Имеются человеческие жертвы 23 страница

—... и что с ним? — донеслось откуда-то издали, но Денис узнал голос Нелюбина.

— Опять поплыл, — ответил, видимо, один из тех двоих.

— Вот ведь мразь! — с брезгливым презрением проговорил Нелюбин. — В такой момент тащиться вздумал.

— Он тут уже над собой не волен, Павел Петро­вич, — отозвался другой. — Видно, заначка была.

— А может, этот рыжий Денис добыл? — подо­зрительно спросил Нелюбин. — Уж больно ушлый паренек.

— Скорее всего, канал тот же. Наверное, его че­ченцы.

— Ну уж нет, — усмехнулся Нелюбин, — кто угодно, только не они. Те далеко уехали... Ну, как он, не загнется?

— Здоровый, бычара, через сутки очухается.

— Недаром я вас вызвал, как сердце чуяло. Ну, да ладно, ребята... Мне тут надо перемолвиться кое с кем парой слов.

Пошла пауза, которая продлилась почти минуту, пока, наконец, снова не раздался в наушниках уже совсем другой, почтительный и послушный голос тренера-ассистента-сэнсея-вице-фюрера Нелюбина:

— Добрый день! Это я, Павел. Передайте, ну, вы знаете кому, что у нас все готово. Только ждем приказа. Да, конечно. Все проверили, две репети­ции провели. Так что дело за вами... Нет, проблем у нас нет. Только Тучкин опять поплыл... Да, я тоже так считаю. Это не проблема. А может, даже и к лучшему... Ну конечно, конечно, держим готов­ность номер один.

Разговор закончился. Денис вернул «портсигар» на то же место.

И вскоре вошел в переговорный пункт и позво­нил в Москву своему толстяку подчиненному.

— Здорово, Макс! У меня форс-мажор. Очень по Дяде соскучился. Ну и по приятелю его, Борисычу...

Я понимаю, что сложно. Понял, понял... Значит, можно рвануть прямо к нему? Ты тогда хотя бы предупреди, чтоб не как снег на голову... Давай адрес.

А еще минут через сорок Денис стоял у двери квартиры на первом этаже небольшого двухэтажно­го дома на тихой улице недалеко от набережной на левом берегу. Он нажал на кнопку звонка, и за дверью довольно долго не было слышно ни звука. Потом, наконец, зазвенела цепочка, дверь приот­крылась, и появился хозяин — совершенно лысый маленький человечек лет шестидесяти в огромных роговых очках, за которыми поблескивали очень живые, озорные глаза.

— Так... — сказал он, внимательно осмотрев Де­ниса сверху донизу. — Длинный, рыжий, морда прохиндейская, глаза наглые... Кажется, вы именно тот, кого мне настоятельно рекомендовал некто дабл-ю, дабл-ю, дабл-ю, точка, Макс, точка, ру.

— Хотел бы я знать, — улыбнулся Денис, — кто это такой и кто изволил сочинить такой словесный портрет?

— А то вы не знаете? — сбросив цепочку и про­пуская Дениса внутрь, саркастически хмыкнул хозя­ин и протянул маленькую пухлую ручку:

— Шульман, Борис Моисеевич, прошу любить и жаловать...

— Заранее люблю и заранее жалую, — сказал Денис. — Только ведите меня скорее в ваше святи­лище. Если б вы только знали, какую помощь вы нам оказываете!

— Дорогой Денис Андреевич! — сказал он про­никновенно. — Вы знаете, почему мой якобы бого­избранный и столь любимый человечеством народ умудрился выжить за последние четыре тысячи лет? Потому что мы умели хранить чужие тайны — тайны вкладов, тайны переписки... Если бы вы знали, сколько тайн скрывается под этой старой лысиной, вы бы очень удивились. Поэтому давайте

смело выходите вот по этому адресу, — и он набрал в окне обращения интернетовский адрес.

А еще минут через пятнадцать Турецкий получил чрезвычайно важные сведения, благодаря которым он надеялся замкнуть цепь, на которой он хотел привести на суд организатора убийства Владимира Русакова. По крайней мере, цепь эта стала короче и крепче.

