Имеются человеческие жертвы 27 страница

— Я вас понял, Хрипко. И к этому мы еще вер­немся.

При этих словах Нелюбин быстро вскинул голо­ву и оглядел допрашиваемого с головы до ног с каким-то новым интересом. Он уже больше не де­монстрировал подчеркнутого равнодушия, а вслу­шивался в каждое его слово с особенным внимани­ем. При этом чувствовалось, что он лихорадочно старается разобраться в этом неожиданном и непо­нятном пока для него раскладе и что все это имеет для него огромное значение — что же все-таки сей­час происходит, где тут правда, где розыгрыш, сле­довательские хитрости и уловки.

— И это еще не все, — продолжил Золотов. — Гораздо хуже для вас то, что человек, который обе­щал вам, отправляя на это дело, вытащить после откуда угодно, уже ничем вам помочь не сможет. И надеяться вам на него глупо хотя бы потому, что если вы хорошо знаете его, то должны понимать: он и пальцем не пошевелит, чтобы сунуться выручать тех, кто по собственной глупости или по независя­щим от них причинам сгорел на деле, спалился. Вы для него больше не существуете. Он никогда и ни из-за кого не стал бы рисковать собой. В его отно­шениях с людьми основное правило, основной принцип — естественный отбор. А значит, тот, кто не сумел выпутаться из истории, подлежит выбра­ковке. Поэтому, хорошенько подумав, вы смекнете,

от кого могла бы исходить для вас самая большая угроза — от него. Вы попались, а значит, можете заговорить. Но тут еще одна закавыка: тот человек, который послал вас к телецентру, сейчас уже никто. Он изобличен, установлен, и теперь не вам надо его бояться, а ему — вас. Да, кстати, возвращаясь к вашему замечанию: кого все-таки вам надо было застрелить? Я слушаю вас, Хрипко. Говорите.

— Нам было велено убрать вот его, — он показал пальцем на Нелюбина.

— Вы когда-нибудь раньше встречались с этим человеком? — спросил Данилов.

— Так чтоб близко или там базарить — не дово­дилось. А видеть видели, только издалека.

— Не вспомните, где и когда?

— Пару раз я его с нашим видел, — сказал Хрипко.

— Это с кем же — нашим? — уточнил Турец­кий. — Вы же знаете здешние порядки. Тут нужны имена. Вы хотите сказать, что речь идет именно о человеке, который приказал вам убрать вот этого гражданина?

— Ну верняк, начальник! Он же сам всю мокруху нарисовал, ну, то есть план нам выдал — когда подъехать, где стоять без шума. А когда вот он пошмаляет, тут же с ходу сыпануть по нему из «узяхи» — и по газам.

— Ну а вы, Нелюбин, что на это скажете? — спросил Золотов.

Нелюбин долго молчал, глядя на «быка» в чер­ной майке, обтягивавшей его мускулистые плечи и руки. И Турецкий уже решил, что он снова не удос­тоит его ответом, но Нелюбин вдруг медленно, че­каня каждое слово, проговорил:

— Пусть назовет имя. Кто их послал.

— Законный вопрос, — повернулся к мордасто­му тяжеловесу Хрипко Золотов и перевел взгляд на Нелюбина. — А разве вы, Павел Петрович, еще не поняли?

Но Нелюбин повторил:

— Пусть скажет имя!

— Говорите, Хрипко! — приказал Золотое, и Хрипко произнес:

— Адмирал.

И он, кажется, не успел еще договорить это слово, как Александр Борисович быстро вытащил фотографию из-под стопки листов-формуляров.

— Вы имеете в виду вот этого человека? Его вы называете Адмиралом?

— Ну да, его. Это он, Адмирал...

— Вы не ошибаетесь? Тогда попрошу назвать его полное имя, — уточнил Золотов.

— Это Клемешев Геннадий Петрович, — глухо сказал Хрипко.

Турецкий быстро перевел глаза на Нелюбина. Тот, сильно подавшись вперед, с какой-то жуткой, окаменевшей улыбкой смотрел на фотографию, ле­жавшую на столе.

