Н. А. Красавский 44 страница

Новое время, хронологически охватывающее условно конец XVII и последующие века (Гуревич 1972; Гуревич 1989; Beutin 1993, S. 137-153; Lundt 1993, S. 317-325; Vocelka 1993, S. 295-301 и др.), характеризуется, как известно, интенсивным развитием науки. Концептуализация эмоций в научной картине мира в отличие от их наивного народного осмысления не обладает ярко выраженной этноспецифичностью. Научная картина мира в отличие от наивной представляет собой достаточно чётко (насколько это возможно) дефинируемую понятийную систему, обслуживаемую специальным терминологическим языком. Необходимость строгого различения значений терминов, фундаментальные глубокие интерпретации социальных феноменов, стремление профессионалов к созданию единого универсального понятийно-терминологического аппарата приводят к формированию особого типа дискурса – научного.

Если наивная картина мира строится преимущественно на мифолого-мистико-архетипических представлениях человека об окружающей его действительности, на конкретном практическом знании мира, то фундаментом научной (хронологически вторичной) картины мира служит эмпирико- теоретический тип знания. Её носители апеллируют к абстракциям, пользуются обобщёнными, а не обязательно конкретными понятиями.

Вербализованные ЭК, которые мы рассматриваем как непременно динамические феномены, могут классифицироваться с социолингвистической (или функциональной) точки зрения по аналогии с понятиями на обиходные, художественные и научные. При этом их содержание видоизменяются в зависимости от среды лингвокультурного обитания (разговорный и художественный дискурс, с одной стороны, и научный – с другой).

Среда лингвокультурного обитания ЭК актуализирует определённые признаки его структуры. В научном дискурсе манифестируются понятийный и ценностный признаки ЭК. Образный признак, свойственный всякому художественному концепту, как показывает анализ соответствующих дефиниций и контекстов, не актуален для научного концепта. При этом максимально «проработанным» у него оказывается понятийный признак. Ценностный признак наличествует в структуре всех типов ЭК, о чём свидетельствуют в первую очередь данные анализа их словарных определений и психологических дефиниций, в которых, как было установлено, в эксплицитной (напр., unangenehmer emotionaler Zustand, schmerzvoll, приподнятость и др.), или же в имплицитной форме (Zittern, Herzklopfen, успех и др.) фиксируется оценка (актуализация сем «знаковость», «соматическое проявление», «последствия переживания эмоции»).

В немецкоязычных психологических словарях по сравнению с аналогичными русскоязычными справочниками предлагается более квалифицированное описание когнитивных структур ЭК

Контекстуальный анализ терминологических употреблений номинантов эмоций (преимущественно базисных) обнаруживает принципиальные сходства в понимании исследуемого явления немецкими и русскими элитарными личностями (психологами, психоаналитиками), что объясняется максимальной интегрированностью современной науки. В отличие от концептуализации эмоций в наивной картине мира в данном случае каких-либо этноспецифических свойств, приписываемых носителями разноязыкового теоретического знания эмоциональному феномену, не обнаружено.

По сравнению с научными ЭК их обиходные и художественные аналоги обладают облигаторным свойством – признаком образности. Этот признак релевантен для когнитивной структуры обиходных и художественных концептов. Образы, приписываемые наивным сознанием разноязычным ЭК, как показывает соответствующий контекстуальный анализ, в сопоставляемых лингвокультурах часто совпадают. Этот факт мы объясняем, прежде всего, общностью немецкой и русской культур (европейский тип культуры), структурными сходствами самих языков, относящихся, как известно, к одной и той же семье.

Обнаруженное сходство метафоризации эмоций в данных лингвокультурах (ср. совпадающую типологию разноязычных метафор; или конкретный факт «бесцветности» концепта страха в ассоциативном сознании немцев и русских; или употребление разноязычных номинаций как оксюморона; или обычно совпадающую оценку концептов в немецких и русских прецедентных текстах, напр., в пословицах, поговорках и т.п.) наглядно иллюстрирует принципиальную общность способов вербального освоения мира разными этносами. Многочисленные и разнообразные метафорические описания эмоций, которые мыслятся современным наивным человеком, как антропо- и натурморфные субстанции, как правило, активно себя проявляющие, судя по художественным контекстам, в своей основе имеют архетипы (чаще всего «огонь» и «вода»).

