Социальной реальности 2 страница

Полученные ими результаты заставили психологов взглянуть насвою дисциплину свежим взглядом. Они показали также, что людейнеобходимо рассматривать как субъектов, активно интерпретирую-щих происходящие вокруг события и свои реакции на них.

ПРОБЛЕМА СУБЪЕКТиВУЮй ИНТЕРПРЕТАЦИИ В СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

«Нельзя дважды войти в одну и ту же реку» — это завещалинам помнить греки, ибо и река будет другой, да и человек уже не будет тем же. В XIX в. именно это дало основание Уильяму Джеймсу

9*

Глава 3

восстать против механистического духа психологии. Он отмечал,что идеи нельзя рассматривать как нечто неподвижное и статич-ное, поскольку существующие вокруг них и сопоставляемые с нимидругие идеи сообщают им различные оттенки: «...нк одно прошлоесостояние не может быть восстановлено и быть идентичным тому,чем оно являлось ранее» (1890/1948. С. 154, курсив оригинала). Сле-довательно, «...никакие две идеи никогда не бывают в точностиодинаковыми...» (С. 157).

Лоренс Барсалу (Lawrence Barsalou, 1987) дал этой идее современную интерпретацию, представив в ее поддержку некоторыеинтересные данные. Барсалу утверждает, что «...понятия не извлекаются из памяти в виде статических единиц, отображающих теили иные предметные категории. Скорее они возникают в ходе ввысшей степени гибкого процесса, извлекающего из долговремен-ной памяти информацию общего и частного характера, чтобы по-строить из нее в оперативной памяти временные понятия» (с. 101).Здравый смысл заставляет нас предположить, что понятия конк-ретного индивида о таких фундаментальных предметных категори-ях, как «птицы», «плоды», «средства передвижения» или «то, чтонужно положить в чемодан», будут оставаться неизменными. Бар-салу показал, однако, что даже в отношении знакомых и частоиспользуемых понятий, подобных приведенным выше, у людейнаблюдается необычайно высокая нестабильность.

Так, например, дважды в течение одного месяца он предлагалиспытуемым определить, насколько конкретные примеры подоб-ных предметных категорий (например, «малиновка», «голубь» и«попугай») являются типичными представителями составляющихпонятий. Данные испытуемыми в двух разных случаях оценки ти-пичности коррелировали между собой на уровне около 0,80, чтоявляется, конечно же, очень высоким показателем. Однако дажеон далеко отстоит от уровня, необходимого для того, чтобы точнопредсказать, какое содержание будет иметь то или иное понятие вконкретном случае, основываясь на информации о содержании,которым оно было наполнено в другом конкретном случае.

Кроме того, интерпретация любой запутанной ситуации тре-бует привлечения множества категорий, содержание которых бы-вает очерчено гораздо менее четко, чем смысл элементарных по-нятий, которые были предметом исследования Барсалу. Поэтомувероятность того, что о двух буквально идентичных ситуациях вдвух разных случаях будут судить одинаково, снижается чрезвы-чайно быстро по мере возрастания сложности этих ситуаций.

Барсалу обнаружил также, что корреляция оценок типичностимежду парами испытуемых, которые являлись студентами одногои того же университета, составляла в среднем 0,45. Таким образом,согласованность мнений относительно типичности предъявленныхэкземпляров (даже для вполне обыденных понятий) находиласьна весьма скромном уровне.

Оба приведенных выше результата важны для аргументации, ккоторой мы будем постоянно прибегать на протяжении даннойглавы и книги в целом, и вот почему.

Во-первых, субъективная интерпретация событий одним и темже человеком характеризуется значительной изменчивостью. Эта из-менчивость достаточно существенна, чтобы, исходя из факта неус-тойчивости интерпретаций, заставить нас ожидать появление замет-ных различий между поведением этого человека в двух объективнопочти идентичных ситуациях, не говоря уже о различиях, проявля-ющихся в ситуациях, которые всего лишь сходны между собой.

