Другие грамматики

В данном разделе рассматриваются «другие» грамматики, отличаю­щиеся от нашей привычной номинативной. Весь анализ формальных и семантических особенностей синтаксических единиц, представленный в предыдущих разделах, проводится с позиции грамматики номинатив­ного строя. Это — грамматика кодифицированного литературного языка. Однако, как показывают самые простые наблюдения над живой разговор­ной речью, даже самые искушенные и образованные носители языка но­минативного строя очень редко говорят на этом языке, который они так тщательно изучали в школе, а многие — еще и в вузе. На этот факт обра­щают внимание и многие исследователи разговорной речи, отмечающие ряд специфических ее черт, которые, по существу, ничем не отличаются от характеристик детской речи, т. е. тех представителей социума, которые лишь осваивают свой родной язык.

В первой части работы описывались синтаксические структуры, ха­рактерные для разных этапов развития как детского, так и «взрослого» естественного языка. Здесь же предпринимается попытка продемонстри­ровать на немногочисленных примерах, как все эти конструкции исполь­зуются в речи современного человека, который «по правилам» должен Говорить на языке номинативного строя, а на самом деле использует не­сколько разных грамматик.

Как уже отмечалось, специфика языкового развития человека как в онтогенезе, так и в филогенезе, заключается в том, что каждый предшест­вующий этап языкового развития при переходе к последующему не исче­зает, а навсегда остается в памяти человека, закрепляются в ней. Это пре­красно понимал, например, Алан Гардинер: «Цивилизованный человек, Руководимый бьющей без осечки целенаправленностью и остротой своего Ума, отточенного постоянной практикой, достиг почти невероятного мас-рерства речи. Но бок о бок с наиболее виртуозными произведениями ора­торского искусства уживаются высказывания, находящиеся на одном Уровне с выкриками обезьяны. Из сегодняшней живой речи можно извлечь подтверждение каждой стадии развития языка» (выделено — Ю. Л.) [Gardiner, 324-325]. Иначе говоря, в памяти каждого человека (и, вероятно, всего человечества) хранятся вес освоенные им синтаксические конструкции, которые он с успехом может использовать в своей речи, когда этого требуют условия коммуникации. Это подтвержда­ют наблюдения над живой спонтанной речью, в которой правильные кон­струкции, построенные по известным из нормативных грамматик образ­цам, оказываются достаточно редкими.

Следовательно, можно полагать, что грамматическая система современ­ного человека, пользующегося языком номинативного строя, является мно­гослойной, многоуровневой, иерархичной. Она хранит разнообразные еди­ницы и конструкции — аффективные «выкрики обезьяны», однословные «первобытные» высказывания, двухсловные конструкции коммуникативной грамматики, ролевые и, наконец, формально-синтаксические конструкции. Каждая из этих грамматик предоставляет в распоряжение говорящего свои типы высказываний. Иными словами, современный говорящий использует в своей речи не только «правильные» формально-синтаксические конструк­ции, но и всевозможные «реликтовые» структуры, хранящиеся в его памяти с раннего детства, а в памяти человечества — с первобытных времен.

Можно также полагать, что все эти грамматики расположены на раз­ных «уровнях залегания»: самые первые, глубинные — однословные вы­сказывания («слова-предложения»), самые поверхностные — формально-синтаксические предложения. В связи с этим возникает еще одна любо­пытная аналогия, к которой пока и следует относиться как к таковой. Весьма соблазнительным представляется сопоставление отмеченных уровней «залегания» с этапами порождения высказывания.

Как известно, классическая психолингвистическая схема порождения речи включает следующие этапы [Лурия]: мотивационный (общий замысел высказывания), смысловой (структурирование смысла, определение темы и ремы), семантический (распределение актантов) и языковой (выбор слов и синтаксических конструкций). Однако имеется в виду идеальный вариант, представленный устной монологической речью, которая наиболее типич­на для разнообразных экспериментов и «о которой в 99 % случаев говорят психолингвисты и в 90 % случаев и лингвисты» [Леонтьев₄, 362]. Это лишь один из четырех обычно выделяемых типов речи. Помимо него существуют и такие типы, как аффективная речь, вообще не имеющая никакого замысла и не формирующая никакой мысли; устная диалогическая речь, где внут­ренний замысел замещается вопросом говорящему.

