Неомарксизм 4 страница

15. БетептсЗ.-Р. Еадшаве.Де ргоЬ1ета1щис роиг ипе §ос1о1о§1е Йе§ ге1а1оп§ 1п1егпа11опа1е§. ОгепоЫе, 1977.

16. ЕаяЮп Б. ТЬе РоЫ1са1 8у§1ет. 1953,

17. Еая(опБ. А 8у§1ет§ Апа1у§1§ оР РоЫ1са1 Ь1Ре. 1965.

18. РгапкеЫ.!п1егпа1юпа1 РоЫ1с§. СопШс! апй Нагтопу. Ь., 1969.

19. НоДтапп 8. ТЬеопе е1 ге1а11оп§ 1п1егпа11опа1е§ // Кеуие Ргапса1§е йе §с1епсе роЫщие. Vо1. XI. 1961.

20. Нип1гтдегЗ. ЬйгойисИоп аих ге1а11оп§ 1п1егпа11опа1е§. Р., 1987.

21. Кар1ап М. 8у§1ет апй Ргос姧 1п Рп1егпа11опа1 РоШ1с§. >1.У., 1957.

22. Когапу Б. Апа1у§е йе§ ге1а11оп§ 1п1егпа11опа1е§. АрргосЬе§, сопсер1§ е1 йоппее§. Моп1геа1, 1978.

23. ЪоагйЕ. Туре§ оР Рп1егпа11опа1 8ос1е1у. >1.У., 1976.

24. МойеЪку О. Адгаг1а апй Рпйи§1па. Т\то Мойек оР 1Ье Рп1егпа11опа1 8у§1ет. Iп ТЬе Рп1егпа11опа1 8у§1ет. ТЬеоге11са1 Е§§ау§. Ей. Ьу К1аи§ Кпогг апй 81йпеу VегЬа. Рппсе1оп, 1961^л

25. Ро1гп С. Бау1й Еа§1оп ои 1е§ й1Шси11е§ й'ипе сег1а1пе §ос1о1о§1е роЫщие // К™ Ргапса1§е йе 8ос1о1од1е. Vо1. XII. 1971.

26. Кояесгапсе К. Ас11оп апй КеасИоп 1п \Уог1й РоЫ1с§. Бо§1оп, 1963.

27. Уоищ 0. РоШ1са1 В1§соп11пш11е§ 1п 1Ье!п1егпа1юпа1 8у§1ет // №ог1й РоЫ1с§. Vо1. XX. 1968.

ГЛАВА 7

Среда системы международных отношений

Повторим, что структура — это совокупность воздействии системы на свои элементы. Однако большинство воздействий (принуждений) вытекает не из самого существования системы, а из отношений этой системы со средой. Понятие среды — одно из фундамен­тальных в системном анализе. Оно имеет важное методологическое значение, помогая уяснить функционирование системы и ее эволюцию. Дэвид Истон, один из основателей системного анализа, применивший его к политическим наукам, еще в 50-е гг. обратил внимание на то, что политическая система испытывает влияние внешних импульсов, идущих от общества, воздействующих на нее под видом требований и поддержек и обеспечивающих се бесперебойное функционирование (ЕавХоп. 1953): В самом общем виде среда системы — это то, что ее окружает. Однако такое общее определение мало что даст без дальнейшей конкретизации, в ходе которой выясняется, что применительно как к общественным, так и природным системам существует не только внешняя, но и внутренняя среда. Отдельно рассматривают социальную среду (совокупность воздействий, происхождение которых связано с существованием человека и общественных отношений) и внесоциальную среду (многообразие природного окружения, географических особенностей, распределения естественных ресурсов, существующих естественных границ и т.п.). Изменения в технической базе общества иногда рассматривают как промежуточный вид воздействий и принуждений; а иногда (совместно с экономической, военно-политической, дипломатической и т. п. средой) — как элемент социальной (общественной) среды. Внешняя среда (энвайромент) — окружение системы, диктующее ей принуждения и ограничения — это климат, ландшафт местности, конфигурация границ, полезные ископаемые и т.п. Она оказывает бесспорное влияние на взаимодействие государств и других акторов международных отношений. На ранних ступенях развития общества и в настоящее время, в период необычайного обострения экологических проблем, такое влияние огромно (если не сказать определяющее). Внут­ренняя среда (контекст) — это совокупность принуждений, оказываемых па систему ее элементами. Например, заболевание одного из органов может повлечь за собой болезнь всего организма в целом. Деградация исполнительной или законодательной власти может привести к разбалансированию и кризису политической системы. Среда, в отличие от структуры, — это совокупность принуждений внесистемного характера. Это касается как внешней, так и внутренней (а также социальной и "внесоциальной) среды. С этой точки зрения влияние регионального соотношения сил на взаимодействие двух. И Нескольких государств является не воздействием среды, а принуждением, которое 'Ределяется характером структуры данной подсистемы международных отношений. (Реформация же отношений между государствами под воздействием, например, присных факторов может рассматриваться как ситуационная, т.е. определяемая измепе- природной среды (примером подобного изменения отношений могут быть «трсс-ые войны» между Исландией и Норвегией, связанные с промыслом определенных видов рыбы, природные ареалы которых все время уменьшаются).

