Часть пеpвая: глубокие корhи 20 страница

и восходящим солнцем изображена с каждой стороны трехъярусная

фигура, в несколько раз превосходящая размеры солнца. Ноги титана

уходят в землю; у него два торса -- один над другим, четыре руки с

длинными пальцами и одна голова, почти упирающаяся в верхнее небо.

	рис. 052 Рождение Бога Неба и Воды. Варуны-Урана в окружении Ождевых потоков и змей. (Трипольская культура). Изображение Титана Пуруши. (Петрены; Трипольская культура).
	рис. 053 Додолы.

В расшифровке этого сказочного образа нам снова может помочь

Ригведа, знающая архаичные (и потому туманные) мифы о Пуруше --

первом человеке-титане, который в ряде гимнов стал потом заслонять

бесконечную прародительницу Адити и с которым стали связывать даже

создание мира. В других, более поздних ведах Пуруша стал

отождествляться с Митрой-Солнцем. Кстати, на петренском фризе

четырехчастная композиция образована так: титан -- солнце -- титан

Гимн Пуруше, "закрывшему собою всю землю", рисует его так:

Огромно его величие, но еще огромнее сам Пуруша.

Более поздние веды отразили другую версию, рассказывавшу о

том, как риши (вещие сказители) из семерых Пуруш "сделали

одного-единственного Пуруша. В то, что выше пупа, превратили они

Именно это мы и видим на петренском рисунке: ноги титана

наполовину погружены в землю, а туловище "выше пупа" образовано

двумя торсами, насаженными друг на друга, но так, чтобы зритель

ощущал, что на эту часть вновь созданного великана пошли именно два

Петренский рисунок с двумя титанами и двумя солнцами

драгоценен для нас тем, что позволяет датировать истоки ведического

мифа временем значительно более ранним, чем первоначальная фиксация

индийской мифологии (очевидно, в середине II тысячелетия до н. э.)

Образ титана в эту же самую эпоху появился и в трипольской

77 Мовша Т. Г. К вопросу о развитии..., с. 86. К сожалению,

мне осталась неизвестной статья М. Marin ("Il motive antropomorfo di

Помимо четырехрукого Пуруши-Митры гимнов Ригведы и его

графического двойника из трипольской культуры, мы знаем

четырехрукого солнечного Аполлона Тетрахейра в Греции 78.

Значительно более ранние фигуры многоруких титанов с двумя

торсами дает нам полихромная энеолитическая керамика V -- IV

1959, p. 25, 32. На эту книгу мне любезно указал Н. Я. Мерперт.

Высшей ступенью трипольского ритуального искусства являются

изображения антропоморфных и человеческих фигур. Первые (мужские и

женские) отделены от вторых только по одному признаку -- по

трех-палости, а в остальном они вполне "человечны". Трехпалые фигуры

изображались в очень интересном окружении: во-первых, они всегда

выступают обрамленные четким знаком в виде буквы О с острым верхом

и низом. Такое обрамление в виде двух соприкасающихся концами дуг

дожило до средневековья как обязательное окружение сына божия Иисуса

Христа. Возможно, что этот символ связан с органом рождения.

Женские фигуры на сосуде из Траяна помещены на фоне

архаичного неолитического, почти неупотребимого в триполье

меандро-коврового узора 80. На одном из сосудов трехпалая женская

фигура в овале (за пределами которого меандровый фон) сверху и снизу

ограничена двойными линиями, которыми обычно обозначают ярус земли

и между которыми не только под ногами женщины в нижнем ряду, но и в

верхнем ряду, над ее головой, нарисованы знаки семян. Не говорит ли

это о рождении из недр земли богини, сходной с греческой Геей или

83 Думитреску Гортензия. Антропоморфные изображения на

Мужская трехпалая фигура на сосуде из Ржищева является

центром своеобразной "водной" композиции 81. Как женская трехпалая

фигура на сосуде из Траяна была сверху и снизу обрамлена знаками

земли и семян, так ржищевская фигура обрамлена справа и слева

традиционными дождевыми полосами, а сверху и снизу --

горизонтальными поясами с реалистическими изображениями извивающихся

ужей. Особенностью этого сосуда является то, что у него орнаментация

не ограничивается верхней половиной, а покрывает весь сосуд до дна.

У донной части видны какие-то ростки (?) или змеи; рисунок неясен.

Дождевые полосы нарисованы и в нижней половине сосуда.

81 История восстановления всей композиции при помощи рисунка

К. В. Болсуновского изложена мною в статье 1965 г., -- СА, № 2, с.

Возможно, что на этом необычном сосуде изображено рождение

(именно рождение) бога водной стихии, подобного Варуне (Урану) --

божеству океана и неба. Если такое толкование трехпалых фигур,

обрамленных О-образным знаком и показанных на фоне или земли, или

воды, верно, то мы можем включить в число религиозных новшеств

развитого триполья (рубеж IV и III тысячелетий до н. э.) появление

первых специализированных божеств земли и воды, божеств вполне

антропоморфных и отмеченных только трехпалостью, птичьими лапами.

Вслед за Небесной Матерью и божествами воды и земли в

трипольской живописи появляются изображения танцующих женщин,

которые Гортензия Думитреску правильно истолковала как "обрывки

обрядовых сцен, ритуальных действ жриц, исполнявших типичные

движения священного танца магически-земледельческого характера" 82.

82 Думитреску Гортензия. Антропоморфные изображения..., с.

В интереснейших раскопках В. И. Маркевича в Варваровке

(Молдавия) найдены подобные изображения танцующих жриц. Роспись на

одном из сосудов содержит изображения колосьев и дождевых полос.

Каждый колос (без стебля) окружен "знаком рождения" и широкой

дождевой полосой. Среди дождевых полос и колосьев ритмично танцуют

три женщины в каких-то мохнатых одеждах с огромной бахромой внизу.

Невольно вспоминаются балканские додолы -- девушки, одетые в зеленые

ветви; их обливают водой, и они танцуют танец дождя.

Быть может, этот сосуд был предназначен для той воды, которой

Другой сосуд из Варваровки содержит точно такие же овальные

"знаки рождения", в которых в окружении дождевых полос нарисованы

условные растения и 14 фигурок оленей или ланей. Посреди дождевых

полос танцуют две девушки; одна из них одета как додола -- в одежду

с бахромой, но с каким-то странным головным убором, а другая -- без

бахромы, но с рогатым головным убором танцует среди ланей. Не был ли

этот священный танец обрядом, связанным с представлениями о двух

рожаницах? На эту мысль наводит рогатый убор и наличие в росписи

В развитой трипольской росписи мы видим и культ солнечного

быка (солнце между рогами), и внимание к весенней природе времени

пахоты: черные треугольники пашни, гусеницы, козлы и козы (давние

символы плодородия), собаки, сгоняющие оленя с пашни.