Вместе с тем были выявлены и некоторые различия в оязыковлении эмоций немецким и русским лингвосообществами. Так, словарные определения номинаций ЭК в немецком языке, как правило, более энциклопедичны, чем в русском. Семный набор, служащий метаязыковым средством их описания, в русскоязычных определениях минимизирован. В немецком языке соответствующие определения более глубоко показывают содержание дефинируемых явлений. Здесь же следует указать на большее количество оценочных семантических признаков в структуре номинаций эмоций русского языка по сравнению с немецким, что, как мы думаем, может быть объяснено не столько лексикографическими просчётами составителей словарей, сколько следствием различий в менталитете этносов. Русское сознание, носителями которого являются и элитарные языковые личности (в данном случае авторы словарей), характеризуется относительно высокой степенью оценочной ориентации. Оно, если так можно выразиться, активно работает в жанре «моралите»: всё и вся должно быть оценено (главным образом, эмоционально).

Кроме того, сопоставительный анализ прецедентных текстов, в особенности пословиц и поговорок, обнаруживает более высокую частотность употребления номинации печали в русском языке. Оценочные характеристики соответствующего оязыковлённого концепта обнаруживаются и в ассоциативном словаре русского языка. Печаль по сравнению с другими концептами, например, с радостью, русскими мыслится как некое в высшей степени динамичное образование. Ассоциатами слово печаль имеет большое количество глаголов, в содержательную структуру которых входят семы интенсивности и даже агрессивности. Русская печаль и её «дериваты» (напр., тоска) располагают богатыми ассоциативными рядами, отличающимися образностью и высокой оценочностью. Используемые в своих метафорических значениях номинации группы эмоций печали активны, зримы, более деятельностны, чем эквивалентные им обозначения Trauer. Примечательно, что для русских не ясны каузаторы эмоции печали. Печаль наделяется русским сознанием многочисленными антропо- и зооморфными признаками. Натурморфные признаки характерны и для русской печали, и для её эквивалента в немецком языке. Считаем, что все отмеченные выше различия следует интерпретировать далеко не всегда совпадающей системой предпочтений, характерной для того/иного этноса.

Наблюдения над многочисленными употреблениями в художественном дискурсе номинаций эмоций приводят к мысли о чётко оформленном знаково-оценочном отношении как русских, так и немцев к эмоциям: радость, в их представлении, есть положительная эмоция, печаль и страх – отрицательные. Гнев, как правило, оценивается отрицательно, в особенности в пословично-поговорочном фонде обоих языков. Художественные же употребления номинанта Zorn - гнев иллюстрируют нередко амбивалентную оценку.

Оценка ЭК, вербализованных в паремиях немецкого и русского языков равно как и в художественных произведениях XVIII-XX веков носит обычно сенсорный или утилитарный характер. Причём утилитарная оценка свойственна преимущественно немецким ЭК. Для их русских эквивалентов характерен, главным образом, сенсорный тип оценки. Вероятно, как никакие другие явления культуры ЭК максимально расположены к самому центру поля оценочных координат.

Культура как социальный феномен по своему характеру исторична; её развитие эволюционно. Этим фактором объясняется преемственность её важнейшей компоненты – языка, его состояний на разных этапах развития человеческой цивилизации. Анализ этимологических данных, употребления номинаций эмоций в современном языке, факты ассоциативного словаря позволяют отметить схожесть представлений об эмоциях архаичного, средневекового и современного человека. Эти по своей сути ассоциативные представления сохраняются в знаковой (преимущественно метафорической) форме и по сей день; они сопровождают человека, психологически «держат» его на протяжении столетий.

