За плугом идущие

В ходе колонизации неведомых просторов и их освоения мирными земледельцами «чужое» становилось «своим». «Впереди мужика, за плугом идущего, нет никого,— пишет Колесов.— Он открывает мир, неоглядный и странный в своей красоте и силе. И если, вступая в поле, купец и воин сражаются с черной силой и между собой, пахарь в труде покоряет землю, оставляя за своей спиной города и веси, и всю эту русскую землю, сделав ее своей».

Височные кольца: браслетообразное, перстнеобразные с заходящими концами, ромбощитковое, семилучевое, семилопастное, спиралеобразное, перстнеобразные с загнутыми в спираль концами

Из каких областей Руси и по каким путям шло первоначальное переселенческое движение в район Рязани, где со второй половины XI в. возникают города и со временем завязывается прочный народнохозяйственный узел? {62} Только археология способна дать ответ на эти вопросы, так как письменные источники хранят молчание.

Наша начальная летопись «Повесть временных лет» открывается рассказом о том, как размещались славянские племена, кто где «сидел»: поляне обитали по среднему течению Днепра, древляне занимали Полесье от Припяти до самого Киева, их соседями с севера были дреговичи, жившие между Припятью и Западной Двиной, радимичи населяли болотистые районы по Сожу, вятичи — верховья Десны и Оки. Северо-запад занимали полочане, новгородские словене и кривичи, которые распространились далеко на восток.

Племя как объединение людей, связанных родовыми отношениями, общим языком и территорией, свойственно эпохе доклассового общества. В «Повести временных лет», которая приобрела окончательный вид только в первой четверти XII в., речь идет не о племенах в социологическом значении этого слова, а об историко-этнографических областях, отделяемых друг от друга дремучими лесами и реками. Этнографические группы с общим диалектом чрезвычайно долго сохраняли общие черты в своей культуре: своеобразные обычаи, обряды, традиционные одежды, и украшения женского костюма. {63}

Последний признак для нас особенно важен. Дело в том, что еще в конце прошлого столетия выдающийся русский археолог Александр Андреевич Спицын доказал, что местные различия находимых преимущественно в курганах женских украшений далеко не случайны. У каждого племени существовал свой излюбленный набор украшений, надеваемых в праздничные дни. Особенно показательны так называемые височные кольца — привески из бронзы или низкопробного серебра с примесью меди, которые нашивали на головной убор, вплетали в волосы, продевали в мочки ушей. Разные формы височных колец из женских погребений рязанского могильника свидетельствуют о миграционных потоках из разных восточнославянских земель.

В нескольких могилах по сторонам черепа найдены типичные для радимичей и вятичей височные кольца — серебряные пластинки с дужкой наверху и семью лучами или лопастями, отходящими по полукружию внизу. Вятические курганы XI—начала XII в. известны вдоль Оки до впадения в нее Москвы-реки.

Для убора смоленско-полоцких кривичей характерны проволочные браслетообразные кольца с завязанными концами. Их прикрепляли кожаными ремешками по нескольку штук у каждого виска к головному убору типа русской кички с твердой основой. Браслетообразные кольца получили распространение в смоленской части Днепровского бассейна, в верховьях Западной Двины и Волги. К древностям кривичей относятся нагрудные привески в виде конька или собачки. Кривичские женщины любили ожерелья из стеклянных позолоченных бус цилиндрической формы, частые в рязанском некрополе.

Судя по вещам, обнаруженным в погребениях и при раскопках в Рязани, кривичская миграция происходила из Волго-Клязьминского междуречья Ростово-Суздальской земли. Выходцы из Смоленщины в XI в. пересекли Клязьму, заселили часть мещерско-муромских земель и с севера достигли рязанских пределов. «Узелковые» височные кольца с тремя бусинами, сплетенными из крученой проволоки, обычные в северо-восточных областях Руси, встречаются во владимирских курганах. Для погребальных инвентарей потомков смоленских кривичей типичны и плетенные из нескольких рядов проволоки браслеты с завязанными концами.

О северном и северо-западном направлениях колонизации Рязанской земли мы можем судить и по особенностям глиняной посуды, встреченной в погребениях и на Север-{64}ном городище. Горшки и крышки их покрыты разнообразными узорами, нанесенными при помощи зубчато-гребенчатых штампов. Сделанная на гончарном круге керамика со штампованным орнаментом обнаружена археологами на селищах возле Углича.