Таким образом, понятия внешней и внутренней среды облегчают изучение и объя пение процессов, происходящих в социальных отношениях. Вместе с тем необходщ отметить, что они довольно приблизительно отражают реальность и поэтому носят у ловпый характер. Действительность всегда сложнее любых описаний. Это тем бон. верно, когда речь идет о международных отношениях.

1. Особенности среды международных отношений

Представить систему, структуру и среду межгосударственных, напри­мер региональных, отношений довольно легко. Структура Европейского союза может быть определена как способ организации экономического, дипломатического, военно-политического, культурного и иного взаимодействия двенадцати входящих в него государств. Средой по отношению к ЕС будет выступать совокупность других государств, а также различных международных организаций и иных акторов на ре­гионально-географическом (европейском), политическом (ООН и ее институты, Организация американских государств, Организация аф­риканского единства, Лига арабских государств, ОСНАА и т.д.), эко­номическом (ОЭСР, ОПЕК, ЕАСТ, ЛАЭС и т.д.) и прочих уровнях. Каждый из элементов этой среды оказывает то или иное влияние на функционирование и развитие системы ЕС. Результатом этого будут как изменения, происходящие в данной системе, так и реакция («ответы») на эти влияния со стороны Европейского союза.

В данной связи американские ученые Гарольд и Маргарет Спроут выдвинули идею «экологической триады», в которую входят: между­народный актор, окружающая его среда (энвайромент) и взаимо­действия между ними. Они выделяют несколько типов такого взаимо­действия. Первое взаимодействие связано с реальными возможностями существующего энвайромента, т.е. имеющейся совокупностью ограничений среды, которые актор не может преодолеть: так, например, персидский царь Дарий не мог уладить свои разногласия с Александром Македонским по телефону. Второе взаимодействие формируется под влиянием вероятностных тенденций данного энвайромента, т. е. в любой ситуации существуют ограничения среды, которые делают вероятным какой-то вполне определенный характер «нормально ожидаемого» поведения. Третий тип — это тип осознанного поведения актора, иначе говоря, своеобразие его личностного восприятия окружющей среды (которое может кардинально отличаться от того, чем ^оН является на самом деле) и, соответственно, реакции на ее измененй (8ргои1. 1969). Б. Рассет и X. Старр прибегают в подобной ситуаций аналогии с меню: личность (актор), находясь в ресторане, «сталкив

тся» с меню (энвайроментом), которое не определяет его выбор, но ограничивает возможности. Исходя из этого, при условии знания «меню» и индивидуального процесса принятия решений актором можно проанализировать его поведение (КамеЫ & 81агг. 1981).

