Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Томск 2007 13 страница




В течение ХIХ века отношения науки и техники развивались в направлении все большей «сциентификации» техники, но этот процесс не был односторонним. «Сциентификация» техники сопровождалась «технизацией» науки15.

Единство науки и техники, основание которому было положено научной революцией нового времени, стало очевидным только в ХХ веке, когда наука становится главным источником новых видов техники и технологии. Современная наука вторгается во все сферы жизнедеятельности, она учитывает все формы практики. Современный исследовательский процесс связан с технической реализацией и экономическим использованием проектов и преследует задачу дать возможность человеку – действующему субъекту – распоряжаться, управлять природными и социальными процессами. Если прежде практичность теории достигалась в ходе образования, которое внедряло науку в жизненный мир и в сознание личности, то сегодня абстрактные знания становятся практически значимыми, благодаря их применению для создания новых технологий, используемых в преобразовании стихийно развивающихся природных и социальных процессов16.

Однако если взглянуть на статистику наиболее значимых изобретений и технологий ХХ века, то можно отметить некоторые исключения, которые не совсем согласуются с идейным содержанием данного подхода. Так, по результатам опроса, проведенного отечественной «Независимой газетой», среди наиболее значимых технологий ХХ века было указано двадцать девять, среди них:

1. Генная инженерия

2. Интернет

3. Клонирование млекопитающих

4. Атомная энергетика

5. Лазеры

6. Компьютерные виртуальные реальности

7. Кремневые микрочипы

8. Волоконно-оптическая связь

9. Факс

10. Мобильная телефонная связь

11. Нанотехнология

12. Томография

13. Синтез фуллеренов

14. Телевидение

15. Запись информации на CD и CVD-дисках

16. Радиолокация

17. Термоядерный синтез

18. Молекулярные микрочипы для расшифровки геномов

19. Реактивная авиация

20. Синтез пластмасс

21. Шариковая авторучка

22. Застежка «молния»

23. Ксерокс

24. Акваланг

25. Перфторан (голубая кровь) – кровезаменитель на основе перфторуглеродных эмульсий

26. Технология «чистых комнат»

27. Пузырьковая камера

28. Ускоритель элементарных частиц

29. Роторные автоматизированные линии17

Очевидно, что большинство из них имели в своей основе теоретические исследования. Вместе с тем, можно указать и на ряд исключений: шариковая ручка, застежка «молния», акваланг, создание пластмасс получили свое рождение вне зависимости от длительных и глубоких научных изысканий. Поэтому можно заключить, что изобретательская деятельность и ее результаты не перестали быть достоянием отдельных «Левшей-одиночек», создающих порой гениальные «вещи». Однако взаимодействие науки и техники к концу ХХ – началу ХХI веков столь сильно усложнилось, а значение научных открытий, новых изобретений, новых технологий в судьбе отдельных людей, народов, наций и человечества в целом стало столь масштабным, что данные примеры можно рассматривать скорее как исключения, подтверждающие правило, чем как эмпирические факты, противоречащие выдвинутой гипотезе.

Обладание интеллектуальными, материальными, финансовыми и иными ресурсами с целью направления их на дальнейшее развитие науки и техники, на реализацию научно-технических проектов, определяет место той или иной страны, ее роль в международных отношениях на современном этапе жизни человечества.

Особое место в данном случае уделяется тому, какими макротехнологиями обладает та или иная держава. Т.е. на основе того, насколько эффективно осуществлен интегративный процесс между наукой и техникой, оценивается уровень развития страны и ее экономики в целом.

Макротехнология – это совокупность всех технологических процессов (НИР, ОИР, подготовка производства, производство, сбыт и сервисная поддержка проекта) по созданию определенного вида продукции с заданными параметрами.

Семь высокоразвитых стран владеют 46 из 50 макротехнологий, которые обеспечивают конкурентное производство, а остальной мир –3-4- макротехнологиями.