— Повторяю, Нелюбин, — громко и отчетливо сказал Золотов, — гражданам Хрипко, Шкварину и Петрову вас «заказал», то есть поручил убить, хоро­шо вам знакомый Клемешев Геннадий Петрович, он же Юрасов Сергей.

— Так, значит, вы... — прошелестели серые губы Нелюбина, — значит, вы...

— Да, Нелюбин, — сказал Турецкий, — мы смогли сделать это. А посему мой вам совет — рас­сказать нам все о человеке, который и бровью не повел, приговорив вас к смерти. Да очнитесь вы, Нелюбин! У вас же такая голова!

— Да какая разница? — сказал Нелюбин. — Все равно мне «вышка». Без вариантов. Слишком много всего.

— Скорее всего, именно так, — кивнул Турец­кий и жестом руки приказал конвоирам увести троих, которые были больше не нужны. И когда те скрылись за дверью, продолжил: — Действительно, много, непомерно много всего... Вы небось уж и сами со счету сбились, сколько жизней на вас... Но ведь знаете, какая теперь жизнь — все может быть.

У нас уже мораторий на смертную казнь. Вот-вот она совсем должна быть отменена. Или Президент вдруг возьмет да и помилует вас. А ведь тут... чечен­цы... Вы же видели сегодня подследственного Иссу Арсланова. И ведь он не один... И у них к вам, я думаю, много счетов... Я не пугаю, но такова объек­тивная реальность.

— Что вам надо? — спросил Нелюбин.

— Мне нужен Клемешев-Юрасов, — сказал Ту­рецкий. — Весь, с головы до пят. Все, что вы знаете о нем, от начала и до конца. Думаю, вряд ли есть смысл хранить тайны человека, который только по чистой случайности не вывел вас в распыл.

— Ладно, — сказал Нелюбин. — Ваша правда. Давайте записывайте... пусть и он получит свое. Видно, пора...

Допрос Нелюбина завершился около пяти часов вечера, и Турецкий чувствовал ту радость победы, которая была самым нужным и самым дорогим в его работе. Теперь он знал о Клемешеве уже все.

Нелюбин не стал щадить ни себя, ни того, с кем был связан столько лет, еще с афганских времен, и с кем после, когда они снова встретились здесь, на степногорской земле, продолжил то, что было нача­то еще там, в середине восьмидесятых.

Нелюбина препроводили в камеру под усилен­ный надзор, а Турецкий выбрался наконец на улицу из душного кабинета и широко вздохнул, глядя на город, на реку.

Он был спокоен. Он знал, что Клемешев нахо­дится под неусыпным наблюдением, что его посто­янно держат в поле зрения и люди Коренева, и люди Грязнова. Уйти от них было невозможно, как нельзя было ему ускользнуть из города, ибо теперь у него не было уже другого выхода, как либо пы­таться вырваться из Степногорска, либо наложить на себя руки, либо явиться с повинной и отдаться на волю властей.

Подкатила машина, все та же дряхлая серая «Волга», и Александр Борисович, вместе с Данило­вым и Рыжковым, снова оказался на заднем сиденье темного салона. Подал голос телефон. Турецкий ус­тало взял трубку, и тотчас лицо его исказилось вол­нением.

— То есть как? Как это могло случиться?

— А вот так! — не скрывая отчаяния, выкрикнул Грязнов. — Ушел, сволочь! Причем тем же манером ушел, как тогда Горланов в Москве. И в его джипе оказался люк. Практически на глазах у ребят Коре­нева. Сиганул в колодец — и все!

— Ты понимаешь, понимаешь... — вскрикнул Турецкий.

— Молчи, Саша, лучше твоего понимаю! Но из города он не уйдет. Мы уже подняли все комму­нальные службы, все схемы и Планы подземных коммуникаций. Сам понимаешь, они здесь не такие, как в Москве. Возьмем!