В трипольской росписи среднего этапа нас может удивить то

предпочтение, которое отдавали художники изображениям собак. В

разных концах области трипольской культуры рисовали собак, создавали

целые фризы и композиции, где собаки были на главном месте. Обычно

собаки изображались не на уровне земли, а в верхнем ярусе, как бы на

"небесной земле". Рисунки иногда реалистичны, но чаще сильно

стилизованы. Небесные собаки нарисованы в подчеркнуто грозном виде:

вытянутые вперед когтистые лапы, настороженные уши, поднявшаяся

дыбом шерсть. Псы всегда или готовы прыгнуть, или уже летят над

землей в высоком прыжке. Не подлежит сомнению, что замысел

художников всегда был один -- показать собаку в грозном,

настороженном виде. Прав был Б. Л. Богаевский, считавший, что в

реальной жизни трипольских земледельцев собаки играли важную роль

именно как охранители посевов, молодых всходов от своих стад и

многочисленных диких животных (оленей, лосей, косуль и др.) 83.

83 Богаевский Б. Л. Орудия производства и домашние животные

Идея молодых всходов, зеленей, нередко подчеркивалась тем,

что рядом с собаками рисовали идеограмму молодого растения --

деревцо или колос. Таковы фризы из Шипениц, где есть и ростки

всходов, и вспаханная земля, и деревца, а над всем этим, не

прикасаясь лапами к земле, летают грозные небесные собаки,

Особенно интересно сопоставить трипольскую роспись с той

увлекательной страницей истории религии, которая открылась нам

К. В. Тревер обратила внимание на очень частое для иранского

искусства изображение крылатой собаки с угрожающе протянутыми вперед

когтистыми лапами. Крылатые псы в декоративном искусстве

сасанидского и более позднего времени являются охранителями

растений, семян, молодых ростков 84. Известна композиция, в которой

два крылатых пса летают по сторонам молодого растения, охраняя его

от зла, почти так же, как псы на трипольском сосуде из Шипениц.

84 Тревер К. В. Сэнмурв-Паскудж, собака-птица. Л., 1937, с.

К. В. Тревер сопоставила образы декоративного искусства с

данными Авесты, отметив, что крылатая собака -- это Саэномерег,

Сэнмурв, крылатый пес, пребывающий на небе: "Обиталище Сэнмурва --

на дереве всех семян, исцеляющем от зла". Семена этого небесного

дерева Агура-мазда "роняет в дождь для пищи праведному человеку...

Сэнмурв -- крылатая собака -- является посредником между

божеством неба и землей; он, Сэнмурв, стряхивает семена всех

растений с чудесного дерева, "от которого постоянно произрастают все

Отголоски мифа о Сэнмурве есть не только у иранцев, но и у

армян, курдов, славян, молдаван. Культ собаки, охраняющей Добро и

Жизнь (в форме иранского Сэнмурва или славянского Симаргла),

очевидно, восходит, как и многое в индоевропейском фольклоре, к

глубокой древности земледельческого энеолита 86.

86 Трипольское ритуальное искусство было много сложнее и

многообразнее, чем оно представлено в этом очерке. В очерк не вошли

многие разделы, разработанные мною в статье 1965 г. Кроме того,

следует сказать, что очень многие сюжеты росписи и пластики остались

неразгаданными, несмотря на повторное обращение к ним.

Сюжетное богатство трипольской росписи дает нам не только

систему мировоззрения, но и эволюцию ее. На протяжении полутора

тысячелетий существования трипольской культуры менялась ее

хозяйственная система (или, точнее, соотношение отдельных составных

частей), менялась в какой-то мере социальная структура и, как мы

видели на отрывочных примерах, соответственно менялась и идеология.

Древнейший пласт космогонических представлений трипольцев

раскрывается в росписи на ритуальных конических чашах, где перед

нами предстали необычайно архаичные воззрения неолитических

охотников, задержавшиеся до поры расцвета земледелия лишь в силу

обычной консервативности религиозных обрядов. Два оленя, управляющие

небом и ниспосылающие дождь, -- это образ, конечно, дотрипольский,

возникший как отражение представлений охотников, живших дуальной

На других конических чашах того же времени отражен следующий

этап представлений о небе: небо разделено на две дождевые области с

парой сосков каждая. Здесь уже намечен переход к антропоморфизации.

Олени или коровы превращаются в двух Матерей Мира. Для начала III

тысячелетия до н. э. и эти воззрения, надо полагать, были уже

Ранняя стадия триполья дает все элементы представлений о

трехъярусности мира: земля, небо (видимое) и верхнее небо, хранящее

неистощимые запасы дождевой воды. Представления о верхнем небе не

реальные, а отвлеченные, умозрительные, так как оно невидимо за

голубой небесной твердью; черта, отделяющая верхнее небо от видимого

"воздушного пространства", всегда рисуется четко.

Управление всеми тремя ярусами мира осуществлялось верховной

владычицей (или владычицами), которую на раннем этапе не решались

Только материнские груди владычицы обрамляли верхнюю половину

сосудов; голова ее, очевидно, мыслилась где-то в невидимости

верхнего неба и поэтому не изображалась. Груди же, символизировавшие

дожденосные облака, охотно изображались, так как они входили в

видимо" с земли "воздушное пространство" Ригведы.

Архаичные представления о двух Хозяйках Мира частично

проявлялись в том, что одновременно изображали четыре женские груди

Земля и земное еще не стали объектом ритуального изображения.

Человек, как и его божество, оставался еще невидимым; даже

скульптуры еще не имели лица. Единственным нарушителем космической

отвлеченности орнамента в ранний период был уж, добрый змей-домовик,

помогающий человеку сводить дождь с неба на землю.

Но уже на раннем этапе, помимо придуманных представлений о

трех зонах мира, возникли еще два новых и очень существенных

комплекса понятий, рожденных в результате осмысления жизненного

опыта. Это, во-первых, понятие географических координат,

протяженности пространства на полдень и полночь, на восход и закат.

Второе важное понятие, прочно вошедшее в мировоззрение земледельцев,

-- это понятие круговорота времени, цикличности, для выражения

которого трипольские художники нашли остроумные способы.

Таким образом, в мировоззрение земледельцев вошли все четыре

измерения: поверхность земли, распаханная "вдоль и поперек", высота

мира, теряющаяся в голубой тверди неба, и непрестанное движение

этого мира во времени. И все это было выражено в орнаменте. Орнамент

стал общественным явлением, позволявшим, как позднейшие письмена,

повествовать о своем отношении к миру и объединять людей для

Необычайного расцвета земледельческая мысль и ее выражение

достигают в XXX -- XXV вв. до н. э. на стадии Триполье В/П --

Земля и земное стали изображаться более жизненно: появились

растения, семена, всходы, вспаханная почва. Воздушное пространство

получило законченную классическую форму: по небу непрерывно бежит

солнце, дождевые потоки пересекают его, питая семена в земле.