Из 46 макротехнологий, которыми обладают семь высокоразвитиых стран, на долю США приходится 20-22, по которым они разделяют или держат лидерство, на долю Германии – 8-10, Японии – 7, Англии и Франции – 3-5, Швеции, Норвегии, Италии, Швейцарии – по 1-2. Россия на период до 2025 г. могла бы поставить задачу приоритетного развития по 12-16 макротехнологиям! Причем до 2010 г. основными макротехнологиями могли бы быть 6-7 из них, по которым наш суммарный уровень знаний сегодня приближается к мировому, если не превосходит его (авиация, космос, ядерная энергетика, судостроение, спецметаллургия, энергетическое машиностроение)18.

Именно в рамках современной науки находят свое решение глобальные проблемы, вставшие перед человечеством на рубеже ХХ – ХХI веков – энергетическая, демографическая, сырьевая и проч.

Одним из примеров решения данного рода проблем, предложенного мировому сообществу, можно считать идеи, содержащиеся в новом докладе Римского клуба, осуществленный Э. Вайцзеккером, Э. Ловинсом, Л. Ловинсом, под названием «Фактор четыре. Затрат – половина, отдача – двойная». Основная идея «фактора четыре» состоит в том, что производительность ресурсов может и должна увеличиться в четыре раза. Богатство, извлекаемое из одной единицы природных ресурсов, может учетвериться. Таким образом, мы можем жить в два раза лучше и в то же время тратить в два раза меньше. И хотя повышение эффективности использования ресурсов не простое дело, оно все шире применяется на практике. «В середине 70-х годов, например, полемика в области американской инженерной экономики сводилась к тому, могут ли незатратные сбережения энергии составить в сумме примерно 10 или 30 % от общего потребления. В середине 80-х годов дискуссии велись вокруг диапазона от 50 до 80 %, а в середине 90-х годов профессионалы обсуждают вопрос, находится ли потенциал возможностей ближе к 90 или к 99%, что даст экономию в 10-100 раз»19. Причем экономия, как фактор увеличения производительности рассматривается на примере энергетики, использования материалов, транспорта, управления.

Таким образом, наука постоянно находится в поиске возможных направлений реализации того потенциала знаний, которым она обладает в повседневной жизнь человека.

Анализируя исторические этапы становления единства науки и техники, представители данного подхода М.А. Розов, В.Г. Горохов. В.С. Степин выделяют четыре периода:

Первый период – донаучный. Особенностью этого периода является последовательное формирование трех типов технических знаний: а) практико-методических, б) технологических, в) конструктивно-технических.

Сложно указать хронологические рамки данного периода в развитии техники в ее взаимодействии с наукой. Причина этого скрывается в том, что техника берет свое начало со времени зарождения ремесла, земледелия, первого опыта изобретательской деятельности, связанной с каменными, деревянными, костяными и др. орудиями труда, с постепенного накопления опыта научной деятельности (в форме наблюдений, элементарных опытов и др.).

Второй период ознаменован зарождением технических наук. Его хронологические рамки – со втор. пол. ХVIII в. до 70-х гг. ХIХ века – со времени начала первой промышленной революции, связанной с переходом от ручного труда к машинному производству до начала эпохи модерна (победы индустриального способа производства). В это время происходит формирование научно-технических знаний на основе использования естественнонаучных знаний в инженерной практике, и, кроме того, появляются первые технические науки.

Третий период – до середины ХХ века – характеризуется построением ряда фундаментальных технических теорий.

К началу ХХ столетия они уже составили сложную иерархическую систему знаний, в состав которой вошли как систематические науки, так и собрания правил и методов в инженерных руководствах. Процесс формирования теорий технических наук шел, с одной стороны, под непосредственным воздействием естественнонаучных теорий, а, с другой стороны, они исходили из непосредственной инженерной практики (например, кинематика механизмов). В этот период инженерами была заимствована и творчески переработана применительно к инженерной практике целая совокупность теоретических и экспериментальных методов, ценностей и институтов, используемых в естествознании. Это позволило техническим наукам принять качество подлинной науки уже к началу ХХ века. На это время они обладали всеми признаками, позволившими естественным и техническим наукам стать равноправными партнерами - это и систематическая организация знаний, и опора на эксперимент, и построение математизированных теорий, начало особых фундаментальных исследований20.