Методологическая польза подобного рода теоретических моделей не вызывает сомнений. Трудности возникают, когда речь заходит о глобаль­ной, или общепланетарной, международной среде, и прежде всего о внешней среде глобальной международной системы, для которой опи­санные выше примеры являются не более чем контекстом (внутренней средой). Как пишет М. Мерль, внешняя среда глобальной международ­ной системы может быть найдена только в природном окружении: атмо­сфера, стратосфера, Солнечная система... Но тогда наука о международ­ных отношениях должна будет совпасть с метеорологией или же астро­логией (Мег1е. 1988. Р. 122). Исходя из подобного понимания, Г. и М. Спроут считают, что понятие среды операционально при анализе такой конкретной области, как экология, и малопродуктивно при исследовании глобальных международных отношений, которое требует гораздо более высокого уровня абстракции (8ргои1 Н. & М. 1968. Р. 14). С точки же зрения Д. Сингера, понятие среды может быть эффективно в изучении международных подсистем. Что же касается глобальной международной системы, то она может рассматриваться лишь как среда международных подсистем, но не как система в точном значении этого термина, так как она не может иметь отношений (взаимодействовать) с какими-либо родственными системами (8тдег. 1971. Р. 132). Ф. Брайар, напротив, подчеркивает, что любая система, по определению, не может не иметь среды. Это, однако, не означает, что любая система обязательно находится во взаимодействии со своей средой. Существуют не только открытые, но и закрытые системы. К числу последних и принадлежит глобальная международная система (ВгаШагй. 1977. Р. 128). Наконец, приведем здесь позицию Дж. Модельски, согласно которой к среде меж­дународных отношений относится все то, что выходит за ее рамки, т.е. существует независимо от нее, идет ли речь о географическом окруже­нии или о политических отношениях (Мойе1$Ш. 1961. Р. 122).

Как видим, расхождения в понимании международной среды су­ществуют. Однако они не затрагивают специфическую особенность социальной среды глобальной международной системы, ее «интрасо-циетальный» (по выражению Д. Истона (Еа$1оп. 1965. Р. 66) характер, ными словами, речь идет о «внутреннем окружении» (Козепаи. 1969. 45)> или «контексте» (Уоипд. 1968. Р. 24) — совокупности факторов, торая оказывает воздействие на глобальную международную систе­му навязывая ограничения и принуждения ее развитию. Такую сово-ность факторов можно назвать цивилизационными изменениями.

2. Социальная среда. Особенности современного этапа мировой цивилизации

Понятие «цивилизация» появилось в XVIII в. и использовалось вначале для обозначения определенной исторической ступени в развитии общества. Впервые его употребил шотландский философ А. Фергюс-сон (1723—1816). Он рассматривал содержание понятия «цивилизация» в самом широком смысле. Во-первых, цивилизация отличает человеческое общество от животного мира и, во-вторых, от любого иного общества. Но уже со второй половины XVIII в. понятие цивилизации стало трактоваться как определенная совокупность ценностей, обогащаемая в ходе развития общества, его социального и морального со­вершенствования. Миссия цивилизации, как отмечали французские "просветители, состоит в том, чтобы покончить с войнами и завоева­ниями, с рабством и нищетой и распространить на мир славную «им­перию разума». Известные французские социологи конца XIX — начала XX вв. Э. Дюркгейм и М. Мосс относили к цивилизации крупные идеологические, художественные, культурные и политические ценности и движения. Характерная черта цивилизации, по их мнению, в том, что она выходит за пространственные и временные рамки той или иной исторической общности. Поэтому к цивилизации они относили только те элементы жизни общества, которые могут передаваться или заим­ствоваться: формы государственного правления Древней Эллады и Древнего Рима, ценности эпохи Возрождения и Реформации, сказки африканских племен и т.п.

В философии О. Шпенглера (1880—1936) цивилизация — заклю­чительный период в развитии замкнутых, локальных культур (египет­ской, греко-римской, западноевропейской и т.п.). Это их закат и упадок. Цивилизация и прогресс несовместимы. Невозможно и существование единой, общечеловеческой цивилизации.

Идея плюрализма локальных цивилизаций, переживающих не­сколько стадий в своем развитии — от зарождения до гибели — харак­терна и для А. Тойнби (1889—1975). Вместе с тем у него можно найти и идею преемственности, наличия единства в различных цивилизациях, представляющих многочисленные ветви общего древа человеческой истории.

