Драматургия театра кукол второй половины XX В. 1 страница

ИМИТАЦИЯ ДРАМЫ

Конец 40-х–50-е гг. XX в. — один из сложных периодов развития русской драматургии театра кукол. Это было время «теории бесконфликтности», жесткой административной и политической цензуры, «борьбы с космополитизмом». От драматургии театра кукол требовали невозможного – следования методу социалистического реализма. Будучи, по сути своей, искусством гротеска, метафоры, фантасмагории, пародии, искусством, выявляющим «суть вещи», профессиональный театр кукол и его драматургию обязали «правдиво, исторически конкретно, художественно изображать действительность»[344]. Причем, управлением, контролем и идеологическим руководством творческими процессами занимались, как правило, люди, от искусства далекие.

Е. Сперанский, автор пьесы «Под шорох твоих ресниц» (1948) вспоминал, как 11 апреля 1949 года на общественном просмотре спектакля неожиданно появились три чиновника из Комитета по делам искусств. «Это были сравнительно молодые люди, но уже с ног до головы закованные в латы «холодной войны». Они нашли спектакль «беззубым» и предъявили ряд исправлений, добавлений, которые искажали самый жанр спектакля: острую, но легкую пародию на стандартную, пошлую продукцию Голливуда тянули на оголтелую пропаганду, ненависть к стране, к народу. Помнится, ни у меня, автора, ни у постановщика и режиссера Образцова, ни у композитора Цфасмана не нашлось слов, чтобы отразить налет этих трех разбойников от искусства, так он был внезапен.

— Кто у вас был литературным консультантом? — Спросил один из разбойников.

— Сергей Юткевич, — ответил я.

— Ну ясно: известный космополит. (Надо думать, что и А. Цфасман, страстный поклонник американского джаза, был у них на особом счету. А Сергей Юткевич уж давно «ходил в космополитах» и покинул нас, чтобы не испортить своим присутствием будущий спектакль. И фамилия уже его не упоминалась ни в афишах, ни в программках театра).

— Завтра утром приходите, поговорим,— сказали разбойники.

— Но ведь завтрашний спектакль уж продан...

— Завтра утром, — повторили разбойники и ушли.

— За одну ночь? — спросил я в отчаянье, когда они удалились.

— Еще день не кончился, — сказал, помнится, Цфасман.

Все мы тогда что-нибудь и кого-нибудь спасали. Да и как знать: может быть, и та тройка гангстеров не столько пеклась об «идейной чистоте» в искусстве, сколько спасала свои шкуры[...] И всю ночь просидел ваш «покорный слуга» в табачном дыму, без устали крутя кофемолку и уродуя свое новорожденное детище.

— Все это паллиатив, — сказали на следующее утро разбойники из Комитета искусств, — ну да ладно, играйте, а там посмотрим...

И вот тут они были правы. Все это был паллиатив, словесная пена, легко снимаемая и не затрагивающая всерьез сердцевину. Впоследствии мы потихоньку, раз от разу снимали эту пену, и раз от разу спектакль набирал силу и, в конце-концов, стал, как говорится, сенсацией: во всяком случае, во время наших гастролей в Ленинграде на Невском, в «Эрмитаже», дело не обходилось без конной милиции»[345].

Громкий успех такой пьесы как «Под шорох твоих ресниц» в конце 40-х гг. легко объясним. Драматический театр переживал острейший кризис. К тому же в это время на советский экран вышли трофейные фильмы, голливудские вестерны, боевики, мелодрамы. Среди персонажей сатирической комедии Е. Сперанского — директор фирмы «Вулф энд компании» Джейкл, кинопродюсер Фокс, ассистент Фокса Маус, «королева патефона», певица Эдна Стэрва и др. Веселая, беззаботная пародия на американское кино, написанная специально для кукол и сыгранная куклами, стала сенсацией и на какое-то время затмила даже «Обыкновенный концерт»:

« ДЖЕЙКЛ. Хелло! Директор фирмы «Вулф» у телефона.