Кривичи, сыгравшие важную роль в формировании населения Волго-Окского междуречья, жили совместно с финно-угорским племенем меря, постепенно его славянизируя. О «чудском» наследии в культуре славян позволяют говорить найденные в Рязани зооморфные подвески: изображения водоплавающей птицы с шумящими привесками в форме перепончатых птичьих лапок, полые объемные фигурки уточек. Изготовленные во Владимиро-Суздальской Руси, эти амулеты отражали древние мифологические представления финно-угров: так, карелы почитали утку прародительницей всего сущего на земле, отводили ей роль творца природы.

Итак, Рязанщина осваивалась переселенцами со смоленского запада, тесные связи с которым сохранялись и позднее. Одновременно по маршруту верхняя Волга—Нерль— Клязьма—Ока шло продвижение крестьян-земледельцев с плотно освоенных плодородных ополий Волго-Окского междуречья — Ростовского, Суздальского, Юрьевского — на его периферийные муромские и рязанские территории. Другой колонизационный поток шел из земли радимичей и вятичей. Потомки кривичей и их южных соседей — вятичей образовали впоследствии ядро великорусской народности.

Историками давно отмечено, что в Рязанской земле получили распространение географические названия, перенесенные с юга: Переяславль (современная Рязань), речка Трубеж и впадающая в нее у подножия рязанского кремля Лыбедь, Вышгород (Вышгородское городище на реке Раке, впадающей в Оку выше Прони) и др. Южная топонимика свидетельствует об отливе населения в Рязанскую землю из Среднего Приднепровья, что подтверждается инвентарем некоторых рязанских погребений. Височные кольца с тремя напускными зернеными бусами — излюбленное украшение женщин этнографической группы дреговичей, обитавших в низовьях Припяти и по Березине.

Родиной многих переселенцев была область полян с центром в Киеве. Принадлежности их костюма относились к общеславянским, но набор в целом во многих женских могилах Рязани близок вещам из полянских курганов. Височные украшения полян представлены проволочными пер-{65}стнеобразными колечками с сомкнутыми, частично заходящими или загнутыми в трубочку концами. Частой находкой являются литые пуговки грушевидной формы, нашивавшиеся на ворот рубахи, а также перстни — проволочные гладкие или витые. В мужских погребениях обычны лировидные поясные пряжки и ножи у левого бедра.

Таким образом, судя по предметам захоронений, славянское проникновение в Рязанскую землю шло с разных сторон. Уже на первом этапе развития города его население формировалось из представителей нескольких племенных группировок. В пределах Рязанского княжества смешались различные этнографические группы. Археологические наблюдения совпадают с заключением антрополога Т. И. Алексеевой, которая исследовала материалы рязанского могильника: «В антропологическом отношении население Старой Рязани включается в пределы вариаций признаков, типичных для городского восточнославянского населения, обнаруживая явное тяготение как по антропологическому типу, так и по строению тела к обитателям городов, расположенных в западной и юго-западной части восточнославянской территории... Физический тип старорязанцев характеризуется определенной гомогенностью (однородностью по составу.— В. Д.), в нем не прослеживается антропологических черт иноязычного населения».

На основе одного из черепов антрополог Г. В. Лебединская создала скульптурный портрет женщины, жившей в Рязани в XI столетии: «Высокое узкое лицо, высокое переносье, тонкий прямой с легкой горбинкой нос, слабое выступание скул. Лицо несколько сужается книзу, подбородок хорошо оформлен, имеет скорее выступающую форму. Глазная область характеризуется выраженными европеоидными чертами: глазное яблоко не углублено, тонкие веки хорошо его очерчивают, разрез глаз широкий... Женщин подобного облика можно чаще встретить в южных и западных областях СССР».