Во-вторых, имеет место существенная изменчивость значения,вкладываемого разными людьми в одни и те же (даже фундамен-тальные) понятия. Отсюда следует, что два человека скорее всегобудут интерпретировать одну и ту же ситуацию двумя несколькоотличными друг от друга способами. Мы полагаем, что огромноечисло важных феноменов проистекает из изменчивости субъектив-ных интерпретаций, даваемых одним и тем же человеком, а также изразличий между интерпретациями, даваемыми разными людьми в однойи той же ситуации.

А еще целый ряд важных эффектов проистекает из относитель-ного неведения людей об этих двух фактах. Не отдавая себе отчета визменчивости, внутренне присущей нашим интерпретациям собы-тий, мы чересчур уверенно беремся за предсказание собственногоповедения. Аналогично мы оказываемся не в состоянии осознать какслучайные (или, по меньшей мере, непредсказуемые), так и систе-матические, устойчивые различия между собственной интерпрета-цией событий и субъективной интерпретацией тех же событий дру-гими людьми. Вследствие этого мы слишком уверенно беремся и запредсказание поведения других. А когда сталкиваемся с действиями,которых не ожидали, относим их на счет экстремальных личностныхкачеств других людей либо на счет различий между собственной ичужой мотивацией. При этом мы не признаем, что другой человекможет просто по-иному интерпретировать ситуацию.

Мысль о том, что один и тот же стимул может по-разномукнтерпретироваться различными людьми или одним и тем же

Глава 3

человеком в различных контекстах, равно как и осознание того,что социальные исследователи должны уделять внимание субъек-тивным интерпретациям наравне с объективными показателями,имеет долгую историю в большинстве основных отраслей психо-логии. Курт Левин (Kurt Lewin, 1935) последовательно подчерки-вал, что характеристика «жизненного пространства» индивида долж-на даваться таким образом, чтобы учитывать как его (актуальную)субъективную реальность, так и его личную значимость.

Представители гештальт-психологии [например, Коффка(Koffka, 1935)], а также Брунсвик в своей теории социального вос-приятия (Brunswik, 1956) делали сходный акцент на важностисубъективных аспектов. Но более всего стоит упомянуть о том, чтосовет сосредоточиваться на субъективной интерпретации событий,сделанной самим пациентом, многократно повторен устами мно-гих поколений клиницистов: начиная с фрейдовского (Freud, 1901/1960) анализа тенденциозностей человеческого восприятия и па-мяти и кончая плодотворным рассмотрением феномена «личност-ных конструктов» Джорджем Келли (Kelly, 1955).

Однако лишь Соломону Эшу, автору обсуждавшегося нами вглаве 2 знаменитого исследования конформности, удалось рассмот-реть проблему субъективной интерпретации таким образом, что-бы выявить систематически действующие факторы, служащие при-чиной ее изменчивости и неустойчивости.

Соломон Эш и «эффeкm суждения»

Исходный тезис Эша состоял в том, что зачастую реакции лю-дей на тот или иной объект являются в большей степени отраже-нием не их устойчивых аттитюдов и ценностей, а того, каким об-разом им удается интерпретировать «объект собственного сужде-ния» в каждом конкретном случае. Эш проиллюстрировал этоттезис, предприняв памятную серию экспериментов и проведя тео-ретический анализ, в ходе которого им были обнаружены факто-ры, порождающие изменчивость субъективной интерпретации со-бытий как одними и теми же, так и разными людьми.

Конформность и субъективная интерпретация. Первым феноме-ном, к которому Эш приложил собственное понимание субъек-тивной интерпретации, была социальная конформность. Общепри-нятый взгляд на конформность состоял тогда в том, что люди под-даются влиянию мнений окружающих потому, что стремятся бытьпринятыми и опасаются быть отвергнутыми ими. Не исключая

Субъективная интерпретация социалъныой реальности 135

подобных мотивов, Эш предложил дополнительное, более когни-тивное по характеру объяснение. Эш настаивал на том, что реак-ции окружающих служат формированию определения оцениваемо-го объекта. Эти реакции содержат информацию о понимании этогообъекта другими участниками ситуации и позволяют, по меньшеймере, сделать веское предположение о том, как его «следует» ин-терпретировать. Более того, если человек перенимает интерпрета-ции или определения окружающих, он наверняка переймет и ихоценки, а также и манеру их поведения.