Вместе с тем обнаруживаются и некоторые отличительные черты в структуре ЭК, фиксируемые посредством анализа вербализующих их форм в диахронии культуры. Антропоцентрическая тенденция в развитии мысли новой эпохи, социализация человека в Новое время в целом приводят к «размыванию» теоцентризма как основной модели толкования мира. Антропоцентризм на уровне языка продуктивно и активно эксплицируется, в частности, антропоморфными метафорическими средствами человеческой речи. При этом теоцентрическое отношение человека к миру во многом сохраняется, что подтверждают многие номинации (Gotteszorn, божий гнев, страх господний и т.п.). В подобного рода реликтовых обозначениях есть образные и ценностные признаки, психологически, в целом культурно необходимые и современному человеку.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Лингвокультурологический синхронно-диахронический анализ немецко- и русскоязычных ЭК позволил определить их сущностные характеристики, составить их дискурсную типологию и лингвистические классификации, выявить феноменологические сходства и некоторые различия в лингвистической объективации данных феноменов в динамической плоскости, увидеть в целом общие и специфические черты формирования и функционирования ЭК в сопоставляемых лингвокультурах.

Эмоции как любой другой культурный феномен символизируются либо вербально, либо не вербально. В действительности вербальные и невербальные средства общения людей выступают как интегрированные коммуникативные единицы, что обусловлено их объективными ограничениями в плане выражения мыслей, интенций Homo loquens. Невербальное знаковое оформление эмоций в немецком и русском языках преимущественно акционально. Предметная же символизация эмоции не продуктивна в обеих лингвокультурах в отличие от их акционального оформления (символы действий). Абстрактный и диффузный характер эмоций затрудняет их предметную символизацию. Высокая продуктивность акциональной символизации эмоций (мимика, многочисленные жесты, иллюстрирующие переживаемые/имитируемые эмоциональные состояния, аффекты человека и т.п.) обусловлена, главным образом, их физиогномическим происхождением. Акциональная символизация эмоций подобно вербальным знакам часто полисемична. Её многозначность снимается как и в случае с вербальным типом коммуникации контекстом.

Вербальные символы, в том числе и символы эмоций, могут классифицироваться на аффективные и эпистемологические. Первые из них объективированы эмоциональными (эмотивными), а вторые, соответственно, рациональными языковыми средствами. Концептуализация эмоций осуществляется разноуровневыми средствами языка. При лингвокогнитивном и лингвокультурологическом анализе концептосферы языка словная (лексемная) и сверхсловная (словосочетания, устойчивые словесные комплексы) номинации наиболее информативны, поскольку они служат способом порождения, развития, рецепции и хранения смыслов. В данных видах номинации фиксируются многочисленные смысловые трансформации, происходящие в языке и в целом в культуре. Этим обстоятельством, на наш взгляд, объясняется предпочтительность выбора учёными для когнитивного и, в особенности, комплексного лингвокультурологического анализа лексически и фразеологически оформленных концептов, в которых объективирован внешний и внутренний мир человека.

Всякая концептосфера лингвистически объективирована различными языковыми техниками – прямым, вторичным и косвенным типами номинаций. Эмоциональная концептосфера знаково оформлена преимущественно вторичной и косвенной номинациями (метафора, метонимия, функциональные переносы). Этот лингвистический факт мы объясняем известной распространённостью и продуктивностью указанных типов номинации в языках на их современном этапе развития (безграничность мира и смыслов и ограниченность прямых номинативных техник). Кроме того, следует помнить, что вторичные и косвенные номинации есть процесс и результат оценочного переосмысления языковых сущностей.

Вербальные символы, оформляющие эмоциональные лексические концепты, с прагматико-семасиологической позиции классифицируются на три класса – обозначения, дескрипторы и экспликанты. Последний класс вербальных знаков принято называть эмотивами (Шаховский 1988, с. 32-33). В их семантической структуре логический компонент максимально редуцирован, а оценочно-образный, соответственно, максимально развёрнут, манифестирован. Следуя правилу аналогии, мы можем фразеологические концепты (концепты, выраженные сверхсловно) классифицировать на фразеологизмы-номинанты, фразеологизмы-дескрипторы и фразеологизмы-экспликанты.

