Мильтиад, или осужденный победитель 2 страница

[286]

и не ратифицировало договор[571], для персов это уже не могло иметь никакого значения. Или, точнее, имело значение того, что подданные взбунтовались и должны быть (если не сразу, то с течением времени) усмирены. Афины, таким образом, находились в весьма щекотливом положении, которое становилось еще более уязвимым в силу второго обстоятельства: при персидском дворе находился свергнутый тиран Гиппий. Этого дряхлого[572], но, похоже, еще не утратившего надежд на реванш старца держали там скорее всего "для острастки" и в качестве запасного варианта. К тому же ни для кого не было секретом, что в Афинах по-прежнему остается достаточно влиятельной политическая группировка, в которую входили сторонники и даже родственники Гиппия. Возглавлял эту группировку некий Гиппарх, сын Харма, которого иногда считают внуком Гиппия[573], впрочем, на наш взгляд, без достаточных к тому оснований. И дело тут даже не в том, что внуку тирана не позволили бы безнаказанно оставаться в Афинах; напротив, Аристотель (Ath. pol. 22. 4) прямо пишет, что "афиняне со свойственной народу снисходительностью позволили тем из сторонников тиранов, которые не принимали участия в их преступлениях во время смут, проживать в городе"[574]. Однако разве захотел бы сам Гиппий, уходя из Афин, оставить своего внука в руках враждебных граждан, подвергая его риску всевозможных опасностей? Ведь Гиппий очень заботился о собственном потомстве. Достаточно вспомнить о том, что, собственно, отказаться от тирании его заставил страх за судьбу своих детей (см. в предыдущей главе)[575]. Но в

[287]

том, что Гиппарх, сын Харма, принадлежал к Писистратидам и находился в каком-то родстве с изгнанным тираном, сомневаться не приходится[576]. Этот политик в начале V в. до н.э. настолько усилил свое влияние, что был даже избран архонтом-эпонимом на 496/495 г. Очевидно, число афинян, с ностальгией вспоминавших о временах тирании, было довольно значительным. Впрочем, вряд ли Гиппарх открыто призывал к отмене реформ Клисфена, реставрации режима единоличной власти и возвращению Гиппия. В источниках об этом ничего не сообщается, да и в целом выглядит маловероятным. Видную (пожалуй, наиболее видную) роль в политической жизни Афин первых лет V в. до н.э. продолжала играть группировка, ориентировавшаяся на Алкмеонидов. Клисфена в это время, судя по всему, уже не было в живых[577], и его сторонников возглавлял, как можно утверждать с наибольшей степенью уверенности, его родственник по женской линии Ксантипп (впоследствии — отец Перикла)[578]. Алкмеонидов тоже нельзя причислить к решительным противникам Персии. Их позиция по отношению к Ахеменидской державе может быть охарактеризована скорее как умиротворительная. Имея давние и выгодные связи с Востоком, Ахемениды отнюдь не были расположены ссориться с крупнейшим в этом регионе центром силы. Поэтому они, в принципе, могли идти на коалиции с группировкой Гиппарха, сына Харма, но лишь до определенной черты. Прежде всего последователи Клисфена ни в коем случае не потерпели бы реставрации Гиппия в Афинах. К тому же, помимо "персидского вопроса", весьма животрепещущими в афинской внешней политике оставались отношения со Спартой. В период клисфеновских реформ два сильнейших в Балканской Греции государства находились

[288]

