева разбудил грохот на батарее. Наскоро одевшись, он вышел на двор. В предутренних сумерках беспрерывно вспыхивали зарницы взрывов. Искалеченные пушки падали на землю, в воздухе летали осколки снарядов, к небу взметалось огромное пламя. Гремел Утес, гремела Золотая гора, батареи на Тигровке, на Крестовой горе. С сухопутного фронта доносился несмолкаемый грохот. Казалось, что Артур вновь переживает штурмовые дни.

— Самоубийство русского Артура, — вздохнув, проговорил Звонарев, прислушиваясь к перекатному грохоту взрывов.

Около девяти часов утра со стороны Белого Волка вышли на буксире «Севастополь»и «Отважный». Затем на них раздалось несколько взрывов. Появились облачка дыма, и два последних корабля артурской эскадры медленно погрузились в морскую пучину.

Покончив с Электрическим Утесом, солдаты разошлись по соседним батареям и в город. Звонарев направился в Управление артиллерии. Еще издали, подходя к городу, он увидел, что там идет погром. Солдаты разбивали магазины, лавки, частные квартиры, поджигали еще уцелевшие дома, — «чтобы япошке не досталось», как объясняли они. Стрелки и матросы бросались на проходивших мимо офицеров.

— Теперь все равны — генералы, офицеры и солдаты. Все пленные! — кричали солдаты.

— Продали нас генералы вместе с Артуром! Проходите, ваше благородие, а то и по шеям получить можете, — подлетели к остановившемуся Звонареву два пьяных стрелка.

— За что же? — спокойно спросил прапорщик.

— На нашей теперь улице праздник! Раньше нас били, а теперь мы, — объяснил один из них.

— Брось, не видишь, их благородие раненые, да и видали мы их не раз на втором форту, — остановил другой стрелок. — Идите, ваше благородие, к себе домой, да лучше там и сидите, — посоветовал он.

Добравшись до квартиры Белых, Звонарев рассказал об этом приключении Варе.

— Никуда я тебя больше не пущу, пока в городе не наведут порядок, — решительно проговорила девушка.

Второй день в доме Стесселя шла кутерьма. Беспрестанно приходили и уходили офицеры, штатские, полиция и даже китайцы, чтобы получить подтверждение о предстоящей капитуляции. Вера Алексеевна поспешно укладывалась. Человек десять солдат сколачивали ящики, наполняли их доверху различным скарбом и забивали. Гора их росла с каждым часом. Генеральша не собиралась что‑либо бросать в Артуре.

В закрытом кабинете у Стесселя собрались его ближайшие друзья и помощники: Никитин, Фок, полковники Савицкий, Гайдурин и другие приверженцы генерала.

Начавшиеся в городе беспорядки сильно напугали Стесселя и его компанию. Полковник Савицкий, который вздумал увещевать солдат, едва не был избит и спасся тем, что спрятался в частной квартире. Фок также пытался восстановить порядок, и только седина спасла его от побоев. В доме генерал‑адъютанта нашли убежище еще несколько офицеров, особенно ненавистных солдатам.

Проведав об этом, стрелки и артиллеристы двинулись к дому генерал‑адъютанта. По телефону была поспешно вызвана единственная в Артуре кавалерийская часть — сотня забайкальских казаков под командованием есаула Концевича. Она поспела как раз вовремя, чтобы преградить путь толпе. Началась перебранка между солдатами и казаками, грозившая перейти в потасовку. Концевич осторожно доложил генералу, что и его люди не вполне надежны.

— Пошли Ноги просьбу немедленно ввести в город японские войска для прекращения беспорядков, — предложила Вера Алексеевна, с ужасом глядя на огромное пожарище в городе.

С наступлением темноты ротмистр Водяга под охраной взвода казаков поскакал с личным письмом Стесселя в ставку японского командующего армией. Ноги не замедлил прийти на помощь «храброму оборонителю», как он величал в своем ответе Стесселя.

Вскоре рота японцев с примкнутыми штыками, в фуражках с желтыми околышами, в суконных шинелях с меховыми воротниками, плотным кольцом окружила дом генерал‑адъютанта, сменив казаков и артиллеристов.

Японские патрули направились в город и тут при свете пожара хватали и десятками расстреливали героических защитников Артура. В то же время Стессель с женой и своими приспешниками поднимали бокалы в честь японского императора и генерала Ноги.