Эмоциональный концепт (художественный и обиходный) – это этнически, культурно обусловленное, сложное структурно-смысловое, интегративное, обычно вербализованное образование, базирующееся на понятийной основе, включающее в свою архитектонику помимо понятия, образ и (и/или) оценку, и функционально замещающее человеку в процессе рефлексии и коммуникации множество однопорядковых предметов (в широком смысле слова), вызывающих пристрастное отношение к ним человека.

Концепт есть облигаторно когнитивная структура, т.е. понятие; но он в отличие от последнего обязательно погружен в конкретный лингво-культурный контекст, в конкретную сферу употребления в пространстве и времени. Концепт размещён в определённой системе идеологии (в широком смысле слова). Он всегда «привязан» к дискурсу.

ЭК, таким образом, отличается от эмоционального понятия более сложной архитектоникой. ЭК – это не только понятие, не только набор определённых ментальных, когнитивных элементов, но и оценочные представления человека о самом понятии, определённые ассоциируемые с ним в сознании человека образы.

Основу эмоционального концепта составляет непосредственно сама эмоция. Её наименование есть номинация и самого ЭК.

Психологическая классификация эмоций на базисные и периферийные (Изард 1980; Витт 1983; Витт 1984 и др.) имеет положительную лингвистическую верификацию. Базисными в психологии и психоанализе принято считать первичные (не социализированные!) эмоции (Нойманн 1998; Риман 1998 и др.). Нами установлено, что обозначения базисных эмоций (страх, радость, гнев, печаль) с точки зрения их генезиса первично. К числу базисных психологами относятся эмоции, обозначенные словами, имеющими статус доминанты в соответствующих языковых микропарадигмах.

На наш взгляд, базисными могут быть как обозначения эмоций, так и – шире – их концепты (вербальные). Критериями базисности ЭК могут быть: 1) словарный статус доминанты соответствующей лексемы, оязыковляющей тот/иной концепт (данные синонимических словарей); 2) время появления и употребления соответствующего слова в качестве номинации психического переживания (этимологические данные); 3) функционирование конкретного номинанта эмоции в качестве метаязыкового средства определения значения номинаций эмоций (лексикографические данные); 4) семасиологический статус у номинанта эмоции (гипероним); 5) индекс ассоциаций и словоупотреблений номинантов эмоций в языке (данные ассоциативных словарей и словарей частотностей). Таким образом, одной из классификаций ЭК можно признать генетико-семасиологическую. Использование вышеназванных лингвистических критериев для определения статуса ЭК (его базисности или небазисности) позволяет в принципе отнести к классу базисных Angst, страх, Freude, радость, Trauer, печаль, Zorn, гнев.

В зависимости от сферы применения (быт, художественное творчество, наука) оязыковлённые ЭК могут быть типологизированы на обиходные, художественные и научные. Данную типологию мы называем дискурсной.

Дискурс, понимаемый как текст в реальной коммуникации (с её задачами, участниками, средой и т.п.), детерминирует саму архитектонику ЭК. Актуализация компонентов триадной структуры ЭК (понятие, образ, оценка) детерминирована самим дискурсом.

В научном дискурсе всегда актуализируется понятийный компонент (он главный) ЭК, что обусловлено самими целями данного типа институционального общения. При этом, однако, как показал исследованный материал (употребления слов, обозначающих концепты, в научных статьях, монографиях и т.п., а также психологические дефиниции ЭК), актуальным является помимо понятийного (доминантного) и ценностный компонент. Феномены эмоций, рассматриваемые учёными в отмеченном типе дискурса, квалифицируются на уровне рациональной оценки (концепты квалифицируются такими метаязыковыми характеристиками, как «положительный», «отрицательный», «опасно», positiv, negativ, gefaehrlich и т.п.).