Четвертый этап – с середины ХХ века по настоящее время – характеризуется осуществлением комплексных исследований, интеграцией технических наук не только с естествознанием, но и с общественными науками. Наряду с процессами междисциплинарной, межуровневой и т.д. интеграции, для этого периода характерно продолжение процесса дифференциации, проявляющееся в отделении технических наук от естественных и общественных, в образовании целого ряда технических научных дисциплин. Относительно некоторых научно-технических дисциплин вообще трудно сказать, принадлежат ли они к техническим наукам, или образуют некое новое уникальное единство науки и техники.

Тем не менее, несмотря на значительную связь техники с бурным и масштабным развитием научного знания, некоторую подчиненность технического знания естественнонаучному, в изобретательской деятельности продолжает сохранять свое значение творческий потенциал, как отдельного человека, так и целого коллектива. Его роль настолько значительна, а возможности прогноза столь малы, что это позволяет говорить об изобретении, действительно, как об одной из разновидностей научного открытия, ибо степень неожиданности, индетерминизма и даже иррационализма присутствует здесь всегда. В силу этого, можно сказать, что применение научных знаний в практической жизни человека не является строго предсказуемым, запланированным, детерминированным процессом, оно требует дополнительных усилий со стороны как человеческого разума, так и интуиции, творческого подхода к решению проблем науки и техники..

 

Раздел 5. Особенность современных философских представлений об основаниях науки

 

1. 1. Иррациональный аспект формирования научного знания (на примере концепции Л. Лаудана)

 

Ларри Лаудан, американский философ и методолог, представляет направление постпозитивистской англо-американской философии науки. Ряд идей С. Тулмина и И. Лакатоса явились основанием предлагаемого им неорационалистического варианта методологии науки. Л. Лаудан стремится «восстановить в правах научную рациональность». Он предлагает «сетчатую модель обоснования», в рамках которой появляется возможность гармоничного синтеза полюсов дискретности и непрерывности в развитии научного знания. Тезис же о несоизмеримости теорий в концептуальных построениях Л. Лаудана подвергнут критике.

Рациональным процессом (в противоположность Т. Куну) им назван выбор между теориями или парадигмами, так как когнитивные нормы и ценности научного сообщества можно критиковать, можно опровергнуть. Сама научная рациональность в концептуальной трактовке Л. Лаудана - это присущая теории способность решать проблемы, в силу чего существует возможность сравнить между собой различные теории в аспекте их способности решить научную проблему. При этом рост научной рациональности, как полагает Л. Лаудан, адекватен явлению научного процесса. Критикуя ряд положений когнитивной социологии науки, предлагаемых Б. Барнсом и Д. Блуром, Л. Лаудан ориентируется на тезис о том, что реконструкцию научного знания нельзя исчерпать социологической интерпретацией, реконструкция научного знания требует методологического исследования целей и ценностей науки, находящейся в процессе эволюции.

Теоретическая позиция Л. Лаудана (как «когнитивиста») в целом достаточно интересна. Как известно, в рамках концепции Л. Лаудана научное знание взаимодействует с социокультурным контекстом, однако детерминирующее воздействие на знание в науке оказывают когнитивные факторы; социокультурное же способно явиться определяющим фактором только по отношению ко внешней истории науки. Л. Лаудан предлагает принцип, названный им «принцип арациональности». Этот исследователь полагает, что возможны ситуации, когда ученый вынужден отойти от стандартов рациональности, принятых в научном сообществе. И лишь тогда, по его мнению, реконструируя процесс развития науки, следует обращаться к социологическим компонентам научного процесса. Эту же точку зрения выразил не только Л. Лаудан, но также У. Ньютон-Смит, а ранее - И. Лакатос.

Принцип арациональности, как следует из работы Л. Лаудана «Прогресс и его проблемы: по направлению к теории научного роста», устанавливает разделение труда между историками идей и социологами познания, поскольку он утверждает, что историк идей, используя доступные ему средства, может объяснить процесс мышления в той же мере, в какой этот процесс является рационально обоснованным; социолог же познания может принять участие в этом объяснении только в тех пунктах, в которых принятие той или иной научной идеи или отказ от неё не поддаются рациональному объяснению.