Поэтому следует, вероятно, различать два принципиально разных способа порождения высказывания, которые можно было бы назвать «бес­сознательным» и «сознательным». Первый соответствует условиям устного спонтанного диалога или аффективной речи, когда говорящий неза­висимо от того, его ли это собственный мотив или же «навязанный» собе­седником, не имеет времени на обдумывание. Второй характерен для все" остальных видов речи, в условиях которых говорящий (пишущий) распО' латает определенным запасом времени, чтобы выбрать наиболее адекват форму вьфажения, соответствующую как его замыслу, так и условиям коммуникации. Если и не все, то подавляющее большинство психолингви­стических экспериментов «работают» с учетом возможности обдумыва­ния, запоминания, воспроизведения. При этом обязательно следует учиты­вать тот факт, что «из эксперимента вовсе не следует, что человек посту­пает так в естественных условиях» [Сахарный, 107].

Очевидно, что указанные разновидности речи различаются прежде все­го характером первого — мотивационного — этапа, рассмотрение которого связано с проблемой типологии речи и не входит в задачи данной работы. Предварительные наметки в плане создания типологии речи сделаны в не­которых моих работах [Левицкийго; Левицкийгб], а здесь основное внимание уделено именно языковому этапу — выбору конструкций и слов.

В качестве высказывания может быть использована любая значимая еди­ница языка — от морфемы до нормального полного предложения, как просто­го, так и сложного, которое может выступать в одном из многочисленных ва­риантов (формальных и семантических), объединяемых в формальные, дери­вационные, синонимические (перифрастические) и коммуникативные пара­дигмы. В составе каждой парадигмы имеется основной, исходный, нейтраль­ный вариант и его разнообразные преобразования (трансформы). Возникает вопрос, каким образом осуществляется процесс так называемого порождения высказывания, с чем мы действительно имеем дело — с производством или воспроизводством высказываний (предложений).

В этом плане все языковые единицы могут быть охарактеризованы сте­пенью их производимости/воспроизводимости. Вряд ли можно говорить о производстве таких базовых единиц, как фонема или морфема, они — толь­ко воспроизводимые единицы. Правда, их воспроизводство связано с боль­шой вариативностью. Производство начинается с уровня слов, т. е. произ­водимыми являются слова, словосочетания и предложения. Однако значи­тельное место занимает и воспроизводство, причем не только на уровне моделей, которые, как фонемы и морфемы, обычно не создаются вновь, но и на уровне конкретных единиц. Так, возможно воспроизведение разного рода штампов, клише и т. п. Широко оно используется и в процессе обу­чения языку, как родному, так и иностранному. В связи с этим представля­ется затруднительным отнесение тех или иных предложений, употребляе­мых учащимися — да и не только учащимися — к производимым или воспроизводимым единицам. Во всяком случае, вряд ли можно утвер­ждать, что каждое произносимое предложение (высказывание) является Результатом производства. Сходные ситуации ассоциируются со сходными Конструкциями, предложениями и высказываниями. «Клише накрепко (рефлекторно) связаны с ситуацией» [Горелов₂, 147]. Поэтому с полным Основанием можно говорить и о воспроизводстве в определенных услови­ях коммуникации целых текстов.