на грани войны, а временами даже переходили за эту грань. И в дальнейшем афино-спартанские отношения некоторое время не могли нормализоваться. Носителями антиспартанских настроений по преимуществу были Алкмеониды, и в этом они не могли найти общего языка с группировкой Гиппарха. Дело в том что, как мы видели выше, спартанцы помирились с Гиппием и даже одно время вынашивали планы возвращения его в Афины. Еще одна политическая группировка, которая на протяжении 90-х годов V в. до н.э. только начинала формироваться, но уже сразу заявила о себе как о влиятельной силе, возглавлялась молодым перспективным политиком Фемистоклом. Первоначально Фемистокл был близок к Алкмеонидам[579], однако затем отошел от них. Причинами этого были, во-первых, безусловно, его личные амбиции, нежелание оставаться на вторых ролях, во-вторых же, примиренческая позиция Алкмеонидов по отношению к Персидской державе. Фемистокл, очевидно, чутко уловивший настроения широких масс демоса, осознал, что эта позиция будет становиться всё более непопулярной, и возглавил ту часть гражданского коллектива, которая была настроена по отношению к персам особенно непримиримо. Что же касается Спарты, то с ней Фемистокла тоже ничего не связывало. Избрание этого политика архонтом-эпонимом на 493/492 г. до н.э.[580] со всей убедительностью продемонстрировало, что теперь с ним нельзя уже было не считаться. Итак, внутриполитическая жизнь в первые годы молодой афинской демократии была предельно интенсивной и напряженной. При этом не может не броситься в глаза, что главные вопросы, встававшие на "повестку дня", относились, вопреки достаточно распространенному мнению, отнюдь не к форме правления (крайне затруднительно было бы отыскать в Афинах этого времени принципиальных, "идейных" сторонников демократии, олигархии и т.д.). Главными аспектами борьбы были, с одной стороны, межличностное противостояние крупнейших политических лидеров, в начале V в. до н.э. происходивших еще, как и прежде, исключительно из среды аристократической элиты, а с другой —

[289]

дискуссия по поводу выбора внешнеполитических ориентации (главными здесь были, повторим, вопросы, о modus vivendi с Персией и Спартой).

* * *

Раскол мнений стал вполне очевидным уже в период Ионийского восстания, ознаменовавшего собой начало Греко-персидских войн. Как мы видели в предыдущей главе, Спарта отказала ионийцам в помощи. После этого посольство восставших во главе с Аристагором направилось в Афины, где бывший милетский тиран держал речь перед народным собранием. Здесь ему удалось добиться большего успеха: афиняне послали в Восточную Эгеиду эскадру из 20 кораблей под командованием влиятельного гражданина Меланфия[581]. Не приходится сомневаться в том, что решение далось непросто: Геродот (V. 97) сообщает, что Аристагору пришлось долго и настойчиво просить афинян о помощи, осыпать их всевозможными обещаниями. Мы не можем сказать с полной уверенностью, какая политическая группировка сыграла главную роль в отправке эскадры. Во всяком случае, вряд ли это было бы сделано без согласия Алкмеонидов, влияние которых на тот момент было преобладающим[582]. Не ис-

[290]

ключаем, что решение было принято в известной мере в пику спартанцам: вот-де, они устранились от содействия братьям-эллинам, а мы поможем! Однако прибывший в Ионию афинский контингент вел себя непоследовательно и после первых же неудач был отозван на родину (Herod. V. 103). Ионийцы и после этого обращались в Афины за помощью, но теперь получили решительный отказ. Возможно, афинские политические лидеры посчитали, что восставшие слишком уж решительно и безоглядно, со смелостью обреченных, ведут атакующие действия против персов, не думая о возможных последствиях. Впрочем, всех нюансов происходивших в первой половине 90-х годов V в. событий мы не можем реконструировать на основании краткого рассказа Геродота. Наивным было бы думать, что отзыв афинской эскадры сыграл сколько-нибудь значительную роль в конечной судьбе Ионийского восстания. Его неудача была предрешена ввиду слишком уж большого перевеса сил у персов. Тем не менее можно уверенно утверждать, что, когда в 494 г. до н.э. в Афины пришла весть о падении Милета, в народном собрании раздавались голоса в том духе, что в поражении ионийцев есть доля и афинской вины. Нашумевшая трагедия драматурга Фриниха "Взятие Милета", поставленная в архонтство Фемистокла и имевшая ярко выраженную антиперсидскую направленность, произвела в городе настоящий шок (Herod. VI. 21). Враждебные по отношению к Персии настроения резко возросли, тем более что всем было понятно: теперь от попытки "возмездия" со стороны Дария все равно не уйти. И действительно, после подавления Ионийского восстания у персов, во-первых, были развязаны руки для активизации дальнейших наступательных действий на западе. Во-вторых, у них появлялся теперь и подходящий предлог для вмешательства в дела Балканской Греции. Таким предлогом было "наказание" Афин и Эретрии за то, что они предоставили помощь ионийским "мятежникам". Не забудем о том, что афиняне после злополучного посольства при Клисфене по-прежнему рассматривались Ахеменидами как подданные. Впрочем, персидские власти, по своему обыкновению, не спешили, очевидно, полагая, что победа от них в любом случае не уйдет. Во всяком случае, основательность подготовки Дарий явно предпочитал быстроте удара. В 492 г. царский зять Мардоний, один из лучших персидских военачальников того времени, во главе сильного флота и армии дви-