Плюрализм цивилизаций во времени признает и марксизм. Циви­лизация в марксизме — это глобальная эпоха в истории человечества, совпадающая с эпохой классовых формаций, отчуждением человека и вместе с тем — с формированием реальных предпосылок его преодо­ления и «возвращения человека к самому себе как человеку обшест-

венному» (Маркс. Т. 42. С. 116). Ф. Энгельс вслед за.Л. Морганом раз­личал следующие эпохи в развитии человечества: дикость — период преимущественного присвоения готовых продуктов природы; варвар­ство — овладение скотоводством, земледелием, методами увеличения продуктов природы посредством труда; цивилизация — период освое­ния обработки продуктов природы, период промышленности и искус­ства. С точки зрения марксизма важная черта цивилизации — ее по­стоянное развитие от низшего к высшему, т.е. прогресс, хотя он и характеризуется постоянными противоречиями. Таким образом, циви­лизация — это переходная ступень к высшей стадии в развитии обще­ства, к господству демократии в управлении, братству, равенству прав и всеобщему образованию (там же. С. 178). По логике марксизма, это означает, что историческое многообразие цивилизаций сменяется в ко­нечном итоге неким единым общепланетарным устройством челове­ческого общества.

Изменения, происходящие в мире, влекут за собой неизбежные из­менения в понимании термина «цивилизация», содержание которого трансформируется по мере эволюции отражаемого им объекта и раз­вития науки. В понятии «цивилизация» концентрируются наиболее значимые явления всемирной истории, единство и многообразие ма­териальной и духовной культуры человеческого общества, его ценнос­тей, образа жизни и труда. Сегодня понятие цивилизации включает два взаимосвязанных аспекта. С одной стороны, каждый период, каждое общество, каждая нация обладают собственной неповторимой ци­вилизацией. А с другой стороны, в каждом периоде, каждом обществе, каждой нации есть элементы, присущие человечеству в целом. По мере развития науки и техники, средств связи и транспорта, экономических, культурных и иных обменов между государствами, народами и част­ными субъектами количество общих элементов растет.,Понятие циви­лизации приобретает, таким образом, общепланетарный характер, своего рода космическое измерение, отражающее уникальность, непо­вторимость человеческого рода.

В современных условиях одной из важнейших характеристик, свойственных цивилизации в ее. общепланетарном измерении, стано­вится ее вступление в такую фазу, когда острота накопившихся и все продолжающих усугубляться противоречий и проблем делает вполне Реальной угрозу гибели человечества или, по меньшей мере, серьезных потрясений, деградации важнейших аспектов его существования. Речь идет прежде всего о сохраняющейся опасности возникновения термо­ядерной войны, а также резком обострении других глобальных проблем на фоне противоречивых демографических изменений, затяжных ¹ гиональных конфликтов, трудностей в адаптации к требованиям

микроэлектронной революции. К числу насущных конфликтов совре­менности относятся также кризис городов, рост наркомании, преступ­ности и терроризма, деградация культуры и морали, маргинализация значительных масс людей, изменение структуры ценностей, потреб­ностей и идеалов современного человека.

Высокая степень противоречивости современной глобальной циви­лизации ставит под сомнение положение об общественном прогрессе, прежде бесспорное для многих социологических течений. Становится все более явной несостоятельность отождествления научно-техничес­кого или материального прогресса с общественным прогрессом в целом: даже в экономически развитых государствах научно-технический и материальный рост не стал очевидной причиной роста нравственности, духовной культуры или терпимости в национальных и социальных отношениях. Тем более это верно в целом для мира, где развитые страны составляют меньшинство, причем разрыв между ними и слаборазвитыми странами не уменьшается, а, напротив, становится все больше.

Не уменьшается (несмотря на увеличение удельного веса универ­сальных ценностей и проблем, отличающих современное человечество от его предшествующих исторических поколений) и многообразие самобытных (национальных, региональных, конфессиональных) ци­вилизаций и культур. Поэтому возникает вопрос об особенностях их взаимодействия и о характере влияния на международные отношения. Существует три варианта ответа на данный вопрос.

Первый отталкивается от характеристики цивилизации и культуры как некоей контролирующей и регулирующей инстанции, которая сан­кционирует (или не санкционирует) те или иные изменения в соци­альном порядке, связанные с взаимодействием данной общности с дру­гими общностями. Например, если попытки модернизации российского общества путем заимствования западных моделей терпят провал, то объяснение этому следует искать в самобытности российской культуры, которая отторгает чуждые ее традициям способы и формулы ре­формирования.

Второй вариант связан с эволюционной (вернее, «девелопмента-листской») гипотезой, которую разделяли Э. Дюркгейм и М. Вебер, Согласно эволюционной гипотезе, различия между цивилизациями и культурами носят временный и второстепенный характер. Первосте­пенным и постоянным является факт непрерывного движения общества к универсальным культурным ценностям, которые становятся вс более секуляризованными, более рациональными и более совершенными.