Разговор о производстве и воспроизводстве языковых единиц начался в связи с тем, что были предприняты попытки объяснить процесс порож­дения речи с помощью методов порождающей грамматики. При этом, од­нако, не принималось во внимание, что методы так называемой порож­дающей грамматики, в частности трансформационной, использовались ее создателями для описания языковой способности, языковой системы. Для исследования же «существующих в сознании говорящего систем связей между конструкциями... для сопоставления и сравнения конструкций, которые полагаются известными (заранее данными) исследователю... а вне сферы сопоставления готовых данных трансформационный анализ не применим» [АтаяН), 30—32]. Для анализа процесса реального порождения высказывания в речевой деятельности человека трансформационная грамматика «заведомо непригодна» [Леонтьев^ 352], «Наблюдать на опы­те языкотворчество мы не можем, и нам негде искать аналогии для умо­заключения о нем» [Гумбольдт, 65]. «Если мы хотим наблюдать акт речи, мы можем это сделать только по завершении этого акта, откуда следует, что мы наблюдали не акт, не сам процесс, а только результат» [Гийом, 20]. Большинство исследователей сходятся в том, что в процессе порожде­ния высказывания имеет место не преобразование тех или иных форм и конструкций, а выбор одной из известных, хранящихся в памяти. «Никто никогда не видел, как [г] слова нога „переходило" в [ж] слов ножек, ножка. Никому никогда не удавалось подметить „выпадения" или „исчезновения" гласного [о] слова лоб в словах лб-а, лб-у и т. п... Каждый новый член дан­ного языкового общения, в настоящем случае каждый новый индивид, под­вергающийся оязыковлению на русский лад, получил готовыми все эти сло­ва. Но в его голову проникла не только нога, но и ножка, ножек; не только нога, но и ноги, ноге и т. д.; не только лоб, но и лба, на лбу... Только после усвоения данного головою известного запаса параллельных форм соверша­ется в ней, благодаря ассоциации по сходству, упорядочение этого богатства и установление произносительно-слуховых групп и морфологических ти­пов» [Бодуэн де Куртене, 268]. «Употребляя именную или глагольную фор­му, я не перебираю всех форм, составляющих склонение или спряжение; но тем не менее данная форма имеет для меня смысл по месту, которое она занимает в склонении или спряжении. Это есть требование практического знания языка, которое, как известно, совместимо с полным почти отсутст­вием знания научного. Говорящий может не давать себе отчета в том, ч¹⁰ есть в его языке склонение, и однако склонение в нем действительно суше-ствует... Когда я говорю Я кончил, то совершенность этого глагола сказыва­ется мне не непосредственно звуковым его составом, а тем, что в моем язы­ке есть другая подобная форма кончал, имеющая значение несовершенное» [ПотсбнЯ], 35]. «Использование только одной глагольной формы предполагает быстрое восстановление в памяти всей системы спряжения глагола Выбор одной формы из тех, что система представляет во всей совокупности, позволяет тем самым окинуть ее всю одним взглядом» [Гийом, 85]. «В слу­чае, когда говорящий начинает порождать данное сообщение, он начинает пользоваться синтаксической реализацией семантической структуры сооб­щения, и при этом он может для одного семантического содержания данно­го сообщения отбирать (выделено мною. — Ю.Л.) разные синтаксические реализации» [Пала, 87]. «Реального образования одной конструкции из дру­гой в сознании не происходит» [Атаянь 41]. «Как показали психолингви­стические исследования, трансформации не используются непосредствен­но в процессе речевой деятельности» [Лакофф, 365]. «Порождение речи носит эвристический характер, т. е. при поставленной сознательной цели говорящий может произвольно (сознательно или бессознательно) выбирать (выделено мною. — Ю. Л.) оптимальный способ достижения этой цели» [Леонтьев₅, 386-387].

Следует, вероятно, уточнить характер соотношения понятий «произ­водство», «преобразование» и «порождение» языковых единиц. Максимум преобразований языковых единиц связан с процессом активного усвоения системы языка, моделей слово- и предложениеобразования — «оязыковле-ния», т. е. с периодом (по Чуковскому) «от двух до пяти». Об этом свиде­тельствуют многочисленные исследования ДР. После того как система язы­ка освоена, «игра» прекращается. Продолжают ее обычно лишь «взрослые дети» — поэты, которые всю жизнь проводят в играх с языком. Наиболее «ребячливыми» в этом отношении являются, вероятно, Велимир Хлебников и Даниил Хармс. Человек с вполне сложившейся системой моделей и клас­сов единиц действует уже в основном, как считают многие лингвисты и психолингвисты, путем отбора соответствующих конструкций и элементов Для заполнения позиций в этих конструкциях. «Если система плохо по­строена или недостаточно развита, или не составляет в целом единого акта интеграции ее форм, поиск формы, соответствующей речевым заданиям на Данный момент, займет больше времени и не достигнет такой степени соот­ветствия и точности» [Гийом, 83]. Система грамматики трактуется как на­бор единиц, из которых одна должна быть выбрана при определенных усло­виях, при которых этот выбор может быть осуществлен» [Halliday₃, 3].