ГОЛОС ПО ТЕЛЕФОНУ. Хелло, мистер Джейкл! Говорит представитель кинопроката: срочный заказ. […]

ДЖЕЙКЛ. Какой товар вас больше устраивает? Эротическое ревю? Комедия с мордобоем? Картина душевной депрессии? Или, может быть, легкая мелодрама? Скажем... Сын убивает отца и женится на матери? Впрочем, это у нас уже было.

ГОЛОС. О, нет. На этот раз фильм должен быть на очень популярный сюжет европейского происхождения... Так сказать, наш подарок Старому Свету. Идея ясна?

ДЖЕЙКЛ. Заказ принят. Премьера пойдет на Бродвее через 15 дней.

[…] ХАЙН. О’кей. (Вешает трубку.) Ну, что ж, поищем сюжета в эфире... (Обращается к радиоприемнику, переходит с волны на волну в поисках сюжета. Звучат обрывки мелодий. И, наконец, гремит увертюра к «Кармен». В нее врывается телефонный звонок. Хайн микширует звук и берет трубку.) Хелло! […] Говорит Хайн.

ГОЛОС ДЖЕЙКЛА. Ну, что, Хайн, как дела?

ХАЙН. Предлагаю «Кармен».

ДЖЕЙКЛ. Кармен? Оперу?

ХАЙН. Нет, зачем же. Разумеется, музыку Бизе мы используем частично. Она весьма популярна в Европе. Но в основном мы обратимся к первоисточнику.

ДЖЕЙКЛ. А что это за первоисточник, Хайн?

ХАЙН. В основе оперы лежит новелла «Кармен» француза Проспера Мериме. У этого старичка есть кое-какие возможности.

[…] ДЖЕЙКЛ. О!.. Это другое дело. Тогда валяйте, Хайн... Да, название фильма давайте немедленно, но оно должно быть оригинальным!

ХАЙН. Предлагаю: «В вихре страсти».

ДЖЕЙКЛ. Не пойдет, устарело.

ХАЙН. «Веера навевают прохладу»...

ДЖЕЙКЛ. Не пойдет! […]

ХАЙН. «Под шорох твоих ресниц!»[346]

Несмотря на зрительский успех, пьеса не вошла в репертуар кукольных театров страны. Далеко не все, что было позволено С. Образцову и его театру, дозволялось другим творческим коллективам. К тому же «отстоять» у региональных чиновников право на постановку пьесы было куда как непросто.

«Под шорох твоих ресниц» Е. Сперанского продолжала традицию авторской пародийной драматургии. Однако, в общее направление драматургии того времени она не вписывается. В те годы театр кукол и его драматургия пошли по пути имитации стилистики драматического театра.

На этой ниве тон задавали пьесы для театра кукол Владимира Соломоновича Полякова (1909–1979), писателя-сатирика, драматурга. Он начал литературную деятельность в 1926 году, а первую пьесу для кукол — «Путешествие в странные страны», написал в 1938 году. Наибольшую известность приобрели его пьесы для театра кукол «2:0 в нашу пользу» (1950) и «Любит… не любит» (1952), поставленные в ГЦТК С. Образцова.

«2:0 в нашу пользу» - комедия, написанная в духе своего времени — без реального конфликта, где один «милый, но болезненно мнительный человек» полюбил тоже очень «милую, но спортивную» девушку. В нее же влюблен и другой молодой человек, совсем не милый, очень самонадеянный, но тоже «спортивный». И вот первый, чтобы добиться благосклонности девушки, начинает заниматься гимнастикой, катанием на коньках, футболом и, делая все большие и большие успехи, становится действительно хорошим спортсменом. Зазнайка… терпит фиаско, а бывший хлюпик и очень скромный герой окончательно завоевывает любовь девушки.