Наконец, третий, «диффузионистский», вариант основывается на теории культурных потоков (П. Сорокин, Т. Парсонс), объединяющей положения о самобытности и о конвергенции культур. В соответствии _с этой теорией, более рациональные культуры имеют тенденцию рас­пространяться на другие (путем" заимствования последними их цен­ностей и норм). Результатом такого однонаправленного по сути дви­жения культурных потоков является саморегуляция международной системы. Р. Арон, например, пишет, что планетарное распространение форм и методов дипломатии, универсалий индустриального общества, триумф американской концепции международного правового порядка имеют следствием размывание гетерогенности различных цивилизаций, и их конвергенцию в одну и ту же международную систему, все участники которой стремятся к обладанию одними и теми же средствами богатства и силы (Агоп. 1984. Р. 398—399).

Действительно, сегодня уже невозможно не принимать во внимание феномен всемирного распространения таких ценностей, как права человека, демократия, рыночное общество, материальное благосостоя­ние, потребительская культура, досуг с его искушениями и т.п. При­чиной этого является как давление — причем не только объективное, но и целенаправленное — западной цивилизации, так и расширение «культурного импорта» народами Востока. А наиболее эффективными средствами подобного рода «культурного (или цивилизационного) об­лучения» выступают средства массовой информации.

В эпоху перехода к постиндустриальному обществу путь к славе, богатству и могуществу лежит через обладание источниками и средст­вами распространения информации. Спутниковое телевидение, теле­факсы, электронная почта делают возможным практически мгновен-¹ ную передачу информации из одной точки мира в другую. Но распро­странение информации о том или ином событии дает возможность не только знакомить с ним огромную аудиторию, но и пропагандировать «за» или «против» него, иначе говоря, использовать его в собственных интересах. Манипулирование информацией стало одним из источников обострения отношений между Севером и Югом, а также причиной выдвинутого развивающимися странами требования нового междуна­родного информационного порядка. Информация творит событие по меньшей мере настолько же, насколько она просто дает о нем сведения. Репортер не только свидетель, и действующее лицо. Именно поэтому во многих странах мира жур-злисты составляют значительную часть «пропавших без вести», заключенных, казненных, заложников или высылаемых лиц (8ашие1. 1990. Р 109). Падение Берлинской стены и крушение социализма в значитель-^и Мере объясняется тем, что режим в восточной части Германии ничего не мог противопоставить массированной информации о западном образе жизни, а следовательно, и эффекту межгруппового сравнения. Распро­странение через частные и зарубежные теле- и радиоканалы, а также через периодическую печать ценностей и идеалов европейской либе­ральной демократии — многопартийности и конкуренции партий, вы­борности руководящих лиц, уважения прав и свобод личности — стало одной из причин массовых протестов студенческой молодежи стран Тро­пической Африки против тоталитарных режимов и вступления этих стран на путь политической и экономической модернизации.

Примеры влияния западной культуры и цивилизации на социокуль­турные и политические процессы в мире можно было бы перечислять и дальше. Революция в средствах массовой информации необычайно уве­личила масштабы и сократила сроки обмена культур друг с другом во всемирном масштабе. Но такой обмен не бывает эквивалентным. Сегод­ня Запад фактически стал «референтной группой» мировой цивилиза­ции. Его авторитет, престиж, богатство способствуют тому, что свойст­венные ему понимание реальности, эталоны поведения, образ жизни, политические институты навязчиво распространяются по всему миру.

Однако это распространение нельзя представлять себе как чисто механическую пересадку так называемых прогрессивных форм в другие культуры и цивилизации. Заимствование западной модели имеет определенные пределы. Любые универсалии — будь то рыночное об­щество, права человека или самоценность человеческой жизни — ос­танутся пустым звуком, или, более того, будут отторгнуты, если не удастся адаптировать их к самобытной культуре того или иного народа, его традициям и историческим ценностям. Такая адаптация неизбежно сопровождается процессом переоценки переносимых традиций и цен­ностей, стремлением цивилизации-импортера сохранить их ядро, свои основные культурные нормы. Поэтому встреча цивилизаций, как пра­вило, вносит в международную систему дестабилизирующее начало. Сегодня это можно видеть на примере того сопротивления, которое оказывает западной модели мусульманский мир, усматривающий в ней угрозу своим культурным нормам и защищающий их от разрушения. Россия, находящаяся на перекрестке двух мировых цивилизации, испытывает потрясения каждый раз, когда на нее накатывает новая крупная волна западного или восточного влияния.