В подкрепление своей аргументации Эш (Asch, 1940) провелодин очень простой, но убедительный эксперимент. Двум группамиспытуемых, сформированным из студентов младших курсов, былопредложено проранжировать разнообразные профессии в зависи-мости от их престижа и статуса. В ряду прочих в список была включе-на и профессия «политик». Прежде чем студенты приступали к выс-тавлению баллов, испытуемым в одной из групп сообщали, что ихпредшественники оценили профессию политика выше, чем любуюдругую, в то время как студентам из другой группы говорили, что ихтоварищи поместили профессию политика в конец списка.

Как и ожидалось, подобное манипулирование информацией овнутригрупповом согласии заметно сказалось на оценках испытуе-мых. Однако, как установил сам Эш в ходе устного и письменногоопросов испытуемых по завершении эксперимента, этот эффектимел место вовсе не потому, что испытуемые меняли свое мнениео политиках вообще или о ком-либо из конкретных представите-лей этой профессии. Не пытались они также и заискивать передсвоими товарищами или избежать неодобрения с их стороны, по-скольку были уверены, что анонимные участники предыдущихгрупп, выставлявшие баллы раньше, чем они, никогда им не встре-тятся и не узнают о данных ими оценках.

Если проявленная испытуемыми «конформность» и позволяето чем-либо говорить, так это о том, в какой степени оценки пред-шествующих испытуемых способствовали навязыванию участни-кам эксперимента значения или субъективной интерпретации по-нятия «политик».

В первой группе, где испытуемые согласились с позитивнойоценкой этого понятия, студенты ассоциировали его с государ-ственными деятелями и известными национальными лидерами —такими, как Джефферсон или Рузвельт. Во второй группе, где ис-пытуемые выразили согласие с негативной оценкой, термин «по-ртик» приобрел коннотации, связанные с образом продажной

Глаа 3

«политической проститутки». Хороче говоря, испытуемые нестолько согласились с суждением товарищей, сколько позволилиим навязать себе субъективную интерпретацию объекта суждения.

Интерпретация личностных свойств. Прибегнув вновь к оченьпростой экспериментальной схе ме, состоявшей в том, что испы-туемым на сей раз давали перечень личностных качеств и просилиих высказать различные суждения о человеке, который якобы имиобладал, Эш попытался продемонстрировать влияние процессовсубъективной интерпретации на сформирование впечатления. Одиниз выявленных им феноменов заключался в непропорциональнобольшом, на первый взгляд, влиянии ряда «центральных» оцени-ваемых параметров — таких, как: тепло—холод. Эш утверждал, чтовключенные в перечень качества (как и любая отдельная порцияинформации о другом человеке, которой мы можем обладать)подвержены разнообразным интерпретациям. Конкретный же смыслили интерпретация отдельных порций информации зависят от бо-лее глобальных впечатлений, формирующихся у испытуемых.

Так, недвусмысленный на первый взгляд описательный термин(например, «интеллектуальный») может иметь очень отличающиесядруг от друга коннотации в зависимости от того, будет ли он интер-претироваться в свете общего положительного впечатления об ин-дивиде как о теплом человеке или отрицательного впечатления онем как о человеке холодном. В первом случае «интеллектуальный»будет означать нечто вроде «рассудительный, мудрый, проницатель-ный и побуждающий к действию». Во втором случае коннотацииданного понятия будут более тяготеть к таким определениям, как«коварный и расчетливый» либо «бесстрастная интеллектуальнаяизощренность: высокомерная, циничная и бесчеловечная».

Аналогичное объяснение, основанное на феномене субъектив-ной интерпретации, Эш дал и так называемому «эффекту первоговпечатления». Он утверждал, что первые пункты перечня личност-ных качеств (как и любой формирующий опыт) заставляют нассоздавать рабочие гипотезы, в сдою очередь диктующие нам, какинтерпретировать последующую информацию. Поэтому первыепункты получаемых нами сведений оказывают на наши суждениянепропорционально большое влияние, т.е. набор одних и тех жепунктов, но представленных в разном порядке, порождает раз-личные итоговые оценки. В частности, если положительная ин-формация предшествует отрицательной, это создает у нас впечат-ление более позитивное, чем ес-пи бы те же сведения были пред-ставлены в обратной последовательности.