Даже простое воспроизводство одного и того же предложения одним и тем же человеком может иметь различные значения (смыслы) в разных ритуациях. Так, предложение У нас гости может быть ответом на соответ­ствующий вопрос, объяснением причины своего неприхода в условленное р*есто, вежливым отказом назойливому посетителю и т. п. Многократно Ровторявшееся вполне однозначное предложение Над всей Испанией без-Рблачное небо 18 июля 1936 г. получило неожиданный для многих смысл.

Варьирование конструкций и способов заполнения позиций в процес- Щ порождения высказываний в результате дает разнообразные и много численные способы выражения. Если мы вспомним, что простой кубик Рубика даст 43 х 10¹⁸ комбинаций, то становится очевидным, что возмож­ности говорящего практически неограниченны.

Попытаемся представить себе, из чего может сделать свой выбор го­ворящий, какие именно единицы и блоки ему «заданы». О моделях пред­ложений и их вариантах уже говорилось. Перейдем теперь к рассмотре­нию типов или образцов высказываний, которые имеются в распоряжении у носителя современного языка и начнем с чисто «оязыковленных» еди­ниц — однословных высказываний. На этом уровне языкового развития вряд ли можно говорить о какой бы то ни было грамматике. Скорее всего, здесь мы имеем дело с «протограмматикой» (по Хэллидею).

1. «Протограмматика»

Однословные высказывания — самые первые языковые образования, ко­торые начинает производить (и воспроизводить) человек, осваивающий язык, самые глубинные языковые единицы, которыми человек наиболее часто поль­зуется в спонтанной диалогической речи, когда он менее всего задумывается над тем, как точнее, адекватнее выразить свою мысль. «Для языковой дея­тельности характерна определенная тенденция к бережливости. В соответст­вии с этой тенденцией в языке вырабатываются способы выражения, кото­рые содержат ровно столько единиц, сколько необходимо для понимания. Количество используемых средств зависит от ситуации, речевого контекста и большего или меньшего сходства в духовном складе говорящих. При оп­ределенных условиях с помощью одного слова можно достаточно отчетливо передать мысль, для выражения которой при других условиях потребова­лось бы длинное предложение» [Пауль, 372]. «Общеизвестно, что скупой на слова посетитель кафе обратится к официанту со словами einen schwarzen „одну чашку черного кофе", а пассажир в трамвае скажет кондуктору geradeaus „без пересадки" или umsteigen „с пересадкой"» [Бюлер, 141]. «По­рождение речи носит эвристический характер, т. е. при постановке сознатель­ной цели говорящий может произвольно (сознательно или бессознательно) выбирать (выделено мною. — Ю. Л.) оптимальный способ достижения этой цели» [Леонтьев₅, 386-387]. При этом если в устном монологе говорящий сам выбирает форму высказывания, то в диалогической речи эту форму ему «подсказывает» партнер: задавая вопрос, он оставляет «пустую клетку», которУ и заполняет отвечающий. Вспомним классический пример с Карлом:

— Что у вас тут происходит? — Карл едет завтра в Берлин;

— Кто едет завтра в Берлин? — Карл;

— Когда Карл едет в Берлин? — Завтра;

— Куда едет завтра Карл? — В Берлин.