[291]

нулся северным берегом Эгейского моря "на Эретрию и Афины" (Herod. VI. 43). На этот раз силы вторжения ждала неудача: флот потерпел крушение в буре у мыса Афон, а сухопутное войско понесло большие потери от ночного нападения фракийцев. Мардоний возвратился в Азию, так и не достигнув пределов Эллады; однако новая экспедиция была, естественно, лишь вопросом времени. К этому времени персы уже приняли твердое решение восстановить Гиппия у власти в Афинах (Herod. V. 96). В такой-то обстановке, в высшей степени напряженной и с году на год осложняющейся, в афинской политической жизни неожиданно появилось и сразу властно заняло лидирующую позицию новое действующее лицо, — точнее, "хорошо забытое старое". Это и был Мильтиад, главный герой данной главы. Главным источником, сообщающим о жизни и деятельности Мильтиада, является опять-таки Геродот. Здесь мы попадаем в ситуацию, сходную с той, с которой столкнулись, когда писали о Клеомене I. Сведения "отца истории" о Мильтиаде чрезвычайно важны и информативны. Он рассказывает о происхождении Мильтиада, о деяниях его ближайших предков и родственников, приводит факты первого периода биографии этого афинского политика (в частности, связанные с его пребыванием на Херсонесе Фракийском), а особенно подробно останавливается, что вполне понятно, на времени наибольшей славы Мильтиада, на последнем этапе его карьеры (рубеж 90 — 80-х годов V в. до н.э.). Но при этом Геродот не дает единого и связного повествования о Мильтиаде; перед нами скорее цепь отдельных экскурсов (наиболее богата такими экскурсами шестая книга "Истории", кульминацией которой является Марафонская битва), и исследователь должен решать задачу приведения всех этих данных во взаимное соотношение и правильную хронологическую последовательность. Большая часть той информации о Мильтиаде, которая содержится в произведениях более поздних представителей нарративной традиции, прямо или косвенно восходит к Геродоту. Спорадически упоминаются, правда, и некоторые новые нюансы его биографии, но обычно бывает трудно судить, насколько эти детали аутентичны. Ведь образ Мильтиада по мере складывания традиции о нем[583] все более подвер-

[292]

гался мифологизации. Марафонский победитель был в числе тех политических деятелей, которые практически сразу же превращались в предмет пропагандистской борьбы, становились знаменем тех или иных тенденций, что, естественно, не способствовало формированию объективного и беспристрастного отношения к нему. Существует античное жизнеописание Мильтиада, принадлежащее перу римского биографа I в. до н.э. Корнелия Непота (кстати, именно оно открывает сборник непотовских биографий). Впрочем, это произведение приходится отнести к малоинформативным, к тому же нелегким для использования. Смесь сведений, полученных из Геродота, да зачастую при этом еще и искаженных, и собственных домыслов, порой отдающих беспочвенной фантазией, — вот что оно собой представляет. При очень небольшом объеме в нем огромное количество разного рода путаницы и несообразностей[584]. Достойно сожаления, что биографию Мильтиада не написал Плутарх. Даже удивительно, почему "херонейского мудреца" не привлекла эта колоритная фигура (а может быть, плутархово жизнеописание Мильтиада существовало, но не дошло до нас?[585]). Что же касается современной историографии о Мильтиаде, то одним из важнейших исследований и по сей день остается работа Г. Берве[586]. Существуют и другие посвященные ему монографии (Г. Бенгтсон, К. Кинцль)[587]. В ряде статей рассматриваются отдельные события жизни Мильтиада, в том числе его правление на Херсонесе Фракийском[588], Мара-