Научные концепты в данном дискурсе используются как терминологические языковые единицы. Их содержание, объём максимально дефинированы, насколько позволяют знания учёных на конкретном этапе развития психологической науки. Рационально оценочные характеристики терминов, обозначающих научные концепты, вторичны; безусловно первична их понятийная основа.

Понятия, лежащие в основе концептов, в принципе изменчивы, что объясняется рефлексивной деятельностью человека, расширением и углублением его знаний соответствующих референтных областей мира. Об этом свидетельствуют, в частности, изданные в разное время психологические словари, фиксирующие дефиниции терминов, номинирующих психические переживания человека.

Оязыковлённым в разных культурах (немецкой и русской) научным концептам в отличие от обиходных и художественных не свойственна этноспецифика. Различия в понимании, толковании ЭК обнаруживают себя в разных научных школах (теория дискретных эмоций К. Изард, когнитивная теория Б. Спинозы, теория социального конструктивизма, теория экзистенциализма и мн. др.), которые, строго говоря, не имеют национального происхождения. Установленный факт, по всей видимости, объясняется надэтническим, надкультурным характером современного научного дискурса, известной общностью лингвокультурного пространства современных учёных.

Контекстуальный анализ терминологических употреблений номинантов эмоций обнаруживает принципиальные сходства в понимании исследуемого феномена немецкими и русскими элитарными личностями (психологами, психоаналитиками), что, по нашему мнению, следует объяснить максимальной интегрированностью современной науки.

Научный эмоциональный концепт – это надкультурное, надэтническое сложное структурно-смысловое вербализованное абстрактное образование, базирующееся на понятии, и включающее помимо него в свою архитектонику рациональную (не эмоциональную) оценку; научный эмоциональный концепт функционально замещает человеку (преимущественно учёному) в процессе рефлексии и специального типа коммуникации множество однопорядковых предметов (в широком смысле слова).

Формированию научного знания, научной картины мира хронологически предшествует наивное знание, наивная языковая картина мира, т.е. не строго научные, филогенетически первичные человеческие представления и понятия о действительности. Наивная языковая картина мира в отличие от научной обладает многочисленными этноспецифическими особенностями, что обусловлено самыми разнообразными факторами – историческими, социально-экономическими, географическими, психологическими, собственно лингвистическими и т.п. (вспомним, напр., теории географического детерминизма, экономического детерминизма, гипотезу лингвистической относительности).

Лингвистическое (этимологический анализ, парадигматический и синтагматический, т.е. текстовой, анализ коммуникативного поведения номинаций эмоций, их ассоциативные характеристики и т.п.) и культурологическое (исторические, этнографические, психологические факты) изучение ЭК было направлено на установление закономерностей лингвокогнитивного формирования эмоциоконцептосферы в диахронии немецкой и русской культур. Эмпирической базой реализации этой комплексной задачи являются обиходные и художественные ЭК, оязыковлённые в соответствующих типах дискурса.

Среда лингвокультурного обитания данных типов концептов – обиходный и художественный дискурсы – определяет специфику актуализации компонентов их архитектоники. Релевантными являются оценочный и образный признаки художественного и обиходного концептов. Перераспределение компонентов триадной структуры ЭК, выражающееся в актуализации оценочного и образного признаков, обусловлено коммуникативно-прагматическими задачами соответствующих дискурсов.

Контекстуальный анализ слов, обозначающих ЭК в художественном и обиходном дискурсе, обнаруживает образность и оценочность представлений наивных носителей языка об эмоциях (ср.: их высокочастотные, продуктивные метафорические описания). Сопоставительное наблюдение коммуникативного поведения терминологических и нетерминологических наименований эмоций в разных типах дискурса позволяет заметить б о льшую абстрактность научных концептов по сравнению с не научными. Здесь, естественно, имеются в виду как художественные и научные тексты, так и филологические определения, и психологические дефиниции, иллюстрирующие сущность исследуемых концептов.