При описании однословных высказываний следует помнить, что раз­личие «между ребенком, находящимся на стадии однословных высказы­ваний, и взрослым состоит в том, что взрослый способен расшифровать свое высказывание за счет дополнительных слов, в то время как ребенок не может этого сделать. Однако употребление взрослым эллипсиса — не­полного предложения — показывает, что принципиально тот же самый процесс анализа информации, описанный для самых ранних этапов овла­дения языком у ребенка, действует и в речи взрослого» [Гринфилд, 219]. То же самое можно сказать и о сравнении современного взрослого носи­теля языка с его первобытным, начинающим говорить предком. Если для последнего (как и для ребенка) однословное высказывание является един­ственным представителем обозначаемой ситуации в многочисленных актах коммуникации, то современное однословное высказывание — это один из компонентов полного обозначения (наименования) ситуации. Выбирается наиболее важный и необходимый именно в данном акте ком­муникации компонент, тогда как остальные уже известны, понятны, а по­тому менее существенны и не требуют обязательного наименования.

Способность «расшифровывать» однословные высказывания взрос­лыми обусловлена тем, что они «отягощены» более широкими знаниями языковой системы не только в отношении разнообразия моделей различ­ных уровней (разных грамматик), но и в плане валентностных свойств слов, что позволяет известными им способами распространять однослов­ные высказывания за счет присоединения подчиненных, зависимых слов. Поэтому, возможно, корректнее говорить не об однословных, а об однокомпонентных, т. е. коммуникативно неделимых, высказываниях.

Еще одним отличием «взрослых» однословных (однокомпонентных) высказываний от детских или первобытных является возможность клас­сифицировать их формально, в соответствии с существующей номенкла­турой частей речи. Естественно, это касается прежде всего языков флек­тивных, синтетических.

Считается, что наиболее естественно употребление в качестве одно­словных высказываний существительных, связанных с понятием времени, типа Зима, Утро и т. п., а также названий событий, мыслимых во времен­ной протяженности: Пожар, Дождь, Снегопад, Каникулы, Выстрелы, >Слов, обозначающих звуковые эффекты: Пение, Гам, Разговор, Шепот, лохот [Арутюнова], 314-315]. Возможны и более распространенные кон-ртрукции — однокомпонентные (неделимые коммуникативно) высказыва­ния: Два часа пополудни, Время обеда, Пора созревания плодов, Конец ве-Ловрыбы, Свисток паровоза, Третий звонок [Там же, 314-315]. Легко вставить себе подобные высказывания в качестве открывающих какое-'бо описание или повествование, т. е. опять-таки мы имеем дело с клас­сическим примером анализа письменного текста. Вряд ли можно ветретить такого рода примеры в естественном спонтанном диалоге. В нем, как уже отмечалось, могут быть использованы слова, принадлежащие к самым разнообразным частям речи, а главное — для таких диалогов вовсе не обя­зательно обилие глаголов и глагольных форм.

Итак, в качестве однословного высказывания может быть употреблено практически любое слово в любой форме. Конечно, предстоит еще ряд исследований, но уже сейчас можно отметить наиболее распространенные примеры, большинство которых заимствовано из грамматик русского языка.

• Существительные в форме именительного падежа: Тишина. Тишина!
Мороз. Холодина!

• Существительные в косвенной форме: Народу! Цветов! Воды! Ни звука.

• Предикативы: Холодно. Грустно. Морозно. Натоптано. Закрыто. Кончено. Накурено. Занято.

• Местоимения и местоименные слова: Я. Никто. Никого. Некуда. Неко­гда. Где? Там. Вон!

• Глагол в форме инфинитива: Молчать! Встать!

• Глагол в форме 3-го л. ед. ч.: Светает. Темнеет. Знобит.

• Глагол в форме 3-го л. мн. ч.: Стучат. Зовут.

• Однословные заместители предложений: Да. Нет.

• Модальные слова: Конечно. Возможно. Несомненно. Может быть.

• Междометия: Ах! Увы! Ого!

Как уже говорилось, во «взрослой речи» подобные высказывания до­пускают распространение за счет подчиненных компонентов. Во всех та­ких случаях высказывание, хотя и перестает быть однословным, остается однокомпонентным в коммуникативном плане, т. е. не членится на топик и комментарий:

Тишина (мороз) на дворе. Холодно-то как! Тишина в студии! Не болтать на уроке!

Снегу выпало! Воды натекло! Грибов нажарено! Газет всяких пришло! Машин едет по шоссе! Народу всякого собралось! Еды н^а~ готовлено! Уже светает. Опять знобит.