[293]

фонское сражение[589], суд над этим афинским полководцем[590]. В отечественном же антиковедении фигура Мильтиада по непонятным нам причинам находится в совершенном небрежении. Достаточно привести один пример. В книге В.М. Строгецкого[591] анализируется политическая история Греции в V в. до н.э. (до Пелопоннесской войны) и, соответственно, достаточно подробно говорится о деятельности Фемистокла, Аристида, Кимона, Эфиальта и др., а вот имя Мильтиада парадоксальным образом даже не упоминается (!). Нам представляется, что это связано со следующим обстоятельством. В российской науке об античности вплоть до совсем недавнего времени (особенно в советский период) было в основном принято рассматривать политическую борьбу в классических Афинах под углом будто бы имевшего место дуального противостояния "демократы — олигархи". Мильтиад, пожалуй, в меньшей степени, нежели любой другой афинский политик, укладывается в эту схему. Напротив, во всех перипетиях его биографии наиболее выпукло выступает на первый план личностно-харизматический, а не "программно-идеологический" фактор. Таким образом, он оказывался фигурой, "неудобной" для анализа с точки зрения априорных теоретических установок; можно было, конечно, попытаться разрешить возникающее противоречие, но гораздо легче было сделать вид, что Мильтиада как бы вовсе не существовало.

* * *

Мильтиад, сын Кимона, из дема Лакиады (таково было его полное гражданское имя после клисфеновских реформ) родился в Афинах в середине VI в. до н.э. Точная дата его рождения, как и практически для всех афинских политиков этого времени, неизвестна. Обычно в качестве таковой называют — в известной мере условно и приблизительно — 550 г. до н.э. Может быть, эту датировку следовало бы удрев-

[294]

нить на четыре — пять лет. В 524/523 г. до н.э. Мильтиад был архонтом-эпонимом, а эту должность разрешалось занимать лишь лицам, достигшим тридцатилетнего возраста. Впрочем, в период тирании Писистратидов в политической жизни были возможны любые исключения из правил (например, крайне сомнительно, что сын Гиппия Писистрат Младший, являвшийся архонтом-эпонимом в 522/521 г. до н.э., к этому времени достиг уже тридцати лет), так что придавать этому обстоятельству слишком большой вес не следует. Тираны вполне могли санкционировать занятие архонтского поста гражданином, не удовлетворявшим каким-то формальным требованиям для этого (в частности, слишком молодым), если этот гражданин устраивал их по иным критериям. По происхождению Мильтиад был знатнейшим аристократом. Он принадлежал к роду Филаидов, одному из самых древних и уважаемых в Афинах[592]. Можно ответственно утверждать, что по своей роли в афинской истории Филаиды если и уступали кому-нибудь, то разве что Алкмеонидам. По интересному совпадению оба рода были не исконно аттическими ("автохтонными"), а иммигрантскими, прибывшими на свою новую родину на рубеже II —I тыс. до н.э. Если Алкмеониды были потомками пилосских беженцев Нелеидов, то Филаиды возводили свое происхождение к не менее знаменитым предкам, в конечном счете к сыну Зевса Эаку, правившему, согласно легендарной традиции, на Эгине. Внуком Эака был могучий Аякс, царь Саламина, прославившийся в Троянской войне, а сыном (или, по другим сведениям, вну-