В дни отсутствия в Степногорске Данилова Женя Рыжков тоже не сидел без дела. Он собрал и систематизировал показания потерпевших и оче­видцев событий на площади Свободы. Всего было допрошено больше ста человек — и студентов, и работяг, и милиционеров, и бойцов ОМОНа.

Рыжков подшил эти протоколы, а также поста­новления и другие следственные документы в три объемистых тома следственного дела. Теперь нужно было все это обработать, сгруппировать и составить для Турецкого так называемую обзорную справку. Все допрошенные сходились в одном: никто из участников событий, что с той, что с другой сторо­ны, не ожидал кровавого финала. Побоище вспых­нуло как бы само собой, будто по чьей-то команде, когда одновременно в разных местах какие-то люди из числа демонстрантов перешли в яростную атаку на стражей порядка.

Кажется, впервые за все эти дни в Степногорске, уже располагая огромным объемом информации, Турецкий начал осознавать, с какой мощной, отла­женной организацией они столкнулись. Именно это соображение, не таясь и не пытаясь скрыть все рас­тущей тревоги, Турецкий и высказал на небольшом оперативном совещании, которое они решили про­вести вместе с Грязновым на его конспиративной квартире. На этой деловой встрече, которую Турец­кий задумал как важный «мозговой штурм» и кото­рая происходила в обстановке абсолютной секрет­ности, присутствовало всего несколько лиц, заслу­живших безоговорочное доверие.

На совещание приехали прокурор области Золо­тое, начальник областного УФСБ Чекин, начальник облугро полковник Коренев с одним из своих за­местителей, которого тоже знал и помнил Грязнов, двое ближайших сотрудников Грязнова и он сам. Всего с Рыжковым и Турецким набралось девять человек.

— Совершенно очевидно, — сказал Грязнов, вы­слушав Турецкого, — что мы вышли, сами того не ожидая, на какого-то о-очень крупного зверя. А потому главная тема и основная задача нашей опе­ративки — попытаться понять, с чем, собственно, мы имеем дело или с кем и каковы их цели и задачи.

— Задача у них всегда одна, — сказал прокурор Золотое, — на всех уровнях: власть. А вот кто теперь вознамерился эту власть захватить, хотя бы здесь, на городском или областном уровне, причем не грубой силой, а используя законные демократические ме­ханизмы, чтобы получить ее, эту власть, не как-ни­будь, а по воле избирателей, прямо из рук народа, — вот это для нас вопрос.

— И в то же время не вопрос, — сказал полков­ник Коренев, — потому что все знаем на него ответ. Он чуть ли не в каждой газете. Откройте любую, и, уверяю вас, вы прочтете о сращивании законных институтов, представительных органов, финансово-промышленного капитала с уголовным миром. Так, по-моему, пишут? И это не газетные утки. Блатные вовсе не дураки, они же видят, где сегодня можно, не дергаясь, грести деньги лопа­той — в политике и финансах... Сначала они взяли под ноготь кооперативы, потом поставили на коле­ни среднего бизнесмена, потом принудили и круп­ный капитал взять их в долю. Ну а теперь им надое­ло быть кому-то «крышей», они хотят, чтобы закон­ные структуры стали «крышей» для них. Поэтому теперь к работе с уголовной швалью стали подклю­чать и нас.

— А значит, логично предположить, — рассуж­дал Грязнов, — что и здесь у вас, как и у нас в Москве, криминальное сообщество намерено ввес­ти в структуры управления свои лучшие кадры.

— Ну да, — усмехнулся Турецкий, — и делегиро­вать им свои полномочия...

— В ходе наших оперативно-следственных меро­приятий, путем анализа и отсева мы сошлись с Ту­рецким на том, что наиболее подходящей и подо­зрительной фигурой во всем этом здешнем раскладе представляется господин Клемешев.