Материалы рязанского некрополя не дают основания говорить об имущественном неравенстве усопших. Различия украшений в женских погребениях скорее возрастные. По данным поздней этнографии, девушек хоронили в праздничном наряде невест, женщин и старух — в скромной одежде, отвечавшей их возрасту, с обязательным покрытием головы платкообразным убором. {66}

«СТРЕЛКИ ГРОМНЫЯ»

Археология представляет нам редкостную возможность проникновения в духовный мир наших далеких предков. Современный историк, преодолевая многие психологические барьеры и предрассудки, пытается раскрыть мировосприятие средневекового человека, его представления о мире и своем месте в нем, объяснить мифы и обычаи, восходящие к отдаленному языческому прошлому. Сам дух, атмосфера повседневного существования в те незапамятные времена, принципы магического мышления в архаическом аграрном обществе постепенно перестают быть книгой за семью печатями.

Утверждение христианства в сознании древнерусского общества растянулось на несколько столетий. Духовная жизнь Руси, особенно на ее окраинах, определялась стойкостью древних языческих воззрений, фольклорной народной культуры. Труд хлебопашца и горожанина как вчерашнего крестьянина был неразрывно связан с представлением о господстве в природе таинственных и неподконтрольных сил, от которых зависят жизнь и благосостояние человека, а неповиновение этим силам, их оскорбление влекут за собой возмездие — голодовки, массовые эпидемии.

Исследование рязанского могильника свидетельствует о взаимопроникновении православия и старинных языческих верований, связанных с понятиями о загробном мире и культом предков. Уход человека из жизни не воспринимали как полное прекращение существования: вера в вечное загробное бытие и тесную связь между живыми и мертвыми определяла многие черты погребального ритуала, к примеру, в могилы клали вещи, необходимые покойнику в потустороннем мире.

Основную массу захоронений рязанского некрополя составляют подкурганные ямные погребения головой на запад, что характерно для христиан, но не чуждо и язычникам, помещавшим «тот свет», куда уходят души умерших, в стороне солнечного заката. Каноны христианской религии также предписывали хоронить усопших лицом на восток, чтобы они зрели восходящее солнце, пока не наступит общее воскресение. Отклонения от западной ориентировки — сезонные. Очень мало погребали зимой (юго-западная ориентация). Большинство скелетов лежат головой на запад и северо-запад, то есть хоронили, как правило, весной и летом. В годы массовой смертности — войн, {67} «моровой язвы», голодовок — хоронить в мерзлой земле было трудно. До наступления весны трупы складывали в общую яму в «убогих домах», «скудельницах», а похороны устраивали на Троицу в последние дни мая или начале июня. Еще в конце XVI в. Флетчер, английский посол в Москве, писал о «множестве суеверных и языческих обрядов», соблюдаемых русскими при похоронах. Он отмечал, что умерших зимой помещали в «божьем доме», а погребения совершали весной.

Языческих трупосожжений при раскопках в Рязани не встречено, полностью господствует обряд трупоположения — ингумации. Умерших хоронили по общеславянскому ритуалу — на спине, в грунтовых ямах, обычно неглубоких или на уровне древнего горизонта. Такой способ погребения предполагает необходимость невысоких земляных насыпей, полностью срытых при расширении города. Об этом свидетельствует и тот факт, что могилы нигде не перекрывают друг друга. С постепенной христианизацией населения Рязани связано появление могильных ям до 1 м глубиной, большое число захоронений без вещей, что отвечало пожеланиям церкви.

Но обряд еще не устойчив. Отсюда разнообразное положение рук покойных: они не всегда сложены на груди, как предписывает церковный ритуал, и то лежат на животе, то вытянуты вдоль туловища. Одна рука может быть вытянута вдоль тела, а другая лежать на костях таза, на груди. Одна или, реже, обе руки резко согнуты к плечам и т. д. Особняком стоит мужское погребение головой на восток — особенность, которую считают унаследованной славянами от балтских племен. Загадочно скорченное положение нескольких умерших мужчин и детей, причем один из них лежит головой на юг. Неславянская этническая принадлежность здесь исключена, что доказано антропологами. Высказана гипотеза, основанная на верованиях славян XIX— начала XX в., что обычай захоронения в мешках или с подрезанием подколенных жил — «чтобы мертвый не встал из гроба» — относится к обезвреживанию «нечистых покойников» — колдунов. Их предшественниками в языческой Руси являлись волхвы-кудесники, якобы насылавшие порчу на приверженцев новой религии.