[295]

ком) Аякса, в свою очередь, Филей, переселившийся с Саламина в Аттику и ставший основоположником-эпонимом рода Филаидов (Herod. VI. 35; Plut. Sol. 10; Paus. I. 35. 2). Изначальной резиденцией рода стала местность на восточном аттическом побережье, в районе Браврона, иными словами, в регионе, который в VI в. до н.э. назывался Диакрией. Отнюдь не случайно при создании системы демов Клисфеном тот дем, центром которого был Браврон, получил официальное название Филаиды[593]. Однако аристократический род, если он хотел быть влиятельным не только на локальном, но и на общеполисном уровне, должен был обзавестись резиденцией также и в самих Афинах или, по крайней мере, поблизости от них. Так и поступили Филаиды (если не все, то во всяком случае одна или несколько самых сильных входивших в род семей), причем, судя по всему, довольно рано. Уже к концу VI в. до н.э., как показывает демотик Мильтиада и его потомков, эта ветвь Филаидов обосновалась в пригородной местности (дем Лакиады). Род Филаидов уже в архаическую эпоху дал Афинам целый ряд выдающихся политических деятелей. Так, в середине VII в. до н.э. должность архонта-эпонима занимал некий Мильтиад (Paus. IV. 23. 10; VIII. 39. 3). В том, что это лицо принадлежало к интересующему нас роду и, таким образом, являлось далеким предком главного героя данной главы, сомневаться практически не приходится: имя Мильтиад в архаическую, да еще и в классическую эпоху было употребительно в афинском полисе исключительно у Филаидов. Интереснее другое: в традиции фигурируют два (!) архонтства Мильтиада — 664/663 и 659/658 гг. до н.э., что является редчайшим, просто-таки уникальным случаем. Как известно, по афинским законам дважды занимать эпонимную должность запрещалось. За какие же заслуги для Мильтиада было сделано исключение? Или, может быть, перед нами не один, а два архонта, которые были тезками и, соответственно, родственниками? И в том, и в другом случае можно утверждать, что роль Филаидов в политической жизни Афин была в VII в. до н.э. чрезвычайно большой, что род занимал в это время в полисе какое-то особое положение. Сказанное подтверждается двумя обстоятельствами. Во-первых, для Филаидов традиция фиксирует полное и непрерывное генеалогическое древо — от легендарного

[296]

Аякса вплоть до VI в. до н.э.[594] Независимо от степени аутентичности тех или иных конкретных компонентов этой стеммы, само ее наличие — опять-таки большая редкость. Ничем подобным не могут похвастаться ни Алкмеониды, ни даже Писистратиды. Единственный род, который способен соперничать с Филаидами в данном отношении, — Кодриды-Медонтиды, но они ведь являлись династией басилеев, что способствовало сохранению их генеалогических преданий на государственном уровне. По этой логике выходит, что Филаиды либо проявляли особо обостренный интерес к своему происхождению, сохраняя в памяти линию преемственности, либо были настолько влиятельны, что об их предках знали все. Скорее всего, сыграли роль оба этих фактора. Во-вторых, уже во второй половине VII в. до н.э. род Филаидов породнился с такими могущественными правителями, какими были тираны Кипселиды в Коринфе (Herod. VI. 128). Кто-то из Филаидов (скорее всего, Агаместор) взял в жены дочь основателя коринфской тирании Кипсела, сестру Периандра. Надо полагать, коль скоро Кипселиды вступили в матримониальные отношения с Филаидами, они считали их равными себе по статусу. Через брак с коринфянкой в ономастикой Филаидов попало имя Кипсел. Представитель рода, носивший это имя, был видным политиком в Афинах солоновского времени и занимал должность архонта-эпонима в 597/596 г. до н.э.[595] И в дальнейшем многие его сородичи становились в Афинах высшими магистратами. В 566/565 г. до н.э. архонтом-эпонимом был Гиппоклид, сын Тисандра (возможно, племянник Кипсела и, во всяком случае, член рода Филаидов). Именно при нем, кстати, в Афинах были учреждены Великие Панафинеи. Гиппоклид вырисовывается из источников (прежде всего из Геродота, VI. 127-129) как довольно колоритная фигура. За несколько лет до своего архонтата, в 571 г. до н.э., он наряду с другими претендентами сватался к Агаристе, дочери Клисфена Сикионского, и даже считался фаворитом, но в конечном счете своим распущенным поведением утра-