— Причем подозрения наши, — сказал Турец­кий, — настолько серьезны, что я дал задание члену своей бригады заняться выяснением подлинной биографии Клемешева. Уж простите, приберег в ка­честве сюрприза.

И Турецкий, приблизив к глазам лист бумаги, зачитал сообщение Данилова о результатах его ра­боты. Все молчали.

Первым пришел в себя прокурор Золотов:

— То есть что же это получается, дорогие мои? Почти пять лет огромным городом заправлял неиз­вестно кто, выдавший себя за другого человека, и объяснить это можно только его чрезвычайно тес­ными связями именно с теми, кто обязан был по долгу службы воспрепятствовать ему прорваться на такой высокий пост.

— Вот она и разгадка, — сказал Коренев, — от­чего у нас вдруг потише стало! Вроде как угомони­лись наши «братки», нашли общий язык. — Он встретился глазами с Грязновым, а потом с Турец­ким. — Уже лет шесть, прослушивая телефонные разговоры разных бандитских «бригад», мы время от времени фиксируем не то пароль, не то кличку — Адмирал. На него ссылаются, от его имени действу­ют, его именем угрожают. Наш внедренный источ­ник имел задание установить, кто такой этот Адми­рал, есть ли он на самом деле или выдумка, чтоб тупым ментам головы морочить. Параллельно то же поручение было поручено еще одному агенту...

— Ну-ну-ну, — быстро повернулся к нему Гряз­нов с какой-то особенной, нескрываемой заинтере­сованностью.

— Да вы же знаете, Вячеслав Степанович — ска­зал Коренев. — Мы же давали это вам в закрытых сводках. Первый агент сумел сообщить, что, кажет­ся, нащупал след и что этот Адмирал, по всей види­мости, лицо реально существующее.

— Ну и что? — быстро спросил Грязнов. — Что дальше?

— Мы нашли своего информатора у одного из отделений милиции. — Коренев нахмурился. — Ему жидким свинцом залили горло.

— Серьезные ребята, — сказал Турецкий, чувст­вуя, что Грязнова так и подмывает сообщить что-то очень интересненькое.

Но тот почему-то не спешил, ждал...

— А второй? — спросил он.

— Второму повезло больше. Он жив и остается действующим источником. Тьфу-тьфу-тьфу! — Ко­ренев постучал по ножке стула. — Он подтвердил, что последние года два почти все крупные, серьез­ные преступления координируются из одного цент­ра. И будто бы всей преступной деятельностью на­шего города, области, а может быть, и соседних областей практически единолично распоряжается человек по кличке Адмирал.

— Ну! — повернулся к Грязнову Турецкий. — Ну, говори же, наконец! Изъерзался, Вячеслав Ива­нович!

Грязнов обвел всех присутствующих прищурен­ными глазами.

— По имеющейся у нас информации в августе девяностого года, тогда еще в Ленинграде, в гости­нице «Советская» состоялся «сходняк» двадцати семи самых крупных авторитетных «воров в законе» бывшего Советского Союза. Заседали три дня, и дорого бы я дал, чтобы получить стенограммы их заседаний. Но стенограмм они, к сожалению, не ведут. Решались проблемы кардинальные, в известном смысле исторические. Ну и как положено на съезде, в последний день на повестку дня были вынесены организационно-кадровые вопросы. Как нам удалось выяснить, решено было завалить двоих, нарушивших святые воровские законы. А также были коронованы «ворами в законе» четверо канди­датов, имевших мощные рекомендации. В частнос­ти — прошу внимания! — одним из возведенных в достоинство был некто с юга России по кличке Адмирал.

Информация, поступившая через Интернет на ноутбук полковника Грязнова от господина Шульмана, с использованием сложнейшей системы шиф­рования и защиты данных, разработанной Максом, как и предполагал Денис, имела для Турецкого ог­ромное значение. Очень многое объяснилось, свя­залось и наложилось, чтобы можно было, наконец, покончить с позиционной войной.

За столом сидели, помимо Турецкого и Грязнова, только Коренев и прокурор Золотов. Александр Борисович изложил их общий с Грязновым план, который после отдельных доработок и коррекций был принят к действию.