Не о чем спорить. Некуда идти.

Вполне возможным оказывается употребление подобных высказыва­ний и в форме прошедшего времени:

Народу было! Тишина была! Не о чем было спорить. Некуда было идти.
Еще раз следует напомнить, что во всех приведенных случаях имеем дело с высказываниями, которые могут «выражать закончено мысль» только в соответствующем контексте и ситуации.

В первой части пособия отмечалось, что своего рода промежуточной стадией между однословным и двусловным высказываниями является инкорпорация. Полная инкорпорация дает образования, которые внешне, формально-грамматически еще не отличаются от «слов-предложений», хотя внутренне в них уже намечается первичное расчленение обозначае­мой ситуации. В речи современного человека — по чисто формальному признаку — с инкорпорацией можно сопоставить употребление отдель­ных личных глагольных форм. Об инкорпорации в известном смысле здесь можно говорить потому, что, во-первых, любая личная форма глагола — это цельная, неделимая словоформа, компоненты которой по отдель­ности не употребляются. Во-вторых, компоненты личной формы глагола выражают различные понятия: «Глагол, без которого предложение невоз­можно, сам по себе есть целое предложение, следовательно, он содержит в себе все, что содержится в предложении, именно: подлежащее выражено в нем лицами, числами и наклонениями, дополнение — залогом, определе­ния — временами и видами» [Классовский, 70]. Ср.:

Читаю. Садитесь. Темнеет. Приступили.

Конечно, подобные случаи можно считать инкорпорацией с некоторой натяжкой, однако встречаются и более «похожие» комплексы в составе бо­лее крупных единиц. Так, французские группы je le vois, je le ne vois pas можно рассматривать как случаи инкорпорации [Шор, Чемоданов, 196]. «Такая английская фраза, как / don't know, состоит только из одного слова, как латинское слово с тем же значением nescio. Элемент know, наиболее значимый в этом сочетании, отдельно не употребляется. Другие составные части этой фразы также самостоятельно не употребляются. Это все грамма­тические элементы без самостоятельного значения, они употребляются только как элементы в самостоятельных фразах» [Вандриес, 314-315].

2. Коммуникативная грамматика

Коммуникативная структура двухсловных высказываний, как указывалось ранее, соответствует нормам грамматики НС, где главную роль Чграст порядок компонентов и интонация. При этом наиболее важной оказывается первая позиция в конструкции, за счет которой осуществляется («Привязка» высказывания к ситуации (контексту).

Как и однословные, двухсловные высказывания с развитием языка не Вводят в глубь истории — они активно употребляются в современной раз-Роворной речи: «Произнося слова вино, стол, можно дать понять собеседнику, что он должен поставить вино на стол и т. п. Совершенно ясно, что, побуждающие индивидов строить такого рода предложения и способствующие тому, что слушающий отгадывает невыраженные в них отношения понятий, имеется не только на первоначальных ступенях ре_че. вой деятельности отдельного индивида или же всего человечества, но и во все времена. Если на более высоких ступенях развития они ограничены лишь определенными пределами, то это происходит только потому, что в распоряжении говорящего имеются уже более совершенные средства вы­ражения» [Пауль, 149]. Очевидно, что такого рода высказывания ничем не отличаются от детских двухсловных высказываний (кроме, естественно, произношения). Ср. примеры детских и взрослых высказываний:

Мама — гулять; Татьяна — ах!;

Папа — бай-бай; Баня — топить;

Мама — носок; Земля — пахать.

Если двухсловные высказывания и становятся время от времени объ­ектом исследований в «экзотических» языках, то, насколько мне известно, в языках номинативного строя они специально не изучались. Специфика высказываний данного типа состоит, во-первых, в отсутствии глагола в личной форме, т. е. какого бы то ни было согласования, а во-вторых, в чле-нимости конструкции, противопоставленности компонентов. Если в одно­словных высказываниях предикативность выражается только интонацией, то в двухсловных — интонацией и порядком компонентов. Представляется целесообразным выявление типов таких высказываний и способов оформления (если таковые поддаются классификации) их компонентов.