Это означает, что наша интерпретация событий отдана на ми-лость произвольной подчас последовательности, в которой мы сними сталкиваемся. Если мы слышим сначала об образцово-показа-тельной работе Джо, проделанной им для благотворительных орга-низаций, а затем узнаем о грязных подробностях его развода с же-ной, мы отнесемся к нему с симпатией и будем сочувствовать еголичным проблемам. Услышав же сначала о разводе и лишь затем оего благотворительной деятельности, мы подумаем, что он неисп-равимо жесток и пытается обелить себя в глазах других за счет мест-ных жителей, более несчастных, чем он сам. Поэтому Эш в отличиеот критиков, утверждавших, что информация, поступившая пер-вой, по сравнению с информацией, полученной впоследствии, об-ладает большим воздействием ввиду того, что ей уделяется большевнимания либо придается больший вес (N.H. Anderson, 1974; Wishner,1960), настаивал на том, что данная информация в буквальномсмысле изменяет само значение последующих частей сообщения.

Субъективная интерпретация и доверие к коммуникатору. Своювызвавшую споры гипотезу об изменении смысла информации Эшиспользовал также и для интерпретации, по всей видимости, од-нозначно установленного факта, что аргументы порождают болеезначительное изменение аттитюдов людей, если исходят от высо-ко оцениваемых ими (то есть привлекательных, честных или зна-ющих) коммуникаторов. Интерпретации этого явления, дававши-еся с позиций традиционной теории научения, основывались натом, что сообщения, ассоциирующиеся с привлекательными ипользующимися большим доверием источниками, будут рассматри-ваться людьми более внимательно, лучше запоминаться, оцениватьсякак более точные, надежные и достойные внимания, чем те же со-общения, которые ассоциируются с непривлекательными и не зас-луживающими доверия источниками (Hovland, Janis & Kelley, 1953).

Однако Эш вновь выдвинул менее традиционную и более «ди-намическую» по характеру гипотезу. Как и в случае с социальнойконформностью, он утверждал, что сообщаемые экспериментато-ром сведения об источниках информации вызывают изменение нев «суждении о предмете», а скорее изменение в самом «предметесуждения». Именно само значение сообщения — настаивал Эш(Asch, 1948, 1952) — меняется в прямой зависимости от источни-ка, которому оно приписывается.

Таким образом, пользуясь классическим примером Эша, мож-но сказать, что утверждение о том, что «небольшой бунт никогда

Глава 3

не повредит», нашло бы больше приверженцев, будучи приписа-но Джефферсону, чем если бы оно было приписано Ленину, ибо впервом случае оно приобретало бы совершенно иной смысл, чемво втором. Когда заявление исходит от Томаса Джефферсона, онивызывает в памяти образы честных фермеров и торговцев, сбросивших с себя ярмо продажных и равнодушных правителей. Еслчже какое-либо утверждение исходит от Ленина, перед глазами (ппкрайней мере перед глазами американцев) встают совсем иныеобразы: царство революционного террора и одурманенных толп, iкотором новоявленные беспощадные адепты авторитаризма пришли на смену бывшим угнетателям. Если учесть подобные различия в интерпретации, то едва ли покажется неожиданным, чтобунт, проповедуемый Джефферсоном, поддерживается людьми сбольшим энтузиазмом, чем бунт, к которому призывал Ленин.

Т0рячая npuBepjkewiocmb ('partisanship) и Восприятие

Исследования Эша убедили большинство социальных психологов в том, что субъективной интерпретацией можно при жела-нии манипулировать и что подобные манипуляции могут оказы-вать глубокое влияние на суждения людей. Несколькими годамипозже классическое исследование Альберта Хэсторфа и ХедлиКэнтрила (Albert Hastorf, Hadley Cantril, 1954) показало, что ана-логичное влияние могут оказывать и мотивы людей.