— Хотите, стало быть, попробовать раздразнить зверя в берлоге? — задумчиво проговорил Коре­нев. — Заманчиво, конечно. Только, боюсь, не ра­новато ли. Хоть шума и много, каждая газетенка на свой голос вопит, и так гадают, и этак... Хоть, как на скачках, ставки делай... однако ж интересующая нас фигура пока что не сказала ни да, ни нет. На­мерен он выдвигаться, нет...

— Ну да, — сказал Турецкий. — Тут ведь всем игрокам требуются нервы покрепче, чем в покере. Между тем сбор подписей в его пользу на предмет выдвижения идет полным ходом, причем, заметьте, преподносится это как инициатива снизу, как сти­хийное волеизъявление будущих избирателей.

— Еще бы, — сказал Золотов. — И ведь самое смешное, что теперь уже и правда не разберешь, где и когда человек ставит свою подпись в его поддерж­ку, купившись на все те номера, о которых мы знаем, то есть добросовестно заблуждаясь, а где эти подписи куплены в полном смысле слова — за день­ги, за водку и так далее... Мы получаем сигналы: по области, по небольшим городкам и даже сельским населенным пунктам уже кочуют бригады агитато­ров, ведут, так сказать, разъяснительную работу среди населения, приезжают, разворачивают торго­вые точки. Заметьте, очень приличные товары по очень умеренным ценам — одежда, школьные тет­радки, лекарства, косметика и галантерея, ну и кол­баска, естественно, не говоря уж о пиве с водкой. Неплохо ведь? Не то добрая фея, не то Дед Мороз... Кто, откуда? Ответ один — от Клемешева. Так ска­зать, фиксация, закрепление в подкорке. Умно, хитро и точно. И ведь больше ничего не надо. Мы, конечно, проверили, что там за коробейники, — все легально, придраться не к чему, понимаете? И кста­ти, еще один, весьма знаменательный факт: хоть и торгуют они по бросовым ценам, то есть режут под корень всех тамошних конкурентов, — всюду пол­нейшая тишина, ни «наездов», ни разборок, тишь да гладь!

— Да-а, — протянул Грязнов, — пашет глубоко, дураком не назовешь... И если завтра, предполо­жим, мы сумеем схватить его за хвост, наш народ еще, чего доброго, кинется с кольем да дубьем от­бивать доброхота. Еще жертвой режима объявят. Вот ведь смехотура!

— По всему видно, человек с размахом, — сказал Коренев. — Такую бы башку да на добрые плечи... Ведь обычно как? Мелькает человечек, крутится, выбивается наверх, а за ним непременно шум, не­пременно вонь, слухи, сплетни, разные связи... То там прокололся, то здесь наследил... Сотрешь пыль­цу с ярких крылышек — и тако-ое проступит!. А ведь за этим-то — ничего! Ни сигналов, ни слухов, никакого, так сказать, резонанса.

— Ну уж прямо-таки никакого? — не поверил Турецкий. — Это просто у вас тут то ли прошляпи­ли, то ли сознательно глаза отводили. А скорей всего, он кому-то очень хорошо проплачивал и объ­яснял, чтоб смотрели сквозь пальцы.

— Может быть, — кивнул Коренев. — Отрицать не стану, очень похоже на правду.

— Я ведь почему только сижу тут, как в блинда­же? — продолжил Турецкий. — Потому что уве­рен — и здесь у вас, как и у нас в Москве, в наших доблестных органах сидят «кроты», предатели, вра­жеские кадры, а стало быть, соблюдение режима секретности наших планов и операций очень даже относительно. В общем, так: поскольку наш бравый «афганец» начал готовить себе почву, попробуем обложить его лежку флажками. Натравим «собак» и посмотрим, что он предпримет и как задергается.

— Что вы хотите сказать? — уточнил Золотов.