В то же время опыт показывает, что результатом встречи различных цивилизаций и культур никогда не бывает 'замещение или вытеснение одной из них. Всегда имеет место сложный процесс взаимодействия, всегда усвоение элементов иной культуры сопровождается сохранени­ем, а иногда и усилением самоидентичности культуры-импортера. Так например, на протяжении XIX и XX вв. «мусульманский мир» пер

жил несколько сменявших друг друга идейных течений — реформист­ского, возрожденческого, панисламистского и секуляристского харак­тера. Каждое из них, в том числе и панисламизм, возникало не без влияния со стороны Запада. Но при этом ни одно из них, в том числе и секуляризм, не может рассматриваться как поглощение мусульманских культурных норм западными ценностями. Более того, возникает ' вопрос о реальном статусе идеи «светскости в мусульманском мире» И использования по отношению к последнему концептов и формул «трансатлантического» типа (Байге. 1993. Р. 84).

Объективные культурные пределы универсализации западной ци-вилизационной модели указывают как на бесперспективность попыток ее бездумного копирования и пренебрежения национальными тради­циями, так и на бесперспективность сохранения самобытности путем самоизоляции и отрицания завоеваний всемирной цивилизации. Это доказывает пример Ирана: ни предпринятая шахом М.-Р. Пехлеви (при поддержке США) попытка форсированной модернизации по западному образцу, сопровождавшаяся подавлением самобытных культурных традиций, ни желание А. Хомейни спасти самоидентичность путем очищения от «западной скверны» и возврата к традиционным ценностям (тем более, в их наиболее непримиримой, радикальной версии) не способствовали стабилизации иранского общества и международной системы в целом. В то же время пример Японии доказывает возмож­ность сохранения самобытных культурных норм, национальных тра­диций (выступающих в роли мотиваций развития) в сочетании с вос­приятием западных ценностей-

Таким образом, многообразные процессы, связанные с дихотомией единства и плюрализма цивилизаций и культур, которая присуща со­временному миру, составляют социальную («интрасоциетальную») среду, которая оказывает существенное и все возрастающее влияние на эволюцию и характер международных отношений. Не. меньшее значе­ние имеет внесоциальная («экстрасоциетальная») среда, накладывающая свои ограничения и принуждения на международную систему. Ис­следования данного аспекта среды международных отношений чаще всего соотносятся с таким понятием, как «геополитика».

3.Внесоциальная среда. Роль геополитики в науке о международных отношениях

Предпринимались многочисленные попытки определить содержание понятия «геополитика». Первое и наиболее общее определение квали­фицирует ее как изучение взаимосвязей и взаимозависимостей между державной политикой государства и географической средой, в рамках которой она осуществляется. Традиционно геополитику считают одним из ответвлений политического реализма, представляющего меж­дународные отношения как силовые отношения между государствами

Возникновение термина «геополитика» связано с именем шведского профессора и парламентария Рудольфа Челлена (1846—1922). Изучая систему управления, которая имеет целью создание сильного го­сударства, он пришел к выводу (в 1916 г.) о необходимости органичес­кого сочетания пяти тесно связанных между собой, взаимовлияющих элементов политики: экономополитики, демополитики, социополити-ки, кратополитики и геополитики.

О геополитике говорили еще Геродот и Аристотель, Н. Макиавелли и Ш. Монтескье, Ж. Боден и Ф. Бродель... Однако выявление понятия «геополитика» — заслуга не только европейской науки. Еще в VI в. до н.э. китайский мыслитель Сун Ци составил описание шести типов местности и девяти типов пространства, которые должен знать стратег для успешного ведения военной политики. Ибн Хальдун в XIV в. свя­зывал духовные силы человеческих объединений (социальных об­щностей, в современной терминологии) — их способность или неспо­собность к сплочению и борьбе за завоевание и сохранение могущест­венной империи — с тем импульсом, который исходит от природной среды. Но геополитика как одна из специально изучаемых проблем науки появляется в конце XIX в., когда немецкий географ Фридрих Ратцель (1844—1904) и его ученики создали дисциплину, призванную изучать взаимосвязь между географией и политикой, исходя из поло­жения страны в пространстве и ее границ. Великими являются те на­роды, полагал Ф. Ратцель, которые обладают чувством пространства, следовательно, границы могут подлежать сужению или расширению в зависимости от динамизма рассматриваемого народа. Во времена Третьего рейха подобные идеи привели соотечественника Ф. Ратцеля, Карла Хаусхофера (1869—1946) к опасной теории «жизненного про­странства», взятой на вооружение нацистами для обоснования своих захватнических планов.