«Ну да, конечно, — подумал Турецкий. — Он понял все, этот оборотень, все просчитал, когда узнал, что сгорела его задумка с моим убийством и расстрелом Нелюбина. А может быть, он и затеял все это лишь только для того, чтобы отвлечь внима­ние от себя хоть на какое-то время и выиграть день для подготовки отхода и отрыва. Ведь он же тоже наверняка и видел и чувствовал, как мы его опека­ем. Да мы и не скрывались, напротив, как могли, заводили его. Ну вот, дозаводились...»

Он снова связался с Грязновым:

— Послушай, Слава, подумай, взвесь — у вас хватит сил? Ну просто численного состава?

— Все перекрыто, Саша. Возьмем.

Турецкий положил трубку, не зная, куда ехать и куда деть себя. Эта жизнь не давала вздохнуть, не давала порадоваться хоть час, хоть минуту. И снова раздался сигнал телефона. Звонили из приемной прокуратуры.

— Александр Борисович! — Турецкий узнал голос одного из помощников Золотова. — Сюда только что позвонила Наталья Санина. В ее кварти­ру проник Клемешев с двумя своими подручными. Она взята в заложницы. Этот гад требует вас, угро­жает, что убьет ее, если вы, один и без охраны, немедленно не приедете туда.

«Ну, вот и все! — подумал Турецкий. — Зам­кнулся круг».

— Что там происходит? — спросил он.

— Ситуация критическая. Туда уже выехали пол­ковник Грязнов и полковник Коренев. Дом оцеп­лен. Но нет сомнения — он пойдет на все.

Турецкий и сам это понимал. И в двух словах объяснив ситуацию своим помощникам, приказал что есть мочи гнать в «Царское село». Подъехав, он позвонил в квартиру Саниной. Трубку взял Клемешев. И как ни странно, он был очень спокоен и даже любезен.

— Вы сами понимаете, господин Турецкий, мое положение. Уж коли все пошло прахом, то есть вся жизнь, все планы, все надежды, самое верное было бы сигануть ласточкой вот с этого балкона вместе с вашей Наташей. Но вы же знаете: надежда умирает последней. У меня есть что предложить вам. Но это не по телефону. Поднимайтесь, и никаких штучек, потому что ее жизнь пока что в моих руках. Вы же не хотите повесить на себя ее смерть? А мне сейчас ничего не стоит отправить ее в дальнее плавание к ее Русакову. А то бы встретились там и были бы вместе всю оставшуюся вечность... Давайте подни­майтесь, потолкуем.

Грязнов, который подошел к их серой «Волге» и слышал весь разговор по громкой связи, взглянул на друга. Слова тут были не нужны.

Один из оперативников Грязнова протянул Александру Борисовичу бронежилет, но Турецкий только махнул рукой и отдал Вячеславу Ивановичу свой ПСМ:

— Держи! Лучше не брать с собой эту штуку. Все равно не пригодится. А те отберут. В случае чего позаботься о моих, об Ирке с Нинкой... Впрочем, чего тебя учить, сам знаешь...

Подошел бледный как полотно Денис Грязнов:

— Дядя Саша, может, и мне с вами?

— Отставить, герой, — усмехнулся Турецкий. — Ты свое дело уже сделал. А там ты мне не помощ­ник. И потом, на тебе ведь «Глория».

Он вошел в подъезд и поднялся на лифте на нужный этаж, где у дверей толпилось несколько ребят в тяжелом снаряжении спецназа, с пистолета­ми в руках. Они расступились, и один из тех, что был с Клемешевым, впустил Турецкого в простор­ную прихожую и провел в большую комнату, где напротив друг друга в креслах сидели Наташа и Клемешев. В одной руке он держал в руке настав­ленный на нее пистолет, а в другой — противотан­ковую гранату на боевом взводе. Стоило ему просто разжать пальцы — и через три секунды здесь не осталось бы ничего.

Турецкому было что сказать этому человеку, с улыбкой смертника смотревшего на него снизу вверх большими темными глазами, но он поостерег­ся. В конце концов, никто не знал, что в эти секун­ды могло прийти ему в голову. Ведь он действитель­но потерял все.