— Устанавливаем за ним и его окружением тща­тельное наблюдение, — ответил за Турецкого Гряз­нов. — Телефонные разговоры, радиосвязь, наруж­ное наблюдение... полный букет. Причем никакой нелегалки, никаких нарушений Конституции. У нас и так уже на него слишком много компромата, слишком тяжкие подозрения... В оперативных целях вполне допустимо.

— Согласен, — сказал прокурор области. — Сан­кционирую! Пора браться за него всерьез.

В это утро Санина позвонила Турецкому. «Ла­зутчики» «Гражданского действия» узнали, что в город завезено несколько сот тысяч роскошных кра­сочных предвыборных листовок с портретом Клемешева, а также большие плакаты с тем же уверенно и широко улыбающимся приятным лицом с тремя лозунгами-слоганами: «Моя программа — ваше счастье», «Я знаю, куда идти. Кто за мной?» и тре­тий, несколько длиннее двух других: «Край родной, навек любимый...» Он будет здесь, если мы будем вместе!»

— Представляю себе, какой рай на земле он тут построит, — хмыкнул Турецкий.

И в тот же день в передаче «Нынче вечером с вами...» на экране появился спокойный и уверен­ный в себе Геннадий Клемешев.

— Дорогие друзья! — так начал он, глядя в глаза тысячам степногорцев. — Я мог бы сказать словами поэта, «Вы помните, вы все, конечно, помните...». Да и кто забудет о том, что было здесь, у нас, еще совсем недавно? Трагедия на площади перед здани­ем администрации области, убийство Владимира Русакова, гибель нескольких молодых людей, ряд покушений на господина Турецкого, приехавшего разобраться, что же здесь все-таки произошло и происходит... Вы помните, что я, считая себя во многом ответственным за то, что случилось, ушел со своего поста мэра. Я сделал это, так как хотел на­всегда уйти из политики и, может быть, чтобы в какой-то степени разрядить накалившуюся атмо­сферу.

Уважаемые сограждане! Оглянитесь вокруг, всмотритесь в самих себя — и вы, и ваши соседи, и ваши друзья окончательно разочарованы, утратили ориентиры и не знают, куда идти, за кем идти, на кого положиться и кому верить. Я мог бы, конечно, отойти в сторону и закрыть на это глаза. Но если месяц назад совесть заставила меня отказаться от моей должности, точно так же она приказывает мне сейчас встать в полный рост на защиту справедли­вости и закона.

Ко мне обращаются тысячи людей.,Они звонят, пишут письма, подходят на улице. Люди просят, буквально умоляют меня услышать их, откликнуть­ся и выставить свою кандидатуру на губернаторских выборах. Как должен я поступить? Уйти в кусты или принять вызов ставленников зажравшейся, вконец обезумевшей Москвы?

Как мне стало известно, по инициативе граждан

проводился сбор подписей для выдвижения моей кандидатуры на пост губернатора. Я узнал об этом только на днях. В мою поддержку собрано более шестидесяти тысяч подписей. Избирком проверил их и признал действительными. Я уважаю и мнение и пожелания народа. Я не могу обмануть и разоча­ровать людей, поверивших мне и надеющихся на меня.

Поэтому я хочу объявить, что сегодня я офици­ально выставил свою кандидатуру на пост губерна­тора Степногорской области и начинаю предвыбор­ную кампанию.

Турецкий закурил и мрачно прошелся по комна­те. Тут же зазвонил телефон, и он не удивился, услышав в трубке голос Наташи.

— Ну как? — быстро спросила она с еле сдержи­ваемой яростью. — Вы слышали?

— А как же? — ответил он. — И это достаточно серьезно.

— Это более чем серьезно, — перебила она. — Тут мина замедленного действия, потому что он говорит то, что людям хочется услышать. Он же как бы заранее нейтрализует и отражает все возможные удары.

— Не преувеличивайте слишком. Против его по­пулистских трюков у нас есть противоядие.

— Ну что же, дай-то бог! И вот еще что, Алек­сандр Борисович... Вы помните наш договор, там, у реки, что если он за чем-либо обратится ко мне, я, так сказать, в интересах дела, наступлю на горло собственной песне и пойду на все?