[297]

тил симпатии Клисфена, который предпочел ему другого жениха (Алкмеонида Мегакла)[596]. Уже ближе к концу VI в. до н.э. был архонтом-эпонимом (в 508/507 г. до н.э.) и вообще играл ведущую роль в политической жизни еще один Филаид - Исагор, сын Тисандра, о котором подробно говорилось в предыдущей главе[597]. Случилось побывать архонтом и Мильтиаду — марафонскому победителю, о чем речь еще впереди. В целом из разрозненных данных, содержащихся в самых различных источниках, складывается впечатляющая картина в высшей степени успешной деятельности могучего, богатого и политически весьма активного рода[598]. Двумя крупнейшими представителями Филаидов в VI в. до н.э. были дядя и родной отец интересующего нас Мильтиада. Первое из этих лиц — Мильтиад, сын упоминавшегося выше архонта Кипсела, — известно в исследовательской литературе как Мильтиад Старший (во избежание смешивания его с марафонским победителем, Мильтиадом Младшим). Кстати, такое смешивание имело место уже в античности, у некоторых не отличавшихся акрибией авторов (например, у Непота, как мы видели выше). А случались и аберрации противоположного порядка: так, Элиан (Var. hist. XII. 35) утверждает, что было "три Мильтиада: первый — основатель Херсонеса, второй — сын Кипсела, третий — Кимона". Здесь налицо, напротив, искусственное разделение одной личности Мильтиада Старшего на две. Мильтиад Старший был одним из наиболее влиятельных афинских политических лидеров середины VI в. до н.э. Не представляется возможным определить с безоговорочной уверенностью, к какой из трех группировок этого времени

[298]

(к педиеям, паралиям или диакриям) он принадлежал[599]. Впрочем, вариант с паралиями, очевидно, можно сразу исключить: Филаиды и Алкмеониды с давних времен находились в отношениях соперничества. Это соперничество растянулось на века, стало одним из ключевых факторов афинской аристократической политики и перешло даже в демократическую эпоху: подобно тому как в первой половине VI в. до н.э. противоборствовали Мегакл и Гиппоклид, а в конце того же столетия — Клисфен и Исагор, в V в. до н.э. в аналогичных ролях антагонистов оказались Мильтиад (Младший) и Ксантипп, а затем Кимон и Перикл. Уже гораздо более сложными и неоднозначными были отношения между Филаидами и Писистратидами. Оба рода происходили из диакрийского Браврона, и, как мы говорили в главе III, это порождало тенденции как к сотрудничеству, так и к соперничеству. Во всяком случае, Мильтиад Старший не пострадал от установления тирании и даже продолжал пользоваться большим влиянием (Herod. VI. 35; кстати, это заставляет-таки заподозрить, что Мильтиад принадлежал к диакриям). Однако он, по словам Геродота, "тяготился владычеством Писистрата" и вскоре покинул Афины, воспользовавшись предложением стать правителем Херсонеса Фракийского, поступившим от фракийского племени долонков, которое обитало на этом полуострове[600]. Отбытие Мильтиада на Херсонес должно было иметь место уже вскоре после первого прихода Писистрата к власти в 560 г. до н.э. (а не после третьего и окончательного). Дело в том, что Мильтиад поддерживал дружественные отношения с лидийским царем Крезом, правившим в 560 — 546 гг. до н.э. (Herod. VI. 37)[601]. С Мильтиада Старшего ведет свою историю тирания Филаидов на Херсонесе Фракийском. Это правление, укладываясь в целом в рамки тиранических режимов позднеархаической эпохи, имело тем не менее свою специфику. Мильтиад, являясь тираном, оставался при этом афинским гражданином и, судя по всему, не прерывал связей с Афинами; он стал