Пьеса давала театру кукол возможность внешне сымитировать аналогичные драматические спектакли и кинокомедии. Имитация получилась удачной — зрители с восторгом и удивлением смотрели на неотличимых от «живых людей», только очень маленьких, кукол, которые катались на коньках, крутились на турнике, отсчитывали капли из пузырька с лекарством. Так же как и сама пьеса, спектакль имитировал жизнь. Ценность пьесы, пожалуй, заключалась в том, что она давала возможность театру кукол снова проявить свою уникальную способность к демонстрации каскада аттракционов. И хотя это был уже пройденный в XVIII–XIX вв. путь балаганного театра кукол, где характеры персонажей заменялись «маленькими человечками», драматургу и театру удалось удивить зрителя некими новыми фокусами. Спектакль, поставленный в Театре Образцова пользовался успехом не только в СССР, но и в странах Западной Европы.

В подобном стиле была выдержана и пьеса В.Полякова «Любит… не любит…». Здесь действует та же пара соперников в любви — один более обаятелен, другой — менее, та же «положительная» и обаятельная девушка. Разница заключалась лишь в том, что сюжет разворачивался не в городе, а на селе, где герои выращивали телят. В финале пьесы бык-рекордсмен, выращенный более обаятельным героем, получал на сельскохозяйственной выставке первое место. В. Поляков ко всякого рода экспериментам в театре кукол относился отрицательно и не считал необходимым строить кукольные пьесы по законам театра кукол. Он не считал специфику этого вида искусства принципиально важной для драматургии, утверждая, что театральная драматургия живет по единым законам.

Отдал дань этой распространенной в те годы точки зрения и писатель, киносценарист, драматург Николай Робертович Эрдман (1900–1970), создавший для театра кукол свою версию «Соломенной шляпки» (1958) Э. Лабиша. Еще будучи еще актером Музыкального театра имени В. Немировича-Данченко, С.Образцов играл в этой пьесе небольшую роль слуги. Пьеса осталась в памяти, и режиссер обратился к драматургу с просьбой создать ее «кукольную версию».

«Наша «Соломенная шляпка», — писал Образцов впоследствии, — имела успех, но я не считаю выбор этой пьесы правильным, потому что по-настоящему кукольным спектакль не получился. Куклы были как бы заменителями актеров»[347].

Размышления, дискуссии ученых, драматургов, режиссеров об этой проблеме, возникнув еще в 1920-х гг., продолжились и в более позднее время. В 1973 году П. Богатырев подверг критике мнение чешского историка и теоретика театра кукол профессора О. Зиха, считавшего, что восприятие зрителями спектаклей кукольного театра основывается на системе знаков живого актера, а потому вызывает у зрителей чувство удивления[348]. Богатырев остроумно возразил, что такую же реакцию вызовет у несведущего человека написанное на картине изображение яблока, если он воспримет его как реальное и захочет попробовать. Оценивать театр кукол и сопоставлять его с драматическим театром можно только исходя из понимания различных особенностей системы их знаков и художественного языка. Это замечание ученого касается и драматургии театра кукол, имеющей по сравнению с пьесами, предназначенными для постановки в драматическом театре, ряд существенных особенностей. П. Г. Богатыреву также принадлежит важная мысль о, как минимум, двух основных направлениях в театре кукол. Ученый отметил, что натуралистическое течение в театре кукол идет от народных кукольников, главная задача которых — достичь того, чтобы публика забыла, что перед ней деревянные куклы, а не живые люди. Кукольники любили приравнивать свой театр к театру живых артистов, показывая этим, что их куклы «могут делать» то же самое, что и «живые люди»[349].

С древнейших времен в самой идее куклы, содержится отчетливая двойственность. Будучи и моделью, и имитацией, и иллюзией, и образом человека, она одновременно содержит в себе и способность к обобщению, и подражательность – стремлению к копированию. Эти два пути в конечно итоге и определили две основные тенденции, которые, сменяя друг друга, формируют театр кукол, как вид искусства.