Одновременно с отшлифовкой понятия Вселенной и с четким графическим

изображением ее трехъярусности появляется более усложненное

представление о верхнем небе. Помимо постоянных запасов воды, туда,

в невидимую заоблачную твердь, переносят некоторые земные образы,

как бы создавая вторую небесную землю: там есть пашни, есть

засеянные поля, деревья, колосья, там грозные псы стерегут молодые

Существенно изменились и представления о верховном божестве,

управляющем миром. Как и в каждой системе мировоззрения, новое у

трипольцев уживалось со старым: еще продолжали рисовать двух лосих

и четыре женские груди, но одновременно с этим появилось и

совершенно новое. Невидимую Великую Мать, которую сотни лет

изображали только при помощи ее отдельных признаков, теперь

художники стали изображать в антропоморфно-космическом облике. Во

всю высоту воздушного пространства и верхнего неба они писали

огромные лики Матери, возвышавшиеся над земным горизонтом. Здесь

трипольские мастера росписи сумели выразить очень сложную мысль о

вездесущности своего верховного божества; оно в пространстве и в

небе, оно на севере и юге, на западе и востоке, оно -- везде.

Трипольская роспись важна для нас тем, что не только

позволяет датировать время появления образа Прародительницы, но и

то, казалось бы, совершенно неуловимое время, когда Прародительница

Мира, единственное верховное существо, стала матерью богов, когда

Одновременно с рождением новых богов в трипольской росписи

появляются и другие элементы архаичных пластов мифологии, например

титаны, полностью соответствующие индийскому мифу о первочеловеке

титане Пуруше и в мифах и в росписи, связанному с солнцем -- Митрой.

Возникшая тенденция все более насыщать живопись жизненными сюжетами

сказалась и в том, что появились изображения собак, оленей, коз,

гусениц, а еще несколько позднее в росписи появились и люди, правда,

не в простом повседневном виде, а как исполнители ритуального танца

Последний этап трипольской культуры, связанный с ослаблением

роли земледелия и со значительным усилением скотоводства, и в

частности коневодства, сказался и на идеологии трипольцев. Роспись

упростилась, схематизировалась, старые представления еще

существовали, но нового в росписи появлялось мало.

Трипольская роспись, прочерченный орнамент и скульптура

требуют дальнейшего изучения, проверки возникающих гипотез,

установления локальных (племенных) особенностей, но необычайное

многообразие материала, глубина художественных замыслов и увлекающая

связь с глубинными пластами индоевропейской мифологии -- все это

делает трипольское искусство важнейшим источником по восстановлению

ранних этапов земледельческой идеологии, тех этапов, когда

зарождалось мировоззрение, сохранявшееся на протяжении многих тысяч

Трипольское ритуальное искусство, при посредстве которого мы

знакомимся с новым мировоззрением, сложившимся у племен, прочно

овладевших земледелием, представляет большой интерес само по себе

как часть индоевропейского земледельческого искусства.

Чрезвычайно интригуют те параллели, которые удалось

установить между трипольской живописью и гимнами Ригведы: три яруса

мира, лик Праматери и в особенности титан Пуруша. Трипольская

роспись является точной иллюстрацией к десятому гимну Ригведы,

повторяющей все признаки и детали. Возможно, что при решении вопроса

об исходной позиции индо-иранцев в их последующем движении на восток

нельзя будет исключить из рассмотрения область трипольской культуры.

Мировоззрение трипольских племен, кроме того, чрезвычайно

важно для наших специальных целей изучения славянского язычества.

Большое количество восточнославянских этнографических

параллелей в материальной культуре, в орнаментике, обрядах едва ли

можно объяснить только одной конвергентностью земледельческого

Взгляд на карту позднего триполья 87 убеждает нас в том, что

почти вся срединная часть восточной половины славянской прародины

(понимая под ней область тшинецкой культуры) была заселена на

протяжении нескольких столетий носителями трипольскои культуры. Даже

если допустить причастность трипольцев к индо-иранской ветви и уход

их (или части их) к Пенджабу и Инду, то нельзя думать, что все

земледельческое население Поднестровья и Среднего Поднепровья

оказалось вовлеченным в колонизационный процесс.

Вполне возможно, что некоторая часть трипольских племен

оказалась субстратом обособившихся праславян.

Напомню тезис Б. В. Горнунга о том, что трипольцы входили в

88 Горнунг Б. В. Из предыстории образования..., с. 35.

