По ту сторону стадии Эдипа

Всё, что говорилось до настоящего момента, касалось стадии формирования субъекта настолько, насколько можно было говорить о субъекте применительно к женщине в контексте классического психоанализа. Кстати сказать, именно этим ученицам Фрейда, о которых идёт речь, принадлежит та заслуга, что женщина в психоаналитических исследованиях всё-таки стала рассматриваться как субъект, равноценный мужчине.

Опираясь на факт анатомических различий, Фрейд пытался описать и объяснить психологические различия, прослеживая путь развития человека с самых первых дней жизни. Невероятно, но в результате практически выпала — не получила теоретического оформления — доэдипальная стадия. И когда его дочери — Анне Фрейд — и Мелани Кляйн пришлось заниматься психоанализом детей и младенцев, они столкнулись с методологический нехваткой, и им пришлось вырабатывать собственные концепции. Именно концепции Мелани Кляйн и Анны Фрейд являются стратегическими в сегодняшнем практическом психоанализе, с их именами связаны несколько конфликтующие между собой школы современного психоанализа. При этом Анне Фрейд в своей концепции удалось проигнорировать как раз краеугольный факт анатомических различий, поэтому её концепция уже не может рассматриваться в нашем тексте под соответствующим названием, и речь о ней не пойдёт — она не оставила замечаний относительно женской психологии на ранней стадии формирования. (Не исключено, что таковые различия на этой стадии действительно являются настолько минимальными, что их легко не заметить — видимо, не случайно, что и у Хелен Дойч рассмотрение женской психологии начинается с предпубертата). Обратим внимание на то, что в связи с работами Анны Фрейд возникает сомнение в одном из ключевых постулатов сё отца и отца психоанализа: о том, что анатомия — это судьба; вероятно, судьбой она становится не сразу. Поэтому перейдём к рассмотрению работ Мелани Кляйн, которая некоторые отличия между мальчиками и девочками всё-таки отмечала — может быть, это позволит нам понять, как анатомия становится судьбой, или как она перестаёт ей быть.

Её внимание к психическому развитию девочки было связано с тем, что "психоаналитические исследования пролили меньше света на психологию женщин, чем на психологию мужчин" (20, с. 194).

Кляйн называла рассматриваемый период стадией раннего развития Эдипова комплекса и выделяла в ней две "позиции" — шизоидно-параноидную (возраст до трёх месяцев) и депрессивную (до полугода). "Я предпочитаю термин "позиция" при упоминании о параноидной и депрессивной фазе из-за того, что эти группировки тревог и защит, хоть и появляются впервые на самых ранних стадиях, не ограничиваются их пределами, а снова и снова возникают в течении первых лет детства и при определённых обстоятельствах в ходе всей позднейшей жизни" (4, с. 107).

На них она наткнулась в результате попытки прояснить одно из ключевых затруднений, на которое указывал Фрейд в отношении женской психологии. Можно ли считать "абсолютно определённо... страх кастрации единственной мотивирующей силой в вытеснении? Когда мы размышляем о неврозах у женщин, мы связываем с этим сомнения. И хотя мы можем с уверенностью установить в них присутствие кастрационного комплекса, мы едва ли можем говорить о кастрационной тревоге там, где кастрация уже имела место" (20, с. 194).

В результате Кляйн сформулировала представление о персекуторной тревоге — страхе преследования — являющейся основным пусковым механизмом психических процессов в шизоидно-параноидной позиции, которая затем превращается в депрессивную: "болезненные эмоции депрессивной тревоги и вины нарастают, агрессия смягчается под действием либидо, вследствие чего ослабевает тревога преследования; тревога, связанная с судьбой подвергающихся опасности внутренних и внешних объектов, приводит к усилению идентификации с ними; Эго таким образом пытается произвести репарацию и, кроме того, затормозить и подавить агрессивные импульсы, которые, как чувствуется, могут нанести вред любимому объекту" (4, с. 73).

Первая стадия названа шизоидно-параноидной по двум причинам: "Параноидна она в силу того, что у ребенка существует устойчивый страх преследования со стороны внешнего плохого объекта, груди, которая интернализована или интроецирована ребёнком, пытающимся уничтожить её как объект. Внутренний и внешний плохой объект возникают из влечения к смерти. Идея шизоидности исходит из склонности ребёнка к расщеплению "хорошего" и "плохого"" (12, с. 89). На депрессивной позиции "основная... тревожность [ребенка] связана со страхом, что он разрушит или повредит объект любви. В результате он начинает искать возможность интроецировать мать орально, то есть интернализовать, как бы защищая её от своей деструктивности. Оральное всемогущество, однако, ведёт к страху, что хороший внешний и внутренний объект каким-либо способом могут быть поглощены и уничтожены и, таким образом, даже попытки сохранить объект переживаются как деструктивные. В фантазиях куски мёртвой поглощённой матери лежат внутри ребёнка. Для этой фазы характерны депрессивные чувства страха и безнадёжности. Развитие и мобилизация Суперэго и эдипов комплекс углубляют депрессию1' (12, с. 90).

