Календарь Робинзона. - Робинзон устраивает свое жилье

- Вскоре после того, как я поселился на острове, мне вдруг пришло в

голову, что я потеряю счет времени и даже перестану отличать воскресенья

от будней, если не заведу календаря.

Календарь я устроил так: обтесал топором большое бревно и вбил его в

песок на берегу, на том самом месте, куда меня выбросило бурей, и прибил к

этому столбу перекладину, на которой вырезал крупными буквами такие слова:

ЗДЕСЬ Я ВПЕРВЫЕ

СТУПИЛ НА ЭТОТ ОСТРОВ

30 СЕНТЯБРЯ 1659 ГОДА

С тех пор я каждый день делал на своем столбе зарубку в виде короткой

черточки. Через шесть черточек я делал одну длиннее - это означало

воскресенье; зарубки же, обозначающие первое число каждого месяца, я делал

еще длиннее. Таким образом я вел мой календарь, отмечая дни, недели,

месяцы и годы.

Перечисляя вещи, перевезенные мною с корабля, как уже было сказано, в

одиннадцать приемов, я не упомянул о многих мелочах, хотя и не особенно

ценных, но сослуживших мне тем не менее большую службу. Так, например, в

каютах капитана и его помощника я нашел чернила, перья и бумагу, три или

четыре компаса, некоторые астрономические приборы, подзорные трубы,

географические карты и корабельный журнал. Все это я сложил в один из

сундуков на всякий случай, не зная даже, понадобится ли мне что-нибудь из

этих вещей. Затем мне попалось несколько книг на португальском языке. Я

подобрал и их.

Были у нас на корабле две кошки и собака. Кошек я перевез на берег на

плоту; собака же еще во время моей первой поездки сама спрыгнула в воду и

поплыла за мной. Много лет она была мне надежным помощником, служила мне

верой и правдой. Она почти заменяла мне человеческое общество, только не

могла говорить. О, как бы дорого я дал, чтобы она заговорила!

Чернила, перья и бумагу я старался всячески беречь. Пока у меня были

чернила, я подробно записывал все, что случалось со мной; когда же они

иссякли, пришлось прекратить записи, так как я не умел делать чернила и не

мог придумать, чем их заменить.

Вообще, хотя у меня был такой обширный склад всевозможных вещей, мне,

кроме чернил, недоставало еще очень многого: у меня не было ни лопаты, ни

заступа, ни кирки - ни одного инструмента для земляных работ. Не было ни

иголок, ни ниток. Мое белье пришло в полную негодность, но вскоре я

научился обходиться совсем без белья, не испытывая большого лишения.

Так как мне не хватало нужных инструментов, всякая работа шла у меня

очень медленно и давалась с большим трудом. Над тем частоколом, которым я

обвел мое жилище, я работал чуть не целый год. Нарубить в лесу толстые

жерди, вытесать из них колья, перетащить эти колья к палатке - на все это

нужно было много времени. Колья были очень тяжелые, так что я мог поднять

не более одного зараз, и порою у меня уходило два дня лишь на то, чтобы

вытесать кол и принести его домой, а третий день - чтобы вбить его в

землю.

Вбивая колья в землю, я употреблял сначала тяжелую дубину, но потом я

вспомнил, что у меня есть железные ломы, которые я привез с корабля. Я

стал работать ломом, хотя не скажу, чтобы это сильно облегчило мой труд.

Вообще вбивание кольев было для меня одной из самых утомительных и

неприятных работ. Но мне ли было этим смущаться? Ведь все равно я не знал,

куда мне девать мое время, и другого дела у меня не было, кроме скитаний

по острову в поисках пищи; этим делом я занимался аккуратно изо дня в

день.

Порою на меня нападало отчаяние, я испытывал смертельную тоску, чтобы

побороть эти горькие чувства, я взял перо и попытался доказать себе

самому, что в моем бедственном положении есть все же немало хорошего.

Я разделил страницу пополам и написал слева "худо", а справа

"хорошо", и вот что у меня получилось:

ХУДО ХОРОШО

Я заброшен на унылый, Но я остался в живых, хо-

необитаемый остров, и у тя мог бы утонуть, как все

меня нет никакой надежды мои спутники.

спастись.

Я удален от всего чело- Но я не умер с голоду и

вечества; я пустынник, из- не погиб в этой пустыне.

гнанный навсегда из мира

людей.

У меня мало одежды, и Но климат здесь жаркий,

скоро мне нечем будет при- и можно обойтись без одеж-

крыть наготу. ды.

Я не могу защитить себя, Но здесь нет ни людей, ни

если на меня нападут злые зверей. И я могу считать

люди или дикие звери. себя счастливым, что меня

не выбросило на берег Аф-

рики, где столько свирепых

хищников.

Мне не с кем перемол- Но я успел запастись

виться словом, некому обо- всем необходимым для жизни

дрить и утешить меня. и обеспечить себе пропита-

ние до конца своих дней.