Один из людей Клемешева тщательно обыскал Турецкого, но, не найдя ничего опасного — ни рации, ни пистолета, — показал ему на кресло. На­таша была бледна, но, к удивлению Турецкого, ка­кого-то особенного, панического женского страха на ее лице не было, и он невольно восхитился ею.

Нет-нет, он ошибался, ошибался в ней. Она могла бы многое. Но для этого сейчас требовалось спасти ее.

— Вы вызывали меня, — сказал Турецкий, спо­койно глядя в глаза Клемешеву. — Слушаю вас. Хотя должен сказать, вы выбрали слишком баналь­ный путь.

— Я не выбирал, — улыбнулся Клемешев какой- то странной улыбкой. — Никакого выбора не было. А вызвал я вас вот зачем. Хочу поторговаться. Хотя видите, какие у меня мощные аргументы? — и он поднял руку с гранатой и показал ею на сидящую перед ним Наташу. — Эх, дрызнуть бы сейчас! Но, как сказал поэт, ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяческую жизнь.

— Это вы-то ненавидите мертвечину? — усмех­нулась Наташа. — Да от вас смердит!

— Не обижай меня, Наташка, — мягко заметил Клемешев, — а то, чего доброго, огорчусь, да от огорчения и уроню эту штуку. Вот тогда да — за­смердит. И вообще молчи, тут мужской разговор.

— Между прочим, — сказал Турецкий, — очень долгий мужской разговор у меня был сейчас с вашим другом Павлом Нелюбиным. Вы послали людей убить его, но на нем ни царапинки. Он смек­нул, что к чему, когда мы постарались раскрыть ему глаза, и все рассказал нам. Получился целый роман. Очень трогательный роман о святой и верной муж­ской дружбе двух солдат, которые стали бандитами. И теперь Павел Петрович просто жаждет увидеться с вами.

— Зря, зря это все, — поморщился Клемешев. — Если б вы знали, какую малину мне тут испортили! Я хотел устроить тут рай на земле, была у меня такая прихоть, фантазия... Чтобы все жители тут меня на руках носили и поставили памятник при жизни...

— Ну уж бросьте. Представляю этот рай на кос­тях и крови!

— Да ведь вся жизнь — на этом, — засмеялся Клемешев. — От сотворения мира, от Каина, кото­рый кокнул брата своего Авеля. И мой рай был бы ничуть не хуже других, потому что я сам не хуже других, понимаете? Я такой же, как все!

— Нет, вы хуже, — сказала Наташа. — Вы вооб­ще не человек. Вы просто устройство для убийства.

— Ну да ладно, — отмахнулся Клемешев. — Перейдем к деловой части. Я предлагаю вам вместо себя одну чрезвычайно интересующую вас персону. Как говорил Тарас Бульба, я его породил, я его и убью. Я устроил ему тут гнездо, симпатичную вре­мянку, но уж коли так приперло, могу дать и адре­сок. Разумеется, после того, как получу гарантии, что меня не тронут и дадут уйти. Причем вместе с ней, с Натальей. Я женюсь на ней, Турецкий! А вас приглашаю быть нашим посаженым отцом, потому что и она и я — круглые сироты. Ну что, назвать имя моего товара?

— Любопытно. — И вдруг Турецкого осенило, будто фотовспышкой озарило на миг: люк в днище тяжелого джипа, открытый посреди мостовой кана­лизационный люк. — Ба, неужто Горланов? — вос­кликнул Турецкий. — Так он, значит, здесь? Выхо­дит, вы и с ним друзья?

— Почему нет? — улыбнулся Клемешев. — Я — сила, он — деньги. А вы молодец, Турецкий, дейст­вительно молодец! То-то Горланов Никита все гово­рил мне, что непременно надо вас грохнуть... Ну, да ладно. Все равно деваться вам некуда. С этой ма­шинкой, — он снова поднял гранату, — пока что я король. А потому запоминайте адрес: Вторая При­чальная, тридцать два, квартира восемь. Только вряд ли вам пригодится. Вижу, переговоры наши идут туго. В общем, мои условия: мы садимся в машину — вы, я, она и вот эти мои друзья — и спокойно, без эскортов и погонь выезжаем из горо­да. Вы поняли, Турецкий, — спокойно. Без верто­летов, овчарок и прочей ментовской экзотики.