Филологические определения, предлагаемые «наивными» составителями лексикографических источников, репрезентируют по сравнению с научными (психологическими) дефинициями необходимый и, как оказывается, далеко недостаточный набор семантических признаков, формирующих содержательную структуру ЭК. Метаязык, с помощью которого даются определения обиходным и художественным концептам, не позволяет дифференцировать последние. Данное замечание относится, в особенности, лексикографирования так называемых вторичных ЭК (Schrecken, Vergnuegen, ужас, боязнь и т.п.).

Филологами предлагается родо-видовой, релятивный и отсылочный способы толкования номинаций эмоций как в русском, так и в немецком языках. Следует указать при этом на недостаточно активное использование комбинированного способа определения соответствующих эмоциональных феноменов. Мы считаем лексикографически целесообразным при определении значения номинантов эмоций применение комбинированного способа. Принципиально возможным при этом является фрагментарное использование семантических параметров, актуальных для психологических дефиниций эмоций человека. Понимая специфику адресата филологического словаря, мы вместе с тем полагаем возможным экстраполяцию ряда важнейших содержательных признаков, фиксируемых в психологических дефинициях, в структуру филологических определений. К числу таких признаков (параметров) можно отнести «род», «видовые характеристики» («интенсивность, причина, последствия, условия появления эмоции», «объект эмоции», «длительность, осознанность, контролируемость или неконтролируемость, положительная/отрицательная знаковая направленность эмоций»).

Выбор же самих семантических признаков (метаязык) для лексикографического описания ЭК в филологическом словаре определяется их онтологической направленностью, отнесённостью психологами к той/иной «зонной группе» (термин Н.В. Витт) – к страху, радости, гневу или печали. Примечательно, что максимально распредмеченными в филологических определениях являются базисные ЭК Angst-«страх». Менее полны знания «наивного» человека природы таких концептов, как Zorn, гнев, Trauer, печаль. Их когнитивные структуры представлены более усеченным набором семантических признаков. Более детальное лексикографическое описание концептов Angst, страх мы объясняем их глубокой рефлексией языковым сознанием. Уместно вспомнить мнение ряда психологов о признании статуса первичности происхождения именно указанных концептов, обладающих вневременной и внекультурной психологической актуальностью для человека (см. напр.: Нойманн 1998; Риман 1998).

Изучение филологических определений ЭК в немецком и русском языках выявило в их структуре некоторые отличия. В немецкоязычных словарных определениях чаще актуализируются семы причины и следствия, в то время как в русскоязычных определениях активно используются в качестве метаязыка квалификативные семы («счастливый», «радостный», «скорбный», «тоскливый» и т.п.). Можно предположить, что для составителей русскоязычных «наивных» словарей не столь важны сами по себе события, вызвавшие переживание той/иной эмоции, но психологически, культурно более релевантно само переживание, форма, характер его протекания с позиции эмоциональной оценки.

Вероятно, более ценными в лингвокультурологическом отношении являются метафорические использования слов, обозначающих эмоции в немецком и русском языках, в художественном дискурсе. Интерпретация продуктивных метафорических употреблений номинантов эмоций обнажает лингвокогнитивный механизм деятельности человеческого разноязычного сознания. Анализ метафорических дескрипций эмоций обнаруживает скрытые связи между различными феноменами мира, открывает для исследователя новые знания об окружающей его действительности, его внутреннем мире. Ассоциативный характер языкомышления своим результатом имеет вербальное установление формальных и функциональных сходств, ментально связывающих предметы мира. Обнаружение ассоциативных отношений всегда культурно обусловлено: в этносе в разное время его существования вербально эксплицирована система ценностных предпочтений в выборе «участников» метафоры.

Обычно номинанты эмоций в художественном дискурсе выступают как субъекты действия. Наиболее продуктивным, согласно нашим наблюдениям, является глагольный тип антропоцентрической (или антропоморфной) метафоры в обоих языках (fassen, ergreifen, охватить и т.п.). Установленный факт объясняется активностью, динамизмом глагола как класса слов и, что, вероятнее, более важно психологической предрасположенностью Homo loquens сопоставлять действия эмоций с человеческими поступками (номинационно «плотные» семантические группы motusverbum, emotioverbum, dicendiverbum).

