Достоверен ли образ императора Константина, нарисованный в романе Брауна?

— Читаем: "Он всю жизнь прожил язычником, и крестили его только на смертном одре, когда он был слишком слаб, чтоб протестовать. <...> К несчастью для него, Римскую империю в те времена охватили беспорядки на религиозной почве. <…> Христиане воевали с язычниками, и конфликт настолько разросся, что Риму угрожал раскол на два отдельных государства. <…> И вот в 325 г. … он <Константин> решил объединить Рим под знаменем одной религии. А именно — христианства" (с. 280).

Верно тут только одно: Константин действительно крестился лишь на смертном одре. Но так поступали многие христиане той поры — из-за страха осквернить свою душу грехами, совершенными после крещения. Племянник Константина, император Юлиан Отступник, попробовавший вернуться к язычеству, никогда не утверждал, что его убеждения те же, что и у его великого дяди.

Раздел Рима на два государства начал гонитель христиан — Диоклетиан. Причем деление он предложил по чисто географическим признакам, а отнюдь не по религиозным. Кстати, именно Диоклетиан, сам того не ведая, и выступил в роли "сепаратора", отделившего канонические Евангелия от апокрифов. Зная роль Писания в жизни христиан, он в 303 г. приказал епископам сдать в римские судилища свитки Евангелий. Епископы же воспользовались малой осведомленностью римских чиновников в вопросах богословия—и вместо подлинных, ценимых Церковью Евангелий принесли подделки — апокрифы, украшенные, однако, тем словом, которое значилось в императорском эдикте[19]. Так что большая часть апокрифических рукописей сгорела совсем не в тех кострах, что разжигали "христианские фанатики", а на задних дворах языческих римских канцелярий.

Христиане времен обращения Константина были весьма далеки от того, чтобы быть половиной населения империи. Оценки историков колеблются в диапазоне от пяти процентов[20] до двенадцати процентов[21] населения. Причем восточная половина империи была христианизирована значительно больше, чем западная. Константин же до 323 г. оставался правителем Запада; следовательно, он не мог смотреть на христиан как на политическую силу. Известно предание о святителе Василии Великом: когда он пришел в Неокесарию, в этом большом городе было только семнадцать верующих, а к кончине святителя осталось лишь семнадцать язычников.

При этом не нарастала, а напротив, угасала религиозная враждебность разных религиозных групп империи. За три века соседи успели хорошо узнать христиан и перестали возмущаться их "неверием" в официальных богов. Империя по инерции, по привычке время от времени вспоминала о Церкви и имитировала наведение единомыслия. Но народный антихристианский энтузиазм уже угас. Решительность же христианских мучеников вызывала у римлян уважение.

Никаких "беспорядков" не было. Диоклетиан провел умную административную реформу. Христиане же лояльно относились даже к гонителям.

Самое большее проявление бунта, на которое они решились, известно из свидетельства современника: "Сразу же, как только в Никомидии был обнародован указ о Церквах, некий человек, не безызвестный, но самого высокого, по мирским представлениям, звания, движимый горячей ревностью по Боге и побуждаемый верой, схватил указ, прибитый на виду в общественном месте, и разорвал его на куски, как безбожный и нечестивейший. <...> человек… прославившийся таким образом, выдержал всё, что полагалось за такую дерзость, сохраняя до последнего вздоха ясный ум и спокойствие" (Евсевий Кесарийский. Церковная история. 8, 5).

И уж совсем неприкрытой ложью являются слова Брауна о том, что "христиане воевали с язычниками" (с. 280). Обратите внимание на построение фразы. Можно было сказать, что "язычники воевали с христианами". Можно было бы сказать о "взаимной вражде язычников и христиан". Но Браун построил фразу так, что активно-нападающей, агрессивной стороной выглядят именно христиане. А ведь до Константина проявления этой вражды было очевидно асимметричны: христиане методами философской полемики критиковали языческую религию (тем же, кстати, занимались многие языческие комедиографы и философы), а языческий мир преследовал христиан пытками и казнями. В фильме, увы, это еще более подчеркнуто: толпа христиан, вооруженных копьями и крестами, бросается на беззащитных язычников, убивает их и сбрасывает прекрасные статуи с языческих храмов... Вот именно до обращения императора Константина ничего такого не было и быть не могло.

Еще один "достоверный" тезис Брауна — утверждение, будто на I Вселенском Соборе по указке Константина решались вопросы, какие Евангелия считать подлинными, какие — мнимыми. Однако ни о чем таком не говорит ни один из источников IV в.

Ни "Жизнь Константина" Евсевия Кесарийского, ни "Церковная история" Феодорита Кирского, ни "Церковная история" Сократа Схоластика, ни "Церковная история" Созомена, ни творения святителя Афанасия Великого не упоминают о том, будто на этом Соборе обсуждался вопрос библейского канона.

Святитель Афанасий Великий, активнейший участник I Собора, в 367 г. пишет специальное послание (39-е праздничное), в котором перечисляет книги Нового Завета, но и в нем он никак не упоминает, будто этот перечень имеет какое-то отношение к Собору.

Вопрос о границах библейского канона не вызывал соборных дискуссий вплоть до Лаодикийского собора 363 г. и III Карфагенского собора 397 г. Если бы Вселенский Собор уже решил этот вопрос в 325 г., то было бы странно обращение к этому же вопросу позднейших частных соборов, вдобавок без малейших ссылок на предыдущее авторитетное решение.

Все это очень легко проверяется и по древнейшим источникам, и по научной литературе.

Версия о том, что Никейский Собор формировал библейский канон, впервые зазвучала в сочинении "Libellus synodicus", изданном в 1601 г. страсбургским богословом И. Паппусом. Уже отсюда понятно, что это никак не современник Собора 325 г. Впрочем, некоторые историки полагают, что Паппус переработал более древний оригинал — греческую рукопись IX в. В любом случае "в нем несомненная историческая правда перемешана с различными домыслами и интерполяциями автора, в духе позднейшего католицизма"[22], этот источник "довольно подозрителен и стоит на плохом счету у серьезных, независимых ученых"[23].

Ни один другой источник не дает оснований полагать, что на I Соборе обсуждался вопрос о каноне Нового Завета.

Дата добавления: 2015-07-02