* Оглавление * Предисловие * Часть I *

Часть II * Часть III * Заключение * Глава 5:Глава 6 Часть вторая: ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ Глава пятая ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ Глава шестая ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ КУЛЬТЫ ПРАСЛАВЯН Глава пятая: ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ Приступая к сквозному обзору того или иного тематического раздела истории славянства на протяжении нескольких тысячелетий, каждый исследователь должен изложить свою точку зрения на происхождение и исторические судьбы славян, очертить хронологические и территориальные рамки этих процессов в своем понимании. Проще всего было бы сослаться на работы тех или иных исследователей, взгляды которых представляются приемлемыми, но, к сожалению, в вопросах славянского этногенеза существует значительная разноголосица, и полностью согласиться с тем или иным автором безоговорочно не представляется возможным. Можно лишь взять наиболее обоснованные, солидно аргументированные элементы как материал для дальнейших размышлений. В связи с отсутствием единого всепримиряющего взгляда на эту сложную проблему и при различии подходов к ней каждая новая работа поневоле будет субъективной; это в равной мере относится и к данной книге. После длительных споров о формах и причинах образования народов сейчас стало ясно, что этот процесс протекал неоднозначно: необходимо учитывать расселение какой-то группы, связанное с естественным размножением, из одного, сравнительно небольшого центра; необходимо учитывать переселения и колонизацию. Все эти виды расширения в ряде случаев связаны с вопросами субстрата и ассимиляции; последняя может быть в двух вариантах: пришельцы растворяются в туземной среде или же подчиняют ее себе, уподобляют себе. Одновременно с этим параллельно расширению может идти процесс культурной интеграции племен. Сближающиеся племена могут быть близкородственны, могут быть отдаленнородственны (это по-разному сказывается на выработке культурного единства), а могут оказаться и совершенно чуждыми своим соседям. В процессе интеграции на стадии высшего развития первобытности большую роль играет завоевание или временное подчинение, выдвижение на короткий срок племени-гегемона, имя которого может быть незаконно распространено на подчиненные племена и тем самым превратно понято географами из цивилизованных стран. С разными народностями, а в особенности с занимавшими обширное пространство, нередко происходило расщепление их единства (временное или окончательное) благодаря вовлечению их в разные сферы влияния, появлению двух или нескольких культурных областей вне самой народности, по-разному влиявших на нее. В результате это создавало видимость распада или даже исчезновения народности. Исторический процесс таков, что все перечисленные явления могли происходить одновременно, и притом с разной интенсивностью, в разных районах, заселенных единой народностью, что чрезвычайно запутывало •этногенетическую картину. Вывод из сказанного таков: процесс формирования народности настолько сложен и многообразен, что ожидать полной определенности, точности этнических границ, четкости этнических признаков, разумеется, нельзя. Весьма условны и так называемые этнические признаки. Язык того или иного народа, наиболее явный этнический признак, может быть средством общения и других народов; нередко образуется длительное двуязычие (особенно при чересполосном поселении народов), тянущееся веками. Иногда язык прадедов забывается, а этническое самосознание остается. Антропология, исследующая многообразие физических типов человека, показала, что полного совпадения с лингвистическими ареалами нет, что язык и физический тип могут совпадать, но могут и не совпадать. Антропологи на своих картах показали ту сложность реального исторического процесса, ту перепутанность и переплетенность племен и народов, которые были результатом расселения, колонизации, интеграции, ассимиляции и т. п. В вопросах небольшого географического диапазона антропология может дать очень точные и важные для науки ответы, но в вопросе о происхождении славян выводы антропологов вторичны: если историки или лингвисты предполагают, что на какой-то территории в определенное время проживали славяне, то антропологи могут указать преобладающий физический тип здесь, его сходство или различие с соседними и второстепенные типы, наличествующие здесь же. При увеличении палеоантропологического хорошо датированного материала в дальнейшем антропология, вероятно, распутает многие сложные узлы славянского этногенеза, но здесь всегда будет серьезным препятствием многовековой обычай кремации, оставивший невосполнимые белые пятна на палеоантропологических картах. Надежным, но не безусловным источником является история материальной культуры, и в первую очередь археология. Главным преимуществом этой науки является оперирование конкретным материалом, реальными остатками древней жизни. Особенно важна точная датированность вещей и сопоставимость по хронологическим осям -- по горизонтали для одновременно существующих культур и по вертикали для культур более ранних и более поздних. Однако памятники материальной культуры (включая сюда археологию и этнографию) таят в себе некоторые опасности: на одном языке могут говорить люди с разной системой хозяйства и разным бытом; вместе с тем единая этнографическая материальная культура может покрывать собою народности, принадлежащие к самым чуждым друг другу языковым группам. Поясню это примером. Эстонцы и латыши за время тысячелетнего соседства выработали давно очень сходную культуру; сходство проявляется в ряде признаков уже со средних веков, а между тем одни принадлежат к финно-угорской языковой семье (эстонцы), а другие -- к индоевропейской (латыши). Трудно зрительно воспринять единство населения рязанских деревень XIX в., с их есенинскими соломенными крышами, тесными (в прошлом курными) избами и бедным земледельческим бытом, с богатыми усадьбами донских казаков, построенными в совершенно иной технике, усадьбами, полными скота, оружия и одежды кавказского типа. А между тем и рязанцы и донцы не только русские люди, но и люди, говорящие на одном южновеликорусском наречии, более того -- на одном варианте диалекта. В обрядах, обычаях и песнях тех и других очень много общего. Но если посмотреть на донцов и рязанцев XVIII -- XIX вв. глазами будущего археолога, то можно безошибочно предсказать, что он убежденно отнесет их к разным культурам. Наше преимущество в том, что мы знаем язык, обычаи, песни как рязанских крестьян, так и донских станичников и можем установить этническое тождество. Более того, благодаря письменным источникам мы знаем, когда и почему одни обособились от других: еще в конце XV в. Иван III запрещал рязанской княгине Аграфене отпускать людей на Дон; значит, уже тогда начался отток рязанцев на юг, уже пятьсот лет назад начало формироваться донское казачество. При суммировании археологических данных мы в большинстве случаев лишены таких возможностей контроля наших, кажущихся нам точными, выводов. Углубление в безмолвную археологическую древность в поисках корней позднейшего славянства не безнадежно, как может показаться из приведенных выше примеров, так как археологическое единство ("археологическая культура") в большинстве случаев, по всей вероятности, отражает этническую близость, но помнить об исключениях (частота которых нам неизвестна) мы должны. Совершенно естественно, что для такого углубления необходимо использование всех наук, невзирая на условность и неполноту некоторых данных. Применительно к древним славянам нам прежде всего хотелось бы знать, где находилась так называемая прародина славян. Прародину не следует понимать как исконную область обитания единого народа с единым языком. Прародина -- это условная, с сильно размытыми рубежами территория, на которой происходил необычайно запутанный и трудноопределимый этногенический процесс. Сложность этногенического процесса состоит в том, что он не всегда был одинаково направлен: то сближались между собой постепенно и неприметно близкородственные племена, то поглощались и ассимилировались соседние неродственные племена, то в результате покорения одних племен другими или вторжения завоевателей процесс поглощения ускорялся, то вдруг появлялись разные исторические центры тяготения, родственные по языку племена как бы расщеплялись, и разные части прежнего общего массива оказывались втянутыми в другие, соседние этногенические процессы. Дело усложнялось с переходом первобытности на высшую, предгосударственную ступень, когда образовывались союзы племен (что; делалось не всегда по принципу их родственности), вырабатывался какой-то язык общения разнородных частей союза. Возникновение государственности обычно завершает этногенический процесс, расширяя его рамки, вводя общий государственный язык, закрепляя его письменностью и сглаживая локальные различия. Исходя из этой, далеко не полной, картины хода этногенического процесса, немыслимо искать для его начальной поры какую-либо географическую определенность и жесткость этнических границ. Историография вопроса о прародине славян очень обширна, излагать ее здесь подробно не имеет смысла. Одних историко-лингвистических материалов, на которые опирались ученые XIX в., было недостаточно для решения проблемы этногенеза. Значительно более устойчивые данные были получены при сочетании лингвистических материалов с антропологическими и археологическими. Первым таким серьезным обобщением был труд Л. Г. Нидерле 1. Прародина, по Нидерле (применительно к первым векам н. э.), выглядела так: на западе она охватывала верхнюю и среднюю Вислу, на севере граница шла по Припяти, на северо-востоке и востоке прародина включала в себя низовья Березины, Ипути, Десны и по Днепру доходила до устья Сулы. Южный рубеж славянского мира шел от Днепра и Роси на запад по верховьям Южного Буга, Днестра, Прута и Сана. 1 Niederle L. Slovanske Starozitnosti. Praha, 1901. Т. 1. В последующее время выявились две тенденции: одни ученые видели прародину славян предпочтительно в восточной половине того пространства, которое очертил Нидерле (на восток от Западного Буга или от Вислы), в то время как другие исследователи предпочитали его западную половину -- на запад от Буга и Вислы до Одера, т. е. на территории современной Польши 2. Степень убедительности аргументов висло-днепровской и висло-одерской гипотез примерно одинакова: и там и здесь есть свои основания. Отсюда возникала мысль о возможности сближения, точнее, объединения обеих гипотез с тем, что прародиной славян можно считать все пространство от Днепра до Одера. Хронологически это обычно приурочивалось к рубежу нашей эры, к тому времени, когда появляются первые письменные сведения о венедах, предках славян. Археологически это совпадало с областью двух сходных культур -- зарубинецкой и пшеворской. Изыскания лингвистов показали, что обособление праславян от общего индоевропейского массива произошло значительно раньше, во II тысячелетии до н. э., в бронзовом веке. Археологи начали примерять те или иные культуры бронзового века к предполагаемой прародине. Любопытный конфуз произошел со сторонниками западной, висло-одерской гипотезы, которую польские археологи называли "автохтонной". 