В ходе этого исследования футбольным болельщикам из Дарт-мута и Принстона показывали один и тот же фильм об особенножестком футбольном матче между командами соответствующихуниверситетов. Вопреки тому что объективный стимул оставалсянеизменным, оценки увиденного сторонниками соперничающихкоманд заставляли думать, что они посмотрели две разные игры.Болельщики Принстона усмотрели в показанной им записи продолжение саги о зверствах футболистов из Дартмута, прерываемыхредкими актами возмездия со стороны игроков команды Прин-стона. Фанаты же Дартмута увидели грубые провокации футболис-тов Принстона, на которые игроки из Дартмута время от временисдержанно реагировали. Формулируя их впечатление в двух словах.можно сказать, что представители каждой из сторон наблюдалиборьбу, в которой свои выступали в роли «хороших», а их противники — в роли «плохих парней». И каждая из сторон полагала, чтоэта «истина» должна быть очевидна любому объективному наблю-дателю происходящего.

Через тридцать лет после классического исследования Хэстор-фа и Кэнтрила расхождение в интерпретации между противостоя-щими друг другу приверженцами разных точек зрения вновь сталотемой исследования, предпринятого на этот раз Липпером и Рос-сом и их коллегами. Лорд, Липпер и Росс (Lord, Lepper & Ross,1979; см. также Nisbett & Ross, 1980; Ross & Lepper, 1980) показа-ли, что две противостоящие друг другу группы приверженцев ре-агируют на один и тот же набор смешанных и неопределенныхданных усилением и большей поляризацией своих убеждений.

Исследователи заключили, что данный эффект поляризацииимел место потому, что обе группы проявили склонность воспри-нимать информацию, подкрепляющую их собственную позицию,некритично, в то время как другие сведения — в равной степениобоснованные, но противоречащие их позиции, — они рассмат-ривали весьма критически и скрупулезно.

Таким же образом сторонники, равно как и противники смерт-ной казни, которых попросили ознакомиться с перечнем препод-несенных вперемешку фактов о роли смертной казни как средстваудержать людей от преступлений, разошлись, будучи еще болееуверенными в правоте своих взглядов. Обе стороны пользовалисьпредоставленными свидетельствами для обоснования собственнойпозиции, без труда находя погрешности в доказательствах, приво-димых в подкрепление противоположной точки зрения.

Опираясь на эти результаты, Баллон, Росс и Липпер (Vallone, Ross & Lepper, 1985) рассудили, что реакция приверженцев тойили иной точки зрения на мнение третьих лиц, предлагающихсвои оценки или даже обобщающие сообщения по любым отно-сящимся к дискуссии фактам, должна испытывать влияние ана-логичной тенденциозности. Приверженцы, в частности, должнывоспринимать даже максимально объективные или взвешенныеоценки (а заодно и тех, кто их предлагает) как необоснованнотенденциозные и враждебные.

Эта гипотеза об эффекте «враждебности средств массовой ком-муникации» родилась из исследований, предметом которых былиреакции людей на освещение средствами массовой информациипрезидентских выборов 1980 и 1984 гг., а также резни гражданско-го населения в ливанских лагерях беженцев в 1982 г. ОсобенноУбедительными были данные последнего исследования, рассмат-ривавшего реакцию как проарабски, так и произраильски настро-енных зрителей на видеозаписи программ новостей. В оценках, пред-ставлявшихся двумя противостоящими друг другу группами, не на-

Глава 3

блюдалось, по существу, никаких совпадений ни по одному из по-казателей. Как проарабски, так и произраильски настроенные зрите-ли были убеждены, что средства массовой коммуникации отдаютпредпочтение противоположной стороне, а их собственная сторонаосвещается несправедливо, и что подобная тенденциозность при пе-редаче фактов отражает личные и идеологические интересы лиц,ответственных за телевизионные программы.

Интересно, что в ходе описываемого исследования между уча-стниками противоположных групп неожиданно для исследовате-лей обнаружилось одно разногласие (которое, однако, можно былопредвидеть, основываясь на данных более раннего классическогоэксперимента Хэсторфа и Кэнтрила). Две противостоящие группызрителей не просто были несогласны по поводу тона и акцентасообщений, касающихся современных фактов и длительной исто-рии дискутируемого вопроса. Несогласие между ними возникало ипо поводу того, что они на самом деле видели.