Здесь речь идет о специфике данного вида театрального искусства как целостной структуры, и в этой связи — специфичности ее основных компонентов и прежде всего драматургии. Эта тема станет принципиальной для профессиональной русской драматургии театра кукол, определив два противоположных подхода к созданию кукольных пьес и спектаклей.

В течение всего ХХ века многие режиссеры театра кукол – от Евг. Деммени, В. Швембергера, С. Образцова – до В. Шраймана и В. Вольховского пытались создавать спектакли на основе драматических пьес и прозы. Ряд этих спектаклей: «Ревизор», «Свадьба», «Мертвые души», «Человек из Ламанчи», «Следствие по делу Вили Старка» и другие остались в истории отечественного театра. Для одних были сделаны уникальные куклы, у других – новое режиссерское прочтение, третьи отличались полифоничность образного и сценографического решения. Но ни в одном случае не возникал спектакль, основанный на средствах выразительности театра кукол.

Драматическое произведение создается в расчете на актерское, «живое» исполнение, следовательно, заключенная в пьесе пространственно-временная, действенная, темпо-ритмовая условность не сходится с условностью существования другого театрального искусства - играющих кукол. Режиссер театра кукол вынужден, работая с драматической пьесой, вводить в ткань спектакля драматических актеров, использовать средства театра масок, балета, пантомимы, т.е. – или обращаться к испытанным выразительным средствам барокко, или идти по пути имитации натуралистического искусства.

Если драматургия театра кукол «периода имитации» создавала своеобразные «макеты», дайджесты «живой» драмы, то спустя двадцать лет— в конце 70-х гг., - спектакли «театра манекенов» и «третьего жанра».

Проблема специфики театра кукол всегда так или иначе связана с проблемой репертуара. Перенося мысль Д.С.Лихачева о категориях времени и пространства сказки на проблему драматургии театра кукол, можно отметить, что пространство кукольной пьесы не соотносится с тем пространством, в котором живут зрители. Оно особое. Время драматургии театра кукол не соответствует времени в драматическом искусстве. Благодаря особенностям художественного пространства и художественного времени, в пьесе театра кукол исключительно благоприятны условия для развития действия. Действие в кукольной пьесе совершается легче, чем в каком-либо ином виде театрального искусства[350].

Имитационная драматургия театра кукол проявила себя и в пьесах для детей. Яркий пример тому — «Сармико» Е.Шнейдер. Действие пьесы происходило на Севере. Оторвавшегося на льдине мальчика отнесло в открытое море. Его разыскивают на самолете, а затем на помощь приходит огромный ледокол. Жанр пьесы определялся как «лирико-патриотическая драма», по-существу же это было бесконфликтное имитационное и вполне иллюстративное обозрение.

Наибольших успехов достигли в тот период авторы пьес-сказок. Активно и плодотворно работал драматург, переводчик Георгий Александрович Ландау (1883–1974). Он начал литературную деятельность как писатель-юморист. С 1911 года был штатным сотрудником журнала «Сатирикон». Опубликовал два сборника рассказов. В 1916 году вместе с писателями Аверченко, Буховым, Тэффи участвовал в известном сатирическом сборнике «Анатомия и физиология человека». Г. Ландау был постоянным автором журнала «Новый Сатирикон», впервые перевел на русский язык произведения Джерома К. Джерома. После Октября 1917 года он писал преимущественно детские пьесы для театра кукол. В 1930–1950-х гг. он — один из самых репертуарных авторов. Среди его популярных пьес — «Заяц и Кот» (1948), «Сундук сказок» (1950), «Снегуркина школа» (1952) и другие.

Ландау, также как и многие его коллеги 30-х – 50-х годов (Гернет, Тараховская, Владычина, Сперанский и др.) был «родом» из русского декаданса, давшего профессиональному театру кукол советской эпохи огромный потенциал талантов, личностей, взрастивших его, как явление высокого искусства.