2 Рыбаков Б. А. Древняя Русь. М., 1963. Карта расселения славян по Нестору на с. 229. Польский ученый Стефан Носек обратил внимание на так называемую тшинецкую культуру бронзового века (примерно XV -- XII вв. до н. э.), которая по времени очень хорошо соответствовала новым данным лингвистов о времени отпочкования славян. Ареал этой культуры, определенный по довоенным раскопкам польских археологов, совпадал с польской государственной территорией и тем самым как бы подтверждал местное, автохтонное происхождение всего славянства. Носек даже написал в 1948 г. статью под таким торжествующим заголовком: "Триумф автохтонистов" 3. Однако тшинецкая культура сильно подвела автохтонистов, в том числе и самого Носека: каждое новое археологическое исследование расширяло ареал этой культуры в восточном направлении. Памятники тшинецкой культуры благодаря исследованиям Александра Гардавского и С. С. Березанской 4 выявились далеко на востоке -- не только за Бугом, но даже и восточнее Днепра. Другими словами, тшинецкая культура в ее современном виде подтвердила взгляды не польских автохтонистов, а взгляды Нидерле, но с поправкой на полторы тысячи лет в глубь веков. 3 Nosek Stefan. Triumf autochtonistow. 4 Березанская С. С. Средний период бронзового века в Северной Украине. Киев, 1972, рис. 45, 50. Владимир Георгиев, исходя из языковых данных, определяет такие этапы древнейшей истории и предыстории славянства: в III тысячелетии до н. э. -- этап балто-славянской общности (это положение нередко оспаривается); рубеж III -- II тысячелетий -- переходный период. Вторым переходным периодом является начало I тысячелетия н. э. Таким образом, почти все II тысячелетие до н. э., т. е. бронзовый век и начало железного, Георгиев отводит формированию и развитию праславян 5. Б. В. Горнунг еще более определенно говорит об обособлении праславян в середине II тысячелетия до н. э. и прямо связывает праславян с тшинецкой и комаровской (более развитой вариант тшинецкой) культурами 6. 5 Георгиев В. И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. Родственные отношения индоевропейских языков. М., 1958. 6 Горнунг Б. В. Из предыстории образования общеславянского языкового единства. М., 1963, с. 3 -- 4, 49, 107. Автору осталась неизвестной работа А. Гардавского, и поэтому географическая сторона требует соответственных поправок (с. 107), что, впрочем, не сказывается на выводах. Обширная область тшинецкой культуры в ее окончательном виде снова возродила представление о славянском массиве от Днепра до Одера в полном согласии с новейшими лингвистическими данными о времени выделения славян. Польский археолог Витольд Гензель полностью принял новые открытия и на них построил свою карту расселения праславян и их соседей в конце II и начале I тысячелетия до н. э. 7 Тем не менее старая автохто-нистская гипотеза все еще находит защиту, но на этот раз не у польских, а у советских исследователей. Я имею в виду книгу В. В. Седова 8. 7 Hensel W. Polska Starozytna. Warszawa, 1973, s. 171, fig. 138. 8 Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979. Книга вышла под моей редакцией, но я разделяю далеко не все выводы автора. Делать поправки и примечания к отдельным положениям я не считал удобным, особенно в связи с тем, что наши взгляды часто противоположны. Книга В. В. Седова основана на исчерпывающем знании литературы вопроса и музейных коллекций. Весьма полезна обширная библиография. Что же касается различий подхода, то следует сказать, что проблема происхождения славян настолько сложна, что существование нескольких концепций в конечном счете содействует нахождению наименее ошибочного построения. Своим неоспоримым преимуществом В. В. Седов считает последовательное и строгое применение ретроспективного метода, который действительно производит впечатление вполне объективной научности: исследователь при своем движении в глубь веков исходит от хорошо известного позднего к полуизвестному раннему и, наконец, переходит к самому древнему, мало или совсем неизвестному. В принципе этст метод бесспорен, и им необходимо пользоваться при любом историческом исследовании. Но в археологии он часто базируется на двух допущениях: во-первых, предполагается, что у каждого народа есть в археологическом материале свои устойчивые этнические признаки, опознаваемые на протяжении многих столетий, так сказать, свой "этнический мундир", а во-вторых, признаются (априорно) плавность и непрерывность эволюции, обеспечивающие опознание этого мундира 9. 9 "Этнический мундир", выраженный в формах керамики, в погребальных обрядах иногда в домостроительстве, очень часто в украшениях, является несомненной археологической реальностью, его нужно выявлять и пользоваться им, но лишь на коротких хронологических дистанциях и памятуя о том, что одна культура может покрывать разные народы и что у людей одного языка может быть несколько вариантов материальной культуры. В. В. Седов настаивает на выявлении "генетической преемственности". Слово "генетическая" в применении к глиняной посуде, топорам и погребальным сооружениям не может, разумеется, пониматься в прямом смысле. Лучше было бы ввести понятие "прототип", исключив родственные связи горшков и застежек. На серьезные методические раздумья наводит тезис исследователя о том, что "если полной преемственности (генетической. -- Б. Р.) не обнаруживается, то неизбежен вывод о смене одного этноса другим или о наслоении одной этноязыковой единицы на другую" 10. 10 Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян, с. 39. Такая постановка вопроса заставляет нас исключить из процесса исследования два существенных фактора в жизни первобытных племен: во-первых, влияние одной группы племен на другую или высокой цивилизации на варваров, а во-вторых, возможность внутреннего скачка, связанного с изменением хозяйственной формы, появлением новой социальной структуры или с изменившейся внешнеполитической обстановкой. Археология -- вполне историческая наука, и она повествует нам не только о спокойной, ничем не прерываемой эволюции, но и о резких изменениях, внезапном упадке той или иной культуры (не означающем, впрочем, того, что весь народ вымер) или, наоборот, о быстром рождении новых хозяйственных и бытовых форм, что хорошо отражается в археологическом материале и производит впечатление смены культур, смены этноса. Переход к пастушеству в начале бронзового века привел к рождению новых форм материальной культуры (посуда, боевые топоры) и к сильному перемешиванию медленно расселявшихся племен. Завоевание Дакии римлянами во II в. н. э., приведшее к полной смене дакийских наречий латинским языком, оказало сильное влияние на те народы, которые в результате этого завоевания оказались на несколько столетий непосредственными соседями Римской империи, -- на славян Поднепровья и готов Причерноморья. Славянская культура стала развиваться в совершенно новых, исключительно благоприятных условиях, когда римские легионеры в славянские земли не заходили, а римские города охотно закупали славянский хлеб. Свидетельством небывалого благосостояния в эти "трояновы века" являются сотни кладов римских серебряных монет и наличие большого количества импортных предметов роскоши в приднепровской лесостепи. Поэтому черняховская археологическая культура II -- IV вв. н. э., порождение новой благоприятной ситуации, несравненно выше по общему уровню, по богатству форм, чем предшествовавшая ей зарубинецкая, историческое бытие которой протекало в значительно менее хороших условиях сарматского натиска. Между тем во всей работе В. В. Седова, в том числе и в специальном разделе "Черняховская культура" (с. 78 -- 100), нет ни одного слова о воздействии римской цивилизации на жизнь и быт населения Восточной Европы, ни разу не упомянуты готы (см. указатель, с. 148), которым, по всей вероятности, принадлежала молдавско-приморская зона черняховской культуры. Применяемый таким образом метод "генетической" преемственности едва ли продуктивен. Моя концепция или, точнее, контурная схема концепции опубликована дважды: в докладе на Международном съезде славистов 11 и в исследовании о географии Геродотовой Скифии 12, предпринятом специально для этой книги о язычестве, чтобы точнее представлять себе границы дозволенного в использовании тех или иных древних материалов. 11 Рыбаков Б. А. Исторические судьбы праславян. -- В кн.: История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1978, с. 182 -- 196. 12 Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. М., 1979. Раздел "Сколоты-праславянек с. 195 -- 238. Основа концепции элементарно проста: существуют три добротные, тщательно составленные разными исследователями археологические карты, имеющие, по мнению ряда ученых, то или иное отношение к славянскому этногенезу. Это -- в хронологическом порядке -- карты тшинец-ко-комаровской культуры XV -- XII вв. до н. э., раннепшеворской и за-рубинецкой культур (II в. до н. э. -- II в. н. э.) и карта славянской культуры VI -- VII вв. н. э. типа Прага-Корчак 13. 13 Березанская С. С. Средний период...; Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян, с. 54. рис. 8. В литературе отражено много споров по поводу отдельных элементов этих карт: одни авторы, например, убежденно (но не убедительно) отрицают славянскую принадлежность пшеворской культуры, но признают славянство зарубинецкой; другие, наоборот, защищают славянство пшеворской, но отрицают славянство зарубинецкой и т. д. Эти признания и отрицания прямо связаны с тем, какую из двух взаимоисключающих теорий исповедует тот или иной исследователь -- висло-днепровскую или висло-одерскую. В ряде вопросов положение становилось настолько запутанным, что начинало казаться безвыходным; авторитет противостоял авторитету. Но при всей оживленности споров не было сделано одного -- три карты не были сопоставлены друг с другом. Произведем же наложение всех трех карт одна на другую. Здесь уместно начать действовать ретроспективно.