[299]

основателем афинской колонии или клерухии на полуострове (статус поселения не вполне ясен)[602]. Отношения с правившими в Афинах Писистратидами он старался не портить; следует полагать, что и само его переселение на Херсонес имело место с ведома Писистрата, возможно, даже с его "благословения". Писистрат был заинтересован в установлении афинского контроля над территориями в Северной Эгеиде и особенно над стратегически важной зоной Черноморских проливов. Его должно было вполне устраивать, что власть над западным берегом Геллеспонта находится в руках афинянина. Единоутробный брат Мильтиада Старшего (и отец Мильтиада — марафонского победителя) Кимон, сын Стесагора, тоже был весьма заметной фигурой в Афинах VI в. до н.э. Правда, о его участии в политической жизни нет никаких сведений. Кимон носил прозвище "Коалем" ("Простак"), что, очевидно, соответствовало каким-то действительным особенностям его личности и, возможно, препятствовало ему полноценно заниматься политикой. Любимым делом Кимона было другое — скачки на колесницах, и в этой сфере он добился воистину выдающихся успехов, превзойдя всех остальных афинских аристократов своего времени. Он стал трехкратным олимпийским победителем в состязаниях колесниц-квадриг[603], что само по себе делало (независимо от наличия или отсутствия иных личных достоинств) его влиятельным и опасным соперником правящих тиранов. Не случайно и судьба его сложилась непросто (Herod. VI. 103). Какое-то время он был в изгнании, потом получил возможность возвратиться в Афины (после того как официально уступил свою вторую победу Писистрату[604]), а уже после смерти первого тирана его убили по распоряжению Гиппия и

[300]

Гиппарха, несомненно, как потенциального конкурента в борьбе за власть в полисе. У Кимона было два сына: Стесагор (судя по имени, старший) и интересующий нас Мильтиад. Первого из них бездетный Мильтиад Старший предназначил себе в наследники. Юноша и воспитывался на Херсонесе (Herod. VI. 103), а после того как дядя скончался, принял власть на полуострове. Впрочем, его правление оказалось недолгим: уже вскоре его обманным образом убил какой-то житель города Лампсака, с которым херсонесские тираны вели давнюю войну[605] (Herod. VI. 38). Ни начало, ни конец тирании Стесагора, к сожалению, не поддаются точной датировке. К сожалению потому что этот вопрос имеет прямое касательство к перипетиям биографии Мильтиада Младшего. Можно лишь утверждать с определенной долей вероятности, что Мильтиад Старший, ойкист Херсонеса, пережил своего брата Кимона (такой вывод позволяет сделать Геродот - VI. 103) и, таким образом, Стесагор начал править около 525 г. до н.э. А погиб он после 524 г. до н.э. (эта датировка связана с годом архонтата Мильтиада Младшего) и скорее всего около 520 г.

* * *

Перейдем же теперь непосредственно к этому Мильтиаду, завершив экскурс о его предках и родственниках. Впрочем, экскурс этот, надеемся, оказался небесполезным. Политическую биографию практически любого крупного деятеля афинской истории архаической и даже раннеклассической эпохи надлежит рассматривать именно так - сквозь призму его происхождения и родственных связей, поскольку эти факторы оказывали первоочередное воздействие и на место политика в государстве, и на специфику проводимой им линии. А когда речь заходит о таких персонах, как Мильтиад, правота этого суждения оказывается особенно подчеркнутой. Род Филаидов был консервативным, отнюдь не склонным к заигрыванию с демосом и не стремившимся к реформам, ориентированным всецело на традицию и как бы погруженным в собственное славное прошлое. В детстве и юности Мильтиад, очевидно, разделил судьбу отца, жил с ним в изгнании и возвратился на родину в конце