Как только стало известно, что порядок в городе восстановлен, Варя отправилась на поиски Борейко в район Большого Орлиного Гнезда. По телефону с Утеса были вызваны Блохин и Родионов, и они втроем двинулись пешком на гору. Утесовцы успели еще засветло осмотреть как самое Орлиное Гнездо, так и все вокруг него. Поиски не увенчались успехом. Среди японцев нашлись говорящие по‑русски. От них Варя узнала, что еще накануне около Гнезда был подобран в бессознательном состоянии тяжелораненый русский офицер. «Шипка большой, мы таких еще не видали, на нем не было целого места, а он все еще дышал», — пояснили японцы.

— Не иначе, Ведмедь! — обрадовались артиллеристы.

— Завтра же постараюсь навести справки у японцев через Балашова, — решила Варя.

Окрыленные надеждой, утесовцы направились домой.

— Пойду Вамензона убивать, — сообщил Блохин фейерверкеру, тряхнув своей трофейной винтовкой.

— Охота тебе марать об него руки, — спокойно проговорил Родионов.

— Если его не убить, то он и дальше будет тиранить солдат. — И Блохин ушел.

На батарее номер двадцать два, которой командовал капитан Вамензон, горели подожженные солдатами деревянные казармы. Капитан торопливо укладывал в чемодан наиболее ценные вещи, когда его внимание привлек шум на дворе. Взглянув в окно, Вамензон увидел толпу вооруженных солдат, впереди которой шел Блохин. Капитан понял, что настал час расплаты за все его издевательства над солдатами. Бросив все, он поспешно выбежал на задний двор и спрятался в отхожем месте.

Солдаты ворвались в квартиру. Они заглядывали под кровати, открывали шкафы, осмотрели чердак, но нигде не могли обнаружить капитана.

— Зон, где ты, растакой сын?! — взывал Блохин, тыча штыком во все укромные места, но нигде никого не было. — Куда же он мог деваться? Не вылетел же в трубу на помеле, — недоумевал солдат.

Выйдя во двор, Блохин решил заглянуть в уборную. Как только капитан увидел его в щель, он быстро поднял доски стульчака и спрыгнул в нечистоты, погрузившись в них по самое горло. Шаги приближались. Вамензон судорожно прижимался в самый угол, стараясь спрятаться возможно лучше. Открылась дверь, и в то же мгновенье, набрав побольше воздуху, капитан нырнул. Блохин заглянул в дырку.

— Нет его, проклятого, и тут. Аида дальше! — скомандовал он солдатам.

Капитан тотчас вынырнул на поверхность.

— Погодите же у меня, мерзавцы? Заставлю я вас сторицей заплатить за это купанье… — Когда солдаты ушли, он начал выбираться из выгребной ямы.

Все перебив и переломав на квартире Вамензона, солдаты подожгли дом и долго любовались, как огонь уничтожал жилище ненавистного им командира.

— «По моему ходатайству государь император разрешил желающим господам офицерам дать японским властям подписку о неучастии в этой войне и вернуться в Россию», — громко прочитал Белый Звонареву только что полученную телефонограмму. — Как вы на это смотрите, молодой человек?

— Ни один порядочный офицер не оставит своих солдат и не вернется в Россию, — твердо ответил прапорщик.

— Сереженька, дай я тебя поцелую за это! — порывисто кинулась к жениху Варя. — Мне очень хочется, чтобы ты остался со мной, но это будет нехорошо по отношению к солдатам.

Белый ласково посмотрел на дочь.

— Из тебя выйдет со временем, когда ты подрастешь и войдешь в разум, неплохая жена, — проговорил он. — Вопрос идти или не идти в плен будет обсуждаться сегодня вечером на общегарнизонном собрании офицеров. Мы с вами сейчас и отправимся туда.

В темном, загрязненном помещении собрания они застали уже более сотни офицеров всех частей артурского гарнизона стрелков, артиллеристов, саперов, казачьей сотни и различных штабов. В зале и столовой красовались длинные столы под белоснежными скатертями.

Вскоре прибыл Стессель в сопровождении Фока и Никитина.

— Господа офицеры! — скомандовал Белый.

Все вытянулись. Отдав общий поклон и пожав руки генералам и полковникам, Стессель прошел к концу стола.

Дата добавления: 2015-06-04