	рис. 054 Праславяне в бронзовом веке. (Тшинецко-комаровская культура XV-XIII в.в. до н. э.)
	рис. 055 Праславяне на рубеже нашей эры. (Пшеворская и зарубинецкая культуры III в. до н. э. III в. н. э.)
	рис. 056 Часть славянского мира в V-VII в. в. н. э. (Культура типа Прага-Корчак).

Первой картой должна стать карта славянской археологической

культуры VI -- VII вв., в значительной мере совпадающая с картой,

воссоздающей ретроспективно исторические сведения летописца Нестора

о расселении славян в Европе. Наложение этой карты на карту

пшеворско-аарубинецкой культуры (т. е. того времени, когда о венедах

писали Плиний, Тацит и Птолемей) показывает полное их совпадение, за

исключением отдельных языков на карте VI -- VII вв. Наложив на эти

две карты славянства карту тшинецко-комаровской культуры, синхронной

отделению славян от других индоевропейцев, мы увидим поразительное

совпадение всех трех карт; особенно полно совпадение

пшеворско-зарубинец-кой с тшинецко-комаровской.

Таким образом, мы можем признать область тшинецко-комаровской

культуры первичным местом объединения и формирования впервые

отпочковавшихся праславян, оставшихся на этом пространстве после

того, как затихло грандиозное расселение

индоевропейцев-"шнуровиков". Эта область может быть обозначена

несколько туманным словом "прародина" 14.

14 Область тшинецкой культуры удовлетворяет всем природным

условиям обитания славян, определяемым по палеолингвистическим

данным. Она полностью вписывается в место, отведенное славянам на

схеме размещения индоевропейских семей, между кельтами, германцами,

балтами и иранцами. Впрочем, эта схема была подвижной и в более

ранние эпохи имела иной вид.

Тождество трех карт, конечные хронологические точки которых

отстоят друг от друга более чем на две тысячи лет, -- важная

путеводная нить в поисках того конкретного географического

плацдарма, на котором развивалась история славянства.

Однако, прежде чем довериться этим картам, мы должны

выяснить, не являются ли они отражением каких-то мимолетных явлений,

кратковременной случайностью.

Рассмотрим длительность исторической жизни каждой из культур,

отраженных тремя картами:

Тшинецко-комаровская -- Около 400 лет

Пшеворско-зарубинецкая -- " 400 лет

Культура Прага-Корчак -- " 200 лет

В итоге мы получаем около тысячи лет, когда ареал некоей

этнической общности, отраженный на этих картах, был исторической

реальностью. С этим мы поневоле должны считаться и сообразовывать с

этой реальностью наши разыскания в области славянского этногенеза.

Второй составной частью моей концепции является выяснение

причин прерывистости процесса единообразного развития

археологических культур. Ведь между периодами единства, отраженными

на картах, существуют интервалы, и один из них весьма значителен.

Что касается второго (в хронологическом порядке) интервала между

зарубинецкой культурой и корчаковской, то он невелик, и причина его

указана выше: резко начавшееся в последние годы царствования

императора Траяна (107 -- 117) оживление связей славян с Римом,

воздействие Рима, сказавшееся сразу на количестве монет этого

императора в восточноевропейских кладах-сокровищах и на облике

лесостепной зоны восточнославянской культуры в дальнейшем.

Первый интервал между тшинецкой культурой и

зарубинецко-пше-ворской очень длителен и наполнен большим

количеством событий как внутри славянского мира, так и вне его.

Собственно говоря, это обилие перемен и событий и было причиной

исчезновения первоначального монотонного единства только что

оформившихся славянских племен бронзового века.

Открытие железа, переход одних племен к пашенному земледелию,

а других (не славянских) к кочевой форме скотоводства,

кристаллизация племенной знати и военных дружин, завоевательные

войны, значительное развитие торговли, общение со средиземноморской

цивилизацией -- вот неполный перечень того, что резко сказалось на

темпе и на прогрессирующей неравномерности исторического развития.