[301]

правления Писистрата. Афинские тираны демонстративно благоволили к молодому человеку. Как пишет Геродот (VI. 39), "Писистратиды в Афинах дружески обращались с Мильтиадом, делая вид, будто совершенно не причастны к убиению его отца". Это сообщение "отца истории" подтверждается независимыми данными. Известно, что Мильтиад в 524/523 г. занимал должность архонта-эпонима[606]; стало быть, Гиппий считал его принадлежащим к своему ближайшему окружению. Правда, строго говоря, нет эксплицитных указаний на то, что Мильтиад-архонт тождественен Мильтиаду Младшему[607]. Однако маловероятно, что в Афинах в одно и то же время действовали сразу два видных политика по имени Мильтиад. Кроме того, в пользу того, что перед нами одно, а не два разных лица, говорит следующий, пусть косвенный, но серьезный аргумент. Когда Мильтиад гораздо позже, на рубеже 90 - 80-х годов V в. до н.э., находился в зените своего влияния, его тем не менее не избрали на эпонимную должность. А между тем было бы более чем естественно, если бы фактический лидер полиса обозначил свое положение институционально. Единственной причиной, почему он не мог стать архонтом, должно было быть некое формальное препятствие. Лучше всего на подобную роль подходит законодательное запрещение дважды в жизни становиться архонтом-эпонимом, которое действительно имело место[608]. Как бы то ни было, покровительство Писистратидов Мильтиаду продолжалось. Как только в Афины пришла весть о гибели на Херсонесе Стесагора (как говорилось выше, это произошло около 520 г. до н.э.), афинские тираны отправили ему на смену его младшего брата (Herod. VI. 39; ср. Marcellin. Vita Thuc. 10). Они, судя по всему не хотели выпускать из-под афинского контроля важный в стра-

[302]

тегическом отношении полуостров. Мильтиад в данном случае вполне оправдал доверие пославших его. Он сумел быстро и прочно утвердить свою власть на Херсонесе, расправившись с недовольными; вскоре после этого он заключил важный династический брак с Гегесипилой, дочерью фракийского царя Олора[609], что должно было обеспечить ему дружественность со стороны воинственных северных соседей. Однако опасность пришла не с севера, а с востока, и от нее нельзя было ни спастись посредством брачных союзов, ни отгородиться стеной, которую еще Мильтиад Старший воздвиг на перешейке, соединявшем Херсонес Фракийский с материком (Herod. VI. 36). В 513 г. до н.э. из Азии в Европу по специально наведенному мосту переправилось персидское войско, возглавляемое самим Дарием I. Главной целью Дария на этот раз были скифы, однако, двигаясь по фракийскому побережью, персы, естественно, покоряли своей власти и эти территории, в том числе греческие полисы в регионе. Точнее, надо полагать, большинство их даже и не пришлось специально покорять: правители этих городов, понимая невозможность сопротивления, добровольно признали зависимость от персидского владыки и, видимо, по его требованию, присоединились к скифскому походу. Геродот (IV. 138) перечисляет греков, выступавших в этой военной акции в качестве ахеменидских сателлитов. Среди них в основном тираны полисов, располагавшихся в зоне Черноморских проливов: Абидоса, Лампсака, Пария, Проконнеса, Кизика, Византия (были, впрочем, и представители городов и островов Восточной Эгеиды: Хиоса, Самоса, Фокеи, Милета, Кимы). В этой компании встречаем мы и Мильтиада. При каких конкретных обстоятельствах афинский правитель Херсонеса стал вассалом Дария, эксплицитно не сообщается. Однако не приходится сомневаться, что это был добровольный и обдуманный шаг со стороны Мильтиада. Справедливо отмечалось, что персидское завоевание предоставило многим восточным грекам новые возможности, стало фактором, который они могли использовать

Дата добавления: 2015-06-27