Среди них был и драматург Всеволод Валерианович Курдюмов (1892–1956) — поэт, переводчик, написавший семнадцать пьес для кукольного театра. Его мать — урожденная Дурова, внучатая племянница прославленной кавалерист-девицы, была поэтессой, отец — профессором института путей сообщения. С пятнадцати лет Курдюмов пишет стихи, а в 1912 году издает первый сборник «Азра», о котором писали Н. Гумилев и В. Брюсов[351]. В дальнейшем он издаст еще четыре сборника стихов. В 1916–1917 гг. Курдюмов был в армии (офицер лейб-гвардии), а после революции написал ряд пьес, стихов, фельетонов. Балет на его либретто «Футболист» (композитор В. Оранский) шел на сцене Большого театра (1927). В 1934 году Курдюмов. начал работу в Центральном театре кукол С.Образцова в качестве актера марионеточной группы театра. Он инсценировал для театра сказку П.Ершова «Конек-горбунок», а также написал пьесу «Эхо-болтун» (1932). Наиболее значительных его произведений для кукольного театра были «Илья Муромец, крестьянский сын» (1951) и «Конек-горбунок» (вторая редакция, 1955). Тогда же Курдюмов перевел книги «Театр Карагёза» и «Театр Касперле», написал ряд статей («Шарады в лицах», «Марионетка. Ее устройство и работа с ней» и другие.).

Пьесы для театра кукол по мотивам древнерусских былин в начала 50-х гг. XX века пользовались особым успехом. Почти одновременно с московской постановкой «Ильи Муромца» В. Курдюмова (1951), в Лениградском театре марионеток была поставлена пьеса Е. Тудоровской и В. Метальникова «Никита Кожемяка и Змей Горыныч».

Наряду с пьесами В. Курдюмова в эти годы широкую популярность в кукольных театрах получили и волшебные пьесы-сказки Людмилы Васильевны Веприцкой. Литературную деятельность она начала в 1928 году. Ее пьесы — «Храбрый портняжка» (1935), «Сокровище Валидуба» (1951), «Сливовые косточки» (1953), «Иржик-молодец» (1955), «Палочка-выручалочка» (1956), «Волшебник Ох» (1960) и др. были лидерами театрального проката 1950-х гг.

Среди драматургов 40-х – 50-х гг., работавших преимущественно над волшебными пьесами-сказками для детей, была Тамара Григорьевна Габбе (1903–1960). Она окончила литературный факультет Института истории искусств (1928). Драматургическую деятельность начала в 1929 году в Ленинграде, где создала ряд пьес, которые с успехом более семидесяти лет шли на сценах советских, российских театров кукол («Сказка про солдата и змею» (1941), «Город мастеров, или сказка о двух горбунах» (1944), «Хрустальный башмачок» (1941), «Авдотья Рязаночка» (1946), «Волшебные кольца Альмандзора» (1960). Особо был востребован кукольными театрами «Хрустальный башмачок», отличавшийся тонкой лиричностью, сентиментальностью. По-существу, это была мелодрама для детей младшего и среднего школьного возраста, где милая, кроткая страдалица-Золушка претерпевала все испытания и счастливо выходила замуж за Принца.

Репертуар конца 40-х – 50-х годов отличало обилие пьес по мотивам русских народных сказок («Василиса Прекрасная», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка» Черняк, Гилоди, «Птичье молока» Метальникова, Тудоровской, «Цветок жизни» Правдиной), и «героико-патриотических» инсценировок по рассказам А. Гайдара («РВС», «Тимур и его команда»).

Как правило, их авторы не учитывали условной, поэтической природы искусства играющих кукол. «Кукольным» был, в основном, лишь принцип построения диалогов. В остальном эти пьесы были неотличимы от драматических.