Хорни отмечала аналогию персекуторной и депрессивной тревоги с генитальной (18, с. 125), видимо потому, что они объясняют одно и то же затруднение. Здесь же нужно отметить некоторое важное отличие: персекуторная и депрессивная тревоги никак не связаны с анатомией. Анатомия становится судьбой по мере превращения персекуторной тревоги в генитальную и психические механизмы эдипова комплекса.

Хотя Кляйн никогда не демонстрировала стремления создать в психоанализе альтернативное направление, нельзя не отметить отличие в её взглядах по ключевым вопросам, в результате чего она стала основоположницей как раз альтернативного направления — помимо своей воли. Кляйн каждый раз на эти расхождения указывала. Например, на предмет известной зависти девочек к пенису: "...В соответствии с моим предположением,... она изначально не хочет владеть ее собственным пенисом как атрибутом маскулинности... Более того, я думаю, что это желание не является результатом её кастрационного комплекса, но более фундаментальным выражением её эдипальных влечений, и что, следовательно, девочка подвергается колебаниям её эдипальных импульсов не косвенно, через маскулинные генденции и её зависть к пенису, но прямо, как результат её доминантных феминных инстинктивных компонентов" (20, с. 196). Здесь она ссылается на работы Карен Хорни, в которых та придерживается взгляда, что начало кастрациоиному комплексу девочки даст фрустрация, которую она испытывает в эдипальной ситуации, её желание владеть пенисом возникает первоначально из ее эдипальных желаний, а не из сё желания быть мужчиной. Она смотрит на желанный пенис, как на часть её отца и как на представителя его (там же).

Между тем, общепринятой в психоанализе является точка зрения классика психоанализа: "На втором и третьем годах жизни соединение конфликтов разделения - индивидуации, раннего Суперэго, зависти к пенису и роли отца — оказывают важное влияние на нарциссический вклад маленькой девочки в ощущение принадлежности к женскому полу" (12, с. 349-350). Тем не менее, в отношении тесно связанной с этой идеей — идеи о слабости Суперэго женщины в среде психоаналитиков ведутся большие дебаты. Хорни, как отмечалось, выравнивала степень развитости Суперэго через женскую "генитальную тревогу". Кляйн также отошла от точки зрения Фрейда по этому вопросу: "Во-первых, она выдвинула постулат от том, что формирование Суперэго начинается гораздо раньше, чем предполагал Фрейд, и что это архаичное Суперэго характеризуется крайними степенями доброты и жестокости из-за очень ранних отождествлений. Во-вторых, то, чего девочка боится - это атакующая мать, а не атакующий отец" (12, с. 310).

Дискуссия вокруг Суперэго женщины, пожалуй, одна из наиболее актуальных, причём на протяжении всей истории психоанализа. Всё новые и новые участники включаются в эту дискуссию, пытаясь создавать всё новые концепции. Среди современных исследователей можно отметить Р. и Ф. Тайсонов, которые также "опровергли идею Фрейда о том, что функционирование Суперэго у женщины неполноценно по сравнению с таковым у мужчин" (32, с. 330). Они пишут: "Наш основной тезис состоит в том, что потребность в разрешении амбивалентности к идеализированному объекту того же пола, служащая формированию половой идентификации, является исключительно важной для развития Суперэго. Для девочек эта задача встаёт раньше, когда когнитивные навыки еще не созрели. Следовательно, очень велика вероятность, что интернализация жёстких, разъединяющих безжалостных интроектов происходит от этих усилий. Это подвергает опасности приятное нарциссическое наделение властью чувства собственной женственности и функционирование любящего Суперэго".

В анналы психоанализа Кляйн входит ещё и как автор, отметивший также, что "у девочки присутствует зависть к материнской груди" (12, с. 356), с которой связана идея о частичных объектах. Впоследствии идея о частичных объектах как заместителях получила дальнейшее развитие в теории объектных отношений Кляйн, где грудь матери и пенис отца рассматриваются как частичные объекты, отношение к которым будет в последующем определять отношение к фигурам, которые ими репрезентируются на ранних стадиях развития эдипова комплекса. Причём если в первоначальной шизоидно-параноидной позиции главной фигурой является материнская грудь, которая представляет, а затем отождествляется с фигурой матери — главной фигурой здесь является именно она, — то впоследствии появляется новый частичный объект — пенис отца, который отождествляется с изначальным частичным объектом — материнской грудью, и постепенно доминирующая роль переходит к нему. Это происходит "на пике орально-садистической фазы (в возрасте около восьми-девяти месяцев) [когда] под влиянием преследования и депрессивных страхов и мальчики и девочки отворачиваются от матери и ее груди к пенису отца, как к новому объекту орального желания" (12, с. 90). Считается, что "это происходит под влиянием мощных генденций, таких, например, как консолидация структур Суперэго, стремление скомпенсировать депрессивную позицию, чтобы таким образом в фантазиях восстановить мать" (12, с. 91).