Степень развития праславянских племен тшинецко-комаровского

времени, отдаленных от тогдашних южных культурных центров, мало

связанных с межплеменным обменом и находившихся по существу почти на

уровне каменного века (каменные топоры и тесла, каменные серпы и

наконечники стрел, каменные скребки для шкур), объясняет нам как

стремление праславян воспринять более высокую культуру южных и

западных соседей, так и слабую сопротивляемость их натиску этих

соседей, лучше оснащенных и лучше организованных социально.

В силу этих причин западная половлна праславянского мира

оказалась вовлеченной в сложный процесс формирования лужицкой

культуры (XIII -- V вв. до н. э.), закваска которой была, по всей

видимости, кельто-иллирийской. Лужицкий круг охватил западную

половину тшинецкой культуры, соединив ее с землями по Эльбе,

балтийским Поморьем и горными областями на юге, вплоть до излучины

Дуная. Вот это-то поглощение половины праславянского массива

качественно новой, несравненно более высокой лужицкой культурой и

было одной из причин утраты первоначального и первобытного единства

праславян.

Лужицкое единство ученые нередко называют венетским

(венедским), по имени древней группы племен, некогда широко

расселявшихся по Центральной Европе. Вхождение западной части

праславян в это временное единство и их значение внутри лужицкого

единства явствуют из того, что в раннем средневековье венетов

считали предками славян и отождествляли их с теми славянами, которые

остались на своем месте, не принимая участия в миграционных потоках

на юг.

В восточной половине славянского мира развитие шло более

спокойно и некоторое время без внешнего воздействия, так сильно

повлиявшего на западных сородичей. Этот период особенно интересен

для нас. Темп исторического развития ускорился и здесь: железо и

земледелие тоже приводили к существенным сдвигам. Археологически это

выражено в белогрудовской и чернолесской культурах, расположенных на

месте бывшей здесь ранее тшинецкой.

В IX -- VIII вв. до н. э. чернолесские племена днепровского

Правобережья подверглись нападению степняков-киммерийцев, отразили

их натиск, построили на южной границе ряд могучих укреплений, а в

VIII в. до н. э. даже перешли в наступление, начав колонизовать

долину Ворсклы на левом, степном, берегу Днепра.

Вот в этой географической детали и содержится драгоценное для

проблемы славянского этногенеза указание. Лингвист О. Н. Трубачев,

изучая архаичные славянские гидронимы Среднего Поднепровья, составил

карту, на которой большинство пунктов находится на правом берегу

Днепра, совпадая с основной зоной чернолесской культуры 15. Эпитет

"архаичные" сам по себе не дает представления о хронологической

глубине, но в сопоставлении с археологическими картами разных эпох

может оказаться приуроченным к точной дате. Именно такой счастливый

случай и представился здесь: часть архаичных славянских гидронимов

оказалась и на левом берегу Днепра, и именно в бассейне Ворсклы, что

еще более сближает сопоставляемые нами карты -- чернолесской

археологической культуры VIII в. до н. э. и архаичной славянской

гидронимики. Никогда, ни в более раннее время, ни позже, размещение

населения на берегах Днепра не представляло такой своеобразной

картины, как в VIII -- V вв. до н. э., когда жители долины Ворсклы

являлись в Левобережье как бы островом правобережного населения.

15 Трубачев О. Н. Названия рек Правобережной Украины. М.,

1968.

Это дает нам право утверждать, что накануне нашествия скифов

днепровское лесостепное Правобережье, а также долина Ворсклы были

заселены земледельческим населением, говорившим на славянском

(точнее, праславянском) языке. Из этого нельзя делать выводы о

преимуществе днепровско-вислинской теории по сравнению с

висло-одерской, так как за Вислой мы просто не располагаем подобным

четким материалом для того времени.

Вывод о славянской принадлежности населения Среднего

Поднепровья в начале железного века исключительно важен не только

сам по себе, но главным образом для понимания того, что происходило

здесь во время скифского господства в соседних степях, т. е. в VII

-- IV вв. до н. э.

Вычленение праславянской зоны из обширной области скифской

культуры -- это третье звено моей концепции. Оно основывается на

выводе ряда исследователей о том, что в лесостепной части Скифии

жили праславянские земледельческие племена. Эту мысль, высказанную

еще Любором Нидерле в начале XX в., в последнее время очень

убедительно обосновал А. И. Тереножкин, писавший: "Наиболее

вероятно, что пра-славянами являлись носители культуры

земледельческо-скотоводческих племен, обитавших в ту эпоху в

лесостепи к западу от Днепра, которые известны нам по генетически

связанным между собой памятникам белогрудовской, чернолесской и

скифообразпой культур" 16. И наконец, в самой новейшей работе он

пишет: "В лесостепи между Днестром и Днепром обитали скифы-пахари,

которые, как уже можно считать доказанным, скифами были только по

названию и по сильной насыщенности их культуры скифскими элементами,

тогда как в действительности, будучи автохтонными, являлись прямыми

потомками чернолесских племен, скорее всего протославянами" 17.

Вот на таких выводах крупнейшего скифолога я и основываю

тезис о вхождении части праславян в зону скифского влияния 18.

16 Тереножкин А. И. Предскифский период в днепровском

Правобережье. Киев, 1961, с. 343-344.

17 Тереножкин А, И. Общественный строй скифов. -- В кн.:

Скифы и сарматы. Киев, 1977, с. 5.

18 Эти наблюдения специалистов заставляют с большой

осторожностью отнестись к выводам В. В. Седова, выраженным, как мне

кажется, с излишней категоричностью. В. В. Седов в упомянутой выше

работе пишет: "...неизбежен вывод, что праславяне на раннем этапе

жили где-то в стороне от скифского населения Северного

Причерноморья" (с. 25). В другом месте, ссылаясь на работы

антропологов, он повторяет: "...мысль о принадлежности племен

лесостепных скифских культур какому-то не ираноязычному населению

пришла в противоречие с очевидными фактами, и от нее пришлось

отказаться" (с. 41).

Поскольку рассмотрению этого вопроса посвящена целая книжка,

упомянутая выше, я буду краток. "Скифия" в глазах древних греков --

обширнейшая страна (700 X 700 км), охватывающая степную

причерно-морскую зону, лесостепь и частично лесную зону и населенная

самыми различными племенами. Почти все это пространство с разной

степенью интенсивности покрыто скифской археологической культурой:

оружие, конское снаряжение, погребальный обряд ингумации и

своеобразный звериный стиль прикладного искусства.

Племена "Скифии" отчетливо делятся на две группы по

хозяйственному признаку: на юге, в степи -- кочевое скотоводство,

севернее, в лесостепи -- земледелие, а на северной лесной окраине --

смешанное хозяйство.

С восточной половиной славянской прародины произошло то же

самое, что на несколько веков ранее произошло с западной,

оказавшейся в зоне лужицкой культуры, -- она вошла в обширный круг

условной "скифской культуры", отнюдь не означавшей этнического

единства внутри ее. Вот это существенное и очень заметное при первом

взгляде обстоятельство и обусловило кажущееся (с наших позиций)

исчезновение славянского единства; в материальной, археологически

уловимой культуре оно действительно исчезло. По ряду второстепенных

признаков потомки праславян чернолесской культуры и на Правобережье

Днепра и на Ворскле отличаются от остальных племен "Скифии", но

незначительно.

Скифы-иранцы влияли не только на внешний быт, но и на язык и

на религию праславян. Влияние, по всей вероятности, шло через

славянскую знать, и началось оно довольно рано, когда скифы только

что возвратились из своих многолетних победоносных походов в Малую

Азию и сменили в степях киммерийцев. Пышная скифская мода уравнивала

славянских всадников и купцов с настоящими скифами и делала их

настолько сходными в глазах греков, с которыми днепровские

земледельцы вели торговлю хлебом, что греки называли их тоже общим

именем скифов.

Мы не знаем взаимоотношений между скифами и населением

лесостепи. Здесь могло иметь место завоевание при первой встрече или

установление временных даннических отношений; могли быть

федеративные взаимоотношения, что проступает в повествовании

Геродота. Длительного господства царских скифов над лесостепными

земледельцами быть не могло, так как в дополнение к старым

укреплениям, построенным для защиты от киммерийцев, потомки

чернолесцев возвели в VI -- V вв. до н. э. еще целый ряд огромных

крепостей на южной окраине своих лесостепных владений, на границе со

скифской степью и на высоком берегу Днепра, за которым были

полустепные солончаковые пространства, удобные для быстрых конных

рейдов. Одна из таких крепостей охраняла Зарубинский брод в излучине

Днепра. Такое строительство оборонительных сооружений, защищавших

земледельцев именно от степных кочевников, не совместимо с

неполноправностью строителей.

Анализ географических сведений Геродота показал, что именно

потомков носителей чернолесской культуры (т. е. праславян, живших на

Днепре) греческий писатель по географическому признаку называл

"борисфенитами", а по экономическому -- "скифами-пахарями" или

"скифами-земледельцами" 19.

19 Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия.

Многие археологи давно уже, начиная с Любора Нидерле,

предполагали, что под этими условными описательными наименованиями

скрываются славяне.

Особенно драгоценным для нас является рассказ Геродота о

ежегодном земледельческом празднике у "скифов", во время которого

чествовались якобы упавшие с неба священные золотые земледельческие

орудия -- плуг и ярмо для быков -- и другие предметы. Поскольку

Геродот одиннадцать раз писал о том, что настоящие скифы-скотоводы,

кочующие в кибитках, не имеющие оседлых поселений, варящие мясо в

безлесной степи на костях убитого животного, не пашут землю, не

занимаются земледелием, постольку для нас ясно, что при описании

праздника в честь ярма и плуга он имел в виду не кочевников-скифов,

а народ, условно и ошибочно называемый скифами. Это самое Геродот и

сказал своими словами: "Всем им в совокупности (почитателям плуга)

есть имя -- сколоты по имени их царя. Скифами же их назвали эллины"

20.

20 Геродот. История, кн. IV, § 6; Рыбаков Б. А. Геродотова

Скифия, с. 216. Пер. А. Ч. Козаржевского.

Итак, в V в. до н. э. во время пребывания Геродота в Скифии

земледельцы-днепровцы имели особое, отличное от скифов имя --

сколоты. Последние буквы этого имени могли быть суффиксом

множественности ("veneti" при наличии "vana"), а начальное "с",

возможно, означало "совместно действующие" (сравни "с-путники",

"со-ратники", "со-седи" и др.). Основа слова -- "коло" означает

"круг", "объединение", группу единомышленников, народное вече.

Сколоты могло означать "объединившиеся", "сплотившиеся", "союзные",

относящиеся к одному округу ("околотку") и др.

К теме о сколотах и земледельческом празднике у них, имеющем

прямое отношение к язычеству, я еще вернусь в одной из последующих

глав.

Гипотеза о праславянах в составе лужицкой венетской культуры

и в составе условной Скифии объясняет длительное отсутствие

проявлений славянского единства. С отмиранием лужицкого сообщества

и падением скифской державы те внешние факторы, которые разъединяли

славянство, исчезли, и оно хотя и не показало полного тождества в

обеих, долго живших разной жизнью частях, но все же стало выглядеть

значительно однороднее. В пшеворско-зарубинецкое время между обеими

половинами славянского мира было много общего; далекие от славян

греческие и римские авторы писали о "венедах" вообще, не улавливая

никаких различий между западной частью и восточной и не очень точно

размещая их в той части Европы, которую они довольно смутно

представляли себе.

Дальнейшая история славян в I тысячелетии н. э. уже не имеет

отношения к содержанию этой книги и мною опущена.

В заключение этих пpедваpительных замечаний о моем понимании

дpевнейшей истоpии славянства, необходимых для обоснования шиpоты

пpивлекаемого матеpиала по язычествy, следyет пpивести каpтy

славянской пpаpодины в том виде, как она складывается в настоящее

вpемя на основе исследований тшинецко-комаpовской кyльтypы XV -- XII

вв. до н. э. 21 (см. каpтy).

21 Пpи сопоставлении моей концепции с концепцией В. В. Седова

(выpаженной каp. тогpафически на pис. 8 его книги) следyет иметь в

видy, что истоpия племен "под-клёшевых погpебений" V -- II вв. до н.

э., котоpых В. В. Седов считает pодоначальниками славянства, ни в

коей меpе не опpовеpгает и не колеблет моих постpоений, а пpекpасно

вписывается в них.

"Подклёшовики" (пpошy пpостить этот нескладный теpмин)

сфоpмиpовались на севеpной окpаине лyжицкой кyльтypы (и в пpеделах

сyществовавшей здесь pанее тшинецкой кyльтypы) тогда, когда

венетское (лyжицкое) единство yже pасплывалось. Вполне естественно,

что здесь могла сфоpмиpоваться гpyппа племен с yчастием жителей

беpегов Балтики, возглавившая локальный пpоцесс интегpации местных

племен. Этот пpоцесс пpоходил в pамках обозначенной мною пpаpодины

славян и мог пpоисходить во многих дpyгих местах.

Пpесловyтая "генетическая пpеемственность" не

пpодемонстpиpована В. В.Седовым, а одинокий pис. 6 (четыpе сосyда

подклёшевых погpебений) ни в чем не yбеждает -- это пpосто

иллюстpация.

Удивляет и то, что, пpопагандиpyя pетpоспективный метод, сам

В. В. Седов начинает pассмотpение с V столетия до н. э., затем

пеpеходит ко II в. до н. э. -- III в. н. э. После этого излагается

матеpиал II -- IV вв. н. э., и завеpшается это все теми "достовеpно

славянскими дpевностями" V -- VII вв. н. э., с котоpых следова

⇐ Предыдущая 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒

Поделиться с друзьями:

Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 327; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет

studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление

Генерация страницы за: 0.196 сек.