Размышляя об опыте постановки имитационной драматургии театра кукол конца 40-х – 50-х гг., С.Образцов писал: «…Если сейчас незнакомый мне автор приносит пьесу, я прежде всего читаю перечень действующих лиц: «Петр Иванович Чулков, 48 лет. Анна Степановна, его жена, 42 года…». Дальше мне читать не надо. Пьеса не годится. Она «человеческая»[…] Товарищ автор, несите пьесу в Малый или на Таганку. Если пьеса хорошая, ее там великолепно сыграют. Мы можем сыграть только плохо»[352].

Профессиональный театр кукол, как вид театрального искусства полноценно развивается и сохраняется только тогда, когда его спектакли основаны на предназначенных для кукол пьесах и сценариях. В этом мы еще раз убеждаемся на примере драматургии театра кукол рассмотренного периода, и еще более это станет очевидным позднее, с конца 50-х – 60-х гг., когда начинается этап поисков новых путей, выразительных средств, новых героев и тем в драматургии театра кукол.

НА ПУТЯХ «ФАНТАСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА»

К началу 1960-х гг. в отечественном искусстве играющих кукол вполне осознало, что оно отличается от театра драматического и по художественным выразительным средствам и по своей природе в целом. Конец 50-х – 60-е годы – это время утверждения собственных специфических возможностей и особых путей развития. Театр кукол и его драматургия переживают мощный взлет. Этому способствовали и общие социально-политические изменения в стране, получившие поэтическое название — «оттепель», и ряд шагов со стороны государства. В 1958 году на Всесоюзном смотре театров кукол драматурги, режиссеры, театральные критики говорили о том, что жизнь требует от репертуара театров коренного поворота от иллюстративно-имитационного – к поэтическому театру. А на большом совещании во Всероссийском театральном обществе в 1959 году, посвященном репертуару театров кукол, речь шла о необходимости отказа от привычных и ставших шаблонными драматургических схем. Программные выступления творческих лидеров театра кукол того времени - режиссера, педагога М. Королева и режиссера, драматурга Ю. Елисеева, призывавших отказаться от «натурализма» в театре кукол, были точны и убедительны.

В результате в репертуарных сводках стали появляться новые имена и названия. В 1963 г. восемь театров кукол поставили пьесы: «Вредный витамин» Ю. Елисеева, «Таня-сорока» А. Николаева (по сказке В. Каверина), в двух театрах шел «Дядя Мусор» С. Прокофьевой и В. Андриевича, «Цветик-семицветик» В. Катаева, «Слон и Зоя» В. Лифшица и др.

1 июля 1963 года Бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совет Министров РСФСР выпустили Постановление № 825 «О состоянии и мерах улучшения работы детских театров Российской Федерации»[353]. В Постановлении отмечалось, что «репертуар театров юного зрителя и театров кукол во многом не отвечает идейно-творческим, воспитательным и педагогическим задачам детского театра»[354]. В связи с этим Министерству культуры РСФСР, Союзу писателей РСФСР, Министерству просвещения РСФСР и Всероссийскому театральному обществу было предписано провести в 1963-1964 годах конкурс на лучшие пьесы для театров кукол, а также «созывать творческие семинары драматургов, работающих для театров юного зрителя и театров кукол; организовать ежегодное издание сборников лучших пьес, предназначенных для детей и юношества».

Министерству культуры РСФСР, Министерству финансов РСФСР и Союзу писателей РСФСР было поручено «в трехмесячный срок разработать и внести на рассмотрение предложения о повышении материальной заинтересованности драматургов, создающих пьесы для театров юного зрителя и театров кукол»[355]. В репертуарной Справке Министерства культуры РФ за 1963 г. анонимный автор писал, что «о состоянии репертуара театров кукол в последние годы говорится много и всегда в тонах малоутешительных»[356]. Действительно, драматургия театра кукол конца 50-х – начала 60-х гг. находилась в состоянии острого кризиса. В то время, когда театры кукол, в большинстве своем, уже убедились в бесперспективности метода имитации, простого копирования формы и содержания драматического искусства, основной их репертуар оставался прежним — эпохи 50-х гг.