Уточняя этот тезис, определяя пределы социокультурной детерминированности научного знания, У. Ньютон-Смит в работе «Рациональное в знании» говорит о роли методолога науки в анализе влияния социальных факторов на развитие науки. Эта роль проявляется в двух моментах. Во-первых, социальные факторы методолог науки должен учитывать в случае, если ученый, оценивая теорию, принимает во внимание не научные методы, а, скажем, то, что теория одобрена церковью. Во-вторых, методолог науки должен обращаться к социальным аспектам, чтобы осознать проблему постановки конкретной научной цели в конкретный период: почему возникает эта, а не другая цель в этот, а не в иной период?

Что касается «социологистов» (в том числе и тех из них, что формируют «сильную программу» современной социологии знания), то они напрямую связывают внешние, контекстовые, социокультурные факторы с внутренней историей науки. «Социологисты» критикуют позицию «когнитивистов» по проблеме границ, полагая, что рациональное можно объяснять, используя социокультурные средства, но уточняют пределы и границы обращения к этим средствам: лишь непродуктивность когнитивного подхода позволяет (в исключительном, окончательно осознанном методологом науки случае) прибегнуть к анализу и учету социокультурных факторов.

Л. Лаудан вошел в постпозитивистскую философию науки как автор работ «Прогресс и его проблемы: по направлению к теории научного роста», «Наука и гипотеза», «Наука и ценности». Последняя работа датирована 1984 годом. В ней Л. Лаудан заявил об интригующих пересечениях философии и социологии науки. Л. Лаудан полагает, что философский подход - это подход логического эмпиризма и подход К. Поппера, у истоков же социологического подхода стоит Р. Мертон. Оба эти подхода Л. Лаудан рассматривает как различные в акцентах, но считает, что по содержанию картин, создаваемых в пределах названных подходов, можно судить о их подобии и дополнительности. Тем более что, как замечал Л. Лаудан, на начальных этапах у философии и социологии науки была единая предпосылка: наука рассматривалась в качестве уникальной сферы культуры, специфической по отношению, скажем, к философии, теологии, эстетике. Философия и социология должны были понять и объяснить достигаемую в науке высокую степень согласия. Ситуация изменилась в 70-е годы. Исследователей в большей мере стало интересовать явление периодических вспышек разногласий в науке. Лаудан назвал эту проблему интелектуальной загадкой, которую, начиная с 70-х годов ХХ века, решали философы и социологи науки.

Итак, консенсус в науке, с одной стороны, и разногласия - с другой. Это противостояние стало определяющим в конкурирующих моделях развития науки, объяснительные ресурсы которых были достаточно велики. Характеризуя общую гносеологическую ситуацию, сложившуюся в философии и социологии науки в конце ХХ века, Л. Лаудан пишет, что социологические и философские модели науки, объясняющие согласие в науке, принимали такие сильные допущения, касающиеся механизма в достижении этого согласия, что затруднительно было придать смысл размаху и характеру научных разногласий и споров. В это же время, полагает Л. Лаудан, другие исследователи, обещая раскрыть содержание многообразных причин, «почему учёные могут соглашаться, чтобы ссориться», оставляют нерешенной проблему: как рационально разрешаются разногласия в такой сфере интеллектуальной деятельности, как наука; как разрешаются эти разногласия в таком стиле, в котором действительно прекращаются дискуссии.

Мы полагаем, Л. Лаудан прав в той части своих аргументов и рассуждений, где говорится о том, что необходима единая унифицированная теория науки, содержащая возможность объяснения этих привлекательных идей. Он предлагает аппарат, объясняющий механизм возникновения консенсуса и диссенсуса в науке, а также механизм их взаимодействия, взаимообусловленности и взаимопереходов. В чём, по мнению Л. Лаудана, заключена загадка согласия? Он исходит из того, что согласие как явление должно касаться таких сфер, как согласие относительно понимания того, что надлежит объяснить, а кроме того, - согласие на уровне объяснительных и характеристических сущностей (например, это касается вопросов структуры атома, субатомных частиц, общей структуры ДНК, общих механизмов эволюции и т.п.).