— А дальше?

— А дальше, — опять засмеялся Клемешев, — я могу только пообещать, что не трону ни вас, ни ее и спокойно уйду со своими пацанами. А вы остане­тесь на обочине шоссе и помашете мне платочками. Ну а что там дальше и как — поглядим. Я устал. Мне нужна будет передышка. К тому же у меня свои правила торговли: продавец всегда прав. И у вас тоже, как понимаете, никакого выбора. Передайте мои условия своим — и в путь!

Турецкий встретился глазами с Наташей, вздох­нул и снял трубку.

Они выходили из дома через четверть часа. Впе­реди — один из «братков» Клемешева с пистолетом в руке, за ним — Турецкий, рядом с ним — Клемешев и Наташа, запястья которых были накрепко соединены наручниками, замыкал шествие второй клемешевский верзила с пистолетом, приставлен­ным к затылку Турецкого.

Двое спецназовцев открыли дверцы мощного черного джипа Клемешева, и они расселись в про­сторном салоне машины. За руль сел один из людей бывшего мэра, рядом с ним посадили Турецкого, Наташа, Клемешев и другой телохранитель оказа­лись сзади. Все вокруг стояли серые от волнения, измученные ожиданием, бессильные что-нибудь предпринять или изменить.

— Покеда, мужики! — крикнул Клемешев в от­крытое окно. — Мы поехали. Вот и гадайте те­перь — учебная была у меня гранатка или боевая!

На все посты было выдано указание беспрепят­ственно пропускать этот черный джип и дать ему возможность покинуть город. Они миновали мост, оставили позади белые кварталы местных Черему­шек. Джип все набирал и набирал скорость.

— Ну вот и все, — сказал Клемешев. — Как го­ворил товарищ Сталин, подготовка к успеху решает успех. Помните такую великую сентенцию, госпо­дин Турецкий?

— Помню, — кивнул тот. — Ну, что дальше? Мы выполнили ваши условия и ждем развития событий.

— Ну какие могут быть для вас события, — ус­мехнулся Клемешев. — Ваша роль завершается. По- моему, мы сыграем свадьбу с Натальей Сергеевной и без посаженого отца. И на хрена он нужен? Так что скоро, совсем скоро ваши грустные родственни­ки пойдут оформлять пенсию по утрате кормильца. Вы хоть заработали что-нибудь за жизнь, Турецкий?

Но Турецкий молчал. Он понимал, что это не шутка и что вот они, вероятно, эти самые последние его минуты. Стремительно бегущая навстречу серая поверхность шоссе, вечерние холмы у горизонтов...

— Да пропади ты, надоела! Аж пальцы свело! — вдруг проговорил Клемешев и что есть силы швыр­нул гранату в открытое окно машины в сторону от дороги. Она пролетела метров двадцать и громыхну­ла позади джипа ярко-желтым огнем, подняв столб дыма.

— Ну что, Наталья, ты меня спрашивала когда- то, убивал ли я, — сказал Клемешев. — Это просто и быстро. Хочешь, покажу, как это делается? Или избавить тебя от этого душераздирающего зрелища? Избавлю, пожалуй... Да и салон пачкать не хочется. Я щедрый, Турецкий. Так что выбирайте себе место сами.

Машин на шоссе было немного. По обеим сто­ронам бежали редкие рощицы и лески. Уже смерка­лось.

— Кирюха, сбавь скорость! — приказал Клемешев. — Господину Турецкому надо бы осмотреться.

Клемешев размял затекшую правую руку и от­стегнул наручник, соединявший его широкое запяс­тье с рукой Наташи.

В этот момент сзади ударил яркий свет фар, дважды рявкнул клаксон, и какая-то машина на большой скорости пошла на обгон, обходя их слева. Сидевший за рулем, кого Клемешев назвал Кирюхой, инстинктивно нажал на тормоз, их бросило вперед, и в тот же момент всех сидящих в машине оглушил выстрел. Турецкий, все время ожидавший выстрела в затылок, сильно вздрогнул. Но он был жив, а голова сидевшего за рулем упала на руль.