Так, и проарабски и произраильски настроенные зрители,просмотрев одну и ту же тридцатиминутную видеозапись, заяви-ли, что при освещении действий противоположной стороны (вотличие от освещения действий их собственной) было использо-вано большее число фактов и ссылок, выставляющих ее в благо-приятном свете, а негативной информации было меньше. Участ-ники обеих групп полагали также, что общий тон, акценты и со-держание видеозаписей были таковы, что подводили нейтральнонастроенного зрителя к изменению его отношения в сторону боль-шей благосклонности к противоположной группе и большейвраждебности к их собственной.

Задавая вопросы и выслушивая комментарии этих испытуемых,нельзя было не усомниться в том, что они действительно смотре-ли одну и ту же телепрограмму (не говоря уже о том, что онинаблюдали одну и ту же историю Ближнего Востока!); точно также как интервью испытуемых Хэсторфа и Кэнтрила заставляютусомниться в том, видели ли они одну и ту же игру.

Принципиальная схема, использованная при анализе того, какпредвзятые приверженцы оценивают телевизионные новости, мо-жет быть применена и для анализа того, как они оценивают пред-лагаемые ими планы решения проблем, освещаемых средствами мас-совой коммуникации. Вообразите себе, каким образом проарабскии произраильски настроенные зрители — участники исследова-ния, посвященного враждебности средств массовой коммуника-ции, оценили бы усилия некоей «незаинтересованной» группы,

пытающейся найти виновных, призывающей покарать их или пред-лагающей меры по предотвращению подобных трагедий в буду-щем. Лучше все-таки сосредоточиться не на том, как они реагиро-вали бы на инициативы, исходящие от третьих лиц, а на их реакциина предложения противоположной стороны. Любое предложение,которое будет казаться выдвигающей его группе отвечающим об-щим интересам или ожиданиям, в глазах представителей группы, получающей предложение, будет выглядеть невыгодным и служа-щим интересам противной стороны. Это будет происходить пото-му, что обе стороны будут склонны расходиться в своем понима-нии «справедливости» (в свете существующих между ними рас-хождений во взглядах на историю проблемы и ее важнейшиеаспекты), а также по причине склонности и тех, и других интер-претировать отдельные термины и общий смысл предложения раз-личным образом.

В процессе субъективной интерпретации имеется, однако, ещеодна тенденциозность, вступающая в игру в процессе двусторон-них переговоров и создающая дополнительное препятствие на путиразрешения конфликта. Дело в том, что сам по себе факт выдви-жения некоего предложения может снизить его привлекательностьи, возможно, даже изменить его смысл в глазах адресата.

Серия исследований, предпринятых Стиллинджер, Эпельбаумом, Келтнером и Россом (Stillinger, Epelbaum, Keltner & Ross,1989), была посвящена как раз проверке гипотезы об этом явле-нии, получившем название «реактивного обесценивания». В одномиз этих исследований был использован конфликт между админис-трацией Стэнфордского университета и различными группами сту-дентов, требовавшими, чтобы университет отказался от всякогофинансового участия в американских компаниях, ведущих дела вЮжной Африке. Конкретным предметом изучения в данном ис-следовании была реакция студентов на разнообразные компромисс-ные предложения, осуществление которых не подразумевало быполного отказа от инвестиций, но вместе с тем позволяло бы про-демонстрировать, что университет выступает против расистскойполитики апартеида, проводимой южноафриканским режимом.

Два таких компромиссных предложения представляли особыйинтерес. Одно из них состояло в том, что университет должен былнемедленно отказаться от акций компаний, которые были непос-редственно связаны с южноафриканскими вооруженными сила-'чи, полицией или проводили политику апартеида в отношениисвоих сотрудников. (Назовем это «частичным» изъятием средств.)

Глава 3

Альтернативой ему было предложение установить двухгодич-ный срок, в течение которого в системе апартеида должны былипроизойти коренные преобразования. Если бы этого не произошлопо истечении упомянутого срока, университет полностью изымалбы свои средства из соответствующих компаний. (Иначе говоря,данное предложение состояло в установлении «крайнего срока».)