Для степени согласия существует,- считает Л. Лаудан,- интуитивная мера. Она различна в разных сферах знания (в естествознании, например, и в философии). Л. Лаудан рассматривает в качестве примера дебаты не только по фундаментальным, но и по периферийным вопросам философии, сравнивая философские тексты томистов с текстами позитивистов, тексты марксистов, герменевтиков, феноменологов, социометристов, функционалистов. В отличие от религии, наука, однако, не строится на корпусе доктрин, составляющих её постоянную основу. Существует постоянная динамика научных теорий, в сфере которых достигнут консенсус, при этом изменения касаются разных сфер: меняются центральные проблемы дисциплин, базисные объясняющие гипотезы и принципы, правила научного поиска. И, тем не менее, консенсус оказывается возможным и достижимым, хотя в философии и социологии есть своя специфика в формах достижения согласия.

Анализируя эти формы консенсуса, Л. Лаудан приходит к выводу о том, что в философии он достигается за счёт так называемого лейбницианского идеала, суть которого состоит в следующем: дебаты относительно конкретной ситуации (matters of fact) разрешимы если выбраны и использованы верные правила доказательства, при этом наука понимается как рассуждение о фактическом, разногласия также понимаются как разногласия о фактическом. Правила доказательства выполняют роль методологических правил, ответственных за достижение консенсуса в таком «рациональном сообществе», как наука (термин Л. Лаудана). Вера в лейбницианский идеал, благодаря которому философы имели абрис того, как оформляется консенсус в науке, просуществовала в философии до 30-х - 50-х годов. Методологические правила позволяют определить степень «подкреплённости» теории, помогают решить вопрос о статусе конкретных теорий и избежать диссенсуса. Может, однако, возникнуть ситуация равной подтвержденности теорий. В этом случае для преодоления разногласий учёный должен осуществить сбор более дифференцированного материала для подтверждения своей теории. В науке возможен и диссенсус фактов - это тот случай, когда фактический материал относительно слаб и неполон.

В целом же научные разногласия разрешимы, и в этом состоит смысл излагаемой и анализируемой Л. Лауданом точки зрения. В итоге, считает Л. Лаудан, философы, имеющие сильные традиции, полагали, что наука - это сфера, где консенсус достижим, поскольку исследователь использует общепризнанные правила методологии науки или индуктивной логики (посредством последних разрешались разногласия о фактическом). Приверженностью этому подходу к проблеме «разногласие - консенсус» можно объяснить тот факт, что Карнап, Поппер, Рейхенбах пытались формально выразить эти правила доказательного рассуждения в споре теорий, пытались выработать каноны логики рассуждения, вывода, отыскать нормы и стандарты, которые в рациональном научном сообществе разделяют члены этого сообщества.

В социологии науки традиции были не столь сильны, как в философии, хотя проблема соотношения консенсуса и диссенсуса была одной из центральных. Консенсус понимался как естественное состояние сферы естествознания, диссенсус - как отклонение от предполагаемой нормы, и для разрешения диссенсуса, считали социологи науки, это отклонение нужно объяснить. Проблемы стабильности структур консенсуса задолго до Л. Лаудана занимали Р. Мертона и Б. Барбера. Например, Р. Мертон полагал, что консенсус достигается посредством согласия учёных с ценностями и стандартами, принятыми в научной структуре, и это согласие позволяет эффективно управлять профессиональной жизнью научного сообщества. Среди этих норм бытия научных структур Мертон называет универсализм, бескорыстие, организованный скептицизм, объединяя это названием «предписания, предпосылки, проскрипции, преференции».

Л. Лаудан, однако, приходит к выводу о том, что научные разногласия нельзя объяснить как незначительные отступления от нормы консенсуса (столь часто возникает ситуация несогласия), а объяснительные ресурсы философии и социологии науки слишком непродуктивны, чтобы объяснить гносеологическую природу разногласий. Л. Лаудан приводит в пример ситуацию, когда учёные следуют единым нормам объективности, незаинтересованности, рациональности, однако диссенсус неизбежен; фактические же данные в пограничных сферах недостаточны в ситуации выбора между теориями конкурирующего уровня. Логические эмпиристы были просто не правы, считая, что учёные придерживаются одних и тех же методологических и оценочных стандартов; научные разногласия прошлого - это драматичные споры между конкурирующими позициями. Л. Лаудан обращает внимание на примечательный факт: подчас учёные нарушают нормы научной структуры, не следуют принятым ценностям и стандартам, нарушают предписания, и вознаграждаются за это. Более того, как полагает Л. Лаудан, фактор готовности нарушить принятые в научном сообществе нормы играет важную роль в эволюции научных идей.