Эти идеи — об отождествлении груди и пениса и о замещении доминантной фигуры матери на фигуру отца — появились под влиянием работ Хелен Дойч (20, прим. к с. 196), на что уже указывалось.

По поводу же мазохизма Кляйн пишет следующее: глубокие корни женского мазохизма следует видеть в женском страхе по отношению к опасным объектам, которые женщина интернализировала; и её мазохизм не может быть ничем другим, кроме как садистическим инстинктом, обращённым внутрь против этих интернализированных объектов (20, с.202).

Основные понятия, на которых строится эта концепция — это расщепление, интроекция, проекция, интернализация и идеализация, частичные объекты и объектные отношения. Именно последние понятия стали инструментом двух "революций" в гуманитарном знании — сначала лакановской, а затем произведённой авторами шизоанализа — Жилем Делёзом и Феликсом Гваттари. Относительно объектных отношений Спиллиус замечает следующее: "Кляйн определила термин... почти случайно, в паре параграфов и, согласно Ханне Сегал, сразу же пожалела об этом" (Цит., по: 12, с.89). Причина, по которой Кляйн обратила на эти отношения внимание, связана с процессом идентификации: "чрезмерная проективная идентификация, посредством которой отщеплённые части себя проецируются на объект, приводят к сильной спутанности между собой и объектами, которые также становятся на место себя. С этим связано ослабление Эго и грубые нарушения объектных отношений" (4, с. 34).

Некоторые особенности в динамике психической жизни связаны с такими явлениями, как зависть, жадность и благодарность. Зависть соответствует проективной идентификации, жадность — деструктивной интроекции: "...Эго стремится атаковать и разрушить хорошую грудь, чтобы избавиться от источника зависти. Ребёнок пытается расщепить болезненный аффект, и, если эта защита оказывается удачной, благодарность, интроецированная в идеальную грудь, обогащает и усиливает Эго" (12, с. 90). Отмечается также важность построения образов "хороших объектов" -- матери или её груди — которые подлежат интернализации: "сомнения по поводу обладания хорошим объектом и соответствующая неуверенность в собственных добрых чувствах приводят.., к жадным и неразборчивым идентификациям" (4, с. 26). Формирование идентичности, по Кляйн, происходит во время проработки депрессивной позиции, когда создаётся расщепление на хороший и плохой объекты. Если идентификация с хорошим и целостным объектом устанавливается стабильно, то это делает Эго более сильным и позволяет ему сохранять свою идентичность, так же, как и чувство собственной "хорошести". Идеализация характеризуется негативными свойствами. Идеализированный объект в гораздо меньшей степени интегрирован в Эго, чем хороший объект, поскольку он обязан своему происхождению в основном "персекуторной тревоге" (то есть связан с чувством преследования): "некоторые люди пытаются справиться со своей неспособностью к обладанию хорошим объектом (происходящей от чрезмерной зависти) путём его идеализации. Первичная идеализация ненадёжна, т.к. зависть, переживаемая по отношению к хорошему объекту, распространяется и на его идеализированный аспект. То же самое справедливо и по отношению к идеализации последующих объектов и идентификации с ними, которая часто нестабильна и расплывчата" (4, с. 34).

Один из важных сопутствующих выводов, сделанных Кляйн, состоит в том, что ужасающий и жестокий характер Суперэго у детей обоих полов обусловлен фактом того, что они начинают интроецировать свои объекты в период развития, когда их садизм достигает высочайшего уровня (20, с. 198). Но если Кляйн удалось разрешить один из наиболее запутанных в психоанализе вопросов — вопрос о женской кастрации, то следом за ним сразу же возникает другой: как бурный детский садизм переходит в женский мазохизм? Точнее этот вопрос можно сформулировать с привлечением наблюдения, сделанного Дойч: агресссивность может быть защитой от пассивности и наоборот, тогда как маскулинность может быть зашитой от феминного мазохизма (19, с. 23). Как же происходят столь радикальные изменения в психической жизни именно женщины: детский садизм сменяется женским мазохизмом, который может сублимироваться в виде маскулинности, а агрессивность может оказываться выражением пассивности?

Здесь же можно задать вопрос в области мужской психологии. Почему так плохо поставлено в существующей маскулинной культуре вытеснение и сублимации мужского садизма, который, видимо, сохраняется с детства? Почему, хотя с точки зрения ещё Фрейда, мужчина в большей степени является "культурным субъектом" - более интегрированным в культуру, чем женщины - столь незначительно требование (или чувствительность к нему в высокой степени индивидуальна?), предъявляемое культурой к вытеснению мужской агрессивности?

Дата добавления: 2015-06-30