Репертуарная сводка Министерства культуры за 1963 год была безрадостной; подавляюще большинство в ней составляли бесконфликтные, «натуралистичные» пьесы. Репертуар театров кукол 1963 г. был представлен 300 названиями, и его основу составляли пьесы идущие только в одном театре (как правило, написанные самими режиссерами или «местными авторами».

Исследователь А. П. Кулиш, одним из первых обратившийся к анализу специфических особенностей драматургии театра кукол, писал: «Закономерно, что драматургия театра кукол всегда строго соответствовала основным эстетическим качествам, преобладающим в различные периоды его истории. Оказываясь в полной мере зависимой от представлений о художественных возможностях этого вида театрального искусства, драматургия, по сути дела, предлагала сцене готовую модель будущего спектакля. Поэтому целесообразно рассматривать проблему характера и основных принципов его построения как на материале сценической практики, так и на материале драматургии. На различных этапах развития советского театра кукол наиболее явно проявляют себя два основных принципа построения характера. Первый формируется в 1930–1950-х годах, второй — в 1960–1970-х. Характер в театре кукол, в отличие от театра драматического, всегда завершен, отточен и до конца познаваем. Он существует лишь в контексте данного сценического произведения и не может быть впрямую соотнесен с реальной действительностью. Тем не менее, он обладает рядом непосредственно жизненных черт, так или иначе обозначенных, проявленных, воплощенных в театральной кукле. Таким образом, проблема характера является основополагающей для понимания самого способа художественного отображения действительности в кукольном театре»[357].

Сводка Министерства культуры РСФСР за 1958–1969 гг. свидетельствует о том, что количество новых пьес для театра кукол значительно увеличилось, их тематическая структура изменились. Репертуарная сводка театров кукол РСФСР 1957 года включает 157 наименований, в 1959 г. — уже 216, в 1961 г — 253, а только в первой половине 1962 г. — 214, в 1964 г. — 300 названий. И так (с небольшими изменениями) до 1969 г. (280 названий).

В 1958 году больше всего театров (16) поставили пьесу «Два мастера» Ю. Елисеева, в 1961, 1962 г. — «По щучьему веленью» (13 театров), в 1964 году — «Вредный витамин» Ю. Елисеева (17 театров), в 1965 г. — «Катькин день» М. Азова и В. Тихвинского (18 театров), в 1966 году — «Слоненок» Г. Владычиной (22 театра), в 1967 и 1968 гг. — «Военная тайна» по А. Гайдару (60-летие Октября, 33 театра), в 1969 году — «По щучьему веленью» (28 театров), 1970 г. — «Военная тайна» (Любопытно, что во всех случаях вслед за лидирующей по количеству постановок пьесы в репертуаре сохраняются «По щучьему веленью» Е. Тараховской и «Гусенок» Н. Гернет).

В 60-е гг. XX в. из репертуаров театров кукол постепенно уходят системообразующие пьесы 50-х гг. — «РВС», «Птичье молоко», «Тимур и его команда». Динамика смены идей, эстетик, драматургических конфликтов особо видна по статистике постановок таких ярко имитационных спектаклей, как «РВС» и «Тимур и его команда»; В 1958 г. пьеса «РВС» занимала 2-е место по популярности среди театров (около 20 театров), пьеса «Тимур и его команда» шла в 9 театрах. В 1959 г. — «РВС» — 10 театров, «Тимур и его команда» — в 9. В. 1961 г. — «РВС» — 4 театра, «Тимур и его команда» — 2. В 1962 г. «РВС» — 3 театра, «Тимур и его команда» — 2. В 1967, 1968 гг. — по 2 театра ставили каждую из пьес. В 1969 г. — обе пьесы идут только в последней «цитадели кукольного натурализма» — Московском городском театре кукол (бывший Московский театр Детской книги).

