Я спасаю мир

Я был уверен, что упустил его, и тут я на него наткнулся - наткнулся,едва не растянувшись на земле, ибо мой башмак зацепился за распростертоготам Клерика. Вернее, о четыре голых ноги, каковые при ближайшем рассмотренииоказались принадлежащими Клерику - все четыре. Я застал его в неглиже и завесьма увлекательным занятием: он как раз перепихивался... с Клериком. Или,если вам угодно, Клерик имел Клерика. Он раздвоился. Захлестнувшая меняпаника превосходила разве что накатившее на меня удивление. Или наоборот:удивление - панику. Это был он, застывших два, в тандеме слившихся едва, или, пользуясьполиткорректной метафорой a'la Хайдеггер, - он в момент «воплощенногобытия в другом себе». Две пары этих ужасных глаз уставились на меня.Моей сердечно-сосудистой системе пришлось туго. - Я же говорил, чем это обернется. - Я же говорил, чем это обернется. Они произносили слова одновременно - одно и то же, одним и тем жеголосом. - Ты? - Ты? - Это ты предложил на свежем воздухе. - Это ты предложил на свежемвоздухе. Тут до меня стало доходить, что я оказался не свидетелем раздвоения, аучастником нелепого недоразумения. У Клерика был брат, и, естественно,Клерик был неравнодушен к Клерику. - Близнецы, - пробормотал я, делясь своим открытием. - Долго же до тебя доходило, Эдди... И угораздило же тебя! У меняслабость: люблю смотреть на звезды! На собственную вотчину, так сказать. Онибудут моими. Неплохое зрелище, верно? Неплохое. Лицо мое как вытянулось, так и застыло. Какое там изумление:моя способность изумляться чему бы то ни было истощилась и была на нуле, и яиспытывал серьезное затруднение, пытаясь скормить эту информацию моемусознанию. - Немногим дается шанс заняться любовью с самим собой. Я - я столькрасив, что явился на свет дважды. Говоря все это, один Клерик ласкал другого. Даже учитывая очарованиемолодости, вид Клерикова тела был не из тех зрелищ, что тешит взор, - говорюэто, как ветеран всевозможных стриптиз-шоу в Амстердаме, Бейруте и Токио. - Но... почему? - спросил я, сознавая, что вопрос мой выстраивается вдлинную очередь таких же, заданных до меня. Он неоригинален, как слон,поддерживающий черепаху: всегда найдется как минимум три таких же. - Потому что... Уверовавший... -...живет уворованным разумом. - Считая себя всемогущим... -...ты и впрямь им становишься. - Не дрожащим же тварям... -...меня удерживать! - Но чего ради. - Я никак не мог взять в толк, какой смысл близнецампритворяться одним человеком - разве что это дает возможность появлятьсятолько на половине занятий. - Империя сфер... -...мир созрел для того, чтобы в нем был только одинвладыка - мы. - Армии хватит и дня, чтобы... -...обойти мир. - Прочие империи пали... -...под натиском внешних сил. - Откуда им взяться теперь? Мир... -...созрел. - Один не может видеть... -...сразу два пути. Двое - легко. - Правитель должен вставать рано... - Мы никогда не спим. - Десять лет на покорение Англии... - Десять лет - на покорение мира. - А потом - к звездам... -...потом - к звездам. Ситуация из числа тех, когда мысль, что бы такое подобающее ответить,если и крутится в голове, то - задним числом, но учтите: я был совершеннообескуражен, оказавшись в чистом поле лицом к лицу не с одним, а -сосчитайте-ка - сразу с двумя итифаллическими маньяками. Я обратился к опытупрошлого, к фигурам великих садоводов идей вроде Аристотеля или Кинея,пытавшихся отвадить монархов от привычки подминать под себя всю реальность,до которой тем удавалось дотянуться, и приучить их несколько урезать своипритязания завоевателей. Что ж, попробуем рассмотреть проблему. - Так. Власть над мирозданием. Зачем она вам? - Посмеяться. Тут близнецы переглянулись - понять значение этого взгляда было легчелегкого: пора его кончать. Клерик сгреб меня за грудки и, пользуясьпреимуществом, которое давало мое недоумение и дополнительные две руки,принялся меня душить. Перед моим взором замелькали черные полотна - куда более убедительные,чем картина в комнате у Клерика. Я попытался припомнить, сколько остается взапасе времени у того, на чьей шее сомкнулись чужие пальцы, попутноразмышляя о том, что если еще какой-нибудь кембриджский дон окажется задушенпарой голых юнцов, его смерть будет всего лишь банальной тавтологией. Но, видно, Клерик слишком часто выбирал это поле местом своих забав,так как мое самосознающее «я» - последняя его частица, перед темкак угаснуть, уловило звук полицейской сирены, доносящийся из-за живойизгороди. Полагаю, булькающие звуки, вырывающиеся из моей глотки, заставилиполицию поспешить. Владельца поля явно заколебал тот факт, что кто-то раз заразом срывает цветы удовольствия в его посадках. Первый и последний раз вжизни я испытывал глубокую признательность к полицейским, которые волоклименя в участок. Нас бросили в соседние камеры и принялись выяснять нашу подноготную.Сквозь окошко в дверце камеры Клерик злобным шепотом поведал о детстве,проведенном ими в Зимбабве. Как у них не осталось там родных и они приехалив Англию: двое в обличье одного. Как он потом планировал умереть ивоскреснуть, убив брата (интересно, не было ли брата у Иисуса...). Правослово, диссимиляция эта стара как мир. Мне вспомнился раб Пифагора,Залмоксис, собиравшийся убедить этих дуболомов из Траса в своем бессмертии,запершись в тайном покое, а через несколько лет вновь явившись своимсогражданам. Но все планы Клерика пошли прахом, стоило мне узнать, что он един вдвух лицах.

Дата добавления: 2015-07-02