Социологи науки, начиная с 60-х - 70-х годов, предложили несколько моделей диссенсуса в науке, показав более существенную роль (чем это предполагалось ранее) дискуссий и разногласий в прогрессе науки, показав также, что важно принимать во внимание тезис несоизмеримости теорий, тезис неопределённости теорий и то, что сам Л. Лаудан называет феноменом успешного контрнормального поведения. Л. Лаудан предлагает понять существо четырёх моделей диссенсуса.

«Новая волна» (иногда именуемая как направление «Социальные исследования науки») привнесла в философию науки тезис о том, что именно дебаты и разногласия представляют собой естественное состояние науки, а также предложила объяснительный механизм для понимания гносеологической природы диссенсуса. Именно в пределах исканий новой волны возникло несколько линий аргументации, так называемые модели диссенсуса. Среди них можно выделить следующие.

Распространённость дискуссий. При этом очевидно, что используемых в дискуссиях правил и норм недостаточно для прекращения дебатов, длящихся десятилетиями (Коперник - Птолемей, волновая-корпускулярная теория света, атомизм-энергетизм, ньютонианство versus картезианства в механике, униформизм versus катастрофизма в геологии, Эйнштейн versus Бора в квантовой механике, Пристли versus Лавуазье в химии, - эти примеры могут быть продолжены бесконечно). Примеры эти вызывают сомнения в верности консенсуальной модели и лейбницианского идеала. В своё время консенсуальную модель не принял Т. Кун, выразив своё несогласие с ней в следующем тезисе: появление теории сопряжено с процессом решения, последний допускает разногласия, алгоритм же, предлагаемый философами, уводил в сторону от необходимых науке разногласий, лишь разногласие в предпочтениях и ценностях является основой для появления теории. Если бы этого не было,- полагал Кун,- не было бы стремления выработать новую теорию, показав её плодотворность, обосновать её точность и границы. Однако аргумент Т. Куна не принял Л. Лаудан, полагавший, что Т. Кун оставил без внимания важное обстоятельство: учёные правомочны проводить различие между критериями одобрения теорий и критериями поиска ценностей. Хотя Т. Кун прав в той части рассуждений, где речь идёт о следующем: модель консенсуса не дает возможности и оснований для осмысления всего широчайшего спектра разногласий и дебатов в науке и нужна та теоретическая составляющая, которая дополнила бы модель консенсуса.

Тезис о несоизмеримости. Т. Кун, поставив вопрос о дополнении модели консенсуса, полагал: конкурирующие теории радикально несоизмеримы, отсюда - невозможность для тех, кто их представляет, общаться друг с другом. Т. Кун, подойдя к проблеме несогласия вплотную, дал по сути описание межпарадигмальных разногласий, которыми переполнен океан истории науки. В качестве примера Т. Кун берёт тот, что изложен в его известной работе «Коперниканская революция». Л. Лаудан, анализируя взгляд Т. Куна на проблему научных разногласий, видит основные постулаты куновской точки зрения в следующем: период научной революции включает в себя конкурирующие парадигмы, однако последние «хронически незавершены» (термин Т. Куна), и эта незавершенность есть результат несоизмеримости парадигм, хотя противники подчас пользуются одной терминологией. Любую из конкурирующих парадигм невозможно перевести в другую. Модель, предложенная Т. Куном, имеет две центральные идеи: идею разногласия (несоизмеримости) и идею поддержания согласия (нормальной науки), хотя Т. Кун и пытается объяснить переход от «нормальной» науки к «кризисной», переход от согласия к разногласию. В работе «Совершенное напряжение» Т. Кун показал, что эта невозможность перевода объясняется и обусловлена тем обстоятельством, что противники в дебатах почитают разные методологические стандарты, разные познавательные ценности. На этом основании делается вывод о том, что используемое как атрибут теории знание для противника выступает как мешающее обоснованию его точки зрения, - содержание теорий, стандарты сравнения выступают как предпосылка диссенсуса. Более того, Т. Кун сумел показать, что диалог в пределах различных парадигм неполон в силу приверженности различным методологическим стандартам, а посему диссенсус – это состояние науки, которое трудно переводимо в стадию консенсуса, диссенсус - постоянная характеристика жизни научного сообщества. Модель, предлагаемая Т. Куном не в состоянии, однако, разрешить вопрос: как стадия диссенсуса переходит в противоположную стадию - стадию согласия, как учёные принимают единую парадигму.