Крупный вклад в развитие геополитических идей внесли английский географ и политический деятель Хэлфорд Джон Макиндер (1861— 1947), а также американские ученые: адмирал Альфред Мэхэн (1840— 1914) и профессор Йельского, университета Николас Дж. Спайкмен (1893—1943). Адмирал Мэхэн уже в 1900 г. выдвигает идею об антагонизме морских и сухопутных государств и о мировом господстве морских держав, которое может быть обеспечено путем контроля над серией опорных пунктов вокруг евразийского континен­та. Основные идеи Х.Д. Макиндера изложены в таких известных его работах, как «Географическая ось истории» (1904), «Демократические идеалы и реальность» (1919) и «Мировой круг и завоевание мира» л 943). В них он формулирует понятия «Мировой остров» и «Срединная земля» («Хартленд»). «Мировой остров» представляет собой соединение трех компонентов — Европы, Азии и Африки. Что же касается «Срединной земли», то под ней понимается обширная долина, простирающаяся от Северного Ледовитого океана до азиатских степей и выходящая на Германию и Северную Европу, сердцем которой является Россия. Проводя прямую линию от Адриатики (к востоку от Венеции) до Северного моря (восточнее Нидерланд), он разделяет Европу на две непримиримые между собой части — Хартленд и Коустленд (Прибрежная земля). При этом Восточная Европа остается зоной при­тязания обеих сторон, следовательно, зоной нестабильности. Германия претендует на господство над славянами (Вена и Берлин в средние века были славянскими землями, а Эльба служила естественной границей между славянскими и неславянскими народами). Х.Д. Макин-дер сформулировал (широко цитируемый ныне в нашей литературе) «геополитический императив», согласно которому тот, кто правит Вос­точной Европой, — правит Срединной землей, кто правит Срединной землей, — правит и Мировым островом, кто правит Мировым островом, — тот господствует над миром. Однако не все, цитирующие сегодня этот «императив», обращают внимание на то, что даже К. Хаусхофер достаточно критически относился к взглядам Макиндера. Еще большей критике подвергаются эти взгляды со стороны современных спе­циалистов в геополитике, например Ива Лякоста (Ьасо$1е. 1988).

Н.Дж. Спайкмен в работе «Американская стратегия в мировой по­литике. Соединенные Штаты и баланс силы» (1942) формулирует по­нятие «РимленД», имеющее стратегическую нагрузку. Под этим поня­тием подразумевается дуга, соединяющая СССР и Мировой остров. Она проходит от Балтики до Центральной и Юго-Восточной Азии через Западную Европу, Средиземноморье и Ближний Восток. Являясь периферией Срединной Земли, Римленд, по мысли Спайкмена, Должен был стать платформой сопротивления советской экспансии и сдерживания ее. Термин Спайкмена «Римленд» совпадает с тем, что Макиндер называл «внутренней маргинальной дугой». Спайкмен до­казывает, что даже если Хартленд и существует географически, то его неувязвимость, во-первых, серьезно нарушена развитием стратегической авиации и других новейших средств вооружений; во-вторых, (вопреки прогнозам Макиндера) он не достиг того уровня экономического Развития, который позволил бы ему стать одним из передовых регионов мира. Как утверждает Спайкмен, решающая борьба и в Первой, и во Второй мировых войнах разворачивалась не в зоне Хартленда и не за обладание им, а на берегах и землях Римленда. Мировое господство не зависит от контроля над Восточной Европой, поэтому следует отка­заться от «геополитического императива» Макиндера, ведь вопреки ему «судьбы мира контролирует тот, кто контролирует Римланд».

Дата добавления: 2015-07-02