Под некоторыми скелетами прослежены тонкие зольные прослойки от сгоревшей соломы и веток при разжигании священного огня на месте захоронения. Обряд очищения огнем как благодетельной стихией — чисто магический, призванный предохранить покойника от козней нечистой силы, пережиток языческого обряда кремации. К погре-{68}бальному действу восходит и святочный обычай «греть покойников», когда сжигали солому, сор, навоз, разводили поминальные костры. От языческой тризны — пиршества в память умершего — сохранилась неглубокая яма возле одной из могил, заполненная костями животных и рыб, черепками горшков, угольками. Обломки керамики свидетельствуют об обряде «битья посуды», когда при выносе покойника из дома разбивали новый горшок.

Наши предки верили: пространство в форме замкнутого круга служит преградой, за которую не могут проникнуть злые духи, человек внутри круговой черты недосягаем для темных сил зла. Вспомним гоголевского «Вия». Эта магическая фигура означала вечность, не имеющую ни начала, ни конца, символизируя идею бесконечности и законченности. Для изоляции мертвых вокруг многих могил сооружали оградки диаметром 4—5 м из вкопанных по кругу заостренных бревен или столбиков, забранных жердями. Некоторые оградки имели входы с восточной или западной стороны. Кольцевые канавки от оград шириной до 20 см и со следами столбовых ямок открыты на широкой территории — под насыпями курганов вятичей, полян, дреговичей, смоленских кривичей, Волго-Окского междуречья.

В могильных ямах обнаружены остатки домовин-гробов (в значении — жилье мертвого) в виде коричневого древесного тлена и гвоздей. Домовины представляли собой прямоугольные гробы из плах, поставленных на ребро и соединенных в пазах. Крышку прибивали гвоздями, обычно 4 по углам, но могло быть и меньше. Найдены гробовины без гвоздей или, наоборот, только гвозди: дерево истлело целиком.

Итак, до середины XII в., а вероятно и позднее, в рязанском могильнике сохранялись архаичные черты обрядности проводов на тот свет. Покойников суеверно боялись и задабривали, принося им жертвы. О том, что смерть воспринимали как продолжение жизни, только в иной форме, говорят и вещи в погребениях. В ногах мужчин ставили горшки с пищей, необходимой и в загробной жизни. Кроме янтарного крестика в составе женского ожерелья христианские символы не встречены, но обычны языческие амулеты-обереги, призванные защищать от чародейных сил и дурного глаза не только живых, но и мертвых.

В эпоху, когда причину «болести» видели в воздействии злых духов, способных наслать недуг или его снять, талисманы получили огромное распространение. В рязанских женских погребениях на левой стороне груди найдены це-{69}лые наборы амулетов. Их подвешивали на цепочках или помещали в матерчатый чехольчик. Ножи, носимые на груди, должны были поражать демонов, а бубенчики отпугивать их своим звоном. Среди талисманов — просверленные косточки священного животного — бобра, миниатюрные металлические ложечки — символ богатства и успеха. На ожерелья из бус нанизывали привески в виде лунного серпа — лунницы, связанные с почитанием мифологического ночного светила. В народных поверьях луна влияла на рост растений, цветов и трав. Ее изображение использовали как обереги от немочи, при гаданиях.

Находка в женском захоронении обработанного кремня заставляет нас вспомнить о необычайно стойких суевериях по поводу «стрелок громных» и «топорков», осужденных еще «Домостроем» — сводом житейских правил и наставлений XVI в. Неолитические наконечники копий и стрел, находимые и при раскопках Старорязанского городища, считали оружием бога-громовника Перуна, обладателя чудесного лука и стрел. Существовало убеждение, что на месте пожара от удара молнии можно найти ниспавшую из туч громовую стрелу. В. Н. Татищев писал в своем «Лексиконе российском»: «Простой народ верят оным из облак быть, и якобы они в третьей год по ударе являются, а обманщики оныя во многую пользу, особливо для окачивания младенцев за великое лекарство употребляют и от несмысленных за то деньги берут». С помощью «стрелок и топоров громных», по свидетельству средневековых источников, «недугы... и огненыя болезни лечат... и бесы изгоняют и знамениа творят». То же охранительное значение имели миниатюрные бронзовые подвески-топорики XI—XII вв., найденные в Рязани. Копируя боевые топоры, они служили атрибутом славянского Перуна, покровителя князя и его дружины, и поэтому получили распространение в воинской среде.