В «Грамматике-80» отмечаются модели «безглагольных предложе­ний», к которым относятся следующие:

Отец — учитель, Пума — дикая кошка, Ребенок — послушный, Тру­диться — доблесть, Сомневаться значит искать, Кататься — весело. С подобной интерпретацией невозможно согласиться по двум причи­нам. Во-первых, как уже неоднократно подчеркивалось, в «нормальной» номинативной грамматике безглагольных предложений быть не может. Во-вторых, при демонстрации парадигм подобных предложений в них «вдруг-откуда ни возьмись» появляется глагол быть, которого по определению во­обще быть не должно, поскольку предложения «безглагольные»:

Отец был учитель (учителем), Ребенок был послушный (послушлным), Трудиться было доблесть (доблестью), Кататься было весело сразу становится очевидным, что мы имеем дело не с какими-то ft глагольными, а с обычными предложениями, содержащими «нормально именное сказуемое, которое, кстати, согласуется с подлежащим в форм рода и числа. А что касается слова значит, то это такая же связка, как глагол быть. Об этом свидетельствуют и рекомендуемые Л. В|/_и другими) межъязыковые соответствия: не следует забывать, что рус-Сшй язык генетически является одним из индоевропейских, а типологи-Ьески относится к языкам номинативного строя. Опущение связки («нуле-форма») в настоящем времени — специфика только русского языка более, что в составе парадигмы она сохраняется, а не возникает вдруг небытия. Что же касается предложений с инфинитивом на месте под-кащего, то уже отмечалось, что это грамматический способ преобразо-аия (транспозиции) глагола в синтаксическое имя, и подобные предло-яия ничем не отличаются от предложений с подлежащим, выраженным дествительным в форме именительного падежа.

Приведенные примеры следует рассматривать либо как речевые обра-ания — высказывания, либо как варианты обычных, нормальных гла-ьных предложений. Таким образом, к числу двухсловных, а точнее — ^компонентных, высказываний могут быть отнесены любые конструк-j, отвечающие двум условиям: 1) все высказывание интонационно дс-ся на две части, а именно на предмет речи (топик) и сообщение о нем омментарий); 2) подлежащее (топик) — не обязательно имя в форме енительного падежа. К несомненным случаям принадлежат разного двухкомпонентные императивы. Прежде всего это известное мил-энам телезрителей

Подарки — в студию! (в более «распространенном» варианте: Призы и подарки — в студию!).

Ложки — в руки, и — за еду.

Несомненными случаями представляются высказывания, во-первых, Копиком в форме косвенного падежа:

Воды — убывает, Возражений — не имеется; во-вторых, с топиком неименного характера:

Снова — шум, Курятся — папиросы и махорка, Приехали — остальные семеро, Соберется — до сорока человек, В городе — пять­десят тысяч жителей. Дел — на полчаса. Народу — как на ярмарке-Отдохнуть — не мешает, Шуметь — запрещается.

При обращении последних примеров получаются однокомпонентные Оказывания, характеризующие ситуацию:

Запрещается шуметь. Не мешает отдохнуть, Грянуло «ура», Конца не предвидится, Никаких документов не требуется.

целом описание формальных и семантических характеристик двух-нентных высказываний должно осуществляться не с позиций нор-№ной номинативной грамматики, а исходя из живой спонтанной речи.

3. Актантно-ролевая грамматика

Мое первое знакомство с ролевой грамматикой произошло в далекой юности, когда я с группой школьников на экскурсии в Кунгурскую пещеру слушал объяснение экскурсовода по поводу названия грота Данте. Вот что он сказал (эти слова я помню до сих пор):

Был такой итальянский писатель Данте. Им есть написана кни­га «Божественная Комедия».

Я, весь «проникнутый» нормативной грамматикой, никак не мог идентифицировать выделенную конструкцию. Много времени спустя, участвуя в работе ГЭК, я снова встретился с этой конструкцией, причем — в невероятных количествах:

Нами был проведен эксперимент, Автором представлена об­ширная библиография, А какие вами сделаны выводы?, Дипломантом проделана большая работа, и т. д., и т. п.