— Да, конечно, — сказал Турецкий. — Такое вряд ли забудешь.

— Вы слышали, — продолжила Наташа, — как он уже не в первый раз использует имя Русакова, его репутацию и так далее. Так вот: поймите меня правильно... Сегодня я поняла, что не смогу выпол­нить то, что обещала вам. Я слишком... слишком сильные чувства испытываю к этому господину... Слишком многое помню и знаю. Я плохая актриса, я не смогу сыграть. И главное, если я хотя бы един­ственный раз окажусь с ним рядом и это станет достоянием публики, это неизбежно ляжет несмы­ваемым грязным пятном не только на меня, но и на Русакова. А мне память о нем и его честь дороже всего. Есть вещи возможные и невозможные. А это за пределами моих сил.

— Я понимаю вас, — сказал Турецкий. — К тому же после ваших статей, как мне кажется, он уже не сунется к вам. Это утратило смысл. Но у меня ро­дилась совсем другая, неожиданная мысль. Пока не поздно, а еще не поздно, «Гражданское действие» должно выдвинуть собственного кандидата. Пусть у вас даже нет никаких шансов. Но вы — сила, и именно в память о Русакове, мне кажется, вы обя­заны заявить о себе. Конечно, нет денег, нет базы, но есть то, чего нет ни у кого из них. Вы можете относиться к моим словам как угодно, но я считал нужным высказать вам свое мнение. Возможно, лучшим кандидатом от «Гражданского действия» были бы вы сами.

— Я не публичный человек, — сказала она. — Тут нужен талант, темперамент, наконец, желание и воля. Но я обдумаю вашу идею. Мы обсудим ее в руководстве нашего «Действия». А я априори — проигрышный вариант. Я все-таки социолог и лучше вас понимаю и оцениваю структуру массово­го сознания в нашем городе и регионе. Это мужской город, привыкший подчиняться командам, коман­дирскому басу.

— Но черт возьми! — воскликнул Турецкий. — Неужели у вас там, в вашем «Гражданском дейст­вии», одни теноры и фальцеты? Скажу вам больше, Наташа, участие в этих выборах — порука тому, что само движение без Русакова не утратит своего зна­чения, а приобретет новый вес в сознании людей.

— А проигрыш? — спросила она. — К чему он приведет?

— Мне кажется, — сказал Турецкий, — все будет зависеть от того, с каким лицом вы выйдете на

выборы, что сумеете противопоставить. И потом, чует мое сердце, здесь все может повернуться самым интересным образом. И... не без нашей с вами по­мощи. Как говорится, есть кое-какие наработки... Прощайте! Держите меня в курсе ваших дел.

Не успел Турецкий повесить трубку после разго­вора с Наташей, как телефон заверещал вновь и Александр Борисович услышал знакомый голос.

— Ну что, дружище, — ехидно спросил Грязнов, — по-моему, нас переиграли, а?

По своему обыкновению, великий сыщик земли русской сказал самое неприятное из всего возмож­ного, то есть правду.

Двадцать первого мая, в четверг, когда весь город прильнул к телевизорам в ожидании очеред­ной серии нескончаемого мыльного действа из такой далекой для всех степногорцев заграничной жизни, после очередного блока рекламы, предва­ряющей заставку фильма, на экране пошли титры «Специальное сообщение» и после минутной паузы в кадре появилось лицо ведущей, которая, улыбнув­шись, обратилась к сотням тысяч зрителей:

— Дорогие степногорцы! Приносим искренние извинения за небольшую задержку и смещение в сетке программ. Как вы сейчас поймете, это вызва­но важными обстоятельствами, которые касаются всех жителей нашего города. Все вы помните, что почти месяц назад здесь было совершено покуше­ние на жизнь известного российского криминалис­та, старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре страны Александра Бо­рисовича Турецкого. Он был ранен, но медикам удалось спасти его жизнь. Александр Борисович уже почти поправился и приступил к работе. Несколько дней назад он вернулся в Степногорск, и сегодня мы с радостью предоставляем ему возможность снова обратиться к нашим телезрителям.