Резко сбавивший скорость джип бросило в сто­рону, он вильнул и с маху врезался в обгонявшую машину, которая внезапно тоже резко сбавила скорость и почти остановилась. Ее дверцы раскрылись, и оттуда, пригнувшись, как в бою, выскочили чет­веро с автоматами. Это были чеченцы.

— Наташа, пригнитесь! — что есть мочи закри­чал Турецкий и стремительно рванулся назад, чтобы успеть выбить из руки сидевшего позади него Клемешева пистолет. Но тот, так и не успев ничего понять, кто стрелял и почему, уже вывалился из джипа и, перевернувшись через голову, с отчаян­ным предсмертным воплем кинулся куда-то в сто­рону от шоссе.

Затарахтели автоматы, несколько пуль по каса­тельной задели джип и с визгом ушли в стороны.

И тут Наташа отчетливо вспомнила, как тогда, той ночью, уже много лет назад, одновременно до­горели, обвив друг друга потеками воска, две свечи. Неужели им суждено, согласно поверью, погибнуть одновременно — ему и ей? Ведь случайностей не бывает...

Клемешеву уйти далеко не удалось. Один из людей в темной одежде спокойно и неторопливо тремя короткими очередями уложил его навсегда. Аккуратно вытер автомат белым платком и с отвра­щением отбросил в сторону.

Все произошло быстро, удивительно быстро. Наверное, и минуты не прошло. Турецкий оглянул­ся. Наташа была цела, на лице ее читался ужас. Кажется, к счастью, она не видела последних мгно­вений того человека.

Пацан или «браток» Клемешева смотрел на Ту­рецкого с какой-то странной серьезностью, а потом вдруг улыбнулся.

Турецкий выбрался из машины, не чувствуя ног, голова кружилась, его мутило. Помог выбраться На­таше, на правой руке которой еще болтались наруч­ники. Далеко позади, на шоссе, появились машины с мигающими синими и красными проблесковыми огнями, и тот телохранитель Клемешева, который застрелил своего напарника, сидевшего за рулем, ловко выскочил из джипа, пробежал вперед с деся­ток метров и быстро сел в ту машину, которая обо­гнала их. Приземистый черный «БМВ» взревел мощным двигателем, рванул с места и быстро исчез из виду.

Распевая на голоса сиренами, примчались и ок­ружили их со всех сторон несколько милицейских и оперативных машин. Из них выпрыгивали люди. В вечернем полумраке Турецкий узнал длинного Грязнова, Дениса, потом Коренева, еще нескольких человек в спецснаряжении, в форме и штатском.

— Где? — спросил Грязнов.

Турецкий показал:

— Там.

— Кто?

— Потом расскажу. Жаль, но не мы.

Они обнялись.

— Да, — сказал Грязнов. — Можешь поздравить. Минут пять назад мне передали в машину — только что люди Коренева взяли по адресу Вторая При­чальная, дом тридцать два, квартира восемь, Никиту Борисовича Горланова. Сопротивления не оказал, но очень удивился.

— Да откуда? — изумился Турецкий. — Как?

— Понимаете, дядя Саша, — сказал Денис, — дело техники в полном смысле.слова. Перед тем как вы поднялись туда, в квартиру, где был Клемешев, я успел вам кое-чего присобачить за лацкан пиджа­ка. Так что мы слышали все, каждое слово. И там, в квартире, и после... уже в машине...

Еще какая-то одинокая машина появилась на шоссе. Она тоже ехала из города и приближалась к ним. Подъехав совсем близко, мягко остановилась у обочины. Из нее вышел какой-то человек и не спеша направился к ним. Когда он подошел, Турец­кий узнал Али Арсланова.

— Добрый вечер, добрый вечер! — спокойно приветствовал он и Коренева, и Александра Бори­совича. — Что такое? Сразу столько уважаемых людей... Что-нибудь произошло?