Эти размышления оказали мне большую поддержку. Я увидел, что мне не

следует унывать и отчаиваться, так как в самых тяжелых горестях можно и

должно найти утешение.

Я успокоился и стал гораздо бодрее. До той поры я только и думал, как

бы мне покинуть этот остров; целыми часами я вглядывался в морскую даль -

не покажется ли где-нибудь корабль. Теперь же, покончив с пустыми

надеждами, я стал думать о том, как бы мне получше наладить мою жизнь на

острове.

Я уже описывал свое жилище. Это была палатка, разбитая на склоне горы

и обнесенная крепким двойным частоколом. Но теперь мою ограду можно было

назвать стеной или валом, потому что вплотную к ней, с наружной ее

стороны, я вывел земляную насыпь в два фута толщиной.

Спустя еще некоторое время (года через полтора) я положил на свою

насыпь жерди, прислонив их к откосу горы, а сверху сделал настил из веток

и длинных широких листьев. Таким образом, мой дворик оказался под крышей,

и я мог не бояться дождей, которые, как я уже говорил, в определенное

время года беспощадно поливали мой остров.

Читатель уже знает, что все имущество я перенес в свою крепость -

сначала только в ограду, а затем и в пещеру, которую я вырыл в холме за

палаткой. Но я должен сознаться, что первое время мои вещи были свалены в

кучу, как попало, и загромождали весь двор. Я постоянно натыкался на них,

и мне буквально негде было повернуться. Чтобы уложить все как следует,

пришлось расширить пещеру.

После того как я заделал вход в ограду и, следовательно, мог считать

себя в безопасности от нападения хищных зверей, я принялся расширять и

удлинять мою пещеру. К счастью, гора состояла из рыхлого песчаника.

Прокопав землю вправо, сколько было нужно по моему расчету, я повернул еще

правее и вывел ход наружу, за ограду.

Этот сквозной подземный ход - черный ход моего жилища - не только

давал мне возможность свободно уходить со двора и возвращаться домой, но и

значительно увеличивал площадь моей кладовой.

Покончив с этой работой, я принялся мастерить себе мебель. Всего

нужнее были мне стол и стул: без стола и стула я не мог вполне

наслаждаться даже теми скромными удобствами, какие были доступны мне в

моем одиночестве, - не мог ни есть по-человечески, ни писать, ни читать.

И вот я стал столяром.

Ни разу в жизни до той поры я не брал в руки столярного инструмента,

и тем не менее благодаря природной сообразительности и упорству в труде я

мало-помалу приобрел такой опыт, что, будь у меня все необходимые

инструменты, мог бы сколотить любую мебель.

Но даже и без инструментов или почти без инструментов, с одним только

топором да рубанком, я сделал множество вещей, хотя, вероятно, никто еще

не делал их столь первобытным способом и не затрачивал при этом так много

труда. Только для того чтобы сделать доску, я должен был срубить дерево,

очистить ствол от ветвей и обтесывать с обеих сторон до тех пор, пока он

не превратится в какое-то подобие доски. Способ был неудобный и очень

невыгодный, так как из целого дерева выходила лишь одна доска. Но ничего

не поделаешь, приходилось терпеть. К тому же мое время и мой труд стоили

очень дешево, так не все ли равно, куда и на что они шли?

Итак, прежде всего я сделал себе стол и стул. Я употребил на это

короткие доски, взятые с корабля. Затем я натесал длинных досок своим

первобытным способом и приладил в моем погребе несколько полок, одну над

другой, фута по полтора шириной. Я сложил на них инструменты, гвозди,

обломки железа и прочую мелочь - словом, разложил все по местам, чтобы,

когда понадобится, я мог легко найти каждую вещь.

Кроме того, я вбил в стену моего погреба колышки и развесил на них

ружья, пистолеты и прочие вещи.

Кто увидел бы после этого мою пещеру, наверное принял бы ее за склад

всевозможных хозяйственных принадлежностей. И для меня было истинным

удовольствием заглядывать в этот склад - так много было там всякого добра,

в таком порядке были разложены и развешаны все вещи, и каждая мелочь была

у меня под рукой.

С этих-то пор я и начал вести свой дневник, записывая все, что я

сделал в течение дня. Первое время мне было не до записей: я был слишком

завален работой; к тому же меня удручали тогда такие мрачные мысли, что я

боялся, как бы они не отразились в моем дневнике.

Но теперь, когда мне наконец удалось совладать со своей тоской,

когда, перестав баюкать себя бесплодными мечтами и надеждами, я занялся

устройством своего жилья, привел в порядок свое домашнее хозяйство,

смастерил себе стол и стул, вообще устроился по возможности удобно и

уютно, я принялся за дневник. Привожу его здесь целиком, хотя большая

часть описанных в нем событий уже известна читателю из предыдущих глав.

Повторяю, я вел мой дневник аккуратно, пока у меня были чернила. Когда же

чернила вышли, дневник поневоле пришлось прекратить. Прежде всего я сделал

себе стол и стул.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Дата добавления: 2015-06-28