И в кадре появился Турецкий, все еще с повяз­кой на голове, похудевший, осунувшийся, но, ка­жется, не растративший за время болезни своего оптимизма.

— Добрый вечер, — сказал он. — Рад новой встрече с вами, тем более что она могла и не состо­яться. Как, наверное, многие из вас помнят, я обе­щал информировать жителей города о ходе рассле­дования в' связи с имевшими место трагическими событиями девятнадцатого апреля. За этот месяц с небольшим произошло многое, но я хочу вам сооб­щить самое главное.

Следствию удалось значительно продвинуться в своей работе, и поверьте, это не стандартная дежур­ная фраза, за которой сплошь и рядом ничего не стоит. Я хочу особо подчеркнуть, что наши успехи были бы невозможны без активной помощи жите­лей вашего замечательного города, мужчин и жен­щин, стариков и молодых и даже... бедных и бога­тых, — чуть улыбнулся Турецкий. — Могу доло­жить, что мы уже точно знаем, кто убил Владимира Русакова. Мы уже точно знаем, кто осуществил по­кушение в отношении вашего покорного слуги. И мы даже знаем, кто все это спланировал и органи­зовал. Я понимаю, что сейчас меня видят и слышат не только представители, так сказать, мирного на­селения, но и преступные элементы, для которых мое сообщение может оказаться очень неприятным. Ну что же? В отличие от них, привыкших действо­вать украдкой, исподтишка, я говорю открыто: да, мы знаем, кто за всем этим стоит, и даже знаем этих людей по именам. И так же прямо предупреждаю: вы изобличены, вы у нас на крючке и нам осталось только подтянуть вас поближе к берегу и подсечь. Я не шучу и не блефую. И те, к кому я обращаюсь, в скором времени смогут в этом убедиться. Я думаю, город будет потрясен, когда откроются эти имена. Для завершения операции и изоляции этих лиц ос­талось совсем немного. Нам нужны только послед­ние детали, чтобы мышеловка захлопнулась. Надеюсь, что больше ничего экстраординарного не про­изойдет и я буду, как обещал, периодически инфор­мировать вас о дальнейших событиях.

Этот захватывающий телесюжет сам Турецкий смотрел, раскинувшись на тахте в одном из своих убежищ, причем в отличие от всех остальных основ­ное его внимание было направлено не на содержа­тельную сторону, а на чисто техническую. Навер­ное, ни один инспектор по качеству изображения не был так въедлив в оценке выдаваемой в эфир «кар­тинки».

Придирчивость объяснялась просто: это обраще­ние и его выход в эфир в прайм-тайме были задей­ствованы и вписаны важным элементом в проводи­мую операцию. Никто, кроме ее участников, не дол­жен был заподозрить, что выступление идет не в прямом эфире, а записано заранее.

Об этом были строжайше предупреждены все причастные к этой ответственной фальсификации сотрудники телевидения. Да и привлечено их было не более десяти человек, причем даже выпускаю­щий редактор и режиссер в аппаратной не знали, откуда поступает сигнал — прямо с камеры или с видеомагнитофона.

Было продумано все, решительно все, использо­вана самая лучшая японская техника, а также аме­риканская бетакамовская кассета рекордного каче­ства, и Турецкий остался доволен: тут бы и правда комар носа не подточил. Иллюзия получилась пол­ная.

— Не подкопаться! — резюмировал Грязнов. — Ни в жисть!

Он сидел рядом с Турецким и задумчиво поку­ривал, размышляя, как бы поаккуратней вывести Дениса из этой затянувшейся смертельной импро­визации.

А через два часа к ним приехал Коренев, и не надо было быть великим физиономистом, чтобы прочитать на его лице скрытое торжество и нечто такое, чем ему хотелось как можно скорее подели­ться.

— Ого! Кажется, лед тронулся, — заметил Турец­кий. — Ну давайте выкладывайте, что у вас там! Душа горит!