А слушая выступления наших «деятелей», я вообще очень редко улавливал номинативные конструкции, потому что означенные персонажи предпочитают говорить:

Депутатом был сделан запрос, Нами были приняты соответст­вующие меры, Парламентом было принято решение — и так до бесконечности. Мне ни разу не приходилось слышать варианты: Депутат сделал запрос, Мы приняли соответствующие меры, Парламент принял решение.

Очевидно, что высказывания ролевого типа достаточно широко распространены в живой речи. Их основной признак — использование в каче< подлежащего (первая позиция!) существительного или (чаще) местоимент форме косвенного падежа, а в качестве сказуемого — глагола чаще всего «безличной» форме. Подобные конструкции также отмечены во грамматиках современного русского языка. Они легко Нсивает Р'ОДател лены на группы в соответствии с падежной формой подлежащего "* ■ ^Тветств\тоши а

ним типологию русских предложений, представленную В. Классовским. ^ ^ ^ ^ ^„„„„„.„^ ^<*^)ОР^М"

этом, как отмечалось, падежная форма подлежащего согласуется с сем» кой сказуемого. Иными словами, мы встретим здесь все дономинаЛ* конструкции, рассмотренные И. И. Мещаниновым, — аффективную, тивную, эргативную.

• Родительный: Ума у него не ахти сколько, Сестер у нее три, Д /^

доме всего две, У матери масса забот с детьми, У меня горло

У всех стало хорошо на душе.

• Дательный: Мальчику нравится учиться, Ему не хочется гулять, Мне подарили цветы, Ему холодно, Тебе выпало идти первому.

• Винительный: Этого человека я не знаю, Такой же свитер я видел нарежиссере Эйзенштейне.

• Творительный («эргативный»): Депутатом был сделан запрос, Намибыли учтены все замечания, и т. п.

• Предложный: В ларьке продают мороженое, В ней была глава об Эйзенштейне.

4. Номинативная грамматика

В номинативной грамматике различные падежные формы использу-Вгся для маркировки разных типов дополнений, а для маркировки подлежащего существует единственная форма — именительного падежа.

Принципиальное различие ролевой и формально-синтаксической грамматик заключается в том, что в первой оказывается маркирован субъ­ект, тогда как объект (по крайней мере — прямой) обычно не маркирован, во второй (номинативной) — все наоборот: не маркировано подлежащее (не субъект!), маркированы второстепенные члены предложения. Этому можно предложить следующее объяснение. В ролевой грамматике важно было согласовать глагол и его субъект семантически, «подогнать» семан­тику субъекта, соответствующим образом маркировав его, под семантику Данного глагольного класса. Роль же прямого объекта оказывалась менее Щественной, чисто формальной — всего лишь указание на переходность глагола. Таким образом, форма объекта являлась не столь существенной, важно лишь было его наличие и несовпадение с формой субъекта.

В номинативном строе подлежащее не маркировано, поскольку его рмантика может быть самой разнообразной. Подлежащее формально согласуется со сказуемым-глаголом любого класса, любой семантики. Что же касается падежных форм второстепенных членов, то необходимо было ^1лг""⁴' ~" определенную иерархию их, что и осуществлено с помощью

Еще одна принципиальная особенность номинативного строя заключая в противопоставлении форм действительного и страдательного зало-г*. или активной и пассивной форм сказуемого. Сущность этого противо­давления в том, что форма действительного залога оказывается немарвамной. Это проявляется в том, что она никак не характеризует подле-семантически. Маркированная же форма страдательного залога под­ает неагентивность подлежащего: подлежащее при глаголе в форме Втсльного залога никогда не может быть действующим лицом.

В ролевой грамматике форма страдательного залога оказывается ц_с. нужной, поскольку семантическая маркировка подлежащего осуществля­ется с помощью форм косвенных падежей существительного.

Главное отличие номинативной грамматики от всех ранее рассмот­ренных в том, что это строго формальная грамматика, а члены предложе­ния получают строго формальные определения.

Дата добавления: 2015-07-02