Недоопределённость теории эмпирическими данными. Научные правила и оценочные критерии не дают возможность однозначно предпочесть одну из теорий. В обоснование этой точки зрения выдвигаются различные аргументы - тезисы. Среди последних - тезис Дюгема-Куайна, суть которого в том, что теорию невозможно принять или отвергнуть, ориентируясь лишь на эмпирические свидетельства; тезис Витгенштейна-Гудмена, смысл которого в том, что правила научного вывода (как индуктивного, так и дедуктивного) расплывчаты, им можно следовать разными способами, зачастую несовместимыми радикально. Критерии выбора теории, используемые учеными, также неопределенны, что мешает их использованию при выборе теории, и, значит, наука не являет собой сферы, которая управляется правилами, нормами, стандартами.

Контрнормальное поведение. Учёный часто пренебрегает эмпирическими данными, беря за образец исследовательские стратегии контриндуктивисткого характера, «покидая методологическое благополучие» (Я. Митрофф); Я. Митрофф, к примеру, утверждает, что Р. Мертон предложил этические нормы, которые не соответствуют действительному положения дел в практике науки. П. Фейерабенд продолжил это выводом о методологическом анархизме.

Если вновь обратиться к концепции Т. Куна, привлекает внимание тот факт, что Т. Кун понимает парадигму как то, применительно к чему достигается согласие, и сама нормальная наука у Т. Куна представлена как тип науки с состоянием доминирующего в ней согласия. Однако Т. Кун не раскрыл механизм формирования согласия, и в качестве двух разновидностей научной жизни он предлагает такие, как «нормальная» наука и наука «революционная». Л. Лаудан видит причину того, что Т. Кун не раскрыл механизм формирования согласия в том, что куновские представления о разногласии ориентированы на глубочайшие исследовательские разногласия, и не остаётся общей доминанты, на которой может оформиться согласие, хотя именно согласие Т. Кун считает уникальным явлением науки. Не мог раскрыть механизм согласия в науке и И. Лакатос, Л. Лаудан называет его анархистом вопреки самому себе. Уникален подход П. Фейерабида, для которого идеал науки - то её состояние, которое характеризуется «бесконечностью вопрошания об основах»; теории радикально несоизмеримы, а состояние консенсуса в науке - состояние неразумное, и ни одна теория не может никогда рассматриваться как заменившая или дискредитировавшая своих конкурентов и предшественников.

Л. Лаудан, ставя вопрос об иерархической структуре научных дебатов, исходит из того, что проблема согласия есть проблема динамики конвертации ряда разнообразных вер. Л. Лаудан предлагает то, что он именует иерархической моделью обоснования (justification), - теорию инструментальной рациональности. В рамках иерархической модели обоснования существуют следующие уровни консенсуса: дебаты о фактическом (это фактуальные разногласия и фактуальный консенсус), посредством которых ученый как бы поднимается до уровня методологических правил, принимаемых многими исследователями. Л. Лаудан называет эти правила механическими алгоритмами, которые дают возможность создавать фактуальные положения, это также могут быть требования или предписания теории (независимая проверяемость, свойства ad hoc), - это так называемые принципы эмпирической поддержки теории (подтверждают ли теорию эмпирические данные), так называемые «веса поддержек». Однако исследователи могут применять конфликтующие методологические правила, и при этом имеют единые базовые цели. Ситуацию можно разрешить, решив принять самые эффективные из правил-конкурентов. Это аксиоматический уровень консенсуса.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-07-02; Просмотров: 363; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.028 сек.