Коренев достал из кармана черную коробочку диктофона и с видом фокусника, готового поразить почтеннейшую публику, нажал кнопочку. И тут же остановил, предварив таким комментарием:

— Запись прослушки нашего друга Геннадия. Разговор велся из машины по сотовому телефону, установить собеседника пока не удалось. Ну вот, слушайте!

Клемешев....Я так и знал, что он выплывет. Не уверен даже, правда ли его таскали в Москву. Может, и ранения никакого не было.

Неизвестный. Ты же говорил, у тебя там свои люди, все держат на пульсе. Где же они были тогда?

Клемешев. Люди есть люди. Они не боги. Значит, не могли. _«

Неизвестный. Вот ты бы слушал меня, а не разыгрывал свои красивые композиции. Его надо было с ходу нейтрализовать, своими силами, а не черных подряжать. Бывают моменты, когда незачем пытаться сразу двух зайцев убить, тут бы и одного хватило. А ты с ходу за тремя погнался.

Клемешев. Но ведь почти все удалось.

Неизвестный. Вот именно почти. То-то он и лыбится в ящике, как сучий фраер! Я как увидел эту будку, весь ливер взыграл...

— Не могу понять, — пожал плечами Турец­кий, — кого это Клемешев так покорно выслушива­ет. Чертовски голос на кого-то похож! А на кого — не пойму!

— И мне показалось, — сказал Грязнов. — Даже не голос, а интонации, знаешь...

Неизвестный. Ты пойми, я же не «наез­жаю». Я понимаю, как все трудно, особенно в твоем положении. Но эту телезвезду надо глушить. Я его хватку на собственной жопе знаю. Если б не он, мы бы с ребятами хрен куковали! Он ментяра лютый, не сломаешь. Так что сейчас твой фарт в твоих руках. Времени мало. А если выгорит, тебя уже хрен достанешь! Член Совета Федерации, сенатор, не­прикосновенное лицо! Будто сам не понимаешь.

Клемешев. Да я-то понимаю, уж не дурей тебя. Я вот что маракую: он же базарил, что будет еще из ящика петь. Значит, надо что? Там и скрадок забацать и взять на гнезде.

Неизвестный. Ладно, не трепыхайся. Об этом после поговорим, лучше бы с глазу на глаз.

Клемешев. Да никто нас не слышит! Мне пацаны, кто технику ставил, мамой клялись, гаран­тия как в швейцарском банке.

Неизвестный. Ну, смотри, тебе жить... Еще неизвестно, что там у них за мама, чтоб ей клясться. А идея здравая. Коль на месте не возьмем, проводим по воздуху, проведаем, где его держат. И снимем. Только людей уж надо покрепче ставить. И не черных. Кстати, вот чего — есть свист, Алибек забурел, за племяшей отыграться на Коране клялся.

Клемешев. Нет, ну тут все в масть. Не до­петрит.

Неизвестный. Ну, надейся, надейся... Алибек у-умный... А может, и объяснил кто? (Кто- то из собеседников тяжело вздохнул.) Ну ладно. Остальное после.

Два дня прошли без особых событий, если не считать того, что на окраине города средь бела дня вспыхнула и сгорела дотла дорогая итальянская бен­зоколонка, которая, как все знали, входила в торгово-промышленное объединение, одним из соучре­дителей которого был бывший мэр Степногорска и преуспевающий бизнесмен Геннадий Петрович Клемешев.

Это известие Турецкий получил непосредствен­но от Коренева, находившегося в тот час в дежур­ной части Управления внутренних дел по городу и области. Он позвонил ему прямо из оперативного зала.

— Может быть, обычная случайность? — спро­сил Турецкий.

— Да нет, не похоже. Как показали свидетели и кассирша заправки, загорелась серая «БМВ», шланг с бензином оказался на земле, ну и пошло... А те, что приехали на «бээмвухе», отбежали и сели в дру­гую машину, которая, видно, их ждала, ну и дали по газам.

Дата добавления: 2015-07-02