Когда студентам сообщали о том, что руководство университе-та рассматривает оба упомянутых предложения наряду со многимидругими, студенты оценивали их как примерно одинаково значи-мые и удовлетворительные. Однако когда им давалось понять, чторуководство вот-вот ратифицирует один из этих компромиссныхвариантов, феномен реактивного обесценивания давал о себе знатьсо всей очевидностью. Как только всем становилось ясно, что ру-ководство готово привести в действие план частичного изъятиясредств, явное большинство студентов стали оценивать даннуюуступку как менее значимую и удовлетворительную по сравнениюс отвергнутой альтернативой, состоявшей в установлении крайне-го срока. И наоборот, когда студентам сообщали, что руководствовскоре выступит с планом, предполагающим установление край-него срока, все то же явное большинство начинало оценивать егокак менее значимый и удовлетворительный, по сравнению с пла-ном немедленного, хотя и частичного изъятия средств.

Последняя глава в историю этого исследования была вписананесколько месяцев спустя, когда руководство университета реши-ло наконец предпринять определенные действия против апартеи-да, одобрив вариант, весьма похожий (но кое в чем более обшир-ный) на вариант частичного изъятия средств, который планиро-вался в ходе исследования, проведенного ранее. Случилось так,что подробности этого варианта стали известны исследователямраньше, чем они были обнародованы. Поэтому им удалось зареги-стрировать оценки, даваемые студентами этим действиям, дваж-ды: сначала — до обнародования плана, когда о нем можно былоговорить лишь как об одной из нескольких гипотетических воз-можностей, а затем — после публичного объявления, когда плануже не относился к разряду гипотез. Как и предполагалось, привтором обследовании студенческий рейтинг этого плана значи-тельно снизился по сравнению с первым. Сторонники крайних мервновь подвергли его уничтожающей критике как «символический».а также «чересчур урезанный и запоздалый».

На примере этих исследований мы можем наблюдать первуюстадию процесса, который вполне может способствовать нагнета-

нию недоверия и непонимания в процессе поиска договореннос-тей (Ross & Stillinger, 1991). Сторона, предлагающая компромисс-ные предложения, обречена столкнуться с разочарованием, когдаее инициативы встречают холодный прием, а предлагаемые еюуступки отметаются как ничего не значащие или даже служащиеее собственным интересам. В свою очередь сторона, проявляющаяподобную холодность, наверняка будет столь же опечалена, выс-лушивая в ответ обвинения в отсутствии позитивного подхода. Приэтом обе стороны будут не в состоянии осознать то, в какой меререакция противоположной стороны на самом деле является ре-акцией на предложение, субъективно отличное и решительно ме-нее привлекательное, чем то, которое было сделано.

Инструменты субъективной интерпретации

Осознав, что процесс субъективной интерпретации имеет ме-сто и что интерпретации, даваемые разными людьми и в различ-ных контекстах, имеют свойство отличаться друг от друга, соци-альные исследователи в течение долгого времени пытались понятьмеханизм действия этого процесса. Великий социолог У.И. Томас(Thomas & Znaniecki, 1918) говорил о влиянии уникальной жиз-ненной истории человека на формирование его личностной и со-циальной реальности (см. также Ball, 1972; Schutz, 1970).

Представители символического интеракционизма (например,Goffman, 1959; Mead, 1934) говорили о процессе, в ходе которогопроисходит «согласование» определений ситуации посредством со-циального взаимодействия. Фарр и Московичи (Fair & Moscovici,1984) утверждали, что подобное согласование создает «коллектив-ные представления» об объектах и событиях, разделяемые членамиДанного общества. Роль же культуры, субкультуры и даже половойпринадлежности в формировании интерпретационных различий ивозникновении в результате этих различий взаимного непониманиячасто становилась объектом внимания не только психологов, но исоциологов и антропологов (Abbey, 1982; D'Andrade, 1981; Forgas,1976; Shweder, 1991; Triandis, 1972; Waller, 1961). Но все же именнопредставители когнитивной психологии внесли наибольший вклад вэкспериментальное изучение процесса, в котором воспринимающиесубъекты [по знаменитому определению Брунера (Bruner, 1957)] «вы-едят за пределы имеющейся у них информации».

Дата добавления: 2015-06-30