— Да, — сказал Турецкий. — Вон там, метрах в

пятидесяти, один человек сумел уйти от закона. Вернее сказать, ему помогли уйти какие-то неиз­вестные.

— Совсем ушел? — уточнил Алибек.

— Совсем, — кивнул Турецкий. — Окончатель­но. Так что, Али? Значит — «резин-бензин»?

— А что? — Тот удивленно поднял брови, хотя и в сумерках было видно, что глаза его очень серьез­ны. — Что-нибудь не так? «Резин-бензин»...

Прошло еще несколько дней. Весь город только и говорил о событиях последней недели, об огром­ной операции, которую провели и успешно завер­шили объединенные силы московской и степногорской прокуратур и служб уголовного розыска. Об этом писали все газеты, об этом толковали на теле­видении. События получили резонанс по всей стра­не.

Уже все знали о том, что следователю Турецкому вместе с его помощниками удалось разоблачить и бывшего мэра, который, как выяснилось, был вовсе не тем, за кого себя выдавал, а крупным уголовным «авторитетом», и главарей ультраправой профа­шистской подпольной организации, которые смог­ли внедриться в студенческую среду и в ней рекру­тировали своих новых членов, и о том, что оказался напрямую связанным с бандитами Клемешева не кто-нибудь, а второй человек в местном управлении по борьбе с организованной преступностью, ну и о том, конечно, что в результате всех этих событий резко поднялся политический вес движения «Граж­данское действие», которое так и не удалось обо­лгать его врагам, даже после вероломного убийства Русакова.

Потом пошел слух, который, впрочем, почти сразу же получил подтверждение, что в городе нача­лись аресты «неприкасаемых», бывших руководите­лей областного Управления внутренних дел, предсе­дателей разных фондов и заводских директоров, что начата глубокая аудиторская проверка целого ряда банков, фирм и компаний, причастных к финансо­вым махинациям и незаконным сделкам, включая даже подпольную торговлю новейшей военной тех­никой в обход установленных каналов.

Уже не таясь говорили, что все эти аферы никак не могли осуществляться без прямого или косвен­ного участия высших чиновников администрации и даже самого губернатора Платова, что обнаружены и подняты целые кипы документов, доказывающих существование сложной системы преступных вза­имных расчетов и глухой круговой поруки, объеди­нившей едва ли не большую часть ответственных руководящих работников региона.

Такого разгрома казавшейся несокрушимой ма­шины коррупции страна еще не знала, а потому ситуация в Степногорске приковала к себе внима­ние всей России. Все понимали, что это только начало, что предстоит кардинальная перетряска на всех эшелонах региональной власти, которая запят­нала себя разветвленными связями с самыми жесто­кими представителями криминального мира.

Об избрании Платова, понятно, уже и речи не шло, он исчез с экранов, и верь город ждал, когда он, наконец, будет лишен депутатской неприкосно­венности и против него будет возбуждено уголовное дело. Но в один из вечеров было объявлено, что губернатор Платов неожиданно тяжело заболел, на­ходится в больнице, а следовательно, и вопрос о его участии в выборах отпадает сам собой.

В создавшейся патовой ситуации, при отсутст­вии реальных претендентов и кандидатов на долж­ность первого лица региона, избирком принял ре­шение выборы перенести на месяц и временно со­средоточить административную власть в городе в руках вновь назначенного представителя Президен­та по Степногорской области.

Но кто бы что ни говорил и о чем бы ни писали журналисты, все сходилось на следователе Турецком, без которого вряд ли поднялась бы вся эта буря. Только одни считали и прямо называли его злым гением, а другие — чуть ли не спасителем и избавителем региона.

Работы Турецкому в городе было еще навалом. Его по-прежнему берегли и охраняли, поскольку никто не мог поручиться, не захочет ли кто-нибудь из ближайших подручных Клемешева или «серого фюрера» организации «Долг» Нелюбина раскви­таться с этим «важняком» за смерть первого и арест второго.