Помимо антропоцентрического типа метафоры как в немецком, так и в русском языках распространена также натурморфная метафора (опять же преимущественно глагольная) – aquaverbum, pyroverbum, pyroaqaverbum, aeroverbum. В её основе лежит сравнение эмоций с культурно релевантными понятиями (первоэлементами) – «вода», «огонь», «воздух» (архетипы). Психические переживания нашим сознанием уподобляются физическим свойствам определённых витально необходимых для жизни человека объектам реального мира. Последние в силу своей биологической значимости мифологическим, а впоследствии и религиозным сознанием трансформируются в культурную релевантность (огонь – символ очищения, вода – символ рождения, жизни и т.п.), чем, вероятно, следует объяснить внетемпоральную, внеэтническую жизнь натурморфной метафоры.

Принципиальное сходство в способах объективации эмоций (т.е. их метафоризации) в данных лингвокультурах (совпадающая типология разноязычных метафор, конкретные факты цветовой «окрашенности» того/иного концепта в ассоциативном мышлении немцев и русских и т.п.) мы расцениваем как иллюстрацию общности путей и форм вербального освоения мира разными этносами. Разнообразные, активно используемые метафорические описания эмоций, которые мыслятся современным наивным человеком как антропо- и натурморфные субстанции, судя по художественным контекстам, в своей основе имеют архетипы (чаще всего «огонь» и «вода»).

Заслуживающим внимания мы считаем культурологический факт преобладания в немецких метафорических описаниях эмоций утилитарного и сенсорного типов оценки. Для русскоязычных метафорических дескрипций эмоций свойственен преимущественно сенсорный тип оценки. Данный лингвистический факт следует квалифицировать как результат существующих различий в системе культурных предпочтений разноязычных этносов: выбор способ освоения эмоционального мира этноспецифичен.

Важным для выявления этнокультурной специфики исследуемых концептов в настоящей работе мы считаем результаты интерпретативного сопоставительного анализа такого вида прецедентных текстов, как немецкие и русские пословицы и поговорки. Наблюдения над употреблениями номинаций эмоций в пословично-поговорочном фонде позволяют сделать вывод о достаточно чётко оформленном оценочном отношении русских и немцев к базисным эмоциям: радость, судя по нашему материалу, есть положительная эмоция, печаль и страх – отрицательные. Гнев обычно оценивается также отрицательно.

По нашему мнению, следует указать на специфические свойства концепта печали в русском языке сравнительно его эквивалента в немецком. Русская печаль и её концептуальные «дериваты» (тоска, грусть и др.) имеют не только несколько более высокую частотность употребления в художественном дискурсе по сравнению с составляющими микропарадигмы Trauer, но и обладает более богатыми ассоциациями, отличающимися образностью и ярко выраженной оценочностью. Используемые в своих метафорических значениях элементы микропарадигмы «печаль» активны, зримы, более деятельностны, чем соответствующие элементы немецкой парадигмы Trauer. Примечательно, что носителям русского языка и русской культуры часто не ясны каузаторы печали. Русское языковое сознание мыслит этот концепт преимущественно антропоморфно, антропоцентрично. Русские концепты группы печали (грусть, тоска) по сравнению с их немецкими эквивалентами мыслятся русским языковым сознанием многочисленными образами; они располагают в нём значительно более широкой ассоциативной направленностью. Концепт русской печали обладает ярко выраженной этноспецификой. Он квалифицируется как национально маркированный, о чём, помимо прочего, свидетельствуют номинанты-дублеты эмоций (грусть-тоска, тоска-печаль, тоска-кручина). Последние относятся к безэквивалентной лексике. Они могут быть транслируемы в другой язык, в другую культуру описательными средствами.

Дата добавления: 2015-07-02