О медленном внедрении христианства в Рязанской земле свидетельствует не только полуязыческий могильник, но и культовые предметы из раскопок древнейшей части города. К их числу относятся глиняные «хлебцы» — маленькие лепешечки, украшенные нарезными пересекающимися линиями. В восточнославянской мифологии обрядовый хлеб-каравай символизировал плодородие. Как и изделие из теста, глиняные модели, воплощая богатство и благополучие дома, играли роль в обрядах, направленных на обеспечение урожайности полей, в свадебных ритуалах. Глиняным яйцам-писанкам, покрытым поливным узором, приписывали {71} целительную силу, способную предотвращать козни леших и домовых. В пасхальных пра-

Женское погребение XI в. Головной убор был украшен перстнеобразными височными кольцами, на шее висело ожерелье из стеклянных с золотой прокладкой бус и с привеской-медальоном, к поясу на бронзовой цепочке подвешен ножик. Уникален серебряный перстень с гравированным узором и зернью {70}

зднествах славянских народов яйца знаменовали весеннее возрождение природы, связывались с культом предков идеей бессмертия. Находка отполированного камня в форме яйца приводит на память народный обычай умывания из подойника, куда клали яйцо. Верили, что святая вода поможет избежать порчи-болезни, что корова больше даст молока, а куры будут лучше нестись.

Амулетами от сглаза служили носимые на шнурках медвежьи и кабаньи клыки, когти и зубы волков и лис, что свидетельствует о почитании сильных и хитрых зверей. Костяные привески в виде уточек связаны с поклонением водной стихии.

Грубо вырезанный из камня антропоморфный «болван» и фрагмент глиняной фигурки мужчины в шапке с околышем могли изображать духов предков — «дедов», покровителей дома. В заклинательной магии ритуалы вызывания почивших предков обеспечивали их помощь в повседневных делах семьи. Дух умершего сородича могла олицетворять и маленькая литая привеска в виде человеческой головы.

Найденные при раскопках Рязани ритуальные предметы отражают мир «низшей мифологии» — обожествление солнца, огня, воды, матери сырой земли, животных и растений, верования и обряды, связанные с земледельческим хозяйством, культом предков, веру в магическую власть человека над природой. «Словом нарицяющеся хрестьяни, а поганскы живуще»,— сетовали православные проповедники. Это мир, где люди по-прежнему «жруще озером и кладязем и решением», то есть поклонялись озерам, источникам и священным рощам, оказался у славян гораздо более стойким, чем «высшая мифология» — вера в великих языческих богов: громовержца Перуна, солнечное божество Дажьбога, в Велеса — покровителя домашних животных и подателя богатства. Христианизация северо-восточных окраин Древней Руси — Муромской и Рязанской земель началась только в самом конце XI в. В «Житии Константина, Муромского князя», памятнике XVI в., перечислены исчезающие под давлением церкви языческие обычаи: «Тем же престаша рекам и озерам требы класти, дуплинам древянным ветви и убрусцом обвешивати и им покланятися... И кладезям и потокам поклоняющейся, очныя ради немощи умывающиися и сребренники в их поверзающии, все {72} престаша. Где коня закалающии и по мертвых ременная плетения древолазная с ними в землю погребающии, и битвы и кроения и лиц натрескания творящии?» К середине XII в. монах Киево-Печерского монастыря Кукша, проповедник христианской религии среди вятичей, был убит «упорными и дикими» язычниками.

И несмотря на более глубокое усвоение христианства в период расцвета Рязани как столицы княжества и крупного культурного центра, в княжеско-боярских верхах, среди ремесленников и торговых людей, вольных земледельцев и холопов продолжали бытовать заклинания и гадания древних времен, «оклички» умерших предков и причитания, внецерковная свадебная обрядность, выступления «гудцов и игрецов» — скоморохов. Раскопки показали, что в погребальной обрядности или амулетах черты обеих религий переплетаются, например, объединение креста и лунарных знаков в одной подвеске к ожерелью. В переходный период, когда на Руси происходило вытеснение одних представлений другими, складывался качественно новый тип мировоззрения. Историки определяют его как «православно-языческий синкретизм» объединение таких первоначально независимых и разнородных явлений, как исконная вера предков и «официальная» культура византийского образца, которая все более русифицируется.

Дата добавления: 2015-06-27