Но сам Александр Борисович словно утратил страх, ему до смерти надоело прятаться в укрытиях. Какая-то интуиция подсказывала, что опасность миновала. Да и Коренев подтверждал это: как сооб­щали его тайные источники в уголовной среде, ос­тавшиеся на свободе солдаты бывшего мэра тоже вздохнули свободнее, и сейчас им было уже не до Турецкого. Все они были заняты своими делами: и в преступной среде происходила серьезнейшая перегруппировка сил с перераспределением прав, сфер влияния и полномочий.

Наконец, кому-то пришло в голову просить Ту­рецкого выставить свою кандидатуру на губернатор­ских выборах. И если первое сообщение об этом он воспринял скорее как розыгрыш или анекдот, в ко­тором он фигурировал уже в качестве фольклорного персонажа, то когда об этом вполне серьезно заго­ворили известные в городе журналисты и коммен­таторы, Александр Борисович поначалу призаду­мался, у кого не все в порядке с головой — у него или у них, а после и вовсе испугался.

Кульминацией стала прозвучавшая, как взрыв бомбы, полосная публикация в ежедневной газете «Степной край», еще недавно проплатовской, а ныне занявшей сугубо нейтральную позицию

Статья была озаглавлена «Народный следова­тель». В ней Турецкий представал чуть ли не анге­лом без крыльев, прирожденным борцом с язвами общества и защитником угнетенных, этаким Робин

Гудом без страха и упрека, сумевшим чуть ли не в одиночку перевернуть всю ситуацию в огромном регионе и спасти миллионы обездоленных из лап ненасытной мафии. Вывод же из этого устрашаю­щего панегирика делался такой: поскольку и город, и область оказались не способными выдвинуть в нужный момент действительно достойную и реаль­но избираемую фигуру, стало быть, ей теперь и нужен варяг, человек со стороны, который «придет и будет княжить и володеть над нами».

— Ну что, кандидат? — подначивал его Гряз­нов. — Гляди-ка, не сегодня-завтра окажешься кня­зем Турецким!

— Суровые дела! — отмахивался Александр Бо­рисович. — Тикать надо, вот что, тикать! А то ведь ухватят и силком на трон приведут. Русь-матушка, она такая!

В связи со всем случившимся в Степногорске за последние месяцы, а также глубоким кризисом пра­воохранительной системы в регионе для наведения порядка в подчиненных им местных ведомствах прибыли высшие руководящие персоны силовых ведомств: новый министр внутренних дел Пашков, Генеральный прокурор России Малютин и дирек­тор ФСБ Корсаков. А также первые лица Управле­ния по борьбе с экономическими преступлениями и Налоговой службы.

Разумеется, отправились встречать в аэропорт высокое начальство, хотя первые лица, по совести говоря, меньше всего интересовали что Турецкого, что Грязнова. Тем же спецрейсом должен был при­лететь и Меркулов, а вот с ним обоим друзьям уви­деться хотелось ужасно.

И когда он спустился по трапу и некоторое время «для протокола» потолкался в толпе встреча­ющих, а потом выбрался из вельможно-сановной кучки и подошел к ним, первое, что они услышали от него, было:

— Ну, дорогие мои, понаживали вы себе друзей! Вас же теперь, особенно тебя, Александр Борисович, ни один город, ни один регион на порог не пустит! Заставы выставлять будут! Ну что, устал? Еле жив, поди?

— Вот это в точку, что еле жив, — сказал Гряз­нов. — Раза три на том свете побывал.

— Вы хотя бы понимаете, что вы сделали? — спросил Меркулов уже серьезно, без обычной лег­кой усмешки. — Вы ведь не просто местную мафию разгромили, вы показали всей стране, что это вооб­ще возможно, что еще есть надежда найти управу на эту чиновную банду...

— Красиво говоришь, Костя, — сказал Турец­кий. — Просто плакать хочется. Тем более что мы на самом-то деле, между нами, девочками, говоря, только копнули. А тут еще рыть и рыть... И ведь что интересно, ты тут не только что губернатора, ты хоть горы сверни — у начальства всегда один под­ход — за что бы эдак тебя ухватить, чтобы снять стружку. Они ведь зачем прилетели — наши огрехи и изъяны искать...

Дата добавления: 2015-07-02