Пришло время новых пьес, новых персонажей, новых конфликтов и новых выразительных средств. Обновление репертуара шло эволюционно, в течение 7–10 лет. Что же касается пьес-сказок, пьес-игр для детей; они почти не содержали конъюнктурных элементов вульгарного социологизма и потому стали лидерами проката: «Слоненок» Г. Владычиной, «Веселые медвежата» М. Поливановой, «Поросенок Чок» М. Туровер, Мирсакова, «Волшебная калоша» Г. Матвеева, «Волшебная лампа Аладдина», «Гусенок» Н. Гернет, «Снегуркина школа» Г. Ландау, а также пьесы, написанные в начале 60-х: «Чуче» М. Андреева, «Неразменный рубль», «Вредный витамин» Ю. Елисеева.

Отлаженная система распространения пьес давала возможность удачно поставленные в том или ином крупном театре пьесы рассылать по всем театрам кукол России. Так было с большинством пьес, написанных для ГАЦТК им. С. В. Образцова и с многими пьесами для Ленинградского Большого театра кукол и Тетра марионеток: «Слоненок» Г. Владычиной, «Неизвестный с хвостом» С. Прокофьевой и др.

Режиссер, берущийся за постановку новой пьесы, всегда принимает на себя и художественные риски. Он работает с драматургом, уточняет пьесу применительно к театру кукол, а также своему режиссерскому замыслу. Будучи, таким образом, доработана, успешно апробирована на сцене, пьеса открывает себе путь в десятки других театров, где режиссеры не обладают той мерой фантазии и мастерства, которая необходима режиссеру-первопроходцу. Новая пьеса часто несет в себе и потенциальное предложение театру обновить арсенал его художественных средств, решений, на что способен далеко не каждый творческий коллектив и его лидер.

В 60-е годы ХХ в. возникает активная тенденция со стороны режиссеров театров кукол и драматических театров к самостоятельному написанию инсценировок. Прозаический или поэтический текст укладывался в режиссерский постановочный план. Таким образом, театры создавали спектакли, минуя стадию пьесы. Такова, например, инсценировка В. Сударушкина «Маяковский — детям»» — «Сказка о Пете толстом ребенке, и о Симе, который тонкий». Судить об удаче таких инсценировок можно только на основании созданных спектаклей, так как драматургии, как многовариантного литературно-сценического произведения в данном случае не возникает. Рождается определенная единичная режиссерская трактовка литературного произведения, сценарий конкретного спектакля. Текст такой пьесы является, по точному выражению В. Силюнаса «предтекстом для игры»[358], а сама она – записанной канвой спектакля. Драматургии же, как литературно-театрального факта, самостоятельного произведения искусства такая работа не рождает.

Одновременно с большим количеством режиссерских «предтекстов для игры» в тот период появилось и значительное количество оригинальных пьес для театра кукол. Вот как выглядел рекомендованный список из 100 лучших пьес для театра кукол на сезон 1963–1964 гг.:

1. «Аладдин и волшебная лампа» Н. Гернет;

2. «Антошка, Тошка и Великан» В. Гольфельда;

3. «Баранкин, будь человеком!» В. Медведева;

4. «Большой Иван» С.Образцова, С. Преображенского;

5. «Божественная комедия» И. Штока;

6. «Буратино» Е.Борисовой;

7. «Буратино летит на луну» У. Лейеса (пер. с эстонского);

8. «Вредный витамин» Ю. Елисеева;

9. «Верный Джим» Г. Ландау;

10. «Веселые медвежата» М. Поливановой;

11. «Волшебная калоша» Г. Матвеева;

12. «Волшебные тыквы» Н. Ходзы;

13. «Волшебник изумрудного города» А. Волкова;

14. «Волшебники» Евг. Шварца;

15. «Волшебник 0х» Л. Веприцкой;

16. «В стране невыученных уроков» Л. Гераскиной;

17. «Военная тайна» А. Гайдара (инсц. А. Кирилловского, В. Лебедевой